Итак, причина для кровавой драки была уже готова, поджаренная и румяная. А повод? Но его, если есть причина, всегда найдут даже для войны между большими государствами

После приказа Нукзар, как-то вроде невзначай или шутя, при выходе

Из казармы двинул Андрея кулаком в плечо: мол, хлюпик ты, хлюпик и «чилим»... Туманов посмотрел на него, ехидно подмигнул, мол, давай-давай, но не торопись, геноцвали... Наше еще впереди... Но через три

Дня...

Андрей мыл в казарме пол, драил с мылом в поте лица. Ввалился Ломидзе. Шел вразвалочку, как-то крадучись, по-звериному. Андрея обо­жгло жарким током: «Все! Мама, мамочка, да помоги Бог... Сейчас из нас кто-то умрет, скорей всего, я, но просто так ты, скотина, не убьешь...»

И время будто остановилось для Андрея. Весь мир с землей и небом, с казармой, вся его жизнь сконцентрировалась кровавым сгустком в од­ном горячем фокусе. И спрессованные месяцы и годы жизни в доли се­кунд зажгли все тело огнем, горячая мысль заработала резко и четко: «Убьет, пусть убивает, не убьет - убью его сам... Потом повешусь или перережу вены, чтобы не идти из-за этого подонка под суд...»

- Чего расставил ведра?! - заревел Ломидзе так, как это делал когда-то Умхаев. Лицо грузина враз покраснело и исказилось от злости, руки сжались в кулаки-гири.

- А ты, сволочь, не видишь, что я мою? Обойди!..

И Андрей, сорвав с себя очки, бросил их на чью-то постель. Ломидзе остолбенел - такого натиска и отпора он не ожидал.

- Что?! - двинул он на Туманова. - Повтори! Убью!

- Руки отсохнут! Может быть, тебе еще и семерочку подсунуть? Голо-довочку устроишь или квакать заставишь? А ну подойди, убью на х...

На крик в первую эскадрилью прибежали даже из ТЭЧ. Обступили. Смотрят. Двое дерутся - третий не лезь. Интересно, Туманов да против Ломидзе... Жидковат... Не устоит... Но когда полетели двухъярусные кро­вати и табуретки, поняли -дерутся насмерть...

Уже у одного кровь текла изо рта, но текла и у другого. Дрались кула­ками, пинали друг друга ногами, били в живот и пах, визжали и рычали по-звериному. И ни к одному невозможно было подступиться. Ломидзе вдруг схватил табуретку и с дикой звериной силой пошел на Андрея. Тот на доли секунды растерялся и услышал чей-то испуганный крик. Кажет­ся, не выдержал не то Лешка, не то Фархад. Но удара он не почувство­вал на своей голове. Только увидел, как разлетелась табуретка в руках Ломидзе. Тогда Андрей схватил швабру, которую в начале драки бросил у кровати и, размахивая ею в воздухе, пошел на своего противника. И через несколько секунд от швабры в руках Андрея остался маленький обломок...

Наконец, между дерущимися образовалось маленькое пространство. Толпа солдат ринулась в незаполненный вакуум. Часть солдат в одну сторону, часть в другую. И хотя Андрей ощущал во время драки, что по-

чти все солдаты были на его стороне, но когда стали усмирять, большин­ство бросилось к нему, мол, хватит, хватит, ну чего ты... разошелся... ус­покойся... «Да, и тут сыграла подлая человеческая душа, - думал Анд­рей. - Ведь знают, что я никогда первый не полезу, а усмиряют меня, а не его... Заискивают перед ним... Да что он один перед всеми? И кому толь­ко не давал тумаков, у кого не отбирал деньги? Жалкие душонки...»

Но после драки эти же «душонки» вытирали кровь с лица Андрея и Ломидзе. Держали то под одним глазом медную бляху от ремня, то под другим, прикладывали пятаки, чтобы не было синяков. «Хитрости» не помогали. Лицо Андрея было изувечено. У грузина синяков на лице было меньше, зато спина исполосована шваброй. Да, Андрей остался верен себе - не мог он сильно ударить человека в лицо. А можно было, можно было дать шваброй по холеной физиономии, выкормленной на золотых душистых персиках, которые Андрей пробовал только один раз в жизни, когда с мамой был на Кавказе у ее подруги в Тбилиси... Но когда драка закончилась и все успокоились, Ломидзе вдруг встал, подошел к сидев­шему на кровати Андрею и ударил того кулаком наотмашь в лицо... Анд­рей покачнулся, упал и потерял сознание, Нукзар под общее молчание вышел из казармы...

Поиск по сайту: