Мы ехали по улице, и мне становилось все неуютнее

Грязь повсюду. Невыносимая жара. Вокруг все говорят по-арабски. Благочестивые мусульманки, мужчины, одетые в длинные рубахи, наводнявшие улицы дети. Малыши играли с мячом и юлой едва ли не на проезжей части, не обращая внимания на проносившиеся мимо автомобили. В запряженных ослами повозках перевозили овощи и фрукты. Камель, впервые увидев осла, испугался и заплакал. Чтобы успокоить брата, я погладила его по щеке и объяснила, что осел — животное очень спокойное, совсем как лошадь. Мы продвигались дальше, и декорации менялись: здесь улицы были более просторными, тенистыми и менее оживленными. Мы покинули центр Алжира[2] и двинулись к пригороду.

Наконец машина оказалась на маленькой улочке, на которой находился наш особняк. Он был большим и красивым. Никогда не видела ничего подобного. Только по телевизору. Вместе с братьями я побежала в сад, чтобы осмотреть все вокруг. Мы были взволнованы, наши щеки горели, а глаза излучали восторг. Выплеснув часть переполнявшей нас энергии, мы вошли в этот впечатляющий замок с белыми стенами и большими и светлыми комнатами.

Никогда раньше я не видела таких светлых помещений.

Братья разбежались по дому, горя желанием поскорее выбрать себе комнаты. Я остановила свой выбор на той, которая особенно понравилась мне своим убранством.

— Вот моя комната! — крикнула я так, чтобы услышали все.

— Нет, эта комната будет моей, — возразил мой брат Нассим. — Она очень большая. Здесь как раз поместится моя железная дорога.

— Нет, моя. Я первая увидела ее, — настаивала я.

В спор вмешалась мать.

— А ну хватит, — сказала она как отрезала, и, отстранив меня, взяла брата на руки. — Это будет твоя комната, мой сладкий. Тебе хватит места для твоего электрического поезда. Ты, Самия, займешь комнату дальше по коридору, рядом с комнатой твоего младшего брата Камеля. Если он начнет плакать, ты всегда сможешь быстро его успокоить.

Ложась спать, я думала о том, что мне досталась самая крошечная комнатушка в доме. Сначала я сердилась, но мысль о том, что у меня все равно нет ничего такого, что бы можно было размещать в комнате, даже моего медвежонка, успокоила меня. У меня были только воспоминания, но они не требовали места.

Лежать одной в кромешной тьме было страшно, и новый дом перестал мне нравиться. Я укрылась одеялом с головой и попыталась подумать о чем-то приятном.

Обняв вместо Лапули подушку, я мурлыкала песенку, которую когда-то пела вместе с Аминой.

Внезапный плач Камеля заставил меня вскочить с постели. Я пошла в комнату в конце темного коридора и, включив лампу, приласкала брата.

— Успокойся, малыш. Все хорошо, я с тобой.

Я обняла брата и стала напевать колыбельную, которую когда-то слышала от матери. Он успокаивался, но всякий раз, когда я собиралась подняться и уйти, снова начинал плакать. Не зная, что делать, я решила отнести брата к матери, но в темном коридоре малыш испугался еще больше и разревелся.

— Тише, Камель, тише. Мама услышит, — приговаривала я.

Поиск по сайту: