АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Ходорковский явно работал на опережение. Он приехал поговорить с теми, кто мог помочь компании разобраться с перспективами работы на этих отдаленных территориях

Читайте также:
  1. A. Минимальный запас для одной ТТ на один день работы - не менее 50 бутылок
  2. A. Учебно-методическое обеспечение самостоятельной работы студентов
  3. I. Задания для самостоятельной работы
  4. I. Задания для самостоятельной работы
  5. II. Время начала и окончания работы
  6. II. Порядок формирования экспертных групп, организация экспертизы заявленных на Конкурс проектов и регламент работы Конкурсной комиссии
  7. II. СТРУКТУРА КВАЛИФИКАЦИОННОЙ РАБОТЫ
  8. III. Задания для работы в малых группах.
  9. III. Задания для самостоятельной работы
  10. III. ОФОРМЛЕНИЕ КВАЛИФИКАЦИОННОЙ РАБОТЫ
  11. III. Формування теми, мети і завдань уроку.
  12. IV. Тест на уровень нравственности в отношении работника к компании

«По коридорам, заставленным шкафами с образцами минералов, шли люди в дорогих костюмах и с портфелями. Впереди делегации, поблескивая очками, шагал молодой человек. Ходорковского (а это был он) встречал научный руководитель института академик Алексей Канторович», – так описал этот приезд Ходорковского русский Forbes.

Денис Косяков, заведующий отделом информационных технологий Института нефтегазовой геологии и геофизики сибирского отделения РАН: У этой истории была предыстория, связанная с поглощением ЮКОСом «Восточной нефтяной компании». Мы работали на ВНК и были против прихода ЮКОСа, потому что формально поглощение было довольно враждебное, и все чиновники, в частности геологические, которые к нам были ближе, очень переживали по этому поводу. Всем казалось, что все это закончится плохо. Если я правильно понимаю, Ходорковский со своей командой менеджеров анализировали контакты ВНК, их партнеров. И, посмотрев на результаты научно‑исследовательских работ, которые мы сделали для ВНК за последние годы, Ходорковский сам предложил встретиться и поговорить.

Он приехал с командой специалистов, в том числе и тех, кого он к тому времени перетащил из ВНК. Мы уже не знали, что по этому поводу и думать. Настроение у нас было настороженное, но при этом мы же понимали, что работаем на будущее и если понравимся, то может сложиться сотрудничество, а деньги для нас – это важно. Наше бюджетное финансирование не превышало 50 %, остальное мы зарабатывали на свободном рынке.

Первое впечатление, должен признаться, было не очень приятным. Ходорковский вел себя непривычным для нас образом. Мы тут, в Академии наук, привыкли к некоторому чинопочитанию, уважению людей в возрасте. Ну просто традиционно уже. А тут молодой человек в обществе достаточно маститых ученых ведет себя излишне свободно, совершенно без почтения, как нам казалось. Мы заседали в маленьком конференц‑зале. И в какой‑то момент в процессе разговора он снял ботинки и положил ноги на стул. Для нас это было несколько шокирующее.

Несколько дней специалисты рассказывали, докладывали, что делается, какие у нас навыки, что уже сделано на этих территориях. И как‑то постепенно все начинало нормализовываться. Он вроде бы понял, с кем имеет дело, мы стали понимать, с кем имеем дело. Ходорковский задавал очень точные вопросы и быстро улавливал, о чем речь. Не понимая специфики какой‑то геологической, он тем не менее очень хорошо схватывал общие вещи и достаточно быстро составил впечатление, которое, собственно, потом и выразилось в дальнейших контактах. Собственно, он нас и подвиг на работы в Восточной Сибири, которые у нас в то время были не особенно активными.

Он был первым из крупных бизнесменов, который заинтересовался Восточной Сибирью. Вы знаете, Ходорковский изначально строил вертикально интегрированную нефтяную компанию с расчетом на развитие, на хорошее развитие. «ЛУКойл» буквально через какое‑то время начал действовать аналогично – они стали активно проводить исследования на новых для них территориях. Теперь приходят и крупные государственные компании.

Для ЮКОСа мы в какой‑то момент были достаточно крупными партнерами, многие исследования проводились у нас. Несмотря на то, что у них в структуре оказалось несколько научно‑исследовательских организаций, и в Москве, и в Томске.

И в тот раз, и потом – мы обсуждали это с коллегами – сам Ходорковский производил впечатление такого вполне демократичного лидера, мог прийти в джинсах и рубашке, но при этом все его подчиненные были в костюмах и галстуках. В то же время его подчиненные свободно высказывали свое мнение по обсуждаемым проблемам, но когда уже принималось решение, то оно было обязательным для исполнения. Очень квалифицированный менеджмент, такое оставалось впечатление. И никаких вот этих олигархических проявлений, охрана более чем скромная. Должен признаться, что полномочный представитель президента приезжает с большей помпой, чем приезжал Ходорковский.

В итоге все время нормального функционирования ЮКОСа мы для него работали. И по объемам финансирования это для нас было очень весомо. Сотрудничали по трем направлениям. Обработка всех существовавших на тот момент геологических исследований по интересующим территориям и предоставление этой информации. Второе: региональная геология с оценкой перспектив. Западные компании работают обычно на уровне участка, а мы на уровне газоносной области, то есть отсматриваем большую территорию и можем сказать, где более перспективно, на какую территорию лучше уйти, где лучше биться за лицензирование. И третье – экономика, общие экономические прогнозы. Например, что гнать на экспорт: сырую нефть или продукты переработки, как правильнее располагать нефтеперерабатывающие предприятия. Такого рода оценки. Ходорковский вложил в наши исследования, насколько я понимаю, сотни миллионов долларов.

Понимаете, освоение новых месторождений в Восточной Сибири и даже продолжение освоения начатого еще в советское время, но подзаброшенного – это очень большие деньги и очень большой риск. И вот это он начал первым. Правда, не завершил. Юрубчено‑Тохомское месторождение так и не введено в эксплуатацию.

Тема экспорта на Восток – это любимая тема академика Канторовича. Ходорковский пригласил его в совет директоров ЮКОСа. А в ЮКОСе был красивый, независимый совет директоров, состоявший из компетентных в своей области людей. Канторович представлял там геологическую науку.

В том же 1999 году в Китае Ходорковский сделал заявку на строительство трубы из Ангарска (в Иркутской области Восточной Сибири) на Дацин (Китай). Как уверяет бывший председатель Центробанка Виктор Геращенко, возглавивший по просьбе Ходорковского уже после его ареста совет директоров ЮКОСа, именно ЮКОС был исполнителем межправительственного договора о поставках нефти в Китай, заключенного в Москве в 2001 году, а возить нефть в Китай цистернами гораздо дороже, чем гнать по трубе.

Предложение Ходорковского: мы, ЮКОС, финансируем строительство трубы вместе с китайцами, и, по нашим расчетам, труба на Дацин обойдется в три с лишним миллиарда долларов, заработает в 2005 году, и мы сможем продавать китайцам порядка 30 млн тонн нефти в год. Одновременно с этим государство планировало другой трубопровод на той же ресурсной базе восточносибирской нефти, но не из Ангарска, а из Тайшета в той же Иркутской области. И не на Китай, а на Находку, для японцев.

Как только мы говорим «нефть» и «Китай» – вопрос автоматически приобретает геополитическое звучание. Я помню, что мы с коллегами рассуждали, не потому ли американцы так индифферентно отреагировали на арест Ходорковского, что их совершенно не радовали альтернативные пути доставки нефти в Китай, поскольку это снижает их возможности влияния в регионе. Поставки по морю они могут контролировать, а вот русскую трубу вряд ли. Позднее руководитель Института проблем глобализации Михаил Делягин высказал предположение, что именно этот проект Ходорковского стал причиной его опалы. Делягин утверждает, что американцы активно выступали против поставок российской нефти в Поднебесную, пытались использовать различные рычаги для сдерживания роста Китая. И Москва, как он считает, учла тогда геополитические интересы Вашингтона. Эта версия вполне имеет право на существование, особенно если вспомнить, что после террористической атаки на США 9/11 Россия была одной из первых стран, поддержавших США. Какой‑то период казалось, что отношения между двумя странами ну просто беспрецедентно безоблачные. До ввода американских войск в Ирак в марте 2003 года. Кстати, Ходорковский говорил о выгодах от начала Иракской операции, что не совпадало с официальной позицией России, не поддержавшей эту войну.

МБХ: Относительно иракских событий, посмотрите внимательно, что я сказал: «Буш сделал нам подарок. Глупо быть против того, кто дает нам заработать». Сугубо бизнес‑взгляд на проблему, связанный с нежеланием разрыва отношений России с США. К слову. Сказал, что думал и что является сегодня очевидным фактом.

Создавалось впечатление, что Ходорковский – это уже нечто большее, чем просто глава большой нефтяной компании. В действительности же неминуемая экспансия крупной и успешной частной компании естественным образом делала ее значимым и политическим, и геополитическим игроком. Так было, есть и будет во всем мире, пока основными остаются естественные, природные, энергоносители. Как известно, вся мировая политика отражается в капле нефти.

Я также слышала, что японцы настаивали на строительстве трубы к Японскому морю и были против трубы на Китай. Так или иначе активность Ходорковского в Восточной Сибири не осталась незамеченной. «Тут‑то и начались первые столкновения с конкурентами, имевшими серьезных покровителей в высших эшелонах власти. В 2001 году ЮКОС перешел дорогу “Роснефти”, вступив в борьбу за Ванкор, к которому присматривалась государственная компания… В том же году ЮКОС схлестнулся с “Сургутнефтегазом”, уведя у него из‑под носа выставленное на аукцион Талаканское месторождение. Подчиненные Ходорковского перебили заявки конкурентов, предложив бонус в $501 млн… и гарантировали $870 млн инвестиций в проект.

Казалось, триумфальное шествие ЮКОСа уже ничто не остановит. Поэтому, когда “Роснефть”, “Сургутнефтегаз” и Газпром создали консорциум для освоения Восточной Сибири, это воспринималось как жест отчаяния. Активную роль в объединении “против ЮКОСа” сыграл замглавы президентской администрации Игорь Сечин, но тогда мало кто принимал это в расчет».

На той знаменитой встрече Путина с ведущими российскими бизнесменами в феврале 2003 года Ходорковский говорил не только о коррупции – с примерами, вызвавшими резкую ответную отповедь со стороны Владимира Путина, но и о китайском проекте. Как рассказывал мне Виктор Геращенко, в конце встречи каждый из бизнесменов мог высказаться в течение пяти минут. И Ходорковский сказал, что его компания хотела бы получить одобрение на строительство трубопровода в Западный Китай, но никак не может пробиться через чиновников. Путин ответил, что сначала мы будем строить трубу на Дальний Восток (за $10 млрд), а потом уже поговорим о Китае. Ходорковский пытался возразить, что одно другому не мешает, поскольку мы собираемся сами финансировать наш проект, сами строить и государственные деньги нам не нужны. Путин снова сказал: «Нет». Дальше, как знает Геращенко, очевидно, по каким‑то рассказам очевидцев, поскольку сам он не присутствовал на той встрече, Ходорковский якобы в раздражении бросил Путину упрек, что он не только в экономике не очень разбирается, но и не знает, как строить отношения с такой важной страной, как Китай.

МБХ: Если говорить о «китайской» трубе, то она досталась мне «в наследство» вместе с ВНК. Я вообще не «генератор», но то, что умею, – ухватить перспективное направление и развить. Я – «внедренец». Мы много обсуждали проблему. Мне очень помогли томичи и новосибирцы, включая директора Института нефти и газа Канторовича, наши корпоративные специалисты, коллеги из «Транснефти», из РЖД.

Вообще, неправильно говорить, что возник какой‑то конфликт из‑за желания построить именно «частную» трубу. Была чисто техническая дискуссия, в которой, как показало время, я оказался прав. Не будучи специалистом, мне удалось более правильно оценить предложения. Суть технической дискуссии сводилась к двум простым альтернативам.

Идти по северу или по югу от Байкала. Месторождения лежали на севере, но никто не знал, сколько там нефти, и плюс там «высокая сейсмика».

Я был убежден, что на севере Иркутской области, в Якутии нефти до 1 млрд тонн извлекаемых запасов и осваивать их нужно поэтапно, так как экономически неоправданно создавать сразу гигантскую инфраструктуру под такие небольшие запасы. Тем более что комплексное освоение этих территорий – перспектива 20–30 лет.

Надо понимать, что срок жизни трубы как раз 30 лет. Я был убежден, что труба в столь сейсмически активном и неосвоенном районе обойдется гораздо дороже, чем те $1,5 млрд, которые стоила бы «южная» труба (российская часть), и даже дороже тех $3,5 млрд, о которых говорила «Транснефть» (результат – $13 млрд), и полагал, что будет проще и выгоднее подключать северные месторождения к «южной» трубе «лапшой» (то есть трубами небольшого диаметра) по мере освоения запасов.

Я полагал, что поскольку запасы Восточной Сибири (без учета приморских месторождений, которые легче «зацепить» с востока) невелики, то нет смысла тянуть трубу до Находки. Ведь поставки на Восток из Западной Сибири слишком затратны.

Мне казалось разумным «районировать» сбыт: приморские месторождения – в восточные порты, восточносибирские – в Китай, западносибирские – в Европу и США (в том числе через Мурманск). При этом если бы запасы Восточной Сибири оказались бы существенно больше 1 млрд тонн (7 млрд баррелей извлекаемых), то можно было бы либо продлить трубу из Сковородино по нашей территории, либо по китайской в их глубоководные и менее «штормовые» порты.

С китайцами мы это согласовали. «Транснефть», конечно, хотела более капиталоемкий проект, но обосновать его целесообразность экономически не могла. Тогда в ход пошли идеологические штампы о «независимости от одного покупателя» и о «частной» трубе.

Очередная чушь. Даже обсуждать всерьез смешно, но мы разработали «чрезвычайную схему» работы на случай «коммерческого шантажа китайской стороны». Тем более она совсем не сложная.

А в отношении «частной» трубы прямо заявили: стройте сами, но по нормальному маршруту. Нам даже лучше – не надо тратить свои деньги. Но не втягивайте нас в авантюру с «северным маршрутом до Находки», мы такую трубу просто не сможем окупить!

Результаты: $13 млрд до Сковородино, еще $10 млрд – до Находки (вместо $1,5 млрд до Дацина). Качаем в Китай, запасы Восточной Сибирму, то можете поверить: я более чем дипломатичен и вежлив даже по отношению к оппонентам, а уж по отношению к президенту страны…

Самое грубое, что я ему сказал на тему трубы, когда он мне сообщил об обещании «Транснефти» проложить маршрут до Находки за $3,5 млрд: «Вас обманывают». А про китайскую политику и разговоров не было, тем более наш посол в Китае (по‑моему, Рогачев) – весьма авторитетный человек в МИДе и весьма разбирающийся в китайской проблематике консультировал и нас, и, думаю, Путина одновременно.

Так что если и был чей‑то «интерес», то он лежал исключительно в сфере «освоения бюджетных капиталовложений», а неи пока меньше 300 млн тонн. Тащим нефть из Западной Сибири. Тариф – убойный, компенсируем за счет бюджета путем отмены части «нефтяных» налогов. Все довольны.

Что же касается разговоров с Путиным на эту те высокой политики.

Нас же интересовали только сроки и тариф. Монополия «Транснефти» на экспорт – это не физическая труба, а таможня и закон о «равном доступе». Закон, который, надо отметить, мы сами и проталкивали. Так что не слушайте мифотворцев.

Денис Косяков: Мы полностью разделяем мнение, что именно активность Ходорковского в освоении Восточной Сибири сыграло существенную роль в его дальнейшей судьбе. Я считаю, что, когда Ходорковский заявил о намерении строить частный корпоративный нефтепровод в Китай, на этом его песенка была спета. Потому что это монополия государства – труба у «Транснефти». Его планы затрагивали слишком многое. ЮКОС и так был у всех бельмом на глазу, потому что в самые тяжелые время, при самой низкой цене на нефть ЮКОС умудрялся снизить себестоимость добычи и транспортировки так, что все равно ухитрялся получать прибыль, пусть даже минимальную. Никто же рядом с ними не стоял.

Мы, конечно, плохо отнеслись к тому, что случилось. И дело не только в том, что наши совместные проекты пошли на спад. Просто из опыта общения с ЮКОСом, с сотрудниками, мне лично очень нравилось, как это все у них работало. Я специалист в области информационных технологий и на это обращал много внимания. И видел, насколько они продвинулись в сравнении с конкурентами в России. И мы видели, что люди идут в правильном направлении, в интересном. А из того, что он говорил, заявлял и хотел сделать, – какие к этому могли быть претензии, на самом деле? Никаких. Такое ощущение, что в какой‑то момент у него возник пафос государственника, то есть он начал как‑то так говорить, что надо это делать, потому что это надо не только нам, это нужно всем. Мне кажется, он менялся, у него явно постоянно расширялся горизонт предвидения, интереса. Он решал задачу и шел дальше и неизбежно выходил уже на вопросы государственного уровня развития. Может быть, вышел бы и на планетарный уровень: сохранения окружающей среды, экологии…

Чтобы закончить эту тему, вкратце о том, как дальше развивалась история с «трубами». 2 июня 2003 года Ходорковский, видимо, сдался и заявил, что труба Ангарск – Дацин будет строиться за счет государства, а не его компании, и подписал протоколы о намерении с «Транснефтью» и Внешэкономбанком о совместном поиске финансирования проекта. Для Ходорковского это дальше намерений не пошло, поскольку через четыре месяца его арестовали. Как только отпал конкурент, можно было не сомневаться, что затраты на трубу будут только нарастать на всех этапах – от проектного до строительства. Так и получилось. Знаменитый российский блогер Алексей Навальный, миноритарный акционер «Транснефти», утверждает, что в общей сложности по ходу истории «были украдены $4 млрд».

Через четыре дня после заявления Ходорковского о том, что труба будет государственной, 6 июня 2003 года депутат Государственной думы Владимир Юдин обратился с запросом в Генеральную прокуратуру по поводу законности приватизации принадлежащего Ходорковскому и его группе «Апатита», с чего в итоге и началось «дело ЮКОСа». 2 июля по этому делу арестовали и обвинили Платона Лебедева.

В октябре того же года посадили Ходорковского, на «китайском» проекте поставили крест. «Роснефть» получила все основные активы уничтоженного ЮКОСа, в том числе три крупных восточносибирских месторождения. Возглавил совет директоров «Роснефти» Игорь Сечин. «Сургутнефтегазу» достался Талакан, который они не смогли получить за три года до этого, уступив ЮКОСу.

Когда резко пошла вверх цена на нефть, интерес государства к геологоразведке в Восточной Сибири снизился. Например, в 2008 году геологоразведочных работ было выполнено в шесть раз меньше, чем в 1990 году. Деньги тратились не на разведку и подготовку запасов, а на все увеличивающийся бюджет той самой трубы на Находку, который достиг $16 млрд, и это деньги налогоплательщиков. При этом параллельно думать о том, чем наполнять эту бесценную трубу, у государства не получалось. Как отмечает Forbes, «месторождения Восточной Сибири, осваиваемые по варианту “государственников”, в ближайшие годы не способны заполнить “золотую” трубу. Гнать по трубе западносибирские углеводороды при нынешних тарифах на прокачку нерентабельно. Если тариф на прокачку с запада отменить, то государство вместе со снятой экспортной пошлиной теряет $13 млрд ежегодно».

И наконец, трубу на Китай все же построили. В тот самый Дацин. Правда, из Сковородино, как ответвление от трубопровода Восточная Сибирь – Тихий океан, на Находку. Соглашение с Китаем заключили в 2009 году государственная «Роснефть» и монополист «Транснефть» под $25 млрд кредита от китайцев. $10 млрд получила «Транснефть», которая и должна была строить трубопровод: прежде всего кредит предназначался на строительство ответвления на Китай. Возврат кредита предполагался за счет поставок 300 млн тонн нефти в течение 20 лет, то есть до 2030 года. «Роснефть» должна поставлять 15 млн тонн нефти в год (или около 100 млн баррелей). Цену старались держать в секрете. По данным «Коммерсанта», она составляла $60 за баррель при текущей на тот момент (заметка в «Коммерсанте» была опубликована в марте 2011 года) цене на рынке около $110 за баррель. Убыток «Роснефти», то есть государства, при продаже одного барреля составляет $50, или $350 при продаже тонны нефти. Годовой ущерб российской госкомпании от сделки с китайцами равен $5 млрд. Эти подсчеты сделал бывший вице‑премьер правительства России, а ныне оппозиционный политик Борис Немцов.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78 | 79 | 80 | 81 | 82 | 83 | 84 | 85 | 86 | 87 | 88 | 89 | 90 | 91 | 92 | 93 | 94 | 95 | 96 | 97 | 98 | 99 | 100 | 101 | 102 | 103 | 104 | 105 | 106 | 107 | 108 | 109 | 110 | 111 | 112 | 113 | 114 | 115 | 116 | 117 | 118 | 119 | 120 | 121 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.006 сек.)