Слово «аукцион» весьма условно можно применить к тому, что происходило в ноябре – декабре 1995 года

Как говорит Сергей Алексашенко, «главной задачей для олигархов было не допустить конкуренции между собой, именно этого они боялись больше всего, а не иностранцев. Не случайно покупка блокпакета Связьинвеста, когда Гусинский неожиданно столкнулся с конкуренцией со стороны Потанина (1997 год. – НГ), вывела оценку компании на весьма впечатляющий уровень».

МЕНАТЕП как раз в последний момент перед аукционом по ЮКОСу столкнулся с конкурентной группой – консорциумом банков «Российский кредит», Инкомбанк и Альфа‑Банк. Поэтому задаток и вырос до $300 млн с лишним, чтобы обезопасить себя от конкурентов. У конкурентов не нашлось такой суммы, но у них были ГКО на эту сумму. Альфред Кох считает, что менатеповцы пролоббировали в Центробанке запрет на внесение залога ценными бумагами. Он также считает, что заход МЕНАТЕПа в ЮКОС поддерживал премьер Черномырдин, у которого были добрые отношения с Муравленко и его компанией. Кагаловский уверяет меня, что до последнего момента у группы Ходорковского не было 100‑процентной уверенности, что ЮКОС достанется им. Конкурс был назначен на 8 декабря 1995 года.

Из показаний Платона Лебедева в Хамовническом суде по второму уголовному делу против Ходорковского и Лебедева: Мы (Банк МЕНАТЕП) связали в конце 1995 года денежный рынок таким образом, что свободных денежных средств на денежном рынке практически не было. Мы выбрали все кредитные линии как у западных контрагентов, которые держали риски на РФ, так и у российского банковского сектора, в том числе для покупки государственных казначейских облигаций. Поясню почему. По нашим расчетам, у наших конкурентов было на тот момент мало денег, но было много ГКО. Таким образом, прогнозировалось, что наши конкуренты, чтобы внести залог в сумме $350 млн, будут вынуждены продавать ГКО на рынке. Оно так и получилось. В ноябре 1995 года я встречался с руководителем Инкомбанка господином Виноградовым, который посетовал на проблемы консорциума, попросил меня о встрече и попросил у меня, у банка МЕНАТЕП, деньги, им нужно было порядка $250 млн. Естественно, я им пообещал. После 25 декабря 1995 года или в январе 1996‑го. Ну разве я мог отказать? Ради бога. Но после 25 декабря.

Таким образом, в ноябре 1995‑го мы были если не на 100 %, то на 90 % уверены в том, что реальных конкурентов у нас не будет. Что же произошло дальше? Наши конкуренты, так и не набрав нужного количества денежных средств, попытались свою заявку подкрепить небольшим количеством денег и большим пакетом ГКО, но Минфин отказал консорциуму, поскольку условия проведения инвестиционного конкурса и залогового аукциона предусматривали залог в деньгах – $350 млн.

8 декабря, когда ЮКОС был де‑факто приобретен банком МЕНАТЕП, я встречался еще раз с господином Виноградовым. Почему? Они обещали «в знак протеста» взорвать рынок государственных ценных бумаг и выбросить на рынок весь тот пакет, который министерство финансов у них в качестве обеспечения не приняло. Я им сказал, что я с удовольствием весь этот пакет куплю – кредитных ресурсов у банка МЕНАТЕП более чем достаточно. Но в тот же день я ему объяснил, почему у них нет юридических шансов оспорить данную процедуру.

8 декабря 1995 года состоялся инвестиционный конкурс и одновременно залоговый аукцион, на которых были выставлены, соответственно, 33 % и 45 % акций ЮКОСа. Победителем стало закрытое акционерное общество «Лагуна», и ни для кого не было секретом, что это фактически банк МЕНАТЕП. Через год, когда государство, как и следовало ожидать, не стало погашать заем, пакет в 45 %, находившихся в залоге у МЕНАТЕПа, был выкуплен ЗАО «Монблан», которое, как и «Лагуна», было аффилировано с компаниями, совместно контролируемыми акционерами группы МЕНАТЕП. Когда девять лет спустя, уже после посадки Ходорковского, «Юганскнефтегаз» купит никому не ведомая «Байкалфинансгрупп» (БФГ), зарегистрированная в тверской рюмочной с уставным капиталом 10 000 рублей, один мой знакомый вспомнит о «Лагуне» и «Монблане» – типа использовали их же схему. Но, как верно заметил в разговоре со мной Сергей Алексашенко, «покупка активов на специальную компанию – нормальная практика в современном мире. Она позволяет избежать предъявления каких‑либо претензий к головной компании холдинга и развести банк и промышленные активы. Разница с БФГ состоит в том, что МЕНАТЕП никогда не скрывал, что “Лагуна” представляет его интересы, а вот кого представлял БФГ – не знал никто». Впрочем, кроме Владимира Путина, проявившего неожиданно чудеса осведомленности и публично заявившего, что это известные ему люди, давно работающие в сфере энергетики.

Кстати, два слова о том аукционе, на котором никому не известные ребята непонятно на чьи деньги купили за $9,3 млрд 76,79 % акций компании Ходорковского. Он случился в декабре 2004 года, почти через 10 лет после залоговых аукционов, за которые не устают корить, и не без основания, российских реформаторов. Единственным «конкурентом» БФГ была «Газпромнефть», зарегистрированная в сентябре того же года и не сделавшая на так называемом аукционе ни одной ставки. При этом Dresdner Kleinwort Wasserstein и JP Morgan оценивали на тот момент ЮНГ между $18 млрд и $25 млрд. Ничего не напоминает? Мне напоминает. Но иностранные бизнесмены, которые не устают возмущаться залоговыми аукционами эпохи Ельцина, вот этот откровенный фарс эпохи Путина и, мне очевидно, – под прикрытием Путина, вспоминают гораздо реже, если не сказать никогда. Понятно: ничего личного, просто бизнес.

Контрольный пакет ЮКОСа перешел в частные руки в два этапа в 1995–1996 годах. В консорциум с МЕНАТЕПом вошел банк «Столичный» Смоленского. Смоленский утверждает, что денег он не давал, консорциум создавался просто для выполнения формальностей – нужна была банковская гарантия по взятым обязательствам, таковы были правила аукциона. Смоленский выступил, по сути, в роли гаранта. Довольно часто можно услышать упрек в адрес МЕНАТЕПа и других банков, что они якобы оплатили сделку взятыми в долг госденьгами, которые были размещены на их счетах. Смоленский сказал мне, что Андрей Вавилов предоставлял МЕНАТЕПу значительные депозиты минфиновскими деньгами, которыми банк мог воспользоваться с возвратом под проценты. Михаил Ходорковский эти упреки отвергает. Владимир Дубов называет их «бредом».

Александр Смоленский в интервью журналу «Деньги» сказал, что «залоговые аукционы не могли принести серьезной прибыли (государству – НГ), потому что там все активы были куплены за бюджетные деньги. От чего там прибыль? Я получил депозит, купил на него завод, раскрутился – отдал. Вы считаете, что у банков в те годы были такие деньги, чтобы купить нефтепромыслы или крупное предприятие? Они их получили в собственность. Там была политическая задача. Все нормально договаривались».

Леонид Невзлин: Понятно откуда появилась такая версия, что расплатились бюджетными деньгами. Я не занимался этим вопросом, но могу предположить. МЕНАТЕП был достаточно респектабельным банком. И у него было много госклиентов, и бюджетные средства на счетах в том числе. Теоретически банк мог брать кредиты у государства, теоретически могли использовать их средства, если знали, чем они будут покрыты. Банк же волен делать бизнес с деньгами клиентов. Отсюда и эти разговоры. На аукционах заплатили огромные деньги по тем временам. Это надо говорить честно: многие, возможно, и хотели бы участвовать в аукционах, но поскольку заимствований из‑за рубежа тогда еще практически не было, то за спиной должен был быть сильный банк. Такой, как МЕНАТЕП, как Инком, как «Российский кредит», ОНЭКСИМ. Те, у кого были средства крупных клиентов, государственные средства. Я в этом не вижу ничего странного. И таких банков было очень немного. И для них это были все равно огромные деньги. Знаешь, я тебе скажу. Неоднократно в бизнес‑жизни Миша ставил на кон все, чтобы сделать следующий шаг. Я думаю, это один из тех случаев, когда на кон было поставлено если не все, то очень многое. Риски! Наши люди ездили, просили в долг за рубежом, в стране. Колоссальные деньги, конечно…

Поиск по сайту: