ЗЕЧЕМ ПОНАДОБИЛОСЬ ГРОМИТЬ ЦЕРКОВЬ

Для окончательного доламывания России и переделки русского народа в “новое общество” было недостаточно захватить власть и продиктовать новые порядки. Требовалось еще уничтожить последний оплот духовности, последний стержень, поддерживающий устои народной морали и традиций – Православную Церковь. Она была ослаблена, расшатана волнами либерализма, революционных веяний, проникавших даже и в среду священников, монашествующих. Но она существовала, действовала. И оставалась оплотом русского народного духа, сознания, оставалась противоядием от скверны, которой старательно отравляли души людей. Она была помехой для темных оккультных сил, прочно внедрившихся и в кругах “мировой закулисы”, и среди видных большевиков.

Как уже отмечалось, гонения на нее начались еще в 1917 г. И ни одна из волн красного террора не обходилась без убийств священнослужителей, иноков, осквернения храмов и монастырей. Тем не менее святотатцам приходилось сдерживать себя. То наступали белые и требовалось сохранить лояльность рабочих и крестьян, не раздражать их слишком сильно. То полыхали крестьянские восстания, и не следовало подливать масла в огонь. Притеснений Церкви власть не прекращала, но до поры до времени душила исподтишка. Священников наряду с крестьянами обложили продналогом. Заставляли платить большие налоги за регистрацию храмов, за приходские усадьбы, за регистрацию самих священников. Ввели отдельный налог на право совершать богослужения. Ввели разорительную “обязательную страховку” храмов, приходских домов и всего имущества.

Но весной 1922 г. советское руководство сочло, что наконец-то настал подходящий момент полностью разгромить Церковь. Обеспечила такую возможность катастрофа голода. С одной стороны, она подорвала силы крестьянства. Значит, удар не вызовет массовых восстаний и сопротивления. А с другой – голод дал прекрасный повод для погромной кампании. Изъятие церковных ценностей “для помощи голодающим”! Автором плана был Троцкий. Хотя в данном вопросе они с Лениным являлись полными единомышленниками. Лев Давидович создал “Союз воинствующих безбожников”, став первым его председателем. По стране наращивалась мутными потоками атеистическая пропаганда. Делались попытки извратить любые традиции, связанные с христианством. Вместо крестин придумывались уродливые “октябрины”. Разбататывались инструкции о праздновании в школах “красного Рождества”, где указывалось – “празднование Рождества должно быть постепенно сведено к соблюдению древних языческих обычаев и обрядов” [56]. Пробовали изжить даже христианские имена, заменяя их “революционными” вплоть до “Гильотины” или нелепыми аббревиатурами из коммунистических символов, фамилий вождей.

Однако нетрудно заметить и другое. У Троцкого любые политические проекты оказывались так или иначе связаны с вполне определенными материальными интересами. И исследователи уже подметили характерный факт. Торговое соглашение с Хаммерами подписывалось еще в октябре 1921 г. А среди “товаров”, которые советская сторона обязалась поставлять Хаммерам в обмен на зерно, значатся “церковные ценности”. Они в списке “товаров” стоят на первом месте! То есть, еще осенью 1921 г. удар по Церкви был предрешен. Тем более что он представлялся выгодным со всех сторон. И Православие сокрушить, и церковную организацию разрушить, а при этом еще и награбить колоссальные богатства.

Правда, в плане имелись некоторые “нестыковки”. Потому что Церковь занялась помощью голодающим раньше самих большевиков По приходам собирались деньги, патриарх Тихон (Белавин) разослал письма, благословляя передачу в фонд помощи церковных средств. Велись переговоры о закупках продовольствия с либералами из Всеросийского комитета помощи голодающим. Но уж куда там, подобный вариант постарались напрочь пресечь. Все действия Церкви и патриарха под разными предлогами блокированись, чтобы и впрямь не начали оказывать голодным людям реальную помощь. Либералов из “Помгола” посадили, сорвав их переговоры с “реакционным духовенством”. А от Церкви потребовали под маркой “спасения голодающих” безоговорочно сдать все ценности властям.

Патриарх и русское духовенство даже на это соглашались! Делали лишь оговорку, что не могут быть переданы священные сосуды, используемые в богослужении, это было бы кощунством. Высказывались и о необходимости контроля за тем, чтобы сданные деньги и ценности пошли именно на помощь голодающим. Не прошло! Потому что добровольная сдача ценностей Троцкого и Ленина не устраивала. Чтобы разгромить Церковь, ее надлежало выставить жадной, отказывающей умирающим в куске хлеба. И придрались как раз к оговоркам. Вся советская пропаганда принялась трактовать их как отказ, развернула ожесточенную травлю. Тут же по разным городам начались провокации. Вооруженные отряды врывались в храмы, устраивали обыски, попутно ломали утварь, иконы, безобразничали. В Шуе это привело к столкновениям с верующими. Что и требовалось! “Контрреволюция”! Предлог для удара был налицо.

17 марта Троцкий представил в Политбюро разработанный им план (он был зарегистрирован как приложение к протоколу № 114 п. 6 заседания Политбюро от 20 марта). Предлагалось:

“ 1. В центре и губерниях создать секретные руководящие комиссии по изъятию ценностей по типу московской комиссии Сапронова -Уншлихта. В комиссии должны непременно входить либо секретарь Губкома либо заведующий агитпропотделом.

2. Центральная комиссия должна состоять из председателя т Калинина, Яковлева и Сапронова (после отъезда Сапронова должен войти Белобородов)…”

Но наряду с секретными комиссиями, должны были действовать другие, “официальные”. На самом деле руководит секретная, но все ее акции осуществляются от лица “официальной”. Причем требовалось “строго следить, чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации”. Предусматривалось не только грабить, но и “внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия”.

В отношении остальных священнослужителей готовились репрессии. Но, по плану Троцкого, с ними следовало чуть-чуть подождать. Предлагалось “видных попов по возможности не трогать до конца кампании… но официально (под расписку через Губполитотделы) предупредить их, что в случае каких-либо эксцессов они ответят первыми”. Последний, 14-й пункт плана гласил: “В случае предложения со стороны групп верующих выкупа за ценности заявить, что вопрос должен быть расмотрен в каждом отдельном случае ЦК Помгола. Ни в каком случае не приостанавливая при этом работы по их изъятию” [139].

Ленин немедленно поддержал Льва Давидовича. 19 марта он обратился к членам Политбюро с письмом по поводу событий в Шуе и политике в отношении Церкви. “Строго секретно. Официально выступить с какими то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин – никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни явным образом перед публикой тов. Троцкий… Чем большее число представителей реакционного духовенства м реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу разстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать. Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить здесь же, на Съезде, т.е. на секретном его заседении, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина без всякой публикации об этой комиссии”. Указывалось - “крестьянские массы будут либо сочувствовать, либо окажутся не в состоянии поддержать духовенство”, поэтому “сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена нам полностью” [87, 88].

Таким образом, Владимир Ильич согласился с Троцким относительно “национального состава” комиссий. Открыто, для публики, руководить погромными акциями должны были только русские. А Лев Давидович и другие истинные организаторы оставались в тени. Все решения по данному вопросу принимались под строжайшими грифами, на секретных заседениях, “без всякой публикации”. 22 марта, ознакомившись с указаниями Ленина, Троцкий направил в Политбюро еще одно письмо. В нем указывалось. “Арест Синода и патриарха признать необходимым, но не сейчас, а примерно через 10-15 дней”. И давался старт кампании: “Приступить к изъятию по всей стране, совершенно не занимаясь церквями, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей”.

Кстати, если бы советское руководство действительно ставило перед собой главной задачей спасение голодающих, то в церковных ценностях оно не нуждалось. В руках большевиков находилась еще часть золотого запаса России, находились богатства, конфискованные ВЧК – ГПУ. Но к голодающим эти средства почему-то отношения не имели.

Они по-прежнему утекали за рубеж в счет реальных или фиктивных поставок, растрачивались на нужды “мировой революции”. В ноябре голодного 1921 г. компартии Германии было выделено 5 млн. марок, в это же время 1 млн руб. золотом был отправлен Кемалю-паше в Турцию. В марте, когда принималось решение об изъятии церковных ценностей, по бюджету Коминтерна было распределено 5.536.400 золотых рублей. Но и этого оказалось мало. В апреле, в дополнение к данному бюджету, было выделено 600 тыс. зол. руб. на революцию в Корее, позже 20 тыс. руб. золотом компартии Латвии, 13 тыс. – компартии Эстонии, 15 тыс. – компартии Финляндии. Да и себя советские руководители не забывали. Выше отмечалось, что “ответственным работникам” предоставлялась возможность отдыхать и лечиться за границей. И 5 мая 1922 г. ЦК постановил выделять каждому такому отпускнику 100 руб. золотом на устройство за рубежом и по 100 руб. золотом на каждый месяц отпуска.

Главная цель кампании была богоборческая. Разгромить саму Церковь. Именно погром и начался. Откровенный, неприкрытый. Повальные грабежи с глумлениями, издевательствами, насилиями. Когда раздавались протесты, их немедленно подхватывала красная пропаганда и извращала по-своему. Попы жалеют свои богатства, и из-за них голодающие умирают! Без противодействия не обошлось. Только по официальным советским данным зафиксировано 1,5 тыс. столкновений погромщиков с верующими, пытавшими защитить храмы и святыни [56]. Но эти выступления были разрозненными, заслоны безоружных прихожан косили и разгоняли пулями, возмущения подавляли расстрелами. Священников и монахов арестовывали. Закрывались храмы, монастыри превращались в “совхозы”. Только в Москве за 7 месяцев было закрыто 60 церквей и 3 монастыря. В мае был взят под стражу и патриарх Тихон.

Но Троцкий действовал не только силовыми методами. Он инициировал и поддержал раскол Церкви. Как и предусматривалось его планом, выявлялись “лояльные” священнослужители. То есть, готовые из соображений карьеры, за те или иные обещания или из страха за свою жизнь и безопасность близких сотрудничать с большевиками. Их обрататывали, подсказывали нужные шаги. Делегация таких “обработанных” священнослужителей навестила патриарха. Посетовала, что его арест может продлиться долго и неизвестно чем кончится. И добилась от него разрешения временно управлять патриаршей канцелярией. Чем и воспользовалась. Объявила себя “Высшим церковным управлением” и начала так называемое “обновленчество”. Стала создавать “Живую” церковь, которую возглавил епископ Антонин. Провозглашалась необходимость очиститься от “грехов” прошлого – под коими понимались связь Церкви с “царизмом”, с “эксплуататорами”, обновленцы восхваляли революцию, отмежевывались от другой части духовенства, “реакционной”[3].

Обновленчеством раскол не ограничился. Возникла и самостоятальная Украинская церковь. В Киеве собралась группа украинцев, даже не священников, а мирян, и коллективно “руковоложила” в митрополиты священника Василия Липковского. Который начал рукополагать епископов – зачастую из светских лиц. Было введено богослужение на украинском языке, много других новшеств. Священники и иерархи ходили и служили в штатской одежде, стриглись и брились, епископы были женатыми, само богослужение упрощалось [56]. Ну и, конечно, выражалась всяческая лояльность к властям.

Отслеживал и курировал эти процессы Троцкий. 14 мая он направил членам Политбюро, в редакции “Правды” и “Известий”, совершенно секретную почто-телеграмму. Возмущался, что “по поводу воззвания лояльной группы духовенства во главе с епископом Антонином в “Правде” напечатана небольшая заметка, а в “Известиях” нет ничего”. Писал: “Сейчас мы, разумеется, полностью и целиком заинтересованы в том, чтобы поддержать сменовеховскую церковную группу против монархической… Одна из задач печати в этом вопросе состоит именно в том, чтобы поднять дух лояльного духовенства, внушить ему уверенность в том, что в пределах его бесспорных прав государство его в обиду не даст”.

Воззвание обновленцев квалифицировалось как “симптом, имеющий историческое значение”. Требовалось “давать в прессе как можно больше информации о движении в церкви, всемерно оглашая, подчеркивая и комментируя сменовеховские голоса”. А Главполитпросвету предписывалось готовиться к новым атакам на религию, “когда внутренняя борьба церкви привлечет к этому вопросу внимание широчайших народных масс и разрыхлит почву для семян атеизма и материализма”. Была поддержана и Украинская церковь. Киевского митрополита Алексия арестовали. А сектантам не препятствовали захватить Софийский собор и ряд других храмов.

Но если раскольников манили пряниками, то на тех, кто остался верен Православию, обрушились кары. В Питере прошел показательный процесс над священнослужителями. 5 июля трибунал вынес приговор. Митрополит Петроградский Вениамин, епископ Венедикт, архимандрит Сергий, протоиереи Н. Чуков, Я. Богоявленский, М. Чельцов, а также Ю.П. Новицкий, И.М. Ковшаров, Д.Ф. Огнев, Н.А. Елачич были расстреляны. Руководствуясь этим примером, пошли раскручиваться процессы над духовенством в Москве, Чернигове, Полтаве, Смоленске, Архангельске, Новочеркасске, Витебске [125, 142]. В 1922 г. только по суду было расстреляно священников – 2691, монахов – 1962, монахинь и послушниц – 3447. А если добавить убийства без суда, уничтожение в лагерях, то всего было истреблено не менее 15 тыс. представителей духовенства, монашества, привлеченных по “церковным делам” мирян.

А потоки крови опять пересекались с потоками золота! Постановлением Совнаркома Троцкий был назначен председателем Особой комиссии по учету и сбору церковных ценностей [139]. Его заместителем стал Г.Д. Базилевич. Одним из непосредственных исполнителей операции являлся начальник личного поезда Троцкого Каузов. Имея на руках мандаты, подписанные своим всемогущим шефом, он разъезжал по стране и свозил награбленное в Москву. Откуда ценности потекли – ну конечно, на Запад.

Контрагентами, скупавшими их, стали Хаммеры, переправлявшие церковные богатства через Таллин. Как вспоминал Арманд Хаммер, Таллин – “это была таможенная яма, туда можно было свалить все, что угодно”. В бизнесе участвовали и Ашберг, Животовский, Рейли. Современный американский историк Р.Спенс приходит к выводу: “Мы можем сказать, что русская революция сопровождалась самым грандиозным хищением в истории. Миллионы и миллионы долларов в золоте и других ценностях исчезли. Другие деньги и средства были тайно перемещены из одних мест в другие. И задачей таких людей как Сидней Рейли и Джулиус Хаммер было сделать подобное перемещение возможным”. Впоследствии Арманду Хаммеру однажды был задан вопрос – как стать миллиардером? Он в ответ пошутил; “Надо просто дождаться революции в России”.

Великолепная церковная утварь продавалась за рубеж подешевке, на вес, как золотой “лом”. А потом посредники размещали “товар”, находили покупателей. На западные рынки – на рынки стран, именующих себя “христианскими” были выброшены в огромных количествах церковные чаши, кресты, ризы, оклады, дарохранительницы. Нередко они выставлялись в витринах фешенебельных магазинов – и никого не смущало такое соучастие в воровстве и святотатстве [139]. Один из итальянских таможенных офицеров сообщал русским эмигрантам, что видел на пароходах, прибывающих из России, “ящики, набитые церковной утыврью: чашами, дискосами, углами евангелий и пр., наложенными в спешке, кое-как” [56].

На Запад сбывались не только драгоценности, но и художественные произведения, иконы древнего письма. Тоже по “символическим” ценам. Иконы XV, XVI, XVII вв покупались по 75, 100, 175 руб. Эксперт С.Ямщиков, составлявший в 1990-х годах каталог Стокгольмского музея, обнаружил акты отправки вагонов с иконами с Русского Севера. В Архангельске и других северных городах выламывали целые иконостасы и грузили в поезда. Иконами были завешаны все стены в шведском доме Ашберга. Их перепродавали музеям, частным коллекционерам, антикварам. Разворовывание церковных и художественных ценностей стало настоящим “семейным делом” Троцкого. В нем принимали участие не только сам Лев Давидович, но и дядюшка Животовский, и сестра, Ольга Каменева, начальница Международного отдела ВЦИК. Ну а супруга Троцкого Наталья Седова была дипломированным искусствоведом, выпускницей Сорбонны. Вот и пригодилась ее наука. В семье был свой эксперт, разбирающийся что к чему и почем. Она получила пост заведующей Главмузея, то есть под ее контроль попало ох как много “интересных” вещичек.

У Седовой с Православием были собственные счеты – ее же в свое времи выгнали из Харьковского института за антирелигиозную агитацию. И теперь она поучаствовала в гонениях на Церковь не только через мужа, но и сама постаралась руку приложить. Патриарх Тихон после ареста был поселен в Свято-Донском монастыре в комнатушке вахтера. Однако Седовой это не понравилось. И она 27 мая 1922 г. направляет письмо в ГПУ: “Главмузей считает необходимым, чтобы бывший патриарх Тихон был удален из бывшего Донского монастыря, так как присутствие его в стенах этого монастыря лишает возможности продолжать экскрсионную работу”. Никакой экскурсионной работы там в 1922 г. еще не было, просто укусить захотелось. А подписала она свое заявление не фамилией “Седова”, как делала обычно. Подписала “Заведующая Главмузеем Н. Троцкая”. Попробуй-ка ослушайся! Кстати, обратите внимание, что саму Церковь она считает уже упраздненной и о патриархе ничтоже сумняшеся пишет – “бывший”.

В делах о разворовывании России мы встречаем и многие другие “знакомые” нам персонажи. К ним был крепко причастен и заведующий научно-техническим отделом ВСНХ Беньямин Свердлов. Тоже вовсю толкал за рубеж меха, драгоценности, антиквариат. Причем его контрагентом на Западе был старый партнер и друг Сидней Рейли. В Центральную комиссию по изъятию церковных ценностей Троцкий ввел Белобородова – цареубийцу, доверенное лицо Якова Свердлова. Еще один участник ритуального убийства Николая II и его семьи, Янкель Юровский, возглавил Гохран. А Лев Давидович, в дополнение к остальным своим постам, был назначен руководить работой “по реализации ценностей Гохрана” [138]. Как происходила “реализация”, описывает в своих мемуарах “Бурные годы” американский банкир Исаак Ф. Маркоссон. Большевики через него вели переговоры, желая получить в США заем. А в качестве обеспечения ему были предложены царские драгоценности. Их не только продемонстрировали, но даже дали примерить корону Российской империи. Ну а бывший директор завода Нобеля Серебровский, который в 1917 г. уступил Троцкому свою роскошную питерскую квартиру, сперва под эгидой Льва Давидовича заведовал снабжением Красной армии, а потом возглавил Главнефть и Союззолото. Тоже ведь “золотое дно”!

Но вот с операцией по церковному расколу у Троцкого вышел явный прокол. “Живая церковь” была по сути русским вариантом протестантизма. Некоторые лидеры живоцерковников, как, например, Александр Введенский, полагали, что таким образом спасают христианскую веру. Введенский даже выступал в публичных диспутах о религии с Луначарским. Другие обновленцы считали, что в реформаторстве нет ничего страшного, что новые изменения в Церкви лишь продолжают дело Поместного Собора 1917-1918 гг. Третьи примыкали к раскольникам, желая подольститься к властям. Сперва значительная часть священников и мирян пошла было за обновленцами просто по инерции. Не разобравшись, что это такое. Ведь их храмы оставались открытыми, не подвергались гонениям. Да и патриарх, вроде бы, благословил своих “заместителей”, создавших “Высшее церковное управление”.Но для большинства из тех, кто поддался ошибке или искушению, очень быстро наступило отрезвение. Стала просачиваться правда, что благословение получено обманом. А в апреле-мае 1923 г. обновленцы провели свой “собор”, где приняли резолюции о поддержке социалистического строя, об осуждении “контрреволюционеров” из числа духовенства, объявили о низложении патриарха Тихона и лишении его священнического сана [3]. Ради “приближения к массе” вносились изменения в порядок богослужения, принимались нововведения в уставы Церкви.

Все это вызвало взрыв негодования верующих, и они отвернулись от реформаторов. Исследователь истории Церкви О.Васильева говорит по этому поводу: “Высчитал, все цинично высчитал Лев Давидович Троцкий, кроме одного – православные миряне не пошли за обновленцами и раскол захлебнулся … русский народ нельзя было просчитать”. От живоцерковников стала отходить и значительная часть примкнувших было иерархов и священнослужителей. Важную роль в борьбе с обновленческой ерестью сыграл патриарх Тихон. Признать решения лже-собора он отказался. Хотя тоже вынужден был пойти на компромисс с большевиками. Подписал “покаянное письмо”, объявляя, что он не враг Советской власти. Этой ценой патриарх сумел выйти из заключения, восстановить каноническое управление Церковью. И смог открыто обличать живоцерковников. Вел службы в разных храмах Москвы, и, несмотря на противодействие властей, всюду его встречали восторженно. Стекались тысячи прихожан, иногда дорогу патриарху устилали цветами. На эти службы приходили и священники, епискоаы, вернувшиеся от раскола, приносили свое покаяние [3].

Но провал планов внутреннего перерождения Церкви вызвал и вторую волну репрессий. Еретики-обновленцы доказывали, что их противников – “мракобесы”, “реакционеры”, “контрреволюционеры”, и их обвинения становились отличным поводом для преследований. В 1923 г. были арестованы и осуждены архиепископы Верейский Иларион (Троицкий) и Тамбовский Зиновий (Дроздов), ерископы Амвросий (Полянский), Амфилохий (Скворцов), Анатолий (Грисюк), Вассиан (Пятницкий), Гавриил (Алымов), Евсевий (Рождественский), Филипп (Гумилевский), Лука (Войно-Ясенецкий), порвавшие с обновленчеством Артемий (Ильинский), Киприан (Комаровский), Софроний (Старков) и тысячи священников, диаконов, православных мирян [125].

Поиск по сайту: