|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Ходорковский и Невзлин, как и вся страна, узнали о перевороте по телевизору. Послушали «Лебединое озеро», сели в машину и поехали с дачи в городИнна Ходорковская: В августе 1991‑го было обычное лето, но в воздухе что‑то витало. Муж приходил уставший и дерганый. Я не лезла с расспросами не только потому, что меня это не интересовало, но и по загруженности с ребенком. Я к вечеру тоже уставала. Он мне периодически рассказывал, что будет войнушка и он там принимает активное участие. Оставил мне ружье и пытался втолковать, что это не очень игра и надо его услышать. Когда пришел день «Х», мне стало правда страшно – телевизор давал по всем программам классически‑симфонические зарисовки. Это ничего хорошего не предвещало. Я была отрезана от цивилизации, совсем отрезана (я тогда еще не водила машину сама), из соседнего дома пришла информация, что по Минке идут танки. Все шло к войне, и это была не игра, как и обещал Миша. Тогда не было мобильных, и что там с ним – я совсем не знала. Знала лишь то, что он сел на «девятку» своего приятеля и они все поехали к Белому дому. Прошло много времени, а он не давал о себе знать. Мой мир претерпевал изменения на глазах. Все мысли были сосредоточены на том, сколько леса вокруг и чем он заканчивается. А еще я думала о колодцах (в лесу они были), где можно нам со Стасей спрятаться. Мысли блуждали в поисках временного укрытия. Муж всегда оставлял меня с моими детскими страхами или страхами из прошлой жизни. Возможно, он не считал, что надо быть моим психологом, да и я особо не открывала своих страшилок. Он привык выстраивать схемы движения сам и всегда предоставлял мне самой справляться. Была ли помощь с его стороны? Могу сказать, что он был всегда рядом, на подхвате. И сейчас, по умолчанию, надо было выжить. Если чего бы и произошло, думаю, что о чем бы я вспомнила в последнюю очередь, так это о ружье. Когда он вернулся, наши адреналины отличались как плюс и минус, но зашкаливали определенно. В нем все горело от эмоций, глаза горели. Воин, одним словом. Мне же хотелось его сильно наказать, как загулявшего ребенка, который заигрался и не предупредил, что задерживается. Он не знал, что я пережила, 100 раз погибла и 200 раз потеряла своего ребенка в лабиринтах мысленных событий. Привез с собой кучу фотографий (как трофей), снятых им из окон Белого дома. Что он пережил, помнят его глаза. Я только могла настроиться и чуть представить по картинкам, которые запечатлели события тех смутных дней. МБХ: А после победы я пристроил к себе на работу «бывших» с «той» стороны. И Бакланова (секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам. – НГ), и Разумовского (заведующий отделами ЦК КПСС. – НГ), и других. Я их не знал раньше и ничем не был им обязан, скорее наоборот, но они – интересные люди с большим опытом. Да и не мог я им не сопереживать. Они же по‑своему хотели добра стране. Не было ненависти, только сострадание. А Ельцин был в курсе, морщился, когда ему «капали», но никогда слова мне не сказал. Настоящий он человек, с русской душой. Невзлин говорит, что из них двоих Михаил – специалист по решениям, а он специалист по сомнениям. И в тот августовский день решение принял Ходорковский. Он решил: едем в Белый дом, посмотрим, что там происходит. Леонид Невзлин: И когда мы увидели, что ельцинская команда мобилизуется на борьбу, то мы выбрали эту команду. Потому что та команда, ГКЧП, конечно, при всем прочем жалко выглядела и в отличие от Ельцина не создавала ощущения надежности и силы. Ельцин мог сохранить страну. Я, конечно, не предполагал тогда Беловежской Пущи. Но думаю, что все равно мы были бы с этой командой, и морально казалось, что с ними мы за страну и за себя. Это были важные дни, такие истории сближают. Мы были внутри, когда предполагался штурм. На случай, если придется защищать Ельцина. Мы были готовы брать оружие и защищать это правительство. Отсюда и хорошие отношения с Валентином Иваненко – шефом КГБ РСФСР, которое тогда уже называлось АФБ. Это все потом сыграло свою роль – и работа с Силаевым, и август 1991‑го, добавляло к нам доверия, когда спустя несколько лет мы пришли договариваться в ЮКОС с Муравленко. А Иваненко стал его замом после ухода из АФБ. Но тут надо знать Ходорковского. В отличие от многих других людей, включая меня, которые видят, делая выбор, последующие два‑три шага, Ходорковский видит до стратегической перспективы, может понять заранее, к какому результату может привести то или иное решение. И он не изменился. Страшно хладнокровно просчитывает. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.003 сек.) |