Машина подлецов работала слаженно, как нигде в мире... Вот теперь иди и жалуйся хоть самому Горбачеву... Знаем мы таких писак, они у нас

Часто бывают, но мы, слава богу, умеем быстро расправляться...

После завтрака Андрей пошел в санчасть. Лобачева не было. Приня­ла его женщина-врач, сводила в госпиталь снять рентген черепа. Дала таблетки от головной боли и снотворное.

А через два дня Туманов снова пошел в санчасть, чтобы узнать ре­зультат рентгена и попросить еще таблеток.

- Чего явился? - засопел длинным носом в свои холеные усы Лобачев и задвигал толстыми ногами под столом, вроде они там не помеща­лись. - Какие тебе еще таблетки? На таких, как ты, пахать можно и воду возить...

Но, посмотрев на угрюмое и серое лицо солдата, все-таки дал.

- Я хочу знать результат рентгена, - поинтересовался Андрей.

- А тебе он зачем? Ничего у тебя нет, - и стал лениво перекладывать на столе бумаги, мол, топай, разговор окончен...

Через два дня снова кровь, болел затылок, горели уши и страхи, стра­хи... Ночь в кошмаре... Утром в казарму пришел комэска. Нужно было идти на стоянку, бегать по аэродрому, вставлять и вытаскивать у призем­ляющихся вертолетов кассеты. Андрей сказал о плохом самочувствии.

- Ладно, сходишь в санчасть - потом на аэродром, - приказали ему.

Но какой аэродром? Даже от спокойной ходьбы что-то рвалось в за­тылке, кружилась голова, и земля ускользала из-под ног... Пришлось лечь в постель. Захотелось подвести итоги своей жизни. Женщин не знал, кро­ме Ларисы, с друзьями здорово не водился - был брат. Этого оказалось достаточно. Брата любил больше матери и всяких Ларис. Кое-где подза­рабатывал: то дежурил, то мел двор, был матросом. Однажды три меся­ца тягал мешки на продуктовом складе, чтобы Виктору к дню рождения купить подарок. Правда, устроились с дружками на месяц. Потом те бро­сили работу, а он остался на все лето. Пацаны избили его, мол, не шес­тери перед нашими родителями. Андрей отлежался дома пять дней и снова пошел работать. А к концу лета как-то сам разгружал мешки с са­харом. Первый день перетаскивал триста, а на второй двести шестьде­сят, и ночью его рвало - сорвал печень... Потом книги, книги и еще раз книги, газеты, политика, универ, сдача экзаменов, волнение за их ре­зультаты... И еще постоянное стеснение, что одет хуже других, не улатанный заграничным. Ему-то наплевать, но обидно, что везде встречают по одежке... И почти всегда провожают по ней...

Думать долго не мог, от напряжения болела сильнее голова, и было как-то все внутри пусто, туманно и тупо. Любая мысль смутно обрыва­лась, терялось ее начало, и концы уходили растертые пустотой... А в сердце все ревело и бушевало: «Почему я должен подыхать, как соба­ка? И книгу не написал о Турции, не побывал в этой стране, не изучил их

Язык. А им бы стоило заняться, ой как стоило. Он уже проник в Бельгию, Данию, Францию, Голландию, Грецию и, конечно, в ФРГ. Там турецкие дети после основных занятий два часа еще изучают свой родной язык и ислам...» И вспомнилось, что он как-то постригся под турка, оболванил голову под «серых волков», да дома мама с Виктором подняли «кипиш»...

- Чего опять явился? Сачкуешь? Наркотиков больше не дам, не жди,

Поиск по сайту: