А Андрей хотел жить, как его «батя»: быть веселым и беспечным, уметь легко шагать через свои годы, обманывать житуху, уметь выкручиваться и не терять бодрость духа и молодость

Катька и сейчас дома в мусорном пластмассовом ведре находит окурки в губной помаде, а отцу давно перевалило за шестьдесят. Но семья от этого и не думает разваливаться. И Катька в обмороки не дура падать. В ее квартире всегда наварено, постирано и убрано, и есть надежный сто­рож добра. А те семь замков, что вставлены с потолка до пола в наруж­ную вторую дверь, оббитую толстым железом, могут и не уберечь в тай­нике уже давно плотно спрессованные тысячи. Годы их таскала, как мышь в нору. А мужик он и есть мужик. Всегда нужен под рукой, особенно если у него собачья преданность в службе и пудовые кулаки. Надежнее. Ну а если и бабу какую снимет, то раньше как в деревне говорили? «Не со­трется...» Вот только бы заразу какую не поймал... Ну так он, поди, не дурак... Профилактории всякие есть.

Но отец не любил Андрея и за то, что тот, как ни старался, а не был на него похож. «Нет, не мой, - говорил он Катьке и даже был доволен, что природа лишь легким штрихом мазнула и отразила в младшем сыне его черты. И старший Туманов всегда делал свои круглые выводы: «Я в его годы девок лапал и водку хлестал, а этот протер задницей весь свой диван. Одни у дурака книги да газетки на уме. В его-то годы девок нужно валить, а он от книг балдеет и около маминой юбки сидит. Это той грамотейши работа. Перепортила парням жизнь... Дура... Кому нужны Витькины сочинения, если за них так мало платят? Бросил бы всю свою ду­рость. Какой из него к черту, писатель?.. И когда Андрей приходил к отцу, предлагал:

- Давай, сынок, выпьем. Ты на мать не смотри. Она у тебя дура, хоть и институты заканчивала. Сама не умела жить, и вам вбила дурость. «Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше». В наше время «писате­ли» не в моде. Иди туда, где побольше можно урвать «мони».

Тут же сидела довольная Катька и гостеприимно подкладывала пух­лой рукой Андрею в тарелку. Мол, ешь, ешь... У нас с голоду не умрешь. Всего полно: и поесть можно вкусненько вволю, и выпить всегда найдет­ся. Полный бар и вон, на кухне, в бумажных стандартных мешках десят­ки бутылок коньяка и шампанского... Тут же за столом сидела и ее дочь Леночка, розовощекая миловидная девушка, ровесница Андрея, кото­рая пошла по стопам матери - в торговый институт. Катька получила диплом, работая

уже завскладом, и не знала, где открывается дверь в тот для многих не­доступный храм для выковывания столь ответственных кадров торгов­ли... И, обхаживая Андрея, она с любовью и умилением смотрела то на бравого черноглазого красавца, то на свою сияющую дочь, подмигивая мужу: «Эх, поженить бы их! Вот бы утерли той грамотейше нос, когда бы у нее увели так ловко сына!»

А отец к концу ужина так накачивал Андрея, что тот мертвецки падал тут же на диване, но чаще всего на полу. И «папаша» язвительно и зло­радно мстил первой жене:

-Ха-ха, нахлебался, дурак, кусок пьяницы... - и сплевывал в сторону.

Андрей после такой попойки не ходил месяца два-три к отцу. Злился на него: ведь не хотел же пить, но сделал отцу в угоду... Потом все забывалось, острота сглаживалась. Винил себя и бежал к «бате». И был рад, если тот дарил ему, «соскучившись», свою старую рубаху или вышедший из моды галстук...

Виктор к отцу не ходил, только всегда удивлялся матери:

- Как ты могла связать свою жизнь с таким человеком? Старший брат забывал, что лучших женихов в молодости матери выбила война...

Но Андрей и на посту вспоминал отца добром и только в одном с ним не соглашался: «Нарожаем мы с женой много детей, штук шесть. И будет у меня одна жена. А если когда и изменю, то чтоб не зазнавалась очень и чтобы не быть у нее под ногой... Построю где-нибудь в деревне дом и буду учительствовать, а по вечерам вся се­мья будет сидеть дома у телевизора или за столом... Все нарядные... И имена всем ребятишкам дам позаковыристей: Зуфра, Сульфидиния, Ахъят... Ахъят Андреевич! Звучит! И все они будут черноглазенькими, похожими на мою маму... А, может, на жену? Какая она будет? Может, это Лариса, голубоглазая, нежная, манящая до головокружения. Нет, нет, Ларису нужно забыть... Хочу быть похожим на Ахъята, немного... Армия - это все-таки необходимая школа для таких слюнтяев, как я... Выше голову, Андрей! Лариса не может быть матерью твоим детям. Кого она нарожает? Дебилов? Сама говорила, что ее ничем не удивишь: пила, кололась, ела «колеса», творила во всех дозах дозволенное и запрет­ное. О будущем не думала. Пусть о нем заботятся еще не старые роди­тели. Она у них одна дочь, так о чем им еще думать? А ее дело каждый день хватать удовольствия и модно, со вкусом одеваться. И конечно, иг­рать и переигрывать женскую богиню с ангельским голоском... Дурак, кого любил?..»

Поиск по сайту: