А ЧТО ТАКОЕ – “ИНТЕРНАЦИОНАЛ”?

“Молодой человек, на что вы рассчитываете, ведь перед вами стена!” “Стена – да гнилая, ткни – она и развалится”. Так, вроде бы, ответил Владимир Ульянов жандарму при первои своем аресте. Эта история была хрестоматийной в советских учебниках. Мы не знаем, действительно ли она имела место, ведь про Владимира Ильича очень многое и напридумывали. Хотя может быть, подобный диалог и впрямь состоялся. Но если так, то молодой Ульянов погорячился. Стена была еще вовсе не трухлявой, а мощной и монументальной. И как раз поэтому она слишком многим мешала. Не слабость России, а ее сила вызывали вражду к ней.

В дополнение к прежним противникам проявлялись новые. В 1860 – 1870-х гг Пруссия объединила вокруг себя германские государства и возникла империя Гогенцоллернов. Возникла под гром пушек, разгромив датчан, австрийцев, французов. Рождению Германской империи немало помогла Россия, видя в ней противовес Франции и Англии. Но Германия стала весьма агрессивной державой. Огромные репарации, полученные от Франции, помогли создать мощную промышленную базу. Милитаризация обеспечивала дисциплину и единение общества, предотвращала социальные конфликты. Иллюзии непобедимости кружили головы, рождались претензии на европейское и мировое господство.

А главным препятствием для таких проектов была Россия. Уже с 1871 г. германский генштаб разрабатывал планы войны с русскими. Был заключен блок с Австро-Венгрией, потом в германскую орбиту начала втягиваться Турция. Предотвратить общеевропейскую войну удалось лишь заключением союза между Россией и Францией. Однако и прежние противоречия, русско-английские и русско-французские, никуда не делись. Альянс оставался очень ненадежным. Например, в 1878 г., стоило лишь Росии разгромить Турцию, против нее снова выступил единый фронт западных держав. Англия, Австро-Венгрия, Германия (которой русские только что помогли объединиться) и Франция (которую русские только что спасли от немцев, желавших добить ее) [45].

К началу ХХ в. на арену соперничества за мировую гегемонию начала выходить еще одна держава, США. Быстро усиливалась и Япония. И очередная волна неприязни к нашей стране стала нарастать в связи с усилением России, национальной политикой Александра III. Роль катализатора этих процессов сыграло строительство Транссибирской магистрали. Во-первых, оно сулило России новый рывок развития и процветания. Во-вторых, встревожились англичане, считавшие себя хозяевами в Китае и монополизировавшие морские перевозки между Восточной Азией и Европой – Транссибирская магистраль перечеркивала эту монополию, по ней перевозка грузов пошла бы втрое быстрее и втрое дешевле. В-третьих, очень озаботились банковские и промышленные круги Америки – Россия становилась для них опасным конкурентом. Разумеется, озаботились и японцы.

Причем надо отметить, что к концу XIX – началу XX вв. уже сложился своеобразный “финансовый интернационал”. Крупные банкиры в разных странах переплетались родственными узами, деловыми связями, компаньонством в тех или иных фирмах. Так, в Австро-Венгрии, Франции, Англии делами ворочали различные ветви клана Ротшильдов. Они были связаны с британскими Мильнерами, германскими Варбургами. Варбурги были в родстве с российскими банкирами Гинзбургами и т.д.. И различные звенья “финансового интернационала” имели огромное влияние на правительства своих стран. В то время на Западе подобные взаимоотношения даже не скрывались. Банкиры и крупные промышленники имели прямые выходы на министров и глав госкдарств. Часто они нуждались в правительственной поддержке против иностранных конкурентов и получали ее. Государство помогало обеспечить их выгодными заказами, рынками сбыта. Например, дополняя военный союз с другой державой торговыми договорами – о закупках союзницей товаров у тех или иных фирм.

Но и само государство проводило свою политику с помощью банкиров. Привлекало их вложения для производства оружия, строительства флотов, крепостей, важных отраслей промышленности и транспорта. Или для предоставления займов “нужным” союзникам. При этом банкиры задействовали средства частных граждан – выпускали и продавали с выгодой для себя облигации займов. А чтобы облигации стали привлекательными и росли в цене, банки через подконтрольную им прессу подправляли “общественное мнение”. В результате граждане, купившие ценные бумаги, начинали симпатизировать стране, которой предоставлен заем, считать ее другом своей родины, желать успхов. Ведь от тех же успехов зависел и курс приобретенных облигаций. Таким образом, само “общественное мнение” оказывалось зависимым от стратегии и выгод банковских кругов.

Однако “финансовый интернационал”, как бы парадоксально это ни звучало, был тесно связан и с социалистическим. Банкиры считали полезным поддерживать социалистические партии. Видели в их программах выгодные для себя стороны. Могли через партийных лидеров оказывать давление на правительства, регулировать рабочее движение, нацеливая его в нужное для себя русло. Опять же, через социалистов было удобно манипулировать “общественным мнением”. Ну а партии и их лидеры нуждались в деньгах для своих изданий, аренды помещений, выборных кампаний. Потребность получалась взаимовыгодной. Хотя связи между социалистическими и банкирскими структурами оставались скрытыми – рабочая масса такого альянса могла “не понять”. Связующими звеньями между теми и другими структурами являлись масонские ложи.

Получая подпитку из “закульсы”, II (социалистический) Интернационал являлся отнюдь не слабой и не формальной организацией. Германские, австрийские, французские, английские социалистические круги занимали весомое место в парламентах своих держав, оказывали влияние на международную политику, сотрудничали между собой. Но Интернационал обладал еще одним ценнейшим качеством. С ним были связаны российские революционеры. Стало быть, через него можно было оказывать воздействие на обстановку внутри России! Причем в поддержке русских революционеров смыкались как иностранные социалисты, так и различные “общественные”, благотворительные организации – за которыми стоял крупный капитал. Так, в США видные бизнесмены Дж Кеннан, С. Клеманс, У-Л. Гаррисон и др. создали в конце XIX в. организацию “Друзья руской свободы”, ставившую целью оказание помощи “жертвам царизма” [139]. Близкие “общественные” структуры возникали в Голландии, Англии.

Стоит ли удивляться, что российские социалисты всегда могли неплохо устроиться за границей? Заметьте, никому из них, в отличие от будущих белоэмигрантов, не приходилось страдать без крыши над головой, ютиться по трущобам, подыхать от голода, зарабатывать на кусок хлеба грузчиками или проститутками. Все получали какие-нибудь дотации, подработки – не жирные (чего ж дармоедов баловать?), но достаточные для существования (когда-нибудь пригодятся). Многие русские эмигранты “по совместительству” вступали в социал-демократические партии других государств. Так, Александра Коллонтай стала членом социал-демократической партии Германии. Это давало заработок партийного функционера, гонорары за публикации в газетах. И позволяло раскатывать по разным странам на сборища феминисток, суфражисток, конгрессы, конференции, крутиться в калейдоскопе событий, постоянно разнообразить политические и сексуальные ощущения. Она приобретала известность в качестве самостоятельной величины, начала читать лекции. Правда, фабричные работницы несколько раз чуть ее не отлупили. Потому что в те времена даже на Западе большинство женщин было недостаточно “продвинутыми”, чтобы спокойно выслушивать пропаганду “свободной любви” взамен семьи и брака.

Но у международной социал-демократии существовали контакты не только с банкирскими кругами. А еще и со спецслужбами своих стран. Ну а как же? Работа этих спецслужб нацеливалась против России. Западная социал-демократия тоже считала главным своим врагом Россию. И имела связи с русскими антиправительственными организациями. Альянс напрашивался сам собой. Доказательства? Они лежат на поверхности. Только их почему-то старательно не замечают. Обратите внимание – ни один “политик”, бежавший из России, не был задержан и привлечен к ответственности за нелегальный переход границы. Ни один не был арестован за проживание по поддельным документам. Могло ли это осуществляться без содействия спецслужб? Не было ни одного случая, чтобы пропагандистская литература и иные нелегальные грузы, которые переправлялись из эмиграции в Россию, были выявлены и захвачены иностранными таможнями и пограничниками. Перехватывали их только русские органы, если получалось. А уж добиться экстрадиции политических преступников западными государствами было настолько нереальной задачей, что в Петербурге махнули рукой и перестали предпринимать такие попытки.

Еще в 1895 г., когда Ульянов совершил турне по Германии и Швейцарии, он, вероятно, получил не только литературу и практические советы. А еще и деньги. Или, скорее, обещание помочь финансами. Иначе трудно объяснить, почему он, вернувшись из-за рубежа, сразу ухватился издавать газету – на издание требуются средства. Но действительная поддержка из-за рубежа началась попозже. После того, как первые социал-демократические структуры, возникшие в России, показали свою полную нежизнеспособность и были разгромлены. Мировым антироссийским силам стало ясно, что стихийная “кружковщина” результатов не дает. И если требуется ослабить страну, процессом надо руководить извне.

Одной из ключевых фигур в этих операциях стал Виктор Адлер. Видный деятель австрийской и международной социал-демократии. Одновременно – “человек Ротшильдов”. Одновременно – свой человек в правительственных кругах и в политической полиции Австро-Венгрии. Он стал “неофициально” курировать контакты международных социалистических кругов с русскими революционерами. И, как определили современные зарубежные исследователи, играл роль “отдела кадров”. Изучал тех или иных российских социалистов, оценивал, насколько они перспективны, где и как их можно использовать, давал соответствующие рекомендации.

Другой важной фигурой явился Александр Парвус (Израиль Лазаревич Гельфанд). Сын крупного одесского торговца, он примкнул к социал-демократии, эмигрировал. За границей стал не только революционером, но и бизнесменом, имел несомненные коммерческие таланты. Быстро сколотил приличное состояние, обосновался в Мюнхене. Впрочем, для западных социал-демократических деятелей сочетание политики и бизнеса было обычным, многие из партийных лидеров становились акционерами банков, промышленных и торговых фирм. У Парвуса разные стороны его деятельности были связаны неразрывно. Он устраивал так, чтобы и участие в революционном движении приносило ему материальную прибыль. И не только в революционном. Парвус имел контакты со спецслужбами Германии и Англии. А чтобы коммерческие и политические дела шли более успешно, вступил в орден иллюминатов.

Это одно из самых радикальных направлений масонства. Орден был основан в 1776 г. баварским евреем Адамом Вейсгауптом. В буквальном переводе с латыни “иллюминаты” означает “просвещенные”. Хотя не исключено и иное толкование: “люди света”, “несущие свет” – а “князем света” в некоторых оккультных кругах величают антихриста. И может быть, не случайно, датой основания ордена и его праздника было выбрано 1 мая, магический “Мэй-дэй”, Вальпургиева ночь. Кстати, от праздника иллюминатов пошел и “День международной солидарности трудящихся” – 1 мая. Орден ставил задачи уничтожения монархий, религий, Церкви, интитутов семьи и брака, слом всей традиционной системы ценностей. А также всеобщую глобализацию со стиранием государственных границ, упразднение национальностей. В отличие от других масонских организаций, иллюминаты широко привлекали женщин, считая их важным инструментом для достижения своих целей. Все члены ордена обязаны были иметь клички. Вейсгаупт взял себе имя “Спартак” – отсюда и германские революционеры-“спартаковцы”. А высокий, толстый Гельфанд стал Парвусом (по латыни – “маленький”).

И в начале 1900-х гг в русском революционном движении стали происходить значительные перемены. Выискиваются и выдвигаются новые активисты – еще не именитые, даже и плохо разбирающиеся в марксистских теориях, главное, чтобы были толковыми организаторами-практиками. Начинается вовлечение в революцию уголовников. Организуется система побегов из Сибири. Побегов очень простых. Для них требовались только деньги, приличная одежда, документы. Нужно было быстро, пока не хватились местные власти, добраться до железной дороги, сесть в поезд, а дальше попробуй поймай! Беглец заранее получал маршрут, явки, в какой город ехать, к кому обратиться. Создать такую систему сами революционеры не могли, они были разобщены – социал-демократы, эсеры, анархисты, бундовцы, польские и прибалтийские сепаратисты и др. Система обслуживала всех. И задействованы в ней были сторонние организации: Красный Крест, либералы из земских структур. Все говорит о том, что придумывали и отлаживали систему побегов извне.

Создается и тайная служба по обеспечению нелегалов документами. В воспоминаниях революционеров иногда можно встретить указания, будто они доставали чистые бланки паспортов. Это неправда. Чистые бланки хранились в полиции, под учетом. Если бы и удалось их украсть, информация прошла бы по правоохранительным органам, вызвав повышенное внимание при проверках документах. Чистые бланки требовалось еще правильно оформить, да и вообще новенький паспорт сразу приметен. Ну а о правде революционеры помалкивали из соображений конспирации. И еще из-за того, что она выглядела не слишком красиво. Документы добывали врачи и персонал больниц, работники земской администрации. Похищали паспорта умерших. Уж их-то никто не хватится, никто не начнет шум поднимать. Пропал документ, да и ладно. Фотографий на паспортах еще не было, все штампы и подписи имелись. Эта система действовала централизованно, документы подбирались так, чтобы паспортные данные старого и нового владельцев максимально совпадали, остальное подправлялось путем подчисток. Между прочим, любопытно, что сами революционеры-нелегалы превращались таким образом в “живых мертвецов”.

При реорганизации работы в России было обращено внимание и на структуры руководства. Прежний эмигрантский центр во главе с Плехановым для новых задач не годился. Он давным-давно был “засвечен”, за ним присматривало Охранное отделение. Да и Плеханов, несмотря на признанное лидерство, был далеко не лучшим руководителем. Мэтр, теоретик, он совершенно оторвался и от России, и от реальной деятельности. Стал “самодостаточным”, жил в мире собственных идей и построений. Почил на лаврах популярности. Ни малейшего влияния на процессы в России он не имел, не пытался его наладить, да и сами эти проессы интересовали его лишь в плане подтверждения его теорий. Социалисты, приезжавшие в Швейцарию с родины, старались непременно увидеться с лидером, рассказать ему о своих делах, посоветоваться. Но получали лишь пространные и отвлеченные теоретические рассуждения. А если вдруг оказывалось, что фактические события не соответствуют его построениям, Плеханов воспринимал это как личную обиду. Замыкался, дулся и прерывал разговор. Когда кто-то пытался не согласиться с ним, выразить иное мнение, злился; “Еще ваши папентки и маменьки пешком под стол ходили, когда я…” [86].

Зарубежные силы Плеханова не отвергли, его еще можно было эксплуатировать, но за ним осталась только роль “знамени”. А наряду со Швейцарией Парвус стал создавать другой центр, в Германии. Тщательно законспирированный. Были задействованы десятки “почтовых ящиков” в Германии, Австро-Венгрии, Италии, Англии. Пересылки с Россией осуществлялись через несколько пунктов. Например, корреспонденция приходит на имя солидного немецкого доктора, он пересылает ее владельцу чешской пивной, тот передает дальше. Крупская описывает, какая путаница возникала из-за подобной конспирации у еще неопытных русских революционеров – как Шляпников, Бабушкин, она сама, руководствуясь адресами переписки, заезжали не в те города, не в те государства. В общем, судя по всему, и в этой организации помогли специалисты западных спецслужб.

Требовались и кадры для нового центра. Одним из тех, на кого обратил внимание Парвус, стал Ульянов. Он отбывал наказание в Шушенском еще до того, как возникла система побегов, пришлось оставаться в ссылке весь срок. Впрочем, не страдал. При сибирской дешевизне содержания от казны, 8 руб. в месяц, хватало с лихвой. Приехали Крупская с матерью, для проживания сняли половину крестьянского дома. За бесценок наняли 13-летнюю девочку-прислугу – готовить, стирать, мыть полы (хотя, вроде бы, боролись против эксплуатации? А тем более, детского труда?) Крупская пишет: “Правда, обед и ужин бывал простоват – одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, которым кормили его изо дня в день… как съест – покупали на неделю мяса”, говядины или телятины, “но молока и шанег было вволю”. Изучали труды философов, экономистов, социалистов, переводили зарубежных авторов. Ездили в гости к ссыльным в другие села. Природа в Минусинском крае великолепная, Ульянов держал породистую собаку, часто ходил на охоту. Словом, бесплатный курорт. Живи, революционер, отдыхай, набирайся сил и здоровья для будущих подвигов.

В начале 1900 г. срок Ульянова истек, и из Сибири уехали. Крупская с мамашей остались в Уфе – Надежде Константиновне оставался еще год ссылки. Владимир Ильич из-за запрета жить в столицах остановился в Пскове – рядышком с Петербургом. Но задержался здесь лишь на пару месяцев. Почти сразу нашлись нужные контакты. Очевидно, не он, а его нашли. И он засобирался за рубеж. Перед отъездом чуть не влип. Заглянул в Петербург встретиться с Мартовым, и их арестовали. У Ульянова “в жилетке было 2 тысячи рублей… и записи связей с заграницей, писанные химией на листке почтовой бумаги, на которой для проформы было написано чернилами что-то безразличное” [86]. Как видим, зарубежные “друзья” действовали четко. Крупной суммой денег снабдили, явками. Ну а жандармы на деньги и “безразличные” бумаги не обратили внимания. Мало ли откуда у человека деньги? Это не криминал. Поставили в вину лишь нарушение режима проживания, предупредили и выпустили.

И Владимир Ильич отправился на Запад. Выехал из России легально. Но дальше предполагалась конспиративная жизнь, и ему обеспечили второй паспорт – умершего дворянина Вологодской губернии Николая Ленина. Отсюда и псевдоним, затмивший настоящую фамилию. Псевдоним, запечатлевшийся потом в названиях городов, областей, площадей, улиц, метрополитена, молодежных организаций, на пьедесталах памятников и мраморе мавзолея…

Делом, ради которого привлекли Владимира Ильича, стало издание новой газеты “Искра”. Плеханов строил проекты, что она должна будет выходить в Швейцарии, при его группе “Освобождение тредв”. Но Парвус считал иначе. Делать газету под Плеханова он не собирался, это было “пройденным этапом”. Плеханов неизбежно диктовал бы направление работы, при нем не смогли бы выдвинуться другие, более радикальные лидеры И получилась бы очередная теоретическая “пустышка”. Под предлогом конспирации Парвус разместил редакцию у себя, в Мюнхене. А спорить с ним не приходилось. Через него зарубежные социал-демократические (и стоявшие за ними) круги вели финансирование газеты, он организовывал печатание в немецких типографиях. Была, конечно, и личная заинтересованность – часть поступающих средств “прилипала к рукам” Парвуса. Без этого он не мог.

Он реализовывал именно ту программу, которая была озвучена Лениным: газета должна была стать не только агитатором, но и “коллективным организатором”. Создавалась сеть агентов “Искры” в Германии, Франции, Швейцарии, Бельгии. На их базе возник зародыш обновленной эмигрантской организации – Заграничная лига русской революционной социал-демократии. Организовывались каналы переправки газеты в Россию – через Псков, Киев, Ригу. А внутри России формировалась сеть штаб-квартир и корреспондентских пунктов. Которые становились “заготовками” для развертывания парторганизаций. Кроме Ленина, Парвус привлек в Мюнхен Мартова, Потресова, Засулич, Инну Смидович (Леман). В апреле 1901 г., отбыв срок ссылки, приехала сюда и Крупская. В дополнение к российским, всех их обеспечили еще и болгарскими паспортами. Все получали редакционные оклады, достаточные для проживания. Так, Ленин и Крупская смогли снять отдельную квартиру в Швабинге, элитном пригороде Мюнхена, где располагался особняк самого Парвуса. Ходили к нему в гости, дружили семьями. Хотя людьми были совершенно разными. Парвус любил ни в чем себе не отказывать, жить на широкую ногу, вкусно покушать, крепко выпить, покутить “с девочками”. Тем не менее, приятельским контактам это не мешало.

И все же через год между ними вдруг наметилась трещинка. Не явная, но вполне отчетливая. Причина остается неизвестной. Ее можно назвать лишь предположительно. Один вариант – Ленин начал подозревать Парвуса в финансовой нечистоплотности. Второй, более вероятный, Парвус попытался вовлечь Ленина в масонство. И потерпел неудачу. Правда, в последующих взглядах Владимира Ильича отразилось некоторое влияние теорий иллюминатов, но его атеизм был абсолютным. Он был принципиальным противником не только христианской религии, а любых учений, связанных с мистикой, потусторонними смыслами и сакральными ритуалами. Косвенные доказательства того, что конфликт мог возникнуть на этой почве, будут приведены в следующих главах. Но размолвка была настолько серьезной, что Ленин счел невозможной дальнейшую работу в Мюнхене. В апреле 1902 г. он перебирается в Лондон. Однако на революционной деятельности это до поры до времени не отразилось. Зарубежная социал-демократия по-прежнему поддерживала российскую, в том числе Ленина, “находились” средства для его газеты. Почему же не использовать полезного человека?

Поиск по сайту: