Это был царь, и как к царю я к нему всегда и относился

Пожалуй, самый длинный наш разговор был по поводу председателя Центробанка, в 1992 году, когда он пообещал вернуть Геращенко. Я ему рассказал о проблемах, убеждал несколько часов, что это необходимо сделать. Были и другие разговоры, в том числе очень тяжелые. И про выборы, и про взаимоотношения с американцами. Не буду пересказывать. Точно не смогу, многое уже наслоилось, а врать не хочу. Но всегда это были разговоры по форме не с «хозяином», а со старшим товарищем, которому можно прямо высказать свою точку зрения, даже настаивать на ней, отдавая себе отчет, что у тебя меньше опыта, меньше информации, а ответственность нести «во‑первых» – ему. Но никогда у разговоров не было «печальных последствий». Даже когда БЕН был не согласен. Коржаков грозил тюрьмой один раз, в 1996 году – это было. И грозил серьезно, как раз за разговор с БЕНом.

Речь шла о выборах 1996 года. Александр Коржаков и силовики настаивали на запрете КПРФ. Мы были против их отмены и против запрета КПРФ. Считали, что победить можно и без крайностей. Позиция «силовиков» была очевидно иной. Это – профессиональное для силовиков: боязнь свободных выборов.

С Путиным, как и с Ельциным, мне тоже доводилось неоднократно встречаться и «один на один», и в рамках более широких совещаний.

Ельцин предпочитал присутствие помощника, который неформально вел протокол и записывал поручения. Путин, как я понимаю, полагался больше на память, а может быть, на технику.

Ельцин для меня лично был старшим товарищем, которого обычно не особо интересовали наши дела, но который как‑то всегда успевал почувствовать, если проблема становилась острой, и вмешаться. Он был лидером изменений, человеком с очень гибким мышлением.

Путин в моем представлении скорее чиновник с цепкой памятью, умеющий расположить человека, выслушать. Но, в отличие от Ельцина, у Путина в голове своя жесткая схема видения мира. Если твои мысли в нее «ложатся» – прекрасно. Если нет – никакие доводы не изменят его внутренней позиции. Он будет просто играть. С учетом весьма специфического жизненного опыта и того, что моложе мы все не становимся, Путин – идеальная фигура лидера застоя.

Коренным и радикальным отличием было понимание перемен Ельциным, в отличие от Путина, но главное – это способность Бориса Николаевича признать собственные ошибки.

Имели ли эти встречи практический смысл?

Иногда действительно нужно было решить какой‑то вопрос «президентского» уровня или поставить его (если речь шла об общей встрече).

Главное же – «отчитаться о работе», чтобы у главы государства не возникло ощущения «закрытой зоны», услышать претензии «из первых рук», чтобы потом знать, на какие требования чиновников реагировать, а какие рассматривать как «отсебятину».

Поиск по сайту: