КАК НА ДОСКЕ РАССТАВЛЯЛИСЬ ФИГУРЫ

Если существовали серьезные противоречия между Россией и ее партнерами, то и между самими западными партнерами полного единомыслия, естественно, не было. Каждый искал в первую очередь собственные выигоды. И уж тем более Америка готовилась воевать вовсе не для того, чтобы в выигрыше остались англичане и французы. США пожали все возможные плоды нейтралитета – а теперь следовало пожать плоды победы. Самим. И Хаус готовил почву для этого. “Родственную душу” Вайсмана он сумел обработать так, что сделал по сути своим агентом. Он продолжал работать на британскую разведку, выполнять поставленные ему задачи, но лишь в той мере и в том направлении, когда они соответствовали интересам американской “закулисы”. А в Россию весной 1916 г. Хаус направил нового посла Д.Р. Френсиса – не только дипломата, но и своего личного представителя, нацелив его на “борьбу с британским доминированием”. То есть, противодействовать внедрению англичан в российскую экономику, торговлю, финансы. Постараться застолбить все это для вмериканцев.

Существенную помощь в данном плане оказал послу управляющий “Нэйшнл Сити банка” Мезерв, уже давно окопавшийся в Петрограде, обросший связями и знакомствами. Правда, достичь соглашения об открытии филиала своего банка в России ему еще не удалось, все зависло на уровне переговоров. Но Мезерв по сути произвел полномасштабную экономическую разведку. Что имеется у русских? Где? Какие предприятия могут принести большую выгоду? А в плане борьбы с конкурентами Френсису подыграли англичане и французы, когда на Парижской торговой конференции откровенно проявили свои “аппетиты”. Американский посол тут же развил бурную деятельность, предупреждая российское правительство, двор, Думу об опасности – очутиться после войны в полной зависимости от западноевропейских держав.

Вместо этого Френсис предлагал “дружескую помощь” США, выложив перед царскими министрами целый пакет подготовленных в Вашингтоне проектов. Которые и впрямь сулили самую широкая поддержку нашей армии и промышленности. А за “помощь” Америке следовало “всего лишь” предоставить в России “особые права”. Концессии ключевых железных дорог, месторождений полезных ископаемых, свободный ввоз товаров и торговлю… Словом, чтобы не попасть в зависимость от Англии и Франции, предлагалось превратить нашу страну в американский рынок сбыта и сырьевой придаток. Правительство такие проекты, ясное дело, отвергло. Но посол, вроде бы, даже не очень растроился. Вероятно, предложения были “пробным камнем”, тоже своего рода разведкой. Френсис готов был удовольствоваться меньшим. Так, обе стороны сочли полезной прокладку прямого кабеля для телеграфного сообщения между Россией и США, расходы делились пополам. Через Барка была достигнута договоренность о поощрении деятельности американских компаний в России. А для улучшения взаимопонимания между народами, для распространегния за океаном истинных, а не искаженных сведений о наших делах, царское правительство создало в США Русское информационное бюро (РИБ).

Да, к взаимопониманию с Западом Россия стремилась искренне. И, несмотря на все подлости, допущенные союзниками по отношению к ней, царь продолжал воевать по-рыцарски. В марте 1916 г. наступление наших войск у оз. Нарочь опять выручило французов, которым приходилось совсем худо под Верденом. В июне прорыв Брусилова спас разгромленную Италию. Для западных держав, в отличие от победоносной России, кампания 1916 г. обернулась только колоссальными потерями. Что в общем-то не мудрено. В новых, изменившихся условиях войны, французское и британское командование действовать так и не научилось. Засыпав противника снарядами, тупо гнало свои дивизии в лобовые атаки. Прорыв не удавался, но неудачных операций упрямо не прекращали, гнали все новые соединения неделю за неделей, по несколько месяцев подряд. В побоищах под Верденом и на Сомме союзники положили 1,2 млн своих воинов.

В результате Франция совсем пала духом. Среди населения и в армии царили уныние и обреченность. А правительство в панике обратилось к царю с просьбой прислать на помощь повыбитым французам русских солдат. Запрашивали аж 400 тыс. человек. Такое количество Николай II и генерал Алексеев посылать отказались. Но и в этом случае союзников в беде не бросили. Было решено направить во Францию 4 бригады по 10 тыс. штыков. Не для пополнения союзных армий нашими воинами, а в большей степени для моральной поддержки. В апреле в Марсель прибыла первая бригада, в августе-сентябре еще три. И цель операции была достигнута. Во французском обществе произошел перелом настроений – наших солдат забрасывали цветами, носили на руках. Кричали: “Русские с нами! Россия нас не оставит!” Французский народ вновь воспрянул духом, готов был продолжать войну…

Но уже осенью 1916 г. отношение на Западе к нашей стране стало вдруг необъяснимо меняться. Началось с того, что Франция и Англия, вопреки возражениям нашего командования, сосватали вступить в войну Румынию. Немцы, болгары и австрийцы мгновенно разнесли ее в пух и прах. И русским пришлось спасать еще и румын, растягивая фронт на 600 км. Но французская и британская пресса обрушили шквал обвинений на Россию, обвиняя ее в… предательстве Румынии. Дескать, царь не помог вовремя несчастной “маленькой стране”, не послал достаточного количества войск. О том, что именно руские ценой больших жертв и напряжения спасли то, что еще оставалось от Румынии, разумеется, умалчивалось. В общем, закулисным силам, которые готовили в это время удар в спину России, требовалось срочно погасить симпатии к ней, возникшие было в западном обществе.

Не сидели сложа руки и революционеры. Русские части, отправленные за рубеж, несли службу по правилам, принятым во французской армии. Солдатам предоставлялись выходные, периодически они получали отпуска, могли съездить в Париж и другие города. А когда они попадали в тыл, к ним подходили “земляки”. Заговаривали по-русски, приглашали зайти домой на чашку чая, на рюмочку водки. И разъясняли, что царское правительство “продало” их иностранцам в качестве “пушечного мяса”. Предлагали почитать газеты, где обо всем этом ясно сказано. Естественно, на чужбине, где все незнакомо, “земляки” и их газеты на родном языке вызывали интерес… Результатом подрывной работы стал бунт в лагере Майи, разбушевавшиеся солдаты убили подполковника Краузе. А при расследовании обнаружилось, что среди них давно уже распространяется газета Троцкого “Наше слово”.

Между прочим, русские дипломаты и военные представители во Франции неоднократно обращали внимание французских властей на открытую деятельность революционеров и их издания, но никаких мер не принималось. Теперь же случай был слишком вопиющим. Петроград потребовал от Франции ареста Троцкого и экстрадиции на родину, как подданного России. И даже в такой ситуации за Льва Давидовича пытались заступаться видные французские деятели вплоть до министров и депутатов парламента. Сам же он вел себя нагло, заявлял, что его газету подбросили солдатам “агенты охранки”. Он и издание “Нашего слова” не стал сворачивать. Очевидно, был уверен, что очередной раз сойдет с рук. 16 сентября 1916 г. 2-е Бюро французской Сюрте Женераль доносило, что он “продолжает русофобскую и пораженческую агитацию при подозрительных обстоятельствах”.

Вероятно, в 1915 г. и впрямь для него все обошлось бы, спустили бы дело на тормозах. Но осенью 16-го с усилившейся Россией нельзя было не считаться. И Троцкого все же арестовали. Хотя на родину выдавать не стали. Ограничились всего лишь высылкой из Франции. Но куда высылать-то? После случившегося скандала страны Антанты – Англия, Италия, были для него закрыты. А из-за российского гражданства были закрыты Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария. Если бы они и приняли его, это означало конец карьеры политика и агента – фактически признание, на кого он работает. Оптимальным вариантом оставалась Швейцария. “Эмигрантская свалка”. Троцкий ожидал высылки туда – без всякого энтузиазма. Знал, что там и без него сверх комплекта грызущихся между собой революционеров. И зачем он там будет нужен своим закулисным хозяевам? В октябре он пишет неким “мадам и месье Буэ” (что это за люди, доподлинно не известно): “Я очень сожалею, что вынужден покинуть Францию, чтобы ехать в Швейцарию, эту маленькую нейтральную дыру… Мы будем там, конечно, находиться в хороших условиях для существования (пассивного!). Но я бы предпочел страну, где делается история… Европа стала слишком тесной…”

И, можете себе представить, его пожелания чудесным образом исполняются! Неожиданно и без объявления причин ему меняют место высылки. Отправляют не в Швейцарию, а в Испанию. Сам Лев Давидович в мемуарах вспоминает, что на границе, в Ируне, французский жандарм начал было задавать ему вопросы, но другой жандарм, сопровождавший Троцкого, сделал коллеге масонский знак. Тот подал ответный знак, и будущего лидера революции мгновенно провели какими-то станционными путями, минуя все таможенные кордоны. Попав в Мадрид, он списывается с оставшейся во Франции семьей – чтобы ехать в Швейцарию. Но тайные пружины продолжают раскручиваться, и из Парижа испанским властям внезапно приходит предупреждение, что Троцкий – “опасный анархист”.

По этому обвинению 9 ноября его снова арестовывают. Совсем не надолго, он пишет жене: “Я провел три дня в тюрьме (в хороших условиях)”. Но результатом второго вреста становится новое решение о высылке. Теперь уже от испанских властей. Причем надо же такому случиться, высылают его… в Америку! Именно по тому адресу, на который он намекал в письме: в “страну, где делается история”, “Европа стала слишком тесной”. Мало того, Троцкий откуда-то даже точно знает, в какой город он поедет. В телеграмее жене от 12 ноября он указывает, “в Нью-Йорк”.

Правда, возникает нешуточная проблема. Лев Давидович остался без денег. Проезд в США стоит дороговато, 3000 франков. Если брать самые дешевые билеты – 1800. А у него, как он сообщает дражайшей супруге в той же телеграмме от 12 ноября, в карманах осталось лишь 130 франков. Да и эти деньги тают – он берет уроки английского языка, рассылает телеграммы в разные страны. В очередном письме жене от 30 ноября он упоминает, что “отправил телеграмму относительно присылки 1000 франков в Париж”, что уже телеграфировал в Америку – и “напишу еще раз в Нью-Йорк”. Испанским властям подобная волынка, видать, надоела. Приговорили выслать человека, “опасного анархиста”, а он, понимаете ли, торчит на их территории, в ус не дует, переписывается со всем белым светом. И проблему чуть было не решили самым простым способом – в телеграмее в Лондон, Чичерину, Лев Давидович жалуется: “Меня хотели выслать в Гавану на пароходе с уголовниками с “волчьим билетом” и 30 долларами в кармане”.

Но нет, могущественные теневые покровители не бросают Троцкого в трудной ситуации. Находятся заступники, выручая его от поездки с каторжниками. Ему дают возможность дождаться семью. И деньги тоже поступают. 28 декабря на пассажирском судне “Монсеррат” Троцкий с женой и детьми отчаливает в Новый Свет. В своих мемуарах он потом будет утверждать, что плыть пришлось в ужасных условиях, в грязи и тесноте. Но это просто ложь. Американский историк Р.Спенс раскопал список пассажиров, где отмечено, что Лев Давидович и его близкие путешествовали в каюте первого класса. Сохранилась и запись американской таможенной анкеты – там имеется графа, где человек намерен остановиться. Троцкий назвал “Астор”, самый дорогой отель Нью-Йорка. А французская разведка в Испании держала его под наблюдением и зафиксировала, кто хлопотал за Льва Давидовича и кто передал ему деньги на дорожку. Этим человеком был… Эрнст Барк. Проживавший в Испании родной племянник российского министра финансов! Любопытная история, правда? Преступника арестовали во Франции, требовали выдать в Россию, чтобы судить, но как-то “само-собой” все складывается совершенно иначе. Прыг-прыг – и в “дамки”.

Ну а стоило Троцкиму ступить на американский берег, как все его злоключения кончились. Он сразу попадает в “дружеские объятия”. Буквально с первых шагов ему начинают делать рекламу! Известие о прибытии в США “гонимого” революционера публикуют не какие-нибудь эмигрантские газетенки, заметку об этом помещает респектабельная “Нью-Йорк Таймс”. В этой же заметке упоминается, что встречал Троцкого Артур Конкорс. Один из руководителей “Общества по предоставлению убежища евреям и поддержке иммигрантов”. А учредителем и патроном этой организации был Яков Шифф. И все дела Льва Давидовича устраиваются мгновенно. Он получает вид на жительство. Поселяется в еврейском Бронксе в квартире со всеми удобствами, которые для того времени были передовым словом бытовой техники – с холодильником, телефоном, кухонным лифтом. Дети поступают в местную школу.

А непосредственным “опекуном” Льва Давидовича в Нью-Йорке становится Джулиус Хаммер. Тот самый Хаммер, который в 1907 г. на конгрессе в Штутгарте предлагал Ленину свое посредничество в установлении связей с американскими банкирами. Теперь и сам Хаммер “вырос”. Мошенничеством с покупкой в кредит аптек без возврата долгов он больше не занимался. Оно уже было бы и не солидно. Хаммер стал владельцем крупной фармацевтической фирмы “Элайд Драг энд Кемикл”. Заимел степень доктора медицины, владел роскошным особняком. Впрочем, занимался и незаконным бизнесом. Содержал подпольные центры по производству абортов. В США это было еще запрещено, но и прибыль приносило немалую. Противозачаточные средства в ту пору были мало распространены, ненадежны, а в таком городе как Нью-Йорк нежелательные “залеты” у женщин случались сплошь и рядом. Но если у тебя или твоего дружка есть деньги – пожалуйста, подпольное заведение к твоим услугам. Несмотря на очень ощутимую разницу в материальном положении, одессит Хаммер и учившийся в Одессе Троцкий становятся друзьями. Бизнесмен не гнушался бывать дома у Льва Давидовича, приглашал его с семьей к себе в гости. Когда нужно, давал свою машину с шофером.

Троцкий получил и хорошую работу. Ему дают место редактора газеты “Новый мир”. Принимает его на работу Григорий Вайнштейн, успевший подобрать в своей газете целый букет видных большевиков, меньшевиков, анархистов. Особенно близко Лев Давидович сходится с Бухариным и Коллонтай. С Бухариным их роднят близкие взгляды, идеи. С Александрой Михайловной они, очевидно, исследовали друг друга еще ближе и глубже. Точных данных об этом нет, но Троцкий, как убежденный фрейдист, новых сексуальных связей никогда не избегал, они помогали ему “самоутверждаться”. И Коллонтай не оставила привычки “коллекционировать” лидеров, с которыми пересекался ее жизненный путь. Так же, как привычку предавать их. И она тут же настучала Ленину, что приехал Троцкий и захватил редакцию газеты, которая была “почти” большевистской.

Но Лев Давидович работал не только в “Новом мире”. У него появляется собственный литературный агент, некий Александр Гомберг. Тоже выходец из России, сын раввина, а в Америке он был связан с банковскими кругами [139]. Статьи Троцкого начинает публиковать шиффовская “Форвертс”, и он с гордостью писал: “Мы все успешнее проникали в могущественную еврейскую федерацию с ее четырнадцатиэтажным дворцом, откуда ежедневно ихвергались 200 тысяч экземпляров газеты “Форвертс”. Опусы плодовитого революционера появляются также на страницах журнала “Цукунфт” (издавался на идиш), газеты “Колл”. Появляются и в газете “Фольксцайтунг”, издававшейся на средства германской разведки. А первая встреча Троцкого с нью-йоркской колонией русских социалистов состоялась 14 января 1917 г. на квартире редактора этой газеты, председателя Немецкой федерации Людвига Лоре. Напомню, организатора пропагандистских гастролей по США для Коллонтай. Он и для Троцкого устраивает публичные лекции в Нью-Йорке, Филадельфии. Что ж, старые связи сохранялись, Парвус в это время писал о Льве Давидовиче – “мой человек в США”.

Однако устанавливались и новые полезные связи. Например, Троцкий никак не мог миновать Сиднея Рейли. Ведь он был представителем Животовского, а переписка свидетельствует, что контактов с дядей Лев Давидович не порывал. Работодатель Троцкого Григорий Вайнштейн был связан с Рейли через брата Александра. А Александр по-прежнему устраивал вечера для “избранных” революционеров, где бывал и Троцкий. Как бы то ни было, впоследствии обнаружилось, что Рейли хорошо знает Льва Давидовича. А познакомиться они могли только в Америке. Наверняка должны были установиться и другие контакты. С шефом Рейли и Вайнштейнов, британским резидентом Вильямом Вайсманом.

Некоторые биографы Троцкого упоминают, что во время пребывания в США он работал в кино. Но на самом деле ни одна американская кинокомпания с ним не сотрудничала и ни в одном кинокадре он не зафиксирован. Возможно, “работа в кино” заключалась в выплатах через упоминавшуюся конокомпанию Вайсмана“Wisdom Films” и связанную с ней фирму “Вайнберг и Познер”. Или в контактах с миром кино через “банду Рейли – Вайнштейна”. Это, разумеется, только предположения. Когда именно и в каком формате установились связи Льва Давидовича с Вайсманом, мы доподлинно не знаем.

Но Вайсман, отличный разведчик, пройти мимо такой фигуры, как Троцкий, попросту не мог. Им был разработан особый план “Управление штормом”, согласно коему следовало влиять на события в России через “своих” людей. И весь дальнейший ход событий дает основания полагать, что контакт состоялся, а результатом стала вербовка Троцкого. Позже в своем труде “Разведывательная и пропагандистская работа в России” Вайсман уклончиво напишет, что “один из наших американских агентов, очень известный интернациональный социалист,… был сразу же принят большевиками и допущен на их собрания”. Указывалось, что этот агент потом действовал в России и в ноябре 1917 г. вступил с Троцким в публичную дискуссию по ситуации в стране. Ни один “очень известный интернациональный социалист” в такую дискуссию не вступал. А по прочим признакам под данную характеристику подходит лишь один человек – сам Лев Давидович [150].

В целом, из этих фактов видно, что западные спецслужбы основательно готовились к решающему удару по России. Готовились к нему и политические круги. В июне 1916 г. произошла знаменательная трагедия. Погиб крейсер “Хэмпшир”, на борту которого направлялся в нашу страну британский военный министр лорд Китченер. Как погиб крейсер, до сих пор остается тайной. Исчез, ушел где-то на дно со всей командой. Версия историков – наскочил на мину. А что еще остается? Вполне вероятно, что его гибель была случайной. Но и эта случайность произошла очень “вовремя”. Китченер никогда не был другом России. Уже отмечалось, что он и “подставлял” ее, и норовил обхитрить. Он был трезвым и жестким политиком, делавшим все, чтобы в выигрыше осталась Англия. Но для этого требовалось, чтобы и Россия продержалась до победы. Разве не так следовало по нормальной военной и политической логике?

А итог его гибели стал двояким. Во-первых, в этом обвинили… Россию. Британская пресса раздула шумиху, что утечка информации о визите Китченера произошла через царицу-“немку” и Распутина, Германия выслала подводные лодки – и вот не стало величайшего героя Англии (ни одна германская подлодка “Хэмпшир” не топила, в журналах боевых действий и донесениях этого нет). А во-вторых, преемником Китченера на посту военного министра стал Ллойд Джордж. Политик из числа самых ярых врагов России. Ну а 6 декабря 1916 г. в британском правительстве произошли вдруг неожиданные перемены. Премьер-министр Асквит ушел в отставку. И Ллойд Джордж занял его место. А портфель военного министра достался банкиру Мильнеру. Одному из руководителей “Великой национальной ложи Англии” и крупнейших “спонсоров” российской революции [105].

Поиск по сайту: