И тут вспомнилось письмо Игоря Чесунова, друга по университету. Сколько беспечности в каждом слове, невольно позавидуешь. А ведь и он жил до армии теми же интересами

«Привет, Андрей! - писал Игорь. - Недели две назад получил от тебя письмо, но почему-то без концовки. Может быть, был так задуман этакий хэппи энд? Но где же гуд бай? Завидуй. Достал книгу о величайшем из космополитов и самом удачливом из одержимых мирового господства. «Александр Македонский» австрийского историка Фрица Шахермайхе-ра. И еще одна новость. Не лопайся от зависти. Переписал новые кон­церты рок-музыки: «Алиса», «Аквариум» и «Урфин» - «Гуд бай, Амери­ка!»

Вчера выступал на научной конференции в ДВГУ. Потом вся наша группа завалилась к нам домой. Весь вечер вспоминали тебя, сэр. Была и Лариса. Онная особа к тебе проявляла исключительный интерес. Впро­чем, обаяние Вашей личности не может не действовать даже на расстоя­нии. Как видишь, кое-кем здесь пренебрегают (Игорь тоже был влюблен в Ларису), а тебя ждут. Но ты, смотри, на радостях не сбегай, а то я тебя знаю, дурака, извини за комплимент... В твоем скрытом организме рядом с гением сидят черт и сатана...

Революция и свобода всех народов!

Руки прочь от Никарагуа!!!»

Да, в Андрее сейчас заговорили черт и сатана. В нем закипела вся сила протеста против тех, кто его довел до такого состояния. Первым был Ломидзе. Была бы причина, а повод для столкновения всегда най­дется, даже у целых народностей и стран.

Как-то построились на обед. Ломидзе докурил папиросу и горящий окурок бросил за шиворот Лубенку. Тот дико закричал, задвигал руками и локтями, выскочив из строя. Тогда Ломидзе, не торопясь, вразвалочку тоже вышел и со всей силы наотмашь ударил хлипкого Лубенка по голо­ве. Витьку, которого почти никто не бил. Слишком тот был слаб и ни у кого не поднимались руки на такого. Лубенок, не пикнув, замертво упал на землю. Все остолбенели, а потом бросились к Витьке, стали его тор­мошить, переворачивать, но тот лежал без признаков жизни. И тут Ло­мидзе впервые за свою бытность в армии чуть не наложил в штаны. Он схватился за живот и стал громко икать. Драка дракой, а убить боксер­ской рукой, хоть и хлипкого, грозило тюрьмой с немалым сроком.

Лубенка продолжали крутить и вертеть. Гордеев делал искусственное дыхание и, наконец, тот открыл глаза. Все облегченно вздохнули и ушли на обед, потом на работы. Андрей отвел Лубенка в казарму, и тот лег в постель. А на второй день утром Витька исчез. Одел шапку и шинель, и ушел. Андрей подошел к Ломидзе и громко, категорически заявил, чтобы все слышали:

- Иди, скотина, ищи Витьку...

У того глаза полезли на лоб от такой наглости. Чтобы ему, грузину, такое говорил тот, на котором он ездил верхом? Нет... Спусти этому «чи­лиму» -другие тоже себе позволят... И Ломидзе бросился к Андрею. Тот, схватив стул, вытаращив глаза, с силой двинулся на грузина. Что-то было дикое и животное в лице Андрея, но силы было меньше, чем у Ломидзе. Это знал Фархад, и он кинулся на защиту друга, позвав своих азербайд­жанцев.

- Кардаш! - закричал он. - Отступись!

Азербайджанцы навалились кучей на Ломидзе и оттянули его от Анд­рея. Кровь текла изо рта Туманова, а он кричал и кричал, не мог прийти в себя:

- Ищи Витьку! Ищи Витьку! Задушу! Убью, скотина!..

Гордеев не вмешивался. Он теперь был сержантом вместо демоби­лизованного Момедова. Ему не положено вступать в драку...

Дежурный по казарме офицер вечером докладывал командиру пол­ка: двое дрались, один сбежал...

- Туманов против боксера? - удивился полковник. - Ну и как? - Азербайджанцы растянули...

Через несколько дней докладывали в том же кабинете:

- С Галустьяном... Насшивал ему... Туманов, оказывается, боксер...

- Вот и пойми этих городских, - удивился полковник, - его бьют почти год, а он почему-то все это время терпит? - И добавил: - Солдат должен уметь давать сдачи, чтобы в случае чего мог кинуться на врага и, не за­думываясь, убить. А то вон отправили партию в Афганистан... И подби­рали, вроде, подходящих, а при первой же бомбежке кричали «мама»... Хотя и дело до боя еще не дошло, обслуживали только аэродром, кото­рый вокруг был еще подстрахован патриотическими силами афганцев. А этот шизик еще не появился? Придет - отправьте его ко мне... М-м-да-а, армия на таких, как Лубенок, держаться не может...

Через два дня Андрею Туманову была вынесена благодарность за хорошую службу при... при штабе... Галустьяна из столовой убрали, пе­ревели туда хлеборезчиком Маньяхина. «На стоянку, вставлять кассеты, - сказал утром старшина Хачеку. - Там придется бегать по аэродрому и свой бабий зад быстро растрясешь...»

Андрей потом анализировал все последние события. Почему офицер не заступился за него в столовой? Во-первых, тому глубоко наплевать на солдата. Во-вторых, не хотел обострять отношения со своими солда­тами. А почему? Разве он не в силах приказать? Да, бывает и не в си­лах... а почему? Потому что офицеры - это люди в основном выходцы из деревень с низкой культурой и плохими знаниями педагогики. Вести кро­потливую работу с подчиненными трудно, особенно с грамотными. Легче приказывать и требовать вчерашним школьникам, с которыми ой как во­зились учителя, легче избить солдата солдатской рукой, запугать, вытра­вить из него всё человеческое с первых шагов армейской жизни. И та­ким, как Маньяхин, Гордеев да и сам Андрей, куда труднее, чем тому же Лехе или Вовке Подуфалову. И дело не в том, что в армию попали люди из тюрем и внесли свои законы. Зэков и «дедов» здесь почти и нет, а людей ПРОПУСКАЮТ СКВОЗЬ СТРОЙ, чтобы легче их было держать в руках... Гордеев как-то сказал, что, может, тут и вредительство. Запуги­вают, чтобы молодежь не шла служить. Не во всех же частях такое?

- Да, - подтверждал Маньяхин, - вредительство. В учебке такого не было...

Андрей теперь с Гордеевым по вечерам часто где-нибудь в уголке шептались. И Борька старался:

- Была у нас соседка-шизофреничка, лечилась...

Поиск по сайту: