КАК ЭМИГРАНТЫ ЕХАЛИ “ДОМОЙ”

У разных участников исторических событий степень допуска к тайнам “сил неведомых”, степень информированности о том, что должно произойти дальше, была, естественно, различной. Ленин, например, еще 22 января 1917 года пессимистически говорил на собрании социалистической молодежи в Цюрихе: “Несомненно, эта грядущая революция может быть только пролетарской... Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв в этой грядущей революции”. Троцкий в конце декабря 1916 г., отплывая из Испании в США, заявлял: “Я последний раз бросаю взгляд на эту старую каналью Европу”. Но уже в феврале, когда в Америку пришли известия о беспорядках в Петрограде, он уверенно писал в “Новом мире”: “Мы свидетели начала второй российской революции. Будем надеяться, что многие из нас станут ее участниками”. То есть, уже знал, что это не просто беспорядки…

В Петрограде для большевиков переворот стал сперва полной неожиданностью. В столичной организации верховодил Шляпников, обеспечивая ее связь с центром финансирования в Стокгольме. Предыдущая волна забастовок угасала. И как раз в день начала революции, 23 февраля, Шляпников отдал команду сворачивать выступления, копить силы для будущих атак. И тут грянуло… Мгновенно сориентировались только меньшевики из социал-демократической фракции Думы, связанные с заговорщиками через Керенского: Чхеидзе, Церетели, Скобелев и др. Имея легальную крышу Думы, провели собрание, куда пригласили делегатов от разных полков, заводов. Впрочем, кто их выбирал в сумятице, делегатов? Подхватили подвернувшихся под руку солдат, рабочих и провозгласили создание Петроградского Совета. В своем лице.

А среди большевиков царил полный разброд. Одни считали нужным поддерживать Временное Правительство и Советы. Другие – только Советы, но не “министров-капиталистов”, третьи объявляли войну тем и другим. Но Временное правительство было настроено чрезвычайно лояльно ко всем революционерам. Объявило всеобщую политическую амнистию, из тюрем и ссылок потянулись свежие контингенты. Из крупных большевистских лидеров первыми в Питер прибыли Сталин и Каменев. Иосиф Виссарионович с 1912 г. находился в Туруханском крае. Успел послужить в армии – был призван в конце 1916 г., стал рядовым 15-го Красноярского запасного полка. Каменев был сослан в Сибирь по делу большевистской фракции Думы. На момент амнистии оба оказались в Красноярске, сразу смогли сесть на поезд.

В Питере они попытались сорганизовать партийные структуры, взять под контроль редакцию “Правды”, устроили в Таврическом “секретариат ЦК” – единственный стол, за которым сидела барышня для связи. Банды анархических солдат захватили особняк балерины Кшесинской – с ними сумели договориться, они признали себя “Военной организацией большевиков”. И особняк стал партийной штаб-квартирой. Но организация удавалась плохо. Редактор “Правды” Черномазов гнул собственную линию, других лидеров признавать не желал. Вокруг газеты стала складываться самостоятельная группировка. Прикатила из Сибири осужденная думская фракция большевиков – Бадаев, Муранов, Петровский, Самойлов, Шагов. Распропагандированная в свое время газетами, увенчанная ореолами “мучеников”. И вокруг нее возникла другая группировка. “Военная организация”, кутившая и тискавшая баб в особняке Кшесинской, знать не желала никаких “правд” и думцев… А между тем начали появляться и революционеры из-за границы.

Они возвращались в Россию по-разному. Коллонтай, например, явно получила соответствующие указания. Как только разгорелась буза в Питере, она вдруг срочно бросает довольно теплое место в США, хорошо оплачиваемую раброту, и мчится на родину. В Стокгольме участвует в совещании, которое проводит Парвус с ней, Ганецким, Воровским. И уже 18 марта Александра Михайловна прибывает в Петроград. О, это был, наверное, ее “звездный час”! В революционной мути и хаосе она чувствует себя как рыба в воде. “Прописывается” в особняке Кшесинской среди буйной солдатни, щеголяет в платьях и горжетках, награбленных у балерины. Отправляется она и в другой центр анархии – залитый офицерской кровью Кронштадт. Выступает на митингах, ее на руках носят. В полной мере использует не только ораторские, но и сексуальные таланты. Уж скольких солдатиков и матросиков она облагодетельствовала, трудно сказать. Но 45-летняя “валькирия” сумела влюбить в себя вожака “братишек”, Дыбенко. Который становится ее очередным фаворитом. Сплошной выигрыш! С одной стороны, Александра Михайловна заполучила в распоряжение молодого здорового бугая, какого у нее еще не было (разве сравнится с таким Плеханов или Джон Рид?) С другой – “Кронштадтскую республику” удалось прочно привязать к большевикам. Ошалевший Дыбенко готов был за свою пассию вести морячков в огонь и в воду.

Так же спешно, как Коллонтай, сорвался из США Ларин-Лурье. В Питере сформировал и возглавил организацию меньшевиков-интернационалистов, был введен в исполком Петроградского Совета, начал издавать журнал “Интернационал”. Но вообще, казалось, что Временное правительство с первых же дней своего существования принялось рубить сук на котором сидело. Оно не только выпустило ссыльных и заключенных своих будущих противников. Оно целенаправленно начало собирать их из эмиграции! В российские посольства и консульства за рубежом были направлены указания – обеспечить возвращение на родину всех политэмигрантов. Причем перевозку требовалось организовать за государственный счет, выделялись особые фонды. Доходило до курьезов. Сотрудник генконсульства в Нью-Йорке П.Руцкий писал, что задача оказалась чрезвычайно сложной. Посольства и консульства никогда не занимались учетом политэмигрантов. Пришлось организовать подобие своей “разведслужбы”, чтобы отделять настоящих “политических” от посторонних, желающих на холяву, за казенный счет, прокатиться в Россию.

В мемуарах Крупской и других революционеров встречаются утверждения, будто они после Февраля обдумывали и обсуждали, возможно ли будет теперь вернуться на родину? Это ложь. Возвращение инициировалось самим Временным правительством. Проблема была в другом. Швейцарию со всех сторон окружали воюющие государства. А контрразведки Франции и Италии хорошо знали, что большевики работают на противника. А ну как арестуют? Ехать же через Германию или Австрию – получалось слишком некрасиво. Многие эмигранты, даже из пораженцев, не решались столь откровенно себя скомпрометировать. Но агентура Парвуса подталкивала их воспользоваться именно этим путем. И Ленин не вытерпел, загорелся. Рассуждал, что было бы прекрасно попасть в Россию через Германию “как-нибудь контрабандой”. Данный вариант и стал отрабатываться. Переговоры с немцами вели Радек, швейцарские социалисты (и германские агенты) Платтен, Моор, в Швеции – Ганецкий, в Петрограде – Коллонтай [88]. И был согласован план “опломбированного вагона”. Точнее, этот термин позже запустили газетчики. Вагон никто не собирался пломбировать, но он должен был стать “экстерриториальным”. Не подвергаться таможенному и паспортному контролю, а пасажиры вагона на территории Германии не имели права выходить из него.

В США подобных сложностей не было. И, как вспоминали сотрудники российского генконсульства в Нью-Йорке, первым к ним заявился Троцкий, произведя впечатление “не совсем нормального человека”. С ходу принялся скандалить, качать права. Его принял генконсул Устинов, стал объяснять, что получены инструкции о репатриации эмигрантов и планируется отправлять их большими партиями. Троцкий в ответ обхамил его. Объявил, что он лидер здешних большевиков, поэтому для него требуются особые условия проезда. Не в куче со всеми, а в лучшей каюте, отдельно.

Но и у Льва Давидовича существовала серьезная проблема. Морские пути в Европу проходили через зоны британского и французского военного контроля. А после того, как его выслали из Франции, в контрразведках Антанты он был зарегистрирован как германский агент. Однако все решилось элементарно. В небывало короткий, просто рекордный срок, Лев Давидович получил вдруг гражданство США и американский паспорт! Да-да, будущий вождь революции ехал на родину американским гражданином! Это могло решиться только на самом высоком уровне, на уровне президента и его советника Хауса. Что и подтверждается свидетельствами американских политиков и дипломатов. Дженнингс К. Уайс писал: “Иторики никогда не должны забывать, что Вудро Вильсон обеспечил Льву Троцкому возможность въехать в Россию с американским паспортом” [139]. К паспорту прилагалась виза для въезда в Россию, а английское консульство очень любезно приняло американского гражданина Троцкого и без вопросов оформило ему британскую транзитную визу.

Хотя амбиции Льва Давидовича совершенно зашкаливали, выплескиваясь за рамки не только конспирации, а даже и просто разумного поведения. 26 марта Немецкая федерация социалистической партии США устроила митинг в честь проводов Троцкого и еще 180 революционеров. Лев Давидович закатил речь. Открыто провозгласил, что он “возвращается в Россию для свержения Временного правительства”. Кричал: “Вы, остающиеся здесь, должны работать плечом к плечу с русскими революционерами”. После этого Троцкий с несколькими товарищами сел на пароход “Кристианиафиорд”, который отчалил из Нью-Йорка.

Но затем случилась весьма темная и загадочная история. Первым канадским портом, куда зашел пароход, был Галифакс. Здесь Льва Давидовича с семьей и его спутников Никиту Мухина, Лейбу Фишелева, Константина Романченко, Гершона Мельничанского и Григория Чудновского британская морская контрразведка сняла с судна и арестовала. Участник их задержания, подполковник Дж.Маклин вспоминал: “ Эти агитаторы, бывшие столь смелыми и храбрыми стоя на причале и призывая толпу к мятежу против власти, на поверку оказались настоящими трусами… Троцкий не был исключением. Он присел, начал скулить и кричать об ужасном терроре. Когда он понял, что его не собираются убивать, он стал более уверен и начал яростно протестовать”. Протесты не помогли. При обыске нашли 10 тыс. долларов наличными – очень большая сумма, около 200 тыс. долл. нынешних. Жену и детей Троцкого оставили на свободе, а его самого и перечисленных спутников поместили в лагерь Амхерст, где содержали пленных немецких моряков и интернированных подданных Центральных Держав.

Что же произошло? На этот счет историки выдвигают несколько версий. Одна из них – Троцкий был агентом Вайсмана, а его арестовала другая служба, которая конкурировала с Вайсманом. Нет, не сходится. Потому что подставил Льва Давидовича… сам Вайсман. Он еще за 5 дней до отъезда Троцкого доложил начальству, что по информации “абсолютно надежного источника” этот человек будет работать в Росии на немцев, для чего и везет при себе крупную сумму [150]. На немецком митинге Льва Давидовича уже “пасли” контрразведчики. Записали на диктофон его речи, представив их британскому военно-морскому атташе. Который, в свою очередь, переслал записи начальнику морской контрразведки адмиралу Хэллу. Четверо офицеров спецслужб сели с Троцким на пароход, присматривая за ним в дороге, выявляя связи. Но любопытно, что присматривали не только они. На судне находился и некто Колпачников, агент “банды Рейли-Вайнштейна”. С Троцким он не общался, близко не подходил. Но имел возможность увидеть все, что произошло в Галифаксе.

И ближе к истине представляется другая версия. Арестом Троцкого британские спецслужбы “отмыли” сами себя. Маркировали Льва Давидовича не как своего, а как германского агента. Впрочем, действовал и другой очень важный фактор. В тот же самый день, 27 марта, когда пароход “Кристианиафиорд” отшвартовывался от причала Нью-Йорка, от перрона станции Берн отошел и застучал колесами “опломбированный вагон”, везущий Ленина, Крупскую, Зиновьева, Сафарова (Вольдина), Сокольникова, Абрамовича и т.д – всего 30 “спецпассажиров”. Если бы Ленин с Троцким прибыли в Россию одновременно, они никогда и ни за что не сумели бы объединиться! Оба привыкли быть лидерами в собственных группировках. Оба поносили друг друга бранью 14 лет – и стали не только политическими соперниками, но и персональными врагами.

Придержав Троцкого, западные державы давали фору Ленину. Чтобы он утвердился в России, успел занять прочные позиции. Тогда его конкуренту не оставалось другого выхода, кроме как присоединяться к ленинским струтурам. А первая, главная роль, на этот раз преднамеренно отводилась Владимиру Ильичу. Пропущенному через Германию! Это было именно то что нужно. Разрушить Россию, но всю вину свалить исключительно на немцев! Поэтому и сценарий с Троцким был построен таким образом, чтобы скрыть британо-американский след и выпятить германский. Тут и вам и прощальный митинг, организованный Лоре и немецкими социалистами, тут вам и арест англичанами. Причем сам Лев Давидович вряд ди догадывался о замыслах своих хозяев – ну разве мог бы он добровольно уступить первенство Ленину? Зато хозяева хорошо знали нрав подопечного. Знали, что он наверняка наболтает лишнего на митинге, даст пищу слежке на пароходе…

“Германский вариант” был разыгран, как по нотам. Немцы и сами были настолько заинтересованы в переброске в Россию ленинского “десанта”, что давали поезду “зеленую улицу”. Ради него ломались графики движения, задерживались воинские и санитарные эшелоны… Впоследствии генерал Людендорф писал: “Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность. Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения. Нужно было, чтобы Россия пала”. От германской и австрийской разведки большевиков сопровождали и освещали переезд Радек, Моор и Платтен. Но “экстерриториальность” вагона действовала не для всех. Крупская проговорилась, что “около Берлина в особое купе сели какие-то немецкие социал-демократы, никто из наших с ними не говорил” [86]. Попытка завуалировать правду выглядит, скажем так, наивно. Во-первых, спецвагон охраняли контразведка и полиция, просто “каких-то” в него не пустили бы. Во-вторых, Надежде Константиновне были прекрасно известны все заметные германские социал-демократы – а тут вдруг не узнала их, написала “какие-то”? А в третьих, если не переговорили, то для чего же была устроена встреча? А в том, что встреча была устроена специально, сомневаться не приходится. Ведь и “особое купе” оставили свободным для переговоров.

31 марта десант прибыл в Швецию, встреченный Ганецким, Парвусом и шведскими депутатами-социалистами. Провели ряд совещаний, организовав Загранбюро ЦК РСДРП в составе Воровского, Ганецкого, Радека и Семашко. Особое внимание уделялось вопросам финансирования. Впоследствии получило известность указание Германского Имперского банка № 7433 от 2.3.1917 г. представителям всех германских банков в Швеции: “Вы сим извещаетесь, что требования на денежные средства для пропаганды мира в России будут получаться через Финляндию. Требования будут исходить от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Каменева, Коллонтай, Сиверса и Меркалина, текущие счета которых открыты в соответствии с нашим приказом № 2754 в отделениях частных германских банков в Швеции, Норвегии и Швейцарии. Все требования должны быть снабжены подписями “Диршау” или “Волькенберг”. С любой из этих подписей требования вышеупомянутых лиц должны быть исполняемы без промедления”.

В дополнение к существующему каналу финансирования через “Ниа-банк” был создан запасной, более конспиративный – в Загранбюро под видом частных пожертвований деньги должен был переводить Карл Моор (агент немецкой разведки, работавший под кличкой “Байер”, поступающая от него информация считалась очень ценной, с ней знакомился сам канцлер) [88]. А пока в Швеции решались эти дела, в России уже полным ходом началась “раскрутка” Ленина. Самая натуральная. Ведь в 1905 – 1907 гг он ничем себя не зарекомендовал, вся его деятельность протекала в эмиграции, в своем отечестве его знал только узкий круг профессиональных революционеров. Даже и внутри партии его лидерство было далеко не бесспорным. Так, с началом революции он послал в “Правду” пять “Писем издалека” – редакция опубликовала из них только одно. Остальные сочла не заслуживающими печати.

Однако так же, как в 1905 г. “силы неведомые” целенаправленно проталкивали к руководству Троцкого, так в 1917 г. занялись Лениным. Появились вдруг статьи и листовки, оповещавшие: едет “вождь революции”. Что возмутило многих социал-демократов, в том числе большевиков. Но подхватила зарубежная пресса: “Ленин – вождь…” А его прибытие в Питер было отрежиссировано вообще безупречно. Событие подогнали к 3 (16) апреля, на Пасху, когда улицы были полны людей, возвращавшихся от всенощной. От Петросовета пришли встречать Чхеидзе и Скобелев. Выстроили почетный караул. Музыка военного оркестра. Прожектора. Броневики. Шествие от вокзала к дому Кшесинской. Речи с броневика, с балкона…

И все же, несмотря на такую рекламу, Ленин еще не был однозначным “вождем”. Его еще не воспринимала в таком качестве сама партия! Когда он огласил свои “Апрельские тезисы” – программу борьбы с Временным правительством и передачи власти Советам, ЦК большевиков их отверг. А “Правда” напечатала тезисы с трехдневным опозданием и пометкой, что это “личное мнение товарища Ульянова”, не разделяемое бюро ЦК. Но… рядом с Владимиром Ильичом откуда ни возьмись возникает такая фигура как Яков Свердлов. Прежде ничем не примечательная, только что вынырнувшая из глубин сибирской ссылки. Они с Лениным почти не были знакомы, виделись один раз мельком. Теперь же Свердлов удивительным образом дополняет Владимира Ильича, неожиданно становится его “правой рукой” И оказывается настоящим гением организации.

На Апрельской конференции РСДРП (б) хитроумными кулуарными интригами, обыгрыванием чисто технических вопросов, умелой обработкой делегатов он обеспечивает Ленину убедительную победу. Принимаются ленинские резолюции, переизбирается ЦК – и за бортом остаются те, кто составлял оппозицию Владимиру Ильичу. При этом сам Свердлов попадает в новый ЦК и возглавляет Секретариат ЦК. Он же реорганизует Секретариат. В его ведение передаются подбор и расстановка кадров, финансы [140]… И вот этот факт сразу заставляет призадуматься. Финансирование было строжайшей тайной, к которой имели доступ даже не все члены ЦК, а лишь узкий круг посвященных: А Свердлова, едва он появился в ленинском окружении, с ходу допускают к “святая святых”. Уже из одного этого видно, что человек, чей братец обретался под одной крышей с клубом американских банкиров и дружил с британскими разведчиками, очутился рядом с Лениным не случайно. И победа на Апрельской конференции была достигнута не только организационными талантами Якова Михайловича – сработали закулисные силы, продвинувшие нужную фигуру в нужное место и помогшие выиграть внутрипартийную борьбу.

Ну а конкурент Ленина, Троцкий, все еще “отдыхал” в лагере. Правда, с самого начала было понятно, что с его заключением не все чисто. Канадцы с пленными и интернированными не церемонились, гоняли на тяжелые работы. Лев Давидович и его спутники были почему-то избавлены от этого, жили в лучших условиях. Но, конечно, Троцкий все равно не мог смириться с арестом. Слал телеграммы российскому послу, Временному правительству. Нет, его “не слышали”. Новая власть России спорить с англичанами не собиралась, да еще и из-за какого-то революционера. Арестовали – значит так и надо. Все послания Льва Давидовича оставались без ответа. Он психовал, злился. Грубил коменданту лагеря, демонстративно не выполнял распоряжений. Охранники, не привыкшие к такому поведению заключенных, даже пуганули его – в ответ на очередную выходку пальнули в воздух, делая вид, будто хотят пристрелить.

Впрочем, заключение принесло Троцкому и пользу. Ведь и о нем в России успели забыть. Кто ж там помнил “заслуги” 1905 года? А теперь “Правда” и другие социал-демократические газеты взялись протестовать против произвола англичан, выражать сочувствие Льву Давидовичу – тем самым и он получил хорошую рекламу. А как только положение Ленина в России утвердилось, исчезли препятствия к возвращению на родину Троцкого. И в игру был введен еще один агент сети Рейли – адвокат Алейников. Он как бы от своего имени обратился с ходатайством к канадскому министру почт и телеграфа Култеру, прося его принять участие в судьбах арестованных и гарантируя их благонадежность. Казалось бы, какое дело министру почт и телеграфа до людей, взятых по подозрению в шпионаже? Его ли это ведомство? Однако он почему-то занялся проблемой. Направил запрос в США. И Госдепартамент немедленно вступился за своего гражданина Троцкого. Обратился в посольство Англии в Вашингтоне…

Канадские власти и контрразведчики были просто в шоке, когда им поступило распоряжение: арестованных “русских” освободить и обеспечить им дальнейший путь со всеми удобствами. Удивлены были даже и американские спецслужбы! Посылали своих представителей в Канаду, проверить – что произошло? Но приказ прошел на самом высоком уровне и был однозначным. Троцкого и его коллег выпустили из лагеря и с нижайшими извинениями усадили на ближайшее судно… Дальше Лев Давидович ехал триумфатором. Кстати, первый, с кем он связался, достигнув Европы, были не товарищи по партии, а Абрам Животовский. Из Христиании (Осло) он дал дядюшке телеграмму: “После месячного плена у англичан приезжаю в Петроград с семьей 18 мая”.

Амбиции снова распирали Троцкого, он ничуть не скрывал того, что собирается натворить. Уже в Канаде, выйдя на свободу и получив назад деньги, он пытался вербовать местных рабочих ехать в Россию делать революцию. В Скандинавии было то же самое. В Стокгольм на встречу с ним прибыла делегация английских социалистов, он и их звал. Да еще как звал! Очевидцы вспоминали, что он открытым текстом соблазнял иностранцев – дескать, русские богатства будут вашими, самые красивые русские девственницы будут вашими! Хотя, пожалуй, достиг обратного эффекта. В Канаде и скандинавских странах господствовала строгая пуританская мораль, подобные призывы отталкивали слушателей, канадские газеты писали об этих высказываниях Льва Давидовича с возмущением и отвращением.

Такая активность не могла не остаться незамеченной союзными разведками и дипломатами. После того, как Троцкий со спутниками миновали Стокгольм, американская дипломатическая миссия в Швеции сообщала в Госдепартамент, что русское, английское и французское паспортные бюро озабочены, “проездом подозрительных лиц с американскими паспортами” [139]. Но нет, покровители Троцкого были слишком могущественными. И это ощущалось на каждом шагу. В поезде у него, как и у Ленина, были контакты с “какими-то социал-демократами” – в одном купе с ним, как выяснилось, ехал с визитом в Россию бельгийский министр, банкир-социалист Вандервельде. Случайность? Не смешите. Если бы миллиардер Вандервельде не пожелал этой “случайности”, он мог не только купе, а персональный поезд заказать. Вот и попробуй задержать или досмотреть багаж человека, если у него в кармане паспорт гражданина США, и он путешествует в компании со столь высокопоставленным лицом.

В Петрограде Льву Давидовичу организовали торжественную встречу – не менее пышную, чем Ленину. И устраивается он отнюдь не “по-пролетарски”. Поселяется в роскошной огромной квартире директора заводов Нобеля, Серебровского. И, в отличие от Кшесинской, эта квартира вовсе не была захвачена силой, хозяин сам уступил ее. Что не очень удивительно. Еще в 1905 г. Серебровский работал в тесном контакте с эмиссаром “сил неведомых” Рутенбергом, помогал Гапону сагитировать путиловцев идти “к царю”. В Первую мировую был деловым партнером Животовского… И о своих детишках Троцкий позаботился, нельзя же им из-за переездов в учебе отставать. Он их устраивает в респектабельное Коммерческое училище, где обучались сыновья весьма высокопоставленных деятелей, в частности, Керенского.

А за одними эмигрантами ехали в Россию все новые и новые. Из Швейцарии через Германию прибыл второй “опломбированный” десант, гораздо более многочисленный, 250 революционеров во главе с Мартовым. Но еще больше прибывало из США. Основная часть следовала не тем путем, которым воспользовался Троцкий, а отплывала из портов Тихоокеанского побережья во Владивосток. Ехали целыми пароходами, тысячами! Откуда же их столько взялось? Так ведь Шифф и Феликс Варбург были главными покровителями “благотворительных” эмигрантских организаций. Эти организации вели учет, размещали, устраивали на работу приезжих из других стран. И по сути были сформированы кадры “интернационалистов”, находящихся “в запасе”. Теперь, походило на то, что их из “запаса” призвали, провели мобилизацию…

Внутри России кипела организационная работа по сколачиванию из разнородных компонентов дееспособных структур. Свердлов фактически сформировал для Ленина новую партию – уже не сборище эмигрантов-теоретиков, а боевую организацию. А Троцкому “опоздание” с выходом на политическую арену помогли компенсировать. Ларин уже успел создать группу меньшевиков-интернационалистов – они поступают в распоряжение Льва Давидовича. Тут как тут оказываются и другие его старые соратники: Луначарский, Володарский, Урицкий, Иоффе, Мануильский, Рязанов. Александра Коллонтай, вроде бы, юыла большевичкой. Но и Троцкому помогает, через нее он получает доступ в Кронштадт, в полной мере проявляя там свои ораторские способности.

Хорошие знакомые находятся и в Петроградском Совете – тот же Ларин, Козловский, Церетели, Скобелев. И поступает предложение: Троцкого, как, заместителя председателя Петросовета в прошлую революцию, кооптировать в этот орган. Кстати, Хрусталев-Носарь, председатель первого Петросовета, тоже тыкался, пробовал напомнить о себе, но его отшили, чтоб под ногами не путался… Реальным же костяком организации Троцкого стали хлынувшие из-за рубежа “интернационалисты”. А формально его группировка оформилась на Межрайонном совещании райсоветов Петрограда, фабзавкомов, профсоюзов, землячеств, женских и молодежных рабочих организаций, откуда и получила название “межрайонцы”. Организатором и распорядителем этого совещания был… все тот же Свердлов. Для Ленина потрудился, и для Льва Давидовича тоже. Ну а что ж, ведь заказчики были одни и те же.

Поиск по сайту: