Глава 15. — Что мы делаем? — спросила Антониетта, поднимая лицо навстречу ветру

— Что мы делаем? — спросила Антониетта, поднимая лицо навстречу ветру. Она много лет не была на стене с бойницами. Это было чересчур опасно. Даже рядом с Байроном она испытывала страх. Достаточно одного небрежного шага и она упадет, разбившись насмерть. Женщина сделала вдох и ощутила запах продолжительного присутствия кошки. Мысль, что ягуар может быть поблизости и прямо сейчас наблюдать за ними, была пугающей.

— Я собираюсь взять тебя полетать. Ты говорила, что хочешь попробовать. Небо ясное, лишь кое-где легкие следы тумана. Думаю, тебе это доставит радость, особенно после такого трудного вечера.

Она вслушалась в его голос, не в слова:

— В чем дело, Байрон?

Он притянул ее к себе, уткнувшись лицом в ее шею.

— Со мной ты в безопасности, Антониетта. Твое благополучие всегда превыше всего остального. Твое принятие, кто и что я, значит для меня все. Я хочу подарить тебе нечто особенное. Что-то, что ты будешь помнить всегда.

Кончики ее пальцев прошлись по его лицу. Каждый раз, когда она читала выражение его лица, Байрон находил удивительно интимным. Ласковая нежность оставалась на его коже, осознавала она это или нет. Он знал, она прочитала его опасения о том, что должно произойти. Она была крепко связана с ним. Слишком многое произошло с того момента, как она проснулась, и еще столько всего потребуется от нее.

— Если полет настолько запоминаем, почему ты боишься за меня?

Впервые за все время он перехватил ее запястья и убрал ее руки от своего лица, положив их себе на грудь. Потом прислонился своим лбом к ее.

— Я этим же вечером должен поговорить с тобой о том, кто я есть, о том, что значит быть моей Спутницей жизни для нас обоих.

— И ты боишься, что я не смогу принять тебя? Я уже сделала это. Не могу сказать, что у меня нет миллиона вопросов, Байрон, но как я могу бояться того, кто ты есть, если ты не боишься того, кто есть я, особенно теперь, когда какая-то лесная кошка убивает людей? Иногда я чувствую ягуара и в себе. Моя кожа буквально чешется, чтобы измениться. Или ты боишься за меня, потому что думаешь, что убийца один из членов моей семьи, вероятно Пол?

— Это не Пол. А даже если и он, то у него не сохранилось никаких воспоминаний, как он превращался в ягуара.

Она облегченно осела.

— Я так боялась. Не знала, что думать о Поле и его странном поведении. С какой стати он решил, что сможет помочь полиции раскрыть шайку профессиональных воров? Поверь мне, я знаю Пола, он не из тех людей, которые могут работать под прикрытием. Что в его духе, так это получить удары ножом и прийти сюда, вместо того, чтобы отправиться в больницу, и убедить всех, что он не может туда добраться. И все, чтобы спасти Жюстин от тюрьмы, — Антониетта покачала головой. — Nonno никогда не оставит Пола возглавлять судоходный бизнес, не важно каким проницательным он может быть. Когда дело доходит до этого, он всякий раз принимает решения, основываясь на эмоциях.

— Тебе не нужен этот бизнес, — ее волосы были мягкими. Кожа — слишком соблазнительной. Он убрал ее темные очки, позволяя своим губам свободно скользнуть по ее векам.

— Нет, я артистка. Я хочу сочинять музыку. Думаю, я эгоистка. Мне действительно не доставит радости оставить то, что я люблю, ради деловых встреч. У Пола есть квалификация, но он не создан для этого.

Он за подбородок приподнял ее лицо.

— Я люблю целовать тебя. Я могу провести всю жизнь, или даже две, просто целуя тебя.

— Забавно, я чувствую почти то же самое, — она приоткрыла свой рот для его, позволяя магии взять вверх. Бриз, прилетевший с моря, был свежим и прохладным, но он только служил контрастом разгорающемуся между ними пламени.

Над ними промелькнула тень, небольшое серое пятно на фоне лунного диска. Но Байрон мгновенно понял, что они больше не одни. Он развернулся кругом, заслоняя собой Антониетту.

— Не двигайся, не издавай ни звука.

— В чем дело?

— Еще не знаю, — будучи настороже, он просканировал окружающую местность на присутствие врага. Но не было ни намека на вампира, ни признака ягуара. Волнение пришло сверху — с парапета башни, возвышающейся над ними.

Байрон сузил свое зрение, ища, его пристальный взгляд постоянно скользил, беспокойно вглядываясь в каждый дюйм карнизов и крыш. Поймав уголком глаза едва заметное движение, он замер. Горгулья, присевшая прямо над его головой смотрела вниз красными горящими глазами. Раздался громкий треск, когда голова гигантской скульптуры слегка повернулась, а крылья расправились на добрые шесть футов[22], приготовившись к полету.

Кулак Антониетты, вцепившийся в его рубашку, казался таким маленьким. И хотя она моментально слилась с ним, но будучи не в силах видеть того, что видел он, получала от этого не менее сильные впечатления.

— Это невозможно. Эти горгульи не живые. Их глаза каменные. В них даже не вставлены драгоценные камни, чтобы ловить и отражать свет. И они не могут поворачивать свои головы и расправлять крылья.

— Ты совершенно права, Антониетта, — от ноток усмешки в его голосе у нее по спине пробежала дрожь. — Я знаю только одного человека, который осмелился бы сыграть со мной подобную шутку.

Байрон сосредоточился на горгулье. Голова повернулась дальше, уставившись на находящуюся позади крышу. И едва голова развернулась, как широко раскрылся гигантский рот, обнажив огромные зубы, заполнившие челюсть. Потом рот со щелчком захлопнулся — в злобном укусе предупреждения. Джозеф завопил, выбегая туда, где Байрон мог его видеть.

— Ты чуть не откусил мне ногу, — обвинил он.

— А это мысль, — спокойно ответил Байрон. — В следующий раз, когда подкрадешься ко мне, я позабочусь, чтобы горгулья откусила от тебя кусок.

Джозеф уселся на спину горгулье, удрученный.

— У меня не получается сделать это правильно. Не важно, сколько бы я ни пытался заставить неодушевленный предмет двигаться, это выходит у меня неуклюже. Если бы это было проделано плавно, ты бы и не понял, что это был я.

Антониетта успокаивающе положила руку на Байрона, когда почувствовала, что тот собирается прочесть лекцию.

— Звучит сложновато, Джозеф. Я думаю, любой испытал бы трудности, заставляя скульптуру горгульи двигаться.

— Я думал, вы слепы, — заметил Джозеф.

— Я не совсем слепа, когда рядом Байрон. Я улавливаю образы, проходящие через него, по крайней мере, осознаю, что происходит вокруг меня. Тебе не следует находиться здесь так поздно. Я не знаю, предупредил ли тебя Байрон, но в округе расхаживает ягуар, убивающий людей. Я говорю серьезно. Я не думаю, что твоя мать хочет потерять тебя.

— Я могу позаботиться о себе, — заявил Джозеф. — Вы уже меняли форму?

— Я не могу менять форму, но звучит это интересно.

— Это трудно сделать самому. Я много практикуюсь, но все равно иногда получается неправильно. Почему вы еще не попробовали?

— Я не такая, как вы.

— Да нет, такая же. Вы Спутница жизни дяди Байрона. Вы…

— Джозеф, — в голосе Байрона прозвучало отчетливое предупреждение. — Достаточно. Ты возвращаешься на виллу. Антониетта права, здесь тебе не безопасно находиться. Хотя, я думаю, более вероятно, что он пришел, чтобы напакостить мне, чем по какой-либо другой причине.

— Он всего лишь мальчик.

— Об этом и Элеанор постоянно напоминает мне.

— А я могу пойти с тобой, дядя Байрон? Мама мне ничего не позволяет делать. Я хотел было полазать по стенам виллы, так она закричала на весь дом. У меня неплохо получается разбег и высокий прыжок, но раскусить, как подниматься по вертикальной стене, я не смог. Я использовал и опоры для пальцев ног и рук.

Байрон вздохнул.

— Ты пытаешься использовать свое тело. Используй разум. Ты слишком сознаешь свое физическое тело.

Антониетта вздрогнула. Ветер становился кусачехолодным. Байрон тут же снял свой пиджак и завернул ее в него. Ее удивило, насколько он был теплым.

— Возвращайся на виллу, Джозеф. Я завтра поработаю вместе с тобой над некоторыми из этих вещей, хотя ты обязан помнить, что не должен использовать подобные способности или обсуждать их за пределами нашего круга. Смысл в том, чтобы все это сочетать, — Байрон постарался сделать все, что было в его силах, чтобы его голос не звучал так многострадально, как он себя чувствовал.

— Вокруг никого нет. А ты был страшно занят, целуясь с Антониеттой. Вот я и решил, что смогу незаметно подкрасться и сыграть шутку.

— Тебе очень повезло, что я не убил тебя разрядом молнии. Иди домой. Я хочу побыть наедине со своей Спутницей жизни.

Джозеф тяжко вздохнул.

— В моей жизни нет никаких развлечений. Между прочим, я не думаю, что это справедливо, когда мне постоянно говорят, что я должен подождать, чтобы узнать что-либо.

— Довольно! — сквозь стиснутые зубы отдал молчаливый приказ Байрон. — Делай, как я велел.

Джозеф встал, выглядя ужасно раздраженным. Он замерцал несколько раз, но ничего не произошло. Байрон закрыл глаза и молчаливо взмолился о терпении.

— Джозеф, держи в уме образ.

— Для меня это всегда делает папа.

— Тогда как тебе удалось забраться сюда? Если я буду делать это для тебя, ты никогда не научишься.

Антониетта прислонилась к Байрону.

— Поскольку ты собирался взять меня полетать, мы можем проводить его до дому, правда?

Байрон поцеловал ее в висок.

— Ты всепонимающая женщина.

— Grazie, что заметил, — Антониетта махнула рукой в ту сторону, где, как она знала, находился Джозеф. — Пошли с нами. Байрон собирается взять меня полетать. Я никогда не делала этого раньше.

— Я приму облик дракона с крыльями. Так я смогу держать тебя рядом с собой. Если ты начнешь паниковать, я сразу узнаю, и мы сию же секунду вернемся на землю.

— И у тебя будет чешуя?

— Да, у меня будет чешуя.

— А я могу выбрать цвет?

Байрон рассмеялся.

— И какой же цвет тебе хочется?

— Когда я была маленькой, моя мама всегда читала мне книгу, в которой дракон имел прекрасную переливающуюся синюю чешую. Мне нравилось, как это звучало. Я до сих пор представляю картину, на которой дракон мерцает морской синевой, как в той книге. Это очень яркое воспоминание.

— Тогда твой дракон будет переливающегося синего цвета, — он притянул ее поближе к себе, утыкаясь носом в ее шею.

— Почему я не смогу оседлать дракона? Во всех книгах всадники сидят у дракона на спине. Только идиота, которого предстоит съесть, держат в когтях, — Антониетта ощутила, как его зубы прошлись туда-сюда по сильно бившейся на ее шее жилке. Ее тело в ответ напряглось. Было в этом движении нечто завораживающее и эротичное. Его зубы сомкнулись на ее коже, посылая огненные стрелы бежать по ее крови. Потом по ноющему местечку прошелся его язык.

— Я не хочу рисковать, что ты можешь упасть, — слова были сказаны шепотом прямо в ее шею, его дыхание теплом овеяло ее холодную кожу. Его зубы сомкнулись на ее пульсе, нежно поддразнивая, пока желание огненным шаром не раскалилось в самой глубине ее живота.

— Я не упаду, Байрон. Буду держаться крепко. Пожалуйста, позволь мне это сделать.

Как он мог отказать ей хоть в чем-то, в ее малейшем желании, когда знал, что это значит для нее?

— Я буду самым несчастным, если ты соскользнешь, Антониетта.

— Иногда, Байрон, ты ворчишь, как медведь.

— Я тоже хочу быть драконом, — напомнил о себе Джозеф, — я никогда не делал ничего подобного ранее. Это будет так клёво.

Байрон, сдаваясь, поднял руки вверх.

— Удерживай образ, который увидишь в моем сознании, Джозеф. Убедись, что в силах его поддерживать, прежде чем шагнуть с крыши. Не вздумай отвлекаться. Это крупное животное, совсем не похожее на птиц. И это будет нелегко, так как не знакомо тебе. Изучи в моем сознании все детали и удерживай эту картину постоянно. Я также хочу, чтобы ты находился рядом со мной на случай, если вдруг попадешь в беду.

— На самом деле, ты милый человек, Байрон, — улыбнулась ему Антониетта.

— Не делай этого, cara, я теряю способность думать, когда ты мне улыбаешься. Если на голове Джозефа пострадает хоть один волосок, моя сестрица голову мне снимет. А если что-нибудь произойдет с тобой, я не знаю, что буду делать.

Ответом на его горестные слова стал ее смех, взлетевший до самых облаков.

— Я в восторге. Становись моим драконом, и полетели.

Он не заставил ждать. Байрон боялся, что передумает, если слишком сильно задумается о том, что может произойти. Поэтому он изменил свой облик, удерживая для племянника в уме облик переливающегося синего дракона. И затем огромный дракон осторожно, стараясь ненароком не сбить Антониетту, наклонился, чтобы она смогла забраться на него.

Антониетта медленно выдохнула и потянулась к громадной туше, находящейся так близко от нее. Большая спина была прохладной, чешуйчатой, напоминая скорее большого питона, к которому она как-то прикасалась.

— О-о, Байрон, это невероятно, — она почувствовала, как слезы начали обжигать глаза от этого неожиданного подарка. Даже в своих самых безумных мечтах, она никогда не представляла себе такую возможность. Она не торопилась, наслаждаясь изучением огромного тела, шеи и даже клиновидной головы, осматривая все кончиками своих пальцев. — Это прекрасно. Совершенно. Я никогда не забуду этот момент.

Она ступила на предложенную ногу. Но забраться на спину удалось только после нескольких попыток. На спине для нее оказалось приготовлено небольшое седло и стремена для ног. Ее сердце сжалось от его предусмотрительности. Байрон, создалось ощущение, продумал все до малейшей детали, чтобы облегчить для нее полет. Она наклонилась вперед и обхватила руками шею дракона, крепко сжав в руках поводья.

— Я готова, Байрон. Полетели.

Дракон поднялся очень осторожно, опасаясь стряхнуть всадницу.

— Джозеф? Ты готов? — более мелкий дракон присел на крышу башни, расправил крылья и помахал ими, практикуясь.

Почувствовав, как воздух обдувает ее тело, Антониетта рассмеялась. Она почувствовала, как свои крылья расправляет Байрон. И вновь он проделал это с предельной осторожностью, но дракон был большим, а крылья, следовательно, огромными. Когда он ступил прочь с крыши башни, Антониетта оказалась не готова к тому, как все внутри нее ухнуло вниз. Она конвульсивно вцепилась в шею дракона, воздух вырвался у нее из легких.

— Я могу держать тебя, cara.

Антониетта заставила свое тело выпрямиться, поймать движения животного между своих ног. Подняла свое лицо к небу.

— Нет, не можешь. Я собираюсь летать сама. Мне это нравится, — что она и сделала. Это было опьяняюще — двигаться по небу, хлопанье больших крыльев взбаламучивало воздух так, что она сознавала каждое движение мистического дракона с его переливающейся синей чешуей. Это была ожившая сказка. — Ты можешь выдыхать огонь? А то мы могли бы пронестись над палаццо Демонизини и подпалить Кристоферу волосы.

Байрон почувствовал ее смех даже через шкуру дракона. Через свое тело. Глубоко внутри дракона Байрон ощутил восторг, охвативший его.

Радость так и била из Антониетты. Ветер развевал ее волосы во всех направлениях, обдувал ее лицо, лишая ее дара речи и вызывая на глаза слезы. Она не могла видеть ночное небо, но могла представлять звезды, сверкающие подобно драгоценным камням над ее головой. Она прижалась к шее дракона, призывая его лететь быстрее.

— Посмотри на это, дядя Байрон.

Джозеф попытался повернуться вокруг себя, тело маленького дракона подлетело слишком близко к большому, от чего Байрону пришлось срочно совершать маневр, дабы избежать столкновения в воздухе. Антониетта судорожно вцепилась в поводья, когда ее бедра поднялись над спиной дракона. Байрон поднялся вместе с нею, повторно усаживая ее, прежде чем она смогла соскользнуть. Она обхватила его ногами так крепко, как только могла.

— Я в порядке. Это просто здорово. Я чувствую себя такой живой, — торопливо проговорила женщина, чувствуя, как в нем понимается гнев на своего племянника.

Джозеф, казалось, не заметил того, что натворил, продолжая свои шалости. Он быстро падал вниз к земле и резко взмывал вверх, почти что совершая сальто. И в результате оказался практически дезориентированным. Головокружение буквально сбило его с ног. Паника заняла место образа в его сознании, и он камнем полетел вниз.

Байрон, изо всех сил работая большими крыльями, увеличил скорость, опускаясь ниже подростка.

— Будь осторожна, Антониетта. Он падает, прямо на тебя. Я постараюсь поймать его и сжать когтями. Этот идиот должен быть съеден.

Байрон потянулся к падающему телу. Джозеф, увидев громадную клинообразную голову, рот которой был заполнен острыми зубами, и впал в панику. Пнул дракона по морде, ударил по вытянувшимся когтям, относя свое тело прочь от дракона.

Байрон выругался и начал быстро и стремительно падать, подходя под племянника.

— Я направлю его в сторону хвоста. Постарайся помочь ему, но не упади сама.

Джозеф ударился об спину дракона и скатился в сторону драконьего хвоста. Антониетта бросила поводья и инстинктивно потянулась к нему. Она схватила Джозефа за рубашку, поймав и удержав его. От его веса она чуть сама не упала со спины дракона, но Байрон, внутри огромного туловища, выровнял свое тело, чтобы обеспечить ей устойчивость и не дать свалиться. Джозеф вцепился в дракона, крепко упираясь каблуками.

Парнишка устроился за Антониеттой, крепко обняв ее руками за талию. Она была поражена его размером и силой. Она не чувствовала, что позади нее сидит мальчик. Он ощущался как взрослый мужчина.

— Сколько лет твоему племяннику?

— По человеческим меркам ему двадцать два года. Но по нашим он считается еще юнцом. Ребенок все еще изучает наши возможности. Менять форму — трудный процесс. Большинство родителей раз за разом держат образ для своих детей, пока ребенок не научится обращать внимание на детали. Тебе приходится в одно и то же время оперировать на нескольких уровнях. Когда ты научишься этому, я буду тем, кто будет поддерживать для тебя образ.

— У меня нет способности менять форму, Байрон. Действительно нет. Временами я чувствую близость ягуара, он во мне, но я не могу измениться, как бы ни пыталась.

Антониетта была благодарна Байрону за пиджак и за постоянное тепло, которое он излучал, пока они неслись по небу. Она чувствовала, как дракон парил, совершая длинные стремительные круги, пока не завис над одним местом, яростно хлопая крыльями. Джозеф соскользнул на балкон виллы, где и остался. Дракон незамедлительно устремился ввысь.

Антониетта наклонилась вперед и обхватила руками шею дракона.

— Я не хочу, чтобы это когда-нибудь прекращалось. Я думаю, мы должны летать всю ночь.

Байрон был благодарен Элеанор за то, что она подумала снять для него и его Спутницы жизни более маленькую и еще более уединенную виллу. Ему не хотелось приводить Антониетту в пещеру глубоко под землей и там рассказывать о своем образе жизни. Объяснять, какой станет ее жизнь. Ему хотелось сделать это в красивой обстановке, где она сможет почувствовать себя уютно и совершенно легко. Мужчина отправил сестре молчаливую благодарность за ее предусмотрительность. Он не знал, как ей это удалось за такое короткое время, но Элеанор всегда была расторопной.

Дракон опустился на широкую террасу, выходящую на море. Антониетта подождала, пока крылья снова не сложатся на широком теле, прежде чем почувствовала выставленную ногу. Едва ее ступни твердо встали на землю, как Байрон принял свой человеческий облик. Она рассмеялась и обвила его шею руками.

— Grazie. Ты не представляешь, что это значит для меня. Я могу полюбить летать.

Его пальцы обхватили ее затылок, притягивая к себе ее тело.

— Я научу тебя.

— Но я все еще не понимаю, почему это так трудно для Джозефа, когда у тебя превращения проблем не вызывает. Я отчетливо видела образ в своей голове.

— Потому что я держал его для тебя. Это как дышать. Ты ведь не думаешь о механизме дыхания, твой мозг говорит твоим легким и все работает на задворках твоего сознания, в то время как ты проживаешь день. Превращение — совершенно иное. Ты должна контролировать его, даже когда совершаешь другие действия. Детали должны преобладать в твоем сознании, не важно, что еще происходит. Карпатцы думают на нескольких уровнях одновременно, но наши дети должны научиться этому, они не рождаются с такими знаниями. Конечно, некоторые обладают большими способностями, чем остальные. Да и гении среди нас есть.

Его пальцы массажировали ее шею. Чувство собственничества сквозило в его движениях. Антониетта подняла руки и перехватила его запястье. Он подарил ей самый необыкновенный опыт в ее жизни. Прижавшись к нему всем телом, она доверчиво подняла свое лицо к его. С любовью и принятием.

Байрон тихо зарычал и приподнял ее, прижимая к своей груди.

— Я больше всего на свете хочу прямо сейчас заняться с тобой любовью.

— Ты сказал это так, словно это самая ужасная вещь. Но я тоже хочу этого, — ее пальцы ласкали его прекрасно высеченные губы. Она любила его рот, его форму и текстуру. То, каким он был на вкус. После полета по небу, каждое до единого нервное окончание пробудилось к жизни. Она желала его каждой клеточкой своего тела точно так же, как возможно желал ее он.

Байрон отнес ее на виллу. Элеанор заверила его, что одна из комнат была достаточно безопасна, чтобы использовать ее как спальню. Он безошибочно обогнул мебель, словно был здесь не раз, находя изогнутую лестницу, ведущую к роскошной подземной спальне. Окна были плотно прикрыты роскошными бархатными портьерами. Комната была большой, и все свободное пространство занимал пушистый ковер. А спускающаяся вниз ступенька вела к огромной вделанной в пол мраморной джакузи, облицованной мозаикой с замысловатым узором.

— Это твой дом? — она была озадачена его неожиданной скрытностью. Она так привыкла к его постоянному присутствию в своем сознании, что его отчуждение расстроило ее. — Поскольку со мной нет Кельта, пожалуйста, покажи мне планировку комнаты. У меня хорошая память, и это уменьшит вероятность несчастного случая. Мне никогда не нравилось запинаться о стулья. Это очень недостойно.

Но вместо того, чтобы рассмеяться, Байрона, наоборот, еще больше напрягся. Он опустил ее на пол рядом с кроватью. Под своей ладонью она ощутила толстое одеяло.

— Я бы никогда не позволил тебе упасть, — и незамедлительно предоставил ей план комнаты.

Она намеренно улыбнулась ему.

— Естественно, ты бы не позволил. Милая комната. Я была бы не против посидеть в джакузи после пребывания на ночном воздухе. Как насчет тебя?

Байрон провел рукой сквозь свои волосы и услужливо включил воду, прежде чем усесться на краешек кровати.

Антониетта изучила план комнаты, составленный в его голове, медленно обошла ее, затем спустилась по единственной ступеньке и устроилась на краю джакузи.

— Почему ты так обеспокоен, Байрон? — она понятия не имела, чего он хотел от их отношений, а может, что более вероятно — он боялся, что она захочет разорвать их отношения. — Из-за того, что был вынужден дать кровь моему кузену? — она скинула его пиджак, аккуратно свернула и положила подальше от наполняющейся ванны. — Ты можешь поговорить со мной. А-а, да, ты и так хочешь сделать это, но не знаешь с чего начать, чтобы все мне объяснить. Неужели это так трудно? Я была там. Я помню, как просила тебя спасти Пола. Ты думаешь, я буду спорить о способе, которым тебе удалось совершить невозможное?

Байрон поднял голову и взглянул на нее.

— Не знаю, что я сделал такого, чтобы заслужить тебя, Антониетта. Ты действительно поразительна.

Ее мягкий смех был заразительным, знойная сирена поддразнивала его сексуальным очарованием своего голоса. Зрелище, как она медленными движениями снимает с ног сандалии, заворожило его. Было что-то невероятно женственное в том, как она провела руками по своим затянутым в нейлон ногам.

— Разве какой-либо мужчина заслуживает женщину? Я должна буду уделить этому вопросу внимание. Но ты определенно мой выбор, — она наклонилась к звуку льющейся воды, опустила руку, проверяя глубину.

— Мой народ существует за счет крови других. Вот так мы питаемся. От человеческой пищи мы становимся больными, особенно от мяса. Мы можем заставить себя есть, но это неудобно. Большую часть времени, мы создаем иллюзию, что едим. Но если нам все-таки приходиться принимать пищу, мы делаем все возможное, чтобы скорее избавиться от содержимого, — он старался говорить безразлично, но его пристальный взгляд обжигал ее лицо, наблюдая за малейшей реакцией.

— Понятно. Ты действительно рассказывал мне правду, когда пытался убедить меня, что твоей семье будет все равно, что я накрою на стол. Я и не мечтала услышать какое-либо объяснение, — небольшая самоироничная улыбка изогнула ее губы. — На это стоит взглянуть в перспективе, не так ли?

Байрон едва заметно продолжал прикасаться к ее сознанию, легкой тенью следя за ее реакцией. Она без осуждения приняла то, что он сказал ей.

Антониетта постучала ноготком по мрамору.

— Получается, у тебя есть клыки? Как у вампиров в книгах? — она прижала ладонь к пульсирующей жилке на своей шее.

— Когда мне приходится питаться, да, мои клыки удлиняются, — он не отводил взгляда от ее лица.

Антониетта выключила воду.

— У тебя в этой комнате есть музыка?

Вопрос был настолько неожиданным, что он растерялся.

— Ты слышала, что я сказал?

— Конечно, слышала. Все дело в том, Байрон, что, прежде чем мы продолжим обсуждать это и дальше, мне необходимо узнать о тебе несколько важных вещей.

— Тот факт, что у меня есть клыки, некоторые люди могут посчитать важным, Антониетта, — терпеливо промолвил он, задаваясь вопросом, не потерял ли он разум. Паника начала охватывать его. Она была такой красивой, такой храброй, что он испытывал почти физическую боль, сдерживаясь, чтобы не прижать ее к себе. У него было тщательно спланировано, как он раскроет ей правду о своей наследственности, как любяще успокоит ее, однако она, кажется, совсем не нуждалась в утешении.

— Полагаю, что так, но я больше обеспокоена твоим выбором музыки. Я могу жить с некоторыми вещами, но сама моя жизнь — это музыка. Если у тебя ужасный вкус, не знаю, я должна буду пересмотреть нашу любовную связь.

Он с растущим волнением провел руками сквозь волосы.

— Это совершенно другое. У нас не любовная связь. В глазах моего народа, в моих глазах, мы муж и жена. И даже более. Мы связаны навечно. Связывающий ритуал уже прошел.

В ответ на его слова она подняла голову, ее глаза безошибочно нашли его лицо, словно она могла видеть.

— И где же во время связывающего ритуала была, интересно, я? Потому что я не припоминаю этого. И пока ты здесь, не мог бы ты объяснить мне это?

Ее прямой пристальный взгляд потряс его. Она выглядела сиреной, сидящей на краю джакузи, со своими обтянутыми нейлоном и длинной юбкой ногами.

— Женщина оказывается привязанной к своему Спутнику жизни, когда он произносит древние связывающие слова. Сила этих слов отпечатывается в каждом мужчине нашей расы до его рождения. Мы две половинки одного целого. Когда слова произнесены, души становятся едины, как им и предначертано быть, и ни одна из них не может находиться вдали от другой довольно продолжительное время.

— И это может быть сделано без ее ведома или согласия? — тон ее голоса был мягким. Она опустила руку в воду, рисуя на воде.

— Среди нашего народа всего несколько женщин. Наша раса почти исчезла. Но мы обнаружили, что некоторые человеческие женщины, обладающие парапсихологическими способностями, рождены вторыми половинками для карпатских мужчин.

— Поэтому без их согласия и знания, вы привязываете их к себе, — повторила Антониетта.

— У мужчин практически нет выбора, поскольку дело касается выживания. Спутница жизни — свет для нашей темноты. Без ее влияния мы не можем испытывать эмоции или видеть в цвете. Слишком много наших людей превратилось в вампиров или вышло навстречу восходу, так как не смогли найти своих Спутниц жизни. Это наш долг проследить, чтобы наша раса выжила. Спутники жизни должны быть вместе.

Она кивнула головой, но в ее сознании он уловил вспышку гнева.

— У мужчины есть выбор, Байрон. Выбор есть всегда. Причина того, что я не просыпаюсь, пока солнце не сядет, это ты, не так ли? И причиной того, что мой слух и зрение стали более острыми, тоже являешься ты.

— Мы дважды обменялись кровью. Спутники жизни частенько обмениваются кровью во время занятий любовью.

— И я теперь такая же, как и ты? Именно поэтому Джозеф был так уверен, что я смогу превратиться в другое существо?

— Еще нет. Для перевоплощения человека необходимо обменяться кровью трижды. Да и человек должен быть одарен психически. Ты же гораздо более чувствительна, чем большинство.

— Так вот почему ты принес меня сюда сегодня ночью. Ты планировал обратить меня в такую, как ты. Именно поэтому ты так обеспокоен.

— Я хотел подождать, Антониетта. Хотел, чтобы это было полностью твоим решением.

— Почему тогда передумал? — она встала, одним движением снимая через голову шелковую блузку. В ее голосе слышалось лишь любопытство, никакого реального осуждения он не смог обнаружить. И никакого реального страха. В действительности, она казалась очень уверенной в себе. Антониетта, сложив блузку и положив поверх его пиджака, повернулась к нему лицом, одетая всего лишь в кружевной синий бюстгальтер, длинную развевающуюся юбку и чулки.

Байрон отвлекся на ее спокойную реакцию. На ее полные груди, соблазнительно виднеющиеся в почти прозрачных кружевах. Он наблюдал, как она вытащила из волос шпильки и встряхнула свободно распавшейся косой. Ее грудь приглашающе колыхалась.

— Байрон? Почему ты передумал? Почему ты решил принести меня сегодня ночью сюда и обратить без моего ведома или согласия? — Антониетта стянула юбку и осталась в чулках и крошечных «танго».

Ему потребовалось время, чтобы найти голос и отвлечься от поднимающегося в нем желания.

— Действия ягуара сегодня вечером. Меня не было рядом, чтобы защитить тебя. И хотя я подарил тебе Кельта, он не достаточно хорош, чтобы полностью полагаться на него. Мне необходимо знать, что ты в полнейшей безопасности, — даже для его собственных ушей его голос звучал слишком глухо. Он затаил дыхание, когда она принялась стягивать с ног чулки.

— Почему ты не мог просто остаться со мной в палаццо?

— Мы не одинаково спим. Я могу показаться мертвым как всему миру, так и тебе. Если ты проснешься и посчитаешь меня мертвым, твоя печаль будет представлять угрозу для твоей же жизни. Малую часть этого ты испытала, когда Пол выстрелил в меня. Я невероятно уязвим на протяжении дневных часов. В палаццо я не смогу должным образом защитить ни себя, ни тебя.

Его сердце чуть не остановилось, когда она развернулась к нему спиной и, склонившись, вышла из крошечных трусиков. У него не было ни одной сознательной мысли, чтобы подойти к ней, но он обнаружил, что пересек комнату, а его руки поглаживают ее твердые ягодицы.

Антониетта положила обе руки на кафель, прижимаясь к его рукам, изгибаясь, словно кошка.

— Итак, ты думал, что обратив меня, сделав такой же, как и ты, ты защитишь меня от ягуара? — его руки бродили по ее телу, проникая в секретные впадинки и превращая ее внутренности в бассейн полный лавы.

Байрон наклонился вперед и оставил поцелуй на ее хрупкой спине.

— Я знаю, ты была бы в безопасности, Антониетта.

Абсолютная уверенность слышалась в его голосе, в его сознании. Его руки скользнули меж ее бедер, принуждая ее ноги раздвинуться шире. Его одежда натирала ее чувствительную кожу. Антониетта любезно раздвинула ноги.

— Тебе нравится вкус моей крови?

Все его тело напряглось, налившись, становясь болезненно полным.

— Ты пытаешься меня соблазнить, а, Антониетта?

— Я так рада, что ты это заметил, Байрон. Мне было бы ненавистно думать, что ты принес меня сюда с единственной целью — спасти меня от дикой кошки, — она спиной прижалась к нему, с изысканной медлительностью терлась ягодицами о тугую выпуклость на его брюках. Тихий стон вырвался у нее, когда его пальцы нашли ее лоно и проникли вглубь.

Его зубы дразнили ее ягодицы, маленькими легким укусами, по которым потом нежно проходил его язык.

— Я хочу, чтобы ты взял мою кровь, Байрон, сейчас же. И на сей раз я хочу это почувствовать.

Хриплые нотки, сквозившие в ее голосе, когда она выдвигала требование, оказались самой сексуально-захватывающей вещью, которую он когда-либо испытывал. Очень медленно он вытащил свой палец и выпрямил ее, разворачивая лицом к себе.

— Ты говоришь это серьезно, Антониетта? Ты не боишься?

— Я не хочу обмена, я всего лишь желаю узнать, на что это похоже. Честно говоря, эта идея волнует меня, сама не знаю почему. Я должна была бы испытывать отвращение. Но меня расстроило, что тебе кровь дал Влад. Я сама хотела это сделать. Я чувствовала, что являюсь той единственной, которая должна тебе давать все, что тебе потребуется, — Антониетта скользнула руками под его рубашку. — Избавься от одежды. От всей. Мы действительно в ней не нуждаемся, правда?

— Правда, — Байрон обхватил рукой ее затылок и прижался своими губами к ее в глубоком поцелуе, одновременно срывая одежду. Они оказались кожа к коже. Он обнаружил, что голоден, как волк, что все внутри него свернулось в тугой узел. Он безжалостно пил из ее рта, Антониетта отвечала ему теплом на тепло. Их языки переплелись, извиваясь в дуэли. Руки были повсюду, прикасаясь, исследуя, заявляя права. Крайне нуждаясь в ощущениях и вкусе. В огне.

Когда его рот покинул ее, очерчивая дорожку из поцелуев вниз от ее горла к груди, она откинула голову назад, нетерпеливо выгибая свое тело навстречу его губам. Байрон знал, что едва контролирует себя, его клыки уже удлинились, поэтому ему приходилось быть осторожным, когда он посасывал и дразнил ее соски, превращая их в напряженные горошины. Он поцелуями прошелся по возвышенности ее груди, по ключице, прижавшись к выемке на ее горле.

Она сжала в кулаках его волосы, задыхаясь от необходимости, от нетерпения. Ее тело пульсировало от голода, от страсти. Его дыхание на ее шее заставляло ее мышцы в предвкушении сжиматься. Ее груди ныли, в животе все переворачивалось вверх дном. Его язык прошелся по ее коже. Его зубы царапнули нежно. Ласково.

Байрон передвинул ее. Принял ее тело под укрытие и защиту своего.

— Антониетта, ты уверена, что это то, чего ты хочешь? Я могу защитить тебя от опыта, которого ты боишься.

— Разве я кажусь испуганной? Я нуждаюсь в этом почти так же, как и ты. Я желаю тебя, Байрон. Я думаю о тебе каждую минуту, когда бодрствую. Я хочу знать о тебе абсолютно все. Я хочу увидеть, какой должна будет быть моя жизнь. Ты предлагаешь мне вещи, которые я не могу до конца понять, — ее кулаки сжались в его длинных волосах. Все ее тело вибрировало от сексуального напряжения.

Его зубы нашли ее пульс, его язык прошелся по этому местечку, отчего у нее перехватило дыхание. Он обнаружил, что любовь поднимается в нем, поглощая его, смешиваясь с желанием, с эротичным голодом.

— Я люблю тебя, — прошептал он и глубоко погрузил в нее свои зубы.

Поиск по сайту: