АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

НА КОГО РАБОТАЛ КЕРЕНСКИЙ?

Читайте также:
  1. Естественно, они работали целый день и ожидали получить больше, чем другие.
  2. КАКИЕ МЕХАНИЗМЫ СРАБОТАЛИ В ОКТЯБРЕ.
  3. Машина подлецов работала слаженно, как нигде в мире... Вот теперь иди и жалуйся хоть самому Горбачеву... Знаем мы таких писак, они у нас
  4. Не забывайте, я работал в Минтопэнерго при Лопухине, так что и состояние отрасли, и людей там знал.
  5. Не знаю, в каком состоянии я вчера завела будильник на 6 утра, но он сработал во время.
  6. Родителей беспокоило, что все начавшиеся перемены – временные, как НЭП в большевистской России. У них сработала поколенческая память, которой у сына как раз не было.
  7. Хакер заработал миллионы и сел в тюрьму
  8. Ходорковский явно работал на опережение. Он приехал поговорить с теми, кто мог помочь компании разобраться с перспективами работы на этих отдаленных территориях.

В настоящей работе нередко приходится упортеблять термины Запад, западные державы. Но надо помнить, что такое обобщение в значительной мере условно. Противоречия между различными государствами в начале ХХ в. были куда серьезнее, чем в начале XXI в. Продолжалась ожесточенная война между Центральными Державами и Антантой. Но и внутри каждого блока отношения были отнюдь не идеальными. Германия честно и добросовестно помогала своим союзникам, выручала их в трудных ситуациях, этого у немцев было не отнять. Но при этом Берлин исподволь втягивал австрийцев, турок, болгар в политическую и экономическую зависимость. В странах “Сердечного согласия” отношения были еще менее “сердечными”. С младшими союзниками – сербами, греками, румынами, бельгийцами, вообще практически не считались. За них все решали Англия, Франция, США, Италия. Но, как уже отмечалось, возник тайный американо-британский блок, готовившийся урезать претензии французов, итальянцев и японцев. Однако США вели и собственную игру, исподтишка подкапывались под интересы англичан.

Внутри каждой из держав взгляды на политические события тоже отличались в очень широком диапазоне. Для большинства простых граждан в лагере Антанты русские были союзниками, а значит, друзьями. Следовало желать им успехов, чтобы быстрее кончилась война и пролилось меньше крови своих соотечественников. Многие французы в дни революции искренне жалели “бедного русского царя”, который столько раз выручал их. Но население на Западе очень легко регулируется средствами массовой информации. И его быстро научили восторгаться, что Россия наконец-то сбросила “тиранический режим”, и теперь под руководством западных учителей будет приобщаться к благам демократии, а руссские солдаты станут сражаться за свою свободу еще более храбро, чем сражались за царя.

Политики и дипломаты знали больше. Некоторые из них сами приложили руку к катастрофе России. Но и среди них степень допуска к тайнам была не одинаковой. Для большинства цель подрывной работы выглядела достигнутой. Россия сбита с роли лидера, ослаблена, ее новые правители послушны зарубежным советникам. А дальше, по логике, требовалась стабилизация, чтобы русская армия помогла одолеть врага… И только в высших кругах “мировой закулисы” представляли тайные планы во всей полноте. Россия должна пасть окончательно. И выйти из войны. Да, это потребует от союзников дополнительных сил и жертв. Война продлится дольше, чем могло быть. На полях сражений падут еще сотни тысяч французов, англичан, американцев. Однако и приз обещал быть очень крупным. В подобной ситуации Россия не просто лишится плодов побед, не просто попадет в зависимость от иностранцев. Она никогда уже не сможет быть конкуренткой Запада. И мало того, ее саму можно будет пустить в раздел вместе с побежденными! Таким образом, политические игры в отношении России были очень неоднозначными и “многослойными”.

И расстановка политических фигур в нашей стране получалась далеко не простой. Думская оппозиция, раскачавшая государство и подготовившая почвву для Февраля, после революции очутилась вдруг “за бортом”. Либералы-заговорщики, осуществившие переворот, воображали себя самостоятельными деятелями, получали мощную поддержку Запада и пребывали в уверенности, что так и будет продолжаться. Но когда закулисные силы приходили к выводу, что они отыграли свое, поддержка вдруг прекращалась, их начинали теснить другие лидеры, а прежние неожиданно для себя тоже оказывались “за бортом”.

Само понятие патриотизма начало терять почву под ногами. Становилось непонятно, с какими политическими группировками его связывать? В условиях войны казалось естественным – с правительством. Каким бы оно ни было, но представляет общегосударственную власть. Однако правительство, меняя свой состав, быстро “левело” и продолжало вести страну в хаос. Германские агенты действовали не только среди большевиков. Таковыми являлись и министры Временного правительства Чернов, Скобелев, лидер меньшевиков Мартов. Связать патриотические устремления с оппозицией Временному правительству? Но это значило вносить дополнительный раскол и раздрай. Да и оппозиция была слишком разнородной. “Слева” правитальство подталкивали рвущиеся к власти еще более радикальные партии – большевики, эсеры, анархисты. “Справа”, требуя навести порядок, находились и монархисты, и отброшенные за ненадобностью думцы, либералы-“февралисты”. И все играли на патриотических лозунгах. В том числе большевики, указывая на то, как правительство продает Россию иностранцам, посылает в бой солдат за чужие интересы.

На патриотических лозунгах выдвинулся и Керенский. Но, разумеется, не только на лозунгах. Как было указано в прошлой главе, кандидатуру “решительного” и “энергичного” Александра Федоровича усиленно проталкивали иностранцы. А чрезвычайную популярность, овации “общественности”, истерики барышень-покронниц, обеспечили ему не только таланты оратора. Это был и результат бешеной газетной рекламы. Оплачивал которую, ясное дело, не сам Керенский из своего министерского оклада. И вот тут напрашивается невольный вопрос. А почему лоббировали именно Керенского? Западные политики и дипломаты были людьми трезвыми, опытными. Так неужели не разглядели его личных качеств?

Худшей фигуры во главе российской власти отыскать было попросту нельзя. Безмерное позерство и тщеславие доходило в нем до карикатуры. До непонимания рамок элементарных приличий. Он откровенно играл в “бонапарта” – с театральными жестами, адъютантами. И сам получал удовольствие от этой игры. Чего стоил его переезд в Зимний дворец! Обеды в царской столовой, сон в царской постели. Или введенные им церемонии подъема и спуска красного флага, когда министр-председатель и его гражданская жена изволят проснуться или лечь почивать! И все это в сочетании с полнейшим отсутствием деловых способностей, с демагогией и фразерством. Или как раз такие качества учитавались кругами, устроившими его выход на “главную роль”?

Вся “решительность” Александра Федоровича обернулась лишь новыми потоками пустой болтовни. Всеобщий развал углублялся. Поскольку Временное правительство признало “право наций на самоопределение”, принялись “самоопределяться” национальные окраины.

Финляндия, Эстляндия, Курляндия, Литва, Польша, Украина, Грузия, Сибирь заговорили об автономии, а кто-то уже о независимости. Сепаратизм завелся и в казачьих областях. На Северном Кавказе было не до этого – там местные народы сразу вспомнили давние взаимные счеты, начали грабить и резать друг дружку. Рабочие на заводах и шахтах разболтались, вошли во вкус забастовок, выставляли требования по зарплате, в несколько раз превышающие прибыль предприятий. Крестьяне, пользуясь безвластием, взялись захватывать и делить землю, жечь и грабить помещичьи усадьбы. Уплата налогов прекратилась. Банды дезертиров, уголовников, шпаны приобретали легальный статус – пристраивались под крылышком местных Советов, получая название “милиции” или Красной Гвардии. Каторжник Махно еще летом 1917 г. возглавил Совет в Гуляй-Поле и установил у себя “советскую власть”.

В июле-августе уже и иностранцы требовали прекратить анархию. Бьюкенен писал: “Для нас пришло время сказать откровенно русскому правительству, что мы ожидаем сосредоточения всей энергиии на реорганизации армии, на восстановлении дисциплины на фронте и в тылу”. Указывал, что мятеж большевиков дает прекрасный повод решительно расправиться с ними. Аналогичные советы давали и французы. Дескать, революционеры полностью изобличили себя, так чего ж еще ждать? Надо уничтожить Ленина и Троцкого. А Советы разогнать, Клемансо отзывался о них: “Банда мошенников, оплачиваемых тайными службами Германии, банда германских евреев с более или менее ощутимой русской прослойкой, повторяющая то, что ей было сказано в Берлине” [168]. Но нет, в данном отношении Керенский почему-то проявлял “строптивость”. Рекомендациям союзников не следовал. Организовывать суд над арестованными предводителями не стал. И даже партию большевиков не запретил. Она быстро оправлялась от поражения, снова набирала силу.

Ну а надежды русских патриотов связались в это время с Корниловым. Герой войны, талантливый военачальник, решительный противник развала – он казался именно тем человеком, который спасет страну. Вокруг него стали смыкаться офицерство, казачество, самые широкие круги общественности. Государственное совещание, созванное в августе в Москве, стало триумфом генерала. Его встречали восторженно, носили на руках, забрасывали цветами. Либеральные политики, думцы, промышленники обещали поддержку. Спасти страну могла только диктатура. Это признавали и отечественные патриоты, и союзники. И план Корнилова предполагал установление диктатуры. Но не единоличной, а диктатуры правительства. Именно как патриот, он считал, что должен действовать совместно с правительством.

Предлагалось подтянуть в Петроград надежные части, разогнать большевиков, разоружить разложившийся 200-тысячный гарнизон и моряков Кронштадта. Распространить на тыловые районы законы военного времени, реорганизовать армию и твердой рукой довести страну до Учредительного Собрания. Керенский на словах соглашался. Но на деле исполнение плана под разными предлогами тормозил и откладывал. 20 августа немцы в результате частной операции захватили Ригу, русские части бежали почти без боя. Это послужило толчком для патриотов. Теперь и самым нерешительным было ясно, что больше тянуть нельзя. План был еще раз согласован с Керенским, с его представителем Савинковым. И Лавр Георгиевич отдал приказ 3-му конному корпусу и ряду других частей начать движение к Петрограду.

Подчеркнем, что Корнилов вполне устраивал и западных союзников. По своим взглядам он был республиканцем. От него уж никак нельзя было ожидать попыток реставрации монархии – в марте по приказу Временного правительства как раз он осуществлял арест царской семьи. Если такой человек укрепит фронт и тыл, искоренит прогерманскую “пятую колонну”, то выглядело логичным, что это принесет сплошную пользу Антанте. Русские снова смогут воевать в полную силу, противник будет сломлен. Но после всех катастроф Россия уже и соперницей не станет, плоды побед благополучно разделятся без нее. Бьюкенен собщал в Лондон: “Все мои симпатии на стороне Корнилова… Он руководствуется исключительно патриотическими мотивами”. Делать ставку на Корнилова советовали британскому правительству военный представитель при русской Ставке генерал Батлер, глава английской разведки в России Сэмюэл Гор, заместитель министра иностранных дел лорд Сесиль. И британский военный кабинет прислушался к этим мнениям, принял решение поддержать Лавра Георгиевича. Такого же мнения были в Париже. Французский премьер-министр Рибо указывал послу в Петрограде Нулансу: “Все союзники чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы Керенский и Корнилов сумели организовать энергичное правительство”. Была выработана и совместная линия. Англия и Франция провели закрытую союзническую конференцию, на которой постановили – поддержать Корнилова [168].

Но события вдруг пошли совсем не по тому сценарию, который требовался русским и, казалось бы, одобрялся Западом. “Согласование” действий Верховного Главнокомандующего с Временным правительством оказалось всего лишь провокацией. 26 августа Керенский поднял шум, что он “раскрыл заговор” и объявил Корнилова “изменником”. Причем даже и Временное правительство не приняло сторону министра-председателя! Состоялось бурное заседание, Керенский требовал себе “диктаторских полномочий” для подавления “мятежа” – министры были против, настаивали на мирном урегулировании. Александр Федорович несколько раз хлопал дверью, угрожал, что “уйдет к Советам”.

А 27 августа он распустил кабинет, самочинно присвоил себе “диктаторские полномочия”, единолично отстранил Корнилова от должности (на что не имел никакого права), потребовал отмены движения войск к Петрограду и назначил Верховным Главнокомандующим самого себя. Корнилов отказался выполнить такой приказ. Выступил с воззванием к народу, заявив, что “правительство снова попало под влияние безответственных организаций”. И дополнил приказ командующему армией генералу Крымову – “при необходимости оказать давление на правительство”. Хотя какое уж там “правительство”?! Первый его список был, пусть и обманом, утвержден царем. Потом его дважды переформировывали. А теперь Керенский один распустил его и выделывался самостоятельно!

Но особенно ярко выглядит еще один факт. В дни кризиса американский посол Френсис потребовал от Бьюкенена, как дуайена (старейшины) дипломатического корпуса в Петрограде, созвать совешание послов стран, принадлежащих к лагерю Антанты. Собрались дипломаты 11 государств и вынесли решение… поддержать Временное правительство против Корнилова [168]! Да, вот такой сногосшибательный поворот. За Керенского неожиданно заступились США. А правительства Англии и Франции, только несколько дней назад выступавшие за Корнилова, их послы, стоявшие за него горой, сразу же изменили позицию! Закрывая глаза на то, что никакого “Временного правительства” фактически нет, и поддерживают они только Керенского, которого сами же в своих донесениях характеризовали как “демагога”, “оппортуниста”, на которого “нельзя положиться”. Очевидно, кроме явных инструкций дипломаты получили какие-то иные, тайные. Ведь старинная пословица гласит: “Посол – как осел, что нагрузили, то и везет…”

Зато мнимый мятеж Корнилова стал для Керенского удобным поводом амнистировать настоящих мятежников. Из тюрем были выпущены все лидеры большевиков, арестованные после июльского путча. Троцкого, например, освободили “под залог” – смехотворный, в 3 тыс. руб. Правда, еще взяли подписку, что освобожденные помогут против “контрреволюции”. И министр-председатель широко распахнул перед Советами и большевиками двери оружейных складов – началось легальное формирование Красной Гвардии. Но она в общем-то и не понадобилась Железнодорожники под руководством своего меньшевистского профсоюза останавливали воинские эшелоны, отцепляя паровозы, загоняя в тупики на станциях и полустанках. Связь между частями и их командирами была оборвана. Казаки и горцы 3-го конного корпуса не могли понять, в чем же дело – они-то ехали защищать правительство, которое вдруг объявило их мятежниками. К ним хлынули агитаторы: правительственные, меньшевистские, большевистские.

Корнилов, оставшийся в Ставке и оторванный от войск, 1 сентября был арестован. На Юго-Западном фронте арестовали Деникина и еще ряд генералов только за то, что телеграммой правительству выразили солидарность с Лавром Георгиевичем. И Керенский захлебывался “красивыми” фразами: “Корнилов должен быть расстрелян, но я первый пролью слезы и положу венок на могилу этого патриота”. Заметим, после июльских событий речь о расстреле Троцкого и иже с ним даже не заходила. Ни разу Александр Федорович не высказался о необходимости их наказания.

Вот и спрашивается, на кого же он работал? Кто стоял за этой сумбурной личностью? Приведем факты. Один приведен выше – инициатива его поддержки против Корнилова исходила от США. Постоянным “гостем” в американском посольстве являлся соратник Керенского, самое влиятельное после него лицо в правительстве. Терещенко. В воспоминаниях дипломатов, находившихся в 1917 г. в Петрограде, то и дело упоминается – заглянув к Френсису, застали у него Терещенко. Кстати, от первого кабинета заговорщиков, сформировавшегося после Февральской революции, до последнего, павшего в Октябрьской, во Временном правительстве удержались всего два постоянных члена. Керенский и Терещенко.

Не осталась в стороне от событий и американская миссия Красного Креста. Уже позже, в декабре 1917 г., глава миссии Уильям Б. Томпсон напишет в меморандуме, что осуществлял свою работу в Петрограде “через “Комитет по народному образованию”, при помощи Брешко-Брешковской и доктора Давида Соскиса” – секретаря и помощника Керенского [139]. Но кое-о-чем Томпсон умолчал. Согласно донесениям британских дипломатов, имели место и прямые контакты Керенского с американской миссией. Приближенным Александра Федоровича, и мало того, даже его советником, к осени 1917 г. становится заместитель Томпсона, полковник Раймонд Робинс [168].

Обнаруживается в этой темной истории и “английский след”. В августе 1917 г., непосредственно перед корниловскими событиями, в Россию прибывает Соммерсет Моэм. Впоследствии – великий британский писатель. А в то время – секретный агент разведки. Но агент не Бьюкенена или официального руководителя английской разведки в России Сэмюэла Гора. Нет, он был агентом сети Вильяма Вайсмана – резидента МИ-6 в США. Прибыл он с особой миссией, в рамках упоминавшегося плана Вайсмана “управления штормом”. В своих воспоминаниях Моэм потом напишет: “Моей задачей являлось вступить в контакт с партиями, враждебными правительству, с тем, чтобы выработать схему того, как удержать Россию в войне и предотвратить приход к власти большевиков, поддерживаемых Центральными Державами” [168]. Но на самом деле никакой его работы по предотвращению “прихода к власти большевиков” не отмечено. И в контакты он почему-то вступает не с “партиями, враждебными правительству” (ведь такими партиями как раз и были большевики с левыми эсерами), а с самим правительством. И тоже становится очень близким доверенным лицом Керенского!

И вот еще факиы. Сразу же по прибытии в Россию, 31 августа, Моэм становится клиентом американского “Нэйшнл Сити банка” - банка, который перед Февралем выдал загадочный щедрый кредит Терещенко. А в книге вкладчиков этого банка, оставшейся в нашей стране, сохранившейся в архивах и попавшей в распоряжение исследователей, обнаруживается и имя секретаря Керенского Давида Соскиса. И клиентом он был весьма солидным, со вкладом “значительно превышающим 100 тыс. рублей” [154].

А сам по себе “мятеж Корнилова” имел еще один важный результат. Был создан жупел “корниловщины”. Которым большевики стращали народ, обывателей, Советы, социалистическую “общественность”. И под предлогом защиты от “корниловщины” смогли открыто готовиться к захвату власти.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.)