|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Комсомольский стартап
Ходорковский поступил в 1980 году в химико‑технологический институт им. Менделеева и закончил его в 1986‑м с отличием. Будучи студентом, женился на однокурснице. Довольно рано, на третьем курсе. Марина Ходорковская не застала начало романа с будущей женой сына Леной. Она пролежала год в больнице, как раз в это время все и начиналось. Правда, Михаил с Леной заезжали к ней в больницу. Она вспоминает, что соседка по палате, простая русская женщина, наблюдала за молодыми, а когда они ушли, покачала головой: «Не будут они вместе». Брак продлился недолго, три года. После расставания Михаил ушел и жил на съемных квартирах. «Зато появился Пашка», – улыбается Марина. Павел родился летом 1985 года, когда Михаилу Ходорковскому было 22 года. Когда внук собрался жениться, примерно в столь же раннем возрасте, бабушка его отговаривала: «Вот отец рано женился и видишь, что получилось». Паша убеждал ее же аргументом: «Зато у тебя родился внук». Свадьбу внука, кстати, отпраздновали во Франции, в Анжере. Франция оказалась удобной географической серединой между Россией, откуда приехали родные, и Америкой, где теперь живут Паша с женой и недавно родившейся внучкой Михаила Ходорковского – Дианой. Павел Ходорковский: Когда я подрос и начал понимать, что произошло в семье, пытался вспомнить, с какого момента я помню отца. Самое яркое детское воспоминание… Мне, наверное, было года четыре или чуть больше, это был год 1989‑й, как мне кажется. Я помню: я уже почти сплю, около 10 часов… И папа вечером зашел. Он заходил довольно часто и после того, как родители развелись. Я уже почти сквозь сон слышу, что папа пришел. Он берет меня на руки, и я помню вот это полусонное, но очень приятное состояние полета, знаете, когда тебя подкидывают. Потом закрутил и положил обратно в кровать. Вот это, наверное, мое первое воспоминание о нем. Тему развода мы в семье почти не обсуждаем. Теперь я понимаю, что мама сознательно сделала так, чтобы я их расставания не заметил, не запомнил. Вырос я с ощущением, что все в порядке. Просто папа много работает, и если даже я его не часто вижу, то потому, что он много работает, а не по какой‑то иной причине. У меня с ним очень хорошие отношения. Мои сознательные воспоминания начинаются лет с 10–12. Когда у отца уже было в подчинении довольно много людей. То есть я его хорошо помню уже с периода, когда у него был крупный банк и уже начинался ЮКОС. И вот с тех пор, как я себя по‑настоящему помню, и до 2003 года, когда его арестовали, он, как мне кажется, не очень изменился. Все, кто знает Ходорковского, уверены, что он сделал бы отличную карьеру и в «совке». Во всяком случае его комсомольский стартап был довольно убедительным: он возглавил сначала факультетский комитет комсомола, потом стал заместителем секретаря институтского комитета ВЛКСМ. Оставаясь на комсомольской работе, вступил в партию. Похоже, в этом была и прагматика – он автоматически попадал в номенклатуру, в число избранных, возникали так называемые партийные связи, которые в СССР были важнее денег. Но была и романтика, как мне показалось, непритворная. МБХ: Я как секретарь факультетского комитета отказывался исключать из комсомола отчисляемых из института, так как был убежден: не всякий комсомолец может быть способен к учебе. А вот обратное на оборонном факультете казалось мне абсолютно справедливым. Ведь мы должны при необходимости отдать жизнь за Родину даже в мирное время, а как это можно потребовать с некомсомольца или некоммуниста? Не шучу, не утрирую. Ровно так и думал. Если бы судьба свела меня с Ходорковским в те годы, то, скорее всего, постаралась бы держаться от него подальше, как и от любого иного комсомольского активиста. Они всегда вызывали у меня удивление и недоверие. Мне казалось, что люди, которые выбирают «партийную стезю», – просто карьеристы. Кстати, в присущей мне гуманитарной сфере довольно часто так и бывало. Мне хотелось от них защититься, чтобы они не лезли в мою жизнь со своими правилами, дисциплиной и прочей партийной демагогией. Когда я говорила на эту тему с отцом, который был членом компартии, он улыбался и лишь советовал не кричать об этом на каждом углу и не обсуждать эту тему по телефону. МБХ: Комсомол тогда в МХТИ был другим, чем в гуманитарных вузах. Совсем другим. Никто от нас «идеологической правоверности» не требовал. У нас историю КПСС вела замечательная старая еврейка, которая потом уехала в Израиль. И никакого скандала не было. В нас воспитывали иное: патриотизм, готовность работать для защиты своей страны. Военной защиты, если нападут. И ведь получилось! Конечно, нас тоже обманывали. Нападать‑то на нас никто не собирался. Наши проблемы были не из‑за «происков врагов», а из‑за собственной дурости, бесхозяйственности, неумения работать, обусловленного дурацкой политико‑экономической ситуацией. Но до этого надо было «дойти». Я – «дошел». Постепенно. К 1993–1994 годам, возможно. Этого его комсомольского прошлого Ходорковскому «в народе» не прощают до сих пор. Ему ставят в вину комсомольское прошлое и капиталистическое будущее одновременно. То есть или комсомолец, или капиталист. Но как раз с молодежного бизнеса во многом и начался капитализм в России. Леонид Невзлин: Передо мной сидел человек, который мог состояться по комсомольско‑партийно‑административной линии, который уже был секретарем комсомола огромного, по‑моему, шеститысячного института – Менделеевки – и который имел до этого некий выбор, куда идти. Он хотел стать директором научно‑производственного объединения, чтобы был свой завод, свой научно‑исследовательский институт и чтобы он там был полноценным хозяином. Вот это была его советская мечта. Это была его мечта на момент моего прихода в Центр научно‑технического творчества молодежи, и он двигал организацию в этом направлении. И мне было это интересно, потому что он знал и умел то, чего не знал и не умел я, он был вкручен в ту систему. Он мог прийти, там, к председателю райисполкома, первому секретарю райкома, второму, третьему – без вопросов, он их всех знал, он мог войти в Моссовет и пройти там по комсомольской или партийной линии к кому угодно. Он был для меня небожителем в той системе координат, советской тогда еще. Поэтому я каким‑то образом поверил в него. В нем чувствовалась такая зажатая пружина, потенциал на развитие. И это подтвердилось очень быстро. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.) |