Ему протянули грязную, липкую кружку с водкой, залапанную руками,

обмусоленную слюнявыми ртами. Отказаться - потерять уважение у этой толпы. И Андрей, превозмогая брезгливость и отвращение, залпом вы­пил. Потом залез повыше на багажную полку, под потолок, чтобы не слу­шать и не видеть этот гвалт. Хотелось уснуть, расслабиться: «Черт с вами. Жрите и лакайте свое пойло... Убивайте драгоценное здоровье, туда вам, балбесам, и дорога...»

Болела голова. Резали сознание мысли: что же теперь его ждет? За­чем он доказывал этой дуре, которую, наверное, по-настоящему и не любил? Просто первая женщина, а у него и девушки до этого никогда не было... Лариса - холеная дебилка с дипломом врача. Диплом, конечно, липовый, ни одного термина медицинского не знает. Маман ее - глав­врач психбольницы, папа – майор КГБ... Доченька закормленная и занеженная, уже давно и квартирой отдельной обеспеченная. Какими-то махинациями прописали ее у какой-то бабки, ждут только, когда та окочурится. А старуха бегает, как угорелая, и не собирается умирать... Лариса считает себя красавицей, хотя фигура - доска, а вот ножки - да! Что надо! Она и умеет всегда их выгодно показать. Манерная, может себя подать.. Голосок - сплошная ангельская невинность. Хотя когда-то кололась и сейчас еще курит коноплю. Да он у нее уже и не первый. Три раза только замуж выходила. Правда, по-модному, без регистрации, а о людях судит до сих пор по прическе: «Да у него причесочка...»

Андрей понимал, что доказывал не только ей, но и всему их выводку вместе с матерью, тетками и подругами, которые смотрели на него, как на шавку, отирающуюся у них под ногами. Поганцы... Еще Ларискина мать обещала пристроить его в теплое и доходное место после окончания университета. Значит, все его бессонные ночи над книгами, газетами и журналами за многие годы - ничто по сравнению с одним ее поганым взмахом руки? Да пошли они все подальше, приспособленцы партий­ные... Уснуть бы, уснуть... Но как болит голова, что-то там лопается и звенит, перескакивая с места на место... Болит до тошноты...

К утру всех развезло. Пьяные голоса стали стихать, но Андрей уснуть не мог. Резало глаза, голова теперь казалась раздутой. Сильно, до боли, стучало сердце, бухало и бухало будто ударял молот. Непривычность состояния пугала...

Сна не было и на вторые сутки. Кто-то снова поднес ему кружку с водкой: «Выпей, может, полегчает... Уснешь...» Но он не пил. Уже даже не брезговал. Нет, просто не пил, почти ничего не ел...

Через двое суток, наконец, прибыли к месту назначения. Приехали ранним утром, комьями вывалились все из вагонов, обрюзгшие, с сон­ными измятыми лицами. Дикое разношерстное стадо присмиревших молодых парней...

Новое место их встретило по-зимнему: мокрым, липким снегом и пур­гой. А они все одеты налегке, некоторые без головных уборов. Построи­лись у вагонов. Долго кого-то ждали, часа три. Огляделись вокруг. В сто­роне маячила прижатая к земле ветхая деревушка. Глухо и дико. За де­ревушкой чернел бесконечный лес... Тут не армия - зэковские лагеря. Вчерашние хвастуны жались друг к другу, дрожали, выстукивая зубами... А снег лепил и лепил, выла в злобе пурга...

Поиск по сайту: