ГЛАВА XVII

В которой можно увидеть несколько чудаков, имеющих немало подражателей

— Прежде всего обратим внимание на ватагу оборванцев, которую вы заметили на улице. Это распутники, большей частью из хороших семей; они живут целым сообществом, как монахи, и проводят ночи в кутежах у себя дома, где всегда имеются изрядные запасы хлеба, мяса и вина. Теперь они расходятся по церквам, где прикинутся несчастными, а вечером опять соберутся, чтобы пить за здоровье набожных благодетелей, покрывающих их издержки. Полюбуйтесь, как эти бездельники умеют переодеваться и принимать вид, внушающий сострадание; так не принарядиться и самой заправской кокетке, собирающейся вскружить кому-нибудь голову.

Посмотрите внимательно на тех троих, что идут вместе. Тот, который на костылях, дрожит всем телом и передвигается с таким трудом, что, кажется, вот-вот ткнется носом в землю. У него длинная седая борода и дряхлый вид; в действительности это молодой человек, такой проворный и легкий, что перегонит лань. Другой, изображающий шелудивого, — красавец юноша; голова у него покрыта накладной кожей, скрывающей роскошные волосы, которым позавидовал бы любой паж. Наконец, третий мнимый калека — это негодяй, умеющий так жалобно и уныло причитать, что ни одна старуха не устоит и спустится хоть с пятого этажа, чтобы подать ему милостыню.

Кроме этих тунеядцев, идущих под маской нищеты выманивать у людей деньги, я вижу трудолюбивых ремесленников, которые, хоть они и испанцы, собираются в поте лица заработать кусок хлеба. Я вижу: везде люди встают и одеваются, чтобы исполнить самые различные обязанности. Сколько замыслов, задуманных этой ночью, будет осуществлено и сколько их разлетится в прах! Сколько будет совершено поступков, внушенных расчетом, любовью или честолюбием!

— Что это там на улице? — перебил его дон Клеофас. — Кто эта женщина, увешанная образками, которая торопливо идет в сопровождении слуги? У нее, видно, очень спешное дело.

— Еще бы, — отвечал черт. — Эта почтенная матрона торопится в дом, где требуется ее помощь. Она спешит к актрисе, которая страшно кричит; около актрисы суетятся двое мужчин. Один из них муж, другой — аристократ, весьма взволнованный происходящим; ведь роды актрис напоминают роды Алкмены — тут всегда замешаны и Юпитер и Амфитрион.

Глядя на этого всадника с карабином, можно подумать, что он едет охотиться на зайцев и куропаток в окрестности Мадрида, а между тем у него ни малейшего желания позабавиться охотой. У него совсем другое намерение: он отправляется в деревню, переоденется там крестьянином и в таком виде проберется на ферму, где под присмотром строгой и бдительной матери живет его любовница.

Вот этот молодой бакалавр спешит засвидетельствовать почтение старому канонику, своему дяде. Он это делает каждое утро, зарясь на его доходы.

Посмотрите на дом напротив: там человек накидывает плащ и собирается выйти. Это — почтенный, богатый горожанин, которого беспокоит немаловажное дело. У него одна-единственная дочь — невеста; он колеблется, отдать ли ее за прокурора, сделавшего ей предложение, или за идальго, который тоже за нее сватается. Он идет посоветоваться об этом с друзьями. И, правда, он находится в крайне затруднительном положении: он опасается, что идальго, сделавшись зятем, будет его презирать; если же оказать предпочтение прокурору, то как бы не завести в доме червяка, который все источит.

Посмотрите на соседа этого озабоченного отца. Отыщите в этом роскошно обставленном доме человека в халате из красной парчи, затканной золотыми цветами. Это — остряк, корчащий вельможу, несмотря на свое низкое происхождение. Десять лет тому назад у него не было и двадцати мараведи, а теперь у него десять тысяч дукатов годового дохода. Он завел себе изящный экипаж, но, чтобы содержать его, экономит на еде: говорят, что весь обед его обычно состоит из цыпленка. Но иногда он из тщеславия принимает у себя знатных особ. Сегодня, например, он дает обед членам государственного совета; для этого он послал за поваром и кондитером и будет с ними торговаться из-за каждого медяка; наконец, столковавшись, составит меню.

— Что за скряга! — воскликнул Самбульо.

— Ничего не поделаешь, — ответил Асмодей. — Все голыши, разбогатев, становятся либо скупцами, либо мотами, — это общее правило.

— Скажите, а что это за красавица, которая за туалетом беседует с представительным господином? — спросил студент.

— В самом деле на это стоит обратить внимание, — воскликнул Хромой. — Эта женщина — немка; она живет в Мадриде на выделенную ей по завещанию вдовью часть и вращается в лучшем обществе. Молодой человек, который с нею, — сеньор дон Антонио де Монсальва. Хотя этот кабальеро принадлежит к одному из знатнейших родов Испании, он обещает на ней жениться; он даже заключил с ней условие с обязательством уплатить три тысячи пистолей неустойки. Но родные дона Антонио противятся его любовным замыслам и угрожают засадить его в тюрьму, если он не прекратит знакомство с немкой, которую они считают авантюристкой. Влюбленный крайне огорчен их сопротивлением. Вчера он пришел к своей возлюбленной. Она заметила его расстроенный вид и спросила, чем он удручен. Дон Антонио рассказал ей все и стал уверять, что, какие бы препятствия ни ставили его родные, решение его непоколебимо. Вдова была очарована его стойкостью, и в полночь они расстались, очень довольные друг другом. Сегодня утром Монсальва опять пришел к ней; он застал ее за туалетом и снова стал рассыпаться в изъявлениях любви. Во время разговора немка сняла с себя папильотки: кабальеро невзначай взял одну из них и развернул. Увидев свой почерк, он воскликнул, смеясь:

— Так вот для чего, сударыня, служат вам любовные записки, которые вы получаете?

— Да, Монсальва, — ответила она, — вы видите, для чего мне служат обещания поклонников, если они хотят на мне жениться вопреки желанию своей родни: я кручу из них папильотки.

Когда юноша узнал, что вдова разорвала его обязательство о выплате неустойки, он пришел в восторг от ее бескорыстия, и вот он снова клянется ей в вечной любви и верности.

Теперь бросьте взгляд на высокого, сухощавого человека, который проходит под нами; под мышкой у него большая конторская книга, на поясе висит чернильница, а на спине — гитара.

— Занятный господин, — усмехнулся студент, — бьюсь об заклад, что это какой-нибудь чудак.

— Да, это довольно странный субъект, — подтвердил бес. — В Испании есть философы-циники — вот это один из них. Он отправляется в Буэн-Ретиро на луг, где бьет прозрачный родник, образуя ручеек, вьющийся среди цветов. Философ проведет там целый день, любуясь на красоты природы, будет играть на гитаре, размышлять и потом запишет свои впечатления. В карманах у него его обычная пища, а именно несколько луковиц да ломоть хлеба. Такова воздержная жизнь, которую он ведет уже десять лет, и если бы какой-нибудь Аристипп^{37} сказал ему, как Диогену: «Умей ты угождать великим мира сего, так не питался бы луком», — этот новейший философ ответил бы: «Я угождал бы грандам так же, как и ты, если бы согласился унизить человека до того, что он пресмыкался бы перед другим человеком».

Действительно, этот философ состоял когда-то при больших вельможах; он даже разбогател благодаря им. Но, убедившись, что дружба с великими мира сего только почетное рабство, он прекратил с ними всякие сношения. У него была карета, от которой он отказался потому, что она обдавала грязью людей, более достойных, чем он. Чуть ли не все свое состояние он роздал бедным друзьям, оставив себе ровно столько, чтобы жить так, как он живет, ибо он считает, что для философа одинаково постыдно просить милостыню как у бедного люда, так и у вельмож.

Пожалейте человека, который бредет с собакой вслед за философом. Он может похвастаться, что принадлежит к одной из знатнейших фамилий Кастилии. Он был богат, но, как Тимон Лукиана, разорился^{38}, потому что каждый день угощал своих друзей и устраивал пышные торжества по поводу рождения или бракосочетания принцев и принцесс, словом, при всяком удобном случае, когда в Испании можно устроить празднество. Как только прихлебатели увидели, что кошелек его опустел, все они исчезли; друзья тоже его покинули; один-единственный друг остался ему верен — его пес.

— Скажите, сеньор бес, кому принадлежит карета, остановившаяся перед этим домом? — спросил Леандро-Перес.

— Это карета богатого казначея, из мавров, — ответил бес. — Каждое утро он приезжает в этот дом, где живет красавица галисийка. Старый греховодник ухаживает за ней; он от нее без ума. Вчера вечером он узнал, что красавица ему изменила; в порыве негодования он написал ей письмо, полное упреков и угроз. Вы ни за что не догадаетесь, как поступила эта кокетка: вместо того чтобы нагло отрицать происшедшее, она ответила, что он имеет полное право возмущаться; теперь он должен презирать ее, раз она могла изменить такому благородному человеку; она сознает свою ошибку, глубоко раскаивается в ней и в наказание уже обрезала свои прекрасные волосы, которые, как ему известно, она боготворила; наконец, что она решила уйти в монастырь, дабы окончить дни свои в покаянии. Старый вздыхатель не выдержал этих мнимых угрызений совести; он тотчас же поспешил к ней. Он застал красавицу в слезах, и ловкая притворщица так тонко разыграла раскаяние, что он ей все простил. Мало того: чтобы утешить плутовку в том, что она лишилась чудных своих волос, он в настоящую минуту обещает купить ей прекрасное имение около Эскуриала и сделать ее помещицей.

— Все лавки отперты, и я уже вижу какого-то господина, входящего в трактир, — сказал Самбульо.

— Это молодой человек из хорошей семьи, — пояснил Асмодей. — У него страсть к писательству, и он во что бы то ни стало хочет прослыть сочинителем. Он не глуп и даже достаточно остроумен, чтобы критиковать чужие пьесы, которые идут на сцене, но у него не хватает ума самому написать что-нибудь сносное. Он зашел в трактир, чтобы заказать роскошный обед; его гостями будут четыре актера, которых он хочет просить поддержать его бездарную комедию с тем, чтобы она была поставлена их труппой.

Кстати о сочинителях, — продолжал он, — вон двое встретились на улице. Заметьте, что, раскланиваясь, они насмешливо улыбаются; они презирают друг друга, и они правы. Один из них пишет так же легко, как поэт Криспин, которого Гораций сравнивает с кузнечными мехами, а другой тратит уйму времени, чтобы написать что-нибудь глупое и бесцветное.

— Кто этот человечек, который выходит из кареты у паперти? — спросил Самбульо.

— Это особа, достойная внимания, — ответил Хромой. — Не прошло еще и десяти лет, как он оставил контору нотариуса, где был старшим писцом, и поступил в картезианский монастырь в Сарагоссе. Пробыв полгода послушником, он вышел из монастыря и появился в Мадриде. Все знавшие его немало удивились, когда его вдруг назначили членом совета по делам Индии. До сих пор еще идут толки о столь неожиданной карьере. По словам одних, он продался черту, другие намекают, что он любимчик богатой вдовы; наконец, есть и такие, которые уверяют, будто он нашел клад.

— Но вы-то ведь знаете, в чем дело? — перебил беса дон Клеофас.

— Знаю, конечно, — ответил тот, — и сейчас вам открою эту тайну. Когда наш монах был послушником, он однажды копал яму в саду, чтобы посадить дерево, и вдруг наткнулся на медный ларчик. Он его раскрыл. Там оказалась золотая коробочка с тридцатью алмазами замечательной красоты. Хотя монах и не был знатоком в драгоценных камнях, он понял, что ему улыбнулось счастье. Он решил немедленно последовать примеру Грипа из комедии Плавта^{39}; тот, найдя клад, бросает рыбную ловлю. Монах снял с себя клобук и возвратился в Мадрид, где при помощи приятеля-ювелира обменял камни на червонцы, а потом червонцы — на видный пост, обеспечивший ему почетное положение в обществе.

Поиск по сайту: