Паром причалил, и можно было выгружать автомобиль

Абдель с гордым и важным видом сел за руль. Сначала мы заехали к моим родителям. Мелисса торопилась поскорее увидеть бабушку и старшего брата, а я с Норой шла позади. Отсутствие воодушевления у нас не осталось незамеченным Абделем.

— Чувствуешь себя не в своей тарелке, не так ли? — Проницательности ему было не занимать. — Ты теперь в стране справедливости, в которой действуют истинные исламские законы. Ты должна внимательно следить за своим поведением и особенно манерой говорить. Подвешенный язык может привести к большим проблемам.

Мы с Норой медленно поднимались по лестнице, держась за руки. Я улыбалась, чтобы успокоить ее, а заодно и себя. Она улыбалась в ответ, но я знала — за этой улыбкой скрыта печаль. Увидев нас, мать взяла на себя труд одарить нас дежурной улыбкой. Я приветливо улыбнулась ей и поздоровалась со своим пятнадцатилетним сыном, красивым послушным юношей. Он уже достиг возраста, когда можно было складывать впечатление о человеке.

С гордостью показав свою комнату, он пригласил меня присесть. Что-то его волновало.

— Я принял решение, Самия, — решительно заявил он. — Я не пойду с тобой в ваш новый дом. Я хочу остаться с мамой Бардой.

— Слушай, Амир! Я твоя мать, а Барда — моя, то есть твоя бабушка, — в который раз уточнила я.

— Нет, Самия! Моя мать та, которая растила меня с рождения, а не та, которая просто носила меня в животе. Ты мать моих сестер, но я не испытываю к тебе никаких чувств.

Я поняла, что моему сыну промыли мозги. Он верил, что я оставила его на попечение бабушки с самого рождения, а теперь и слышать не хотел моих объяснений.

В его глазах я была дискредитирована, и он не верил ни единому моему слову. — Амир, я никогда не заставлю тебя делать что-то вопреки желанию. Просто знай: у тебя есть свой дом, в этом доме у тебя есть собственная комната, в которой ты всегда будешь чувствовать себя дома. Знай, что я тебя люблю не меньше, чем твоих сестер.

С сожалением я покинула его и вернулась в гостиную.

Мать поглядела на меня как инквизитор, но я не собиралась сводить с ней счеты. Я видела, как она поцеловала Амира, после того как он что-то шепнул ей на ухо. Она могла гордиться собой: мать оказалась хорошей воспитательницей, ее ученик правильно усвоил урок послушного сына. В его сердце не было для меня места. Для него я была одной из женщин, не более. Отныне нас связывала только его привязанность к сестрам.

Муж тем временем разговаривал со своим тестем в соседней комнате. Мне не терпелось увидеть дом, в котором я буду жить, хотелось отдохнуть с дороги. Вдруг Абдель позвал меня, сказав, что надо кое-что прояснить.

Должно быть, что-то важное, если мне позволили принять участие в беседе, что было исключением. Я ждала наихудшего. Отец выдержал паузу, пристально рассматривая меня, и продолжил:

— Самия, говорю тебе в присутствии твоего мужа, чтобы он слышал, чего именно я требую от тебя. Он должен будет следить, чтобы ты выполняла все требования. Забудь, как ты одевалась раньше. Я хочу, чтобы ты носила хиджаб начиная с сегодняшнего дня. Твои дочери не должны носить ни броской одежды, ни слишком коротких платьев. Их спины не должны быть голыми. Я хочу, чтобы ты воспитала их согласно нашим обычаям и в уважении к нашим религиозным традициям.

Если ты ослушаешься, наш закон позволяет мне и твоему мужу наказать тебя, и никто не станет за тебя заступаться. Вы не во Франции! Если не будешь знать, как поступить, мы рядом, чтобы направить тебя.

Я потеряла дар речи, а отец все говорил, говорил. Я стала узницей в замке без надежды на спасение. В этой стране — в моей стране — девушкам и женщинам не позволялось жить свободно. Абдель отвез нас в новый дом, который находился в зоне повышенного военного присутствия, рядом с кварталами, где свирепствовал терроризм. Дом, построенный в колониальном стиле, был потрясающим.

Комфортабельный дом класса люкс, но его стены кричали о том, что теперь я живу в золотой клетке. Я знала, что родственники были настроены против меня. С каждым днем я чувствовала, как ужесточается их отношение: они полагали, что я несознательно ищу дурное, прокладывая себе дорогу в ад. А моего мужа считали набожным человеком, который все делал для того, чтобы я избежала Страшного суда. Мои родные предоставили мужу все полномочия направлять меня на путь истинный, вне зависимости от того, чего я заслуживала и добивалась. Если же мужу не удастся заставить меня, мы отправимся в ад вдвоем. Я — потому что этого заслуживаю, он — потому что не смог помешать мне делать ошибки.

Для Абделя все способы были хороши, чтобы показать мне свою власть. Как-то он проснулся в четыре часа утра и, схватив меня за грудь, вышвырнул из постели. Моя вина заключалась в том, что я уснула, не выполнив супружеский долг. Несколько дней у меня болели бок и грудь.

Муж становился все суровее. Каждый вечер он возвращался домой пьяный. Насиловал и избивал меня. Когда в замочной скважине поворачивался ключ, мне казалось, что голодный волк возвращается в свое логово. Каждый день я просила Бога сделать так, чтобы мужа арестовал патруль или чтобы в него попала шальная пуля. Мое воображение рисовало, как приходят военные и сообщают, что муж убит. Мы ужасно его боялись. Я была на грани нервного срыва: ведь теперь страдали и мои дочери. Больше не удавалось скрывать от них отношение их отца ко мне. Они хотели помочь мне, отчего стали неспокойно спать. По нескольку раз за ночь девочки вставали с постели и прохаживались мимо моей спальни, делая вид, что идут в ванную комнату, расположенную рядом. Услышав звуки ударов или мой плач, они вмешивались, усмиряли отца, насколько это было в их силах.

Поиск по сайту: