В последующие дни Игорю мог каждый дать по морде, вытряхнуть за воротник пепел с окурка, мял он «чуркам» бумажки и вытирал вонючие зады, перед сном массажировал пятки

И посыпались от Куденка домой письма одно страшнее другого: «Сбе­гу... Повешусь, перережу себе вены.»

Но Сидоровых почти не трогали, все-таки их двое. А это уже сила. Да и мать им строго наказала держаться друг за дружку, никому не давать спуску, если тронут. А они - тугодумы, но это запомнили хорошо. Попро­буй хоть одного из них зацепи - налетят, испинают солдатскими сапога­ми и кулаками, бьют и не смотрят куда: в ухо, в зубы, в глаз. И под эту страшную необузданную силу даже Умхаев не хотел попадать. Да и ве­рующие они. На ученьях читают только то, что не касается оружия. Там, где говорится о поражающей силе - пропускают. А вера в армии играет немалую роль. Группировались не только по физической силе, по нацио­нальности, месту жительства, но и религии. Неверующие русские - сви­ньи, потому что жрут свиней, а она жрет человеческий кал... А мы все выше таких русских, мы брезгуем, мы чище... Да и бить русских удобно. Одного лупят, а остальные не кидаются на защиту, даже шестерят... А мы дружные... Мы бросаемся дикой силой все за одного, орем и лупим, кусаемся, извиваемся и не думаем, чем это потом кончится для нас... Не потому, что наша нация небольшая, мы отстаиваем не только нацию и спасаем ее... Нет, мы просто выше других «человеков», хоть и не созда-

ем машин, зато мы умеем пасти баранов... и презирать баранов, кото­рые хотят нашего обрусения...

Из-за больной печени Андрея направили работать в штаб. Днем в штабе, а вечером на полетах. На вышке у планшета. В казарму приходит только спать. Даже на обед иногда ходит без строя. Все солдаты и офи­церы считают его на особом положении, называют Андреем Петрови­чем, даже Володя Подуфалов. Иногда порцию борща в столовой для Туманова караулит Лешка или азербайджанец Фархад. Иногда обед при­носят в штаб.

Пришел как-то в казарму комэска и стал разбираться, кто бьет Куден­ка. Ага, значит, среди них есть стукач! Кто? Тот, кто ближе к начальству. Да Андрей Петрович, поганый русский учитель. Его даже офицеры вели­чают по имени и отчеству, за руку здороваются... Где же такое видано в армии? И почему только с ним, а не со всеми, мы же выше русских?

Начальника штаба считают отцом Туманова, подгульнул, видно, под­полковник. Вон, закроются в штабе вечером и сидят вместе да о чем-то говорят и говорят между собой. Поехал начальник штаба во Владивос­ток и очкарика с собой прихватил. Не Куденка, не Лапшу, не Сидоровых, значит, Туманов - и стукач. После полетов схватили Андрея, уволокли в коптерку, вниз, за туалет, в дальний угол казармы:

- Признайся, зараза, ты - стукач? Говори, а то пришибем.

- Нет, никому я ничего не говорил, разбирайтесь сами, - обида и гнев обдают Андрея горячим жаром, хочется дать сдачи, но он «дух» и один в казарме не воин. Те тоже «духи», но у них сила и презренье к русским.

- Хорошо, узнаем, тяни сюда Кудину. Лапша, лупи его.

Игорь кидается на колени, плачет и клянется: «Никому не жаловал­ся...»

Куденка избили, Туманову еще несколько раз дали под дыхло и стро­го приказали: «Мой коптерку десять раз до утра и не спать...» Дежурили по очереди, чтобы не сбежал или не уснул, прислонившись к подоконни­ку.

Поиск по сайту: