Глава третья. Негу посадил Ездру себе на плечи

Видеть сокрытое (Луки 19) __________

Негу посадил Ездру себе на плечи. "Сейчас видно?" — спросил он, превозмогая голосом гул толпы.

"Нет, папа. Та смоковница все равно мешает", — ответил Ездра.

Негу решал, что ему сейчас предпринять. Вообще—то, он бы охотно продолжил работу, но это было невозможно. Он не мог понять, из—за чего возникла вся эта суета. Ожидали прихода свято­го человека. Святые люди и раньше бывали в городе. Но Негу ни­когда не приходилось из—за этого закрывать свою лавку. До него все утро доходили обрывки слухов. Этот Святой Человек явно мог творить великие чудеса. Он не был ни священником, ни раввином, но часто читал и учил в синагогах.

Негу разочарованно вздохнул. Почему этот Человек не пришел в субботу? Сегодня был такой занятой торговый день. В конце кон­цов, Негу пришлось закрыть лавку. Собравшаяся толпа так сильно напирала на нее, что не было надежды продать что-либо из ткани. Кроме того, никто не хотел сегодня делать покупки. Все с нетерпе­нием ожидали прихода Святого Человека.

Поворачивая к дороге, Негу заметил мытаря. Закхей выделялся из толпы, так как был ниже и толще всех, а одевался ярко и без­вкусно. Негу презрительно сплюнул на землю. Несколько броса­вшихся в глаза перстней сверкали на пальцах Закхея, а массивную фигуру, подчеркивая живот, обрамляла дорогая парчовая одежда.

Негу знал ее немалую цену. Она была пошита из самой изы­сканной ткани в его лавке. Он проклял тот день, когда вовремя не заметил Закхея, чтобы спрятать самый дорогой товар. Естественно, Закхей захотел этой материи, и стало ясно, что он не намерен ухо­дить, пока ему не "подарят" кусок размером как раз на смену одежды.

Негу выругался про себя. Неужели в этом мире не осталось никакой справедливости? Римляне не только господствовали над

евреями, но и натравливали их друг на друга: иудей был против иудея, один замышлял зло против другого. Некоторые даже были готовы доносить на свою родню, стараясь выслужиться у своих покровителей за жалкую мзду.

Глядя на Закхея, Негу скривил рот в усмешке. Видимо, слишком долгое стояние на полуденном солнце сделало толпу слишком дерзкой. Негу показалось, что на людей нашло какое—то всеобщее опьянение, и они нещадно толкали и Закхея.

В другое время никто из них не осмелился бы коснуться началь­ника мытарей, но сейчас один пихал его локтем, а другой подстав­лял подножку. Толпа не давала Закхею занять удобное для обзора место, которое хотя бы немного отвечало его малому росту и большому самолюбию.

Негу расплылся в широкой ухмылке, наблюдая эту сцену. Уви­деть такое стоило половины дневной выручки. Наконец, сборщик налогов был доведен до белого каления, его лицо выражало злобу, а в уме, по—видимому, строились планы отмщения.

Немой спектакль закончился. Негу снял малыша с плеч: "Нам нужно пройти дальше по дороге. Весь город как будто прирос к месту из-за прихода Этого Человека." Они стали огибать толпу. Жара, исходившая от полуденного солнца, усиливалась. Нежный ветерок, овевавший город все утро, теперь стих, и пыль, вздымае­мая тысячами ног, стеной стояла в знойном воздухе.

Наконец, Негу отыскал место в тени огромной смоковницы, откуда мог видеть приход Святого Человека. Он подсадил сынишку на плечи и стал ждать. "Этот Человек наверняка очень знамени­тый, «— размышлял Негу, замечая в толпе многих знатных горожан.

Вдруг в народе произошло какое—то движение. Негу стал тя­нуть шею, пытаясь разглядеть что-нибудь поверх' голов двух жен­щин, стоявших перед ним. Святой Человек приближался. Он шел медленно, останавливаясь и разговаривая с людьми. Негу был слиш­ком далеко, чтобы расслышать Его слова, но сомнений не остава­лось: этот Человек был необычайно известен.

По мере того, как Святой Человек подходил ближе, волнение охватывало Негу. Он поймал себя на мысли, что ему очень хочется рассмотреть Его.

Казалось, кто-то прочел его мысли. Святой Человек остановил­ся прямо напротив Негу, и его сердце замерло. Какое—то мгновение Человек смотрел Негу в глаза. Его взгляд был теплым и глубо­ким, в нем не было ни злости, ни лицемерия. Негу почувствовал себя странно уязвимым и обнаженным под этим взглядом. Затем Святой Человек поднял глаза вверх, к ветвям дерева, под которым стоял Негу.

"Закхей!"

Негу обернулся и проследил за взглядом Святого Человека. И тогда он увидел. Закхей отчаянно и упорно цеплялся за одну из нижних ветвей. Негу недоумевал. Неужели у Закхея совершенно нет достоинства? И как Святой Человек узнал его имя? Наверняка Он прослышал о мерзкой репутации этого мытаря.

Второй раз за сегодняшний день Негу ожидал публичного уни­жения для толстого коротышки. Теперь это уже были не просто толчки и пихания нескольких уличных торговцев, а сама Знаменитость собиралась обратиться к напыщенному римскому прихвостню. И снова Негу улыбнулся. Он понял все.

Этот Святой Человек оказался искусным стратегом. Он, очевид­но, попросил загодя разузнать, кто был самым презираемым в го­роде. При народно унизив того человека, Он сразу обрел бы все общее расположение.

Негу предвкушал зрелище. И вот Святой Человек заговорил: "За­кхей! Сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме."

Ропот недоумения прокатился по толпе. Взгляды метались от Святого Человека к Закхею, ища смысла в нелепом предложении. Святой Человек и мытарь? Как это возможно?

Быстро и с удивительным для своей комплекции проворством начальник сборщиков податей слез с дерева. Толпа расступалась на пути двух идущих навстречу друг другу людей. Искренняя друже­любная улыбка озарила лицо Святого Человека, когда Он обнял низенького толстяка.

Затем внезапно, насколько это могло быть внезапным в тот и без того поразительный момент, мытарь выпалил: "Господи! Половину имения моего я отдам нищим и, если кого чем обидел, воздам вчетверо."

Негу смотрел ошарашено, совсем забыв о ребенке на плечах, теребившем его волосы и требовавшем спустить его вниз. Действи­тельно ли Закхей имел в виду то, что сказал? Что же здесь происхо­дило? Неужели Святой Человек и впрямь собирался осквернитьСебя, остановившись у предателя? И что, начальник мытарей говорил всерьез или он просто сошел с ума?

Лицо Святого Человека лучилось искренней теплотой, когда Он уважительно беседовал с налогосборщиком. Или Он обращался к народу? "Ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама; ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погиб­шее."

Как и многие другие, Негу все еще пытался уяснить такое со­вершенно неожиданное развитие событий, когда Закхей прошмыг­нул мимо него: "Твоя лавка будет первая, куда я загляну завтра. За мною должок числится. Полагаю, эта ткань очень дорогая. Я прихвачу с собой дорожный кошелек." Закхей улыбнулся открытой, ясной улыбкой, насколько Негу мог судить, безо всякой хитрости или подвоха.

Глядя вслед этим двум пробиравшимся по запруженной людьми улице, Негу почему—то и вправду поверил, что Закхей будет в его лавке завтра — но не тот Закхей, которого он знал раньше.

Приятие, исходящее из сердца сочувствующею наставника, час­то становится единственным средством спасения для человека, по­терявшего надежду.

Недавно я читал в газете обращение к одной из конфессий с прошением о рукоположении в служители гомосексуалистов. Автор писал: "Если христианская церковь призвана принимать всех и жить в согласии со всеми, как братья и сестры, тогда почему вы столь резко отвергаете гомосексуалистов? Какое вы имеете право нас судить? Библия говорит: "Не судите, да не судимы будете." Тем не менее, мы постоянно подвергаемся обличениям со стороны "хри­стиан", которые отвергают нас, не зная лично. Многие из нас на­шли любовь и приятие в миру. Как прискорбно, что мы не можем найти того же в стенах церкви."

Где бы мы ни были, везде слышим, что христиане должны лю­бить и принимать всех. Согласен. Но приятие не означает пассив­ное, с закрытыми на все глазами принятие, о котором взывал писавший. Не так принял Закхея Иисус. Он воспринял Закхея, как творение Божие, но, конечно же, не принял его привычек или его

образа жизни. Воздействие присутствия Христа заставило Закхея задуматься о себе. В результате, мытарь добровольно захотел изме­нить свое поведение и произвести возмещение убытков тем, кто от него пострадал.

У меня есть шестилетний сын Тимми. Я принимаю Тимми без­условно. Независимо от того, что он делает, он всегда будет моим сыном. Родись он недоразвитым или с физическим недостатком, он все равно остался бы моим сыном. Если он станет преступни­ком, он, по—прежнему, будет моим сыном. Но, хотя я и принимаю его безусловно как личность, я не всегда одобряю его поведение. Бывает, мне приходится поправлять его и наказывать, чтобы по­мочь ему вырасти эмоционально здоровым и уравновешенным че­ловеком.

Именно так поступил Иисус по отношению к Закхею. Он бро­сил вызов его образу жизни. Сомневаюсь, что Он ограничился их первой встречей под смоковницей. Уверен, что когда Иисус ел с Закхеем и спал в его доме, Он пробудил в нем стремление к новой жизни. Иначе Иисус и не мог Себя вести. Приятие привычек За­кхея без помощи к их изменению было бы не подлинным прияти­ем, а просто терпимостью. Бог же греха не терпит. Он ненавидит его. Поэтому Иисус был движим самой природой Сына Божьего: любить и принимать людей, как неповторимое Божье творение и, в то же время, побуждать их к покаянию, возмещению убытков и духовному росту.

Человек, ревнующий о том, чтобы церковь рукоположила и при­няла служителей—гомосексуалистов, желает большего, чем мы, как христиане, можем себе позволить. Мы можем принимать тех, чьи жизни противоречат библейским предписаниям, как возлюбленных Богом, но нам нельзя избегать разговора о необходимости изменения их жизни согласно Божьим требованиям.

Христос не стал уклоняться от этой ответственности. Он посто­янно побуждал своих учеников к духовному росту, что не всегда доставляло им удовольствие. Не думаю, что Петру приятно было слышать: "Отойди от Меня, сатана." Или Иакову и Иоанну принять строгую отповедь в ответ на их просьбу сесть по обе стороны от Него на небесах.

Но тут надо добавить также слово предостережения. Стремление пробуждать души к новой жизни и духовному росту в надежде на то, что они оставят грех, никоим образом не оправдывает исполь­зование унижающих человеческое достоинство язвительных замечаний или выражений с нашей стороны. Вслух насмехаться над людьми — этого и в мыслях у лидера не должно быть. Не нужно пророчествовать им гибель в случае непослушания нашим призы­вам. Главным инструментом служащего руководителя в пробуждении духовного роста должна быть любовь, а не осужде­ние.

Столкнувшись с Закхеем, Иисус смог увидеть больше того, кем был Закхей, Он видел, кем тот мог стать. Служащий руководитель должен стараться смотреть за пределы ломаной мозаики внешних поступков и сосредотачиваться на сокрытых возможностях, дан­ных ему Богом. Это предполагает приятие человека вне зависи­мости от его поведения. Приятие такого рода часто является клю­чом, открывающим хранимые сокровища скрытых возможностей любого человеческого сердца.

Вероятно, Франсуа де Фенелон лучшим образом сказал об этом: "Милосердие не требует от нас, чтоб мы никогда не замечали проступков других, но мы просто не должны глазеть на них. Зато милосердие повелевает не угнетать таких людей назойливой опекой, дабы самим не ослепнуть, переставая замечать их добрые качества и проницательно исследуя их несовершенства. Нам следует помнить, что может совершить Бог за короткое мгновение для самого недо­стойного человека и подумать о том, как много поводов мы сами подаем к осуждению. И наконец, мы должны знать, что милосер­дие принимает в свои объятия самых презренных. Оно провозглашает, что в глазах Бога пренебрежение по отношению к другим есть грубость и превозношение, угашающие дух Иисуса Хри­ста"

Недавно я ознакомился с одним служением, руководитель кото­рого гордо рассказал мне о том, что не имел никаких трудностей со своими подчиненными. Он заверил меня, что достиг благословенного "горнего плато", где каждый отдельный человек воспринимается им таким, какой он есть. Мое пребывание про­должалось, и у нас было немало времени для общения. Вскоре я четко увидел причину того, почему у этого лидера не было ника­ких проблем или трудностей со своими соработниками. Он совсем не знал ни одного из них, за исключением поверхностных сведений, не выходящих за пределы официальных взаимоотношений. Он не принимал участия в их жизнях. Он путал отчуждение с безусловным приятием.

Как наставникам, нам очень легко начать смотреть на людей "сквозь пальцы". Складывается впечатление, будто у нас нет серьезных недоразумений, но причина этому лишь в отсутствии подлинного участия к людям. Я столкнулся с таким уроком в нача­ле своего поприща наставника, и мне пришлось пройти суровую школу.

Среди моих сотрудников была супружеская пара, к которой я относился, как к знакомым. Между нами было не много общего, поэтому мы с женой общались с ними только время от времени, официально. Иногда другие члены нашего коллектива пытались уведомить меня, что у этой пары далеко не все гладко, но я всегда был слишком занят и решил "не будить спящую собаку".

И только тогда, когда супруги внезапно оставили служение и подали на развод, я осознал всю тяжесть и серьезность своей ошиб­ки. Я не нашел времени узнать их поближе. По сути, наши отноше­ния не заходили дальше дежурных деловых визитов. Как руководитель, я воспринимал их такими, какими они были, но ни­когда не пытался помочь им избежать ошибки. В итоге, как наставник, я их подвел.

Сострадание — это то, что отличает библейское приятие от безразличной терпимости. Сострадание, что буквально означает "со­обща переносить боль", является качеством, позволяющим одному человеку принимать участие в насущных нуждах другого. Это глу­бокое внутреннее желание отождествить себя с другим, чтобы стать для него каналом сочувствия и исцеления.

С другой стороны, терпимость — это пассивная уступчивость или же позиция "моя хата с краю", внешняя попытка равнодуш­ного сердца снискать доверие и расположение. Прискорбен, но истинен тот факт, что сегодня в церкви ко многим относятся тер­пимо, но не многих по—настоящему принимают.

Генри Ноуэн делится глубоким откровением по этому поводу: "Трагедия христианского служения состоит в том, что многие нуж­дающиеся, ищущие внимания, слова поддержки, прощающего объ­ятия, надежной руки, нежной улыбки, желающие робко исповедаться в своем бессилии часто обнаруживают, что их служители
слишком далеки от них и не желают обжигать себе пальцы" 1

У служащих руководителей нет выбора — принимать или нет участие в жизнях окружающих. Иисус, Наставник—Слуга, подал нам пример самим Своим воплощением. Но кроме того, что он стал человеком для участия в наших судьбах, Он также стал слу­гою. Он "уничижил Себя Самого, приняв образ раба..." (Филиппинцам 2:7).

Несколько лет назад, когда я жил в Марокко, мне открылось истинное значение воплощения Христа. Множество прекрасных марокканцев, которых мы знали, были мусульманами, сознающи­ми свой долг угождать Аллаху. К несчастью, у них не было возмож­ности узнать, насколько им это удавалось. Их бог требовал от них угождения внешнего. Взамен он не предлагал им ни намека на участие и не безразличие к ним.

Однажды мы с одним молодым человеком отправились в касбах за покупками. Прямо перед открытым овощным рынком к нам обратился подросток—марокканец. На беглом английском он спросил, не мы ли "люди Иисуса". Мы подтвердили. Тогда он по­просил нас зайти в сувенирный магазин его дяди и поговорить с ним о Боге. Еще не зная местных обычаев, мы вошли вовнутрь, размышляя о том, как это мило со стороны Господа предоставить такую легкую возможность поделиться своей верой.

В магазине подросток представил нас своему дяде, который, по его словам, не понимал по—английски. Дядя, приятно улыбаясь, подвел нас к паре стульев у внутренней стены магазинчика. Затем по—арабски спросил: "Как зовут вашего бога?" Племянник повторил вопрос на английском, а затем перевел дяде наш ответ.

Затем последовал вопрос о том, был ли у нашего Бога Сын, и если да, то как Его звали? Как только я произнес имя Иисуса, при­ятный арабский джентльмен взорвался гневом и на вполне члено­раздельном английском уведомил нас, что мы только что предпри­няли попытку обратить его в свою веру. Поэтому он намерен по­слать племянника за полицией и сказал, что нас арестуют за по­пытку обратить мусульманина. Он на арабском приказал своему племяннику найти полицейских и привести их в магазин.

Как в кошмарном сне, я посмотрел на своего друга, и меня охватил ужас от сознания того, что нам придется провести остаток жизни в тюрьме. Лицо друга выражало такую же панику. Не будучи особо расположенным стать мучеником, я прошептал: "убираемся отсюда!"

Последовавшая за этим сцена наверняка послужила бы отлич­ным эпизодом для голливудских комедий, хотя тогда мне не удалось оценить юмор ситуации. Как только мы начали обходить мужчи­ну, чтобы пробраться к выходу, он прыгнул на спину моему другу и вцепился в него с неумолимым выражением лица, крича во всю глотку о судах Аллаха над неверными.

Я пытался схватить его сзади, чтоб оттащить от моего спутника, но мужчина не поддавался. В процессе этой, мало напоминающей спортивную, борьбы нам удалось протащиться через магазинчик ко входной двери. В дверном проеме он стал звать на помощь во всю силу своих легких.

В двадцати ярдах внизу на узкой улице находился открытый рынок, забитый покупателями. Много мужчин. В моих испуган­ных глазах все они выглядели гигантами, и эти гиганты направля­лись в нашу сторону. Теперь я не сомневался, что конец близок.

Оцепенев от страха, мы стали изо всех сил доказывать всем, что никому не желали зла. Некоторые из подошедших окружили нас. Владелец магазина сполз со спины моего друга, и мы старались урезонить его, но он не слушал.

Прошла, как нам показалось, целая вечность, когда мы замети­ли бегущего к магазину племянника. "Дядя", — задыхаясь от бега проговорил он, — "я обежал весь касбах и не смог найти ни одного полицейского."

"Странно," — пробормотал тот. "Еще как странно," — подумал я про себя. Обычно полицейские были повсюду.

"Ничего", — буркнул дядя. — "Мы закроем магазин и сами отве­дем их в полицейский участок." Тут мужчина повернулся, чтобы закрыть дверь. Пока он возился, его племянник прильнул ко мне и прошептал на ухо: "Бегите, ребята, а я задержу дядю."

Не нуждаясь в дальнейших уговорах, мы ринулись сквозь толпу удивленных зевак с быстротой, говорившей о пережитом нами ужа­се, пока, наконец, буквально не свалились с ног от изнеможения. Вскоре стало очевидно, что наша неимоверная скорость и атле­тические данные вкупе с гигантской порцией страха, удалили нас от опасности на приличное расстояние.

Местный британский врач позже рассказал нам, что тот чело­век, без сомнения, старался угодить Аллаху. Он намеревался набрать немало "очков", оклеветав неверных христиан.

Смысл этого эпизода в том, что тот мусульманин был настолько одержим стремлением расположить к себе своего бога, что готов был пренебречь законом гостеприимства ради нашей поимки. Всем нам доводилось встречать рожденных свыше, которые ведут себя похожим образом по отношению к Господу.

Бог Библии не имеет с этим ничего общего. Он не требует, что­бы Ему угождали так, как тот человек старался угодить Аллаху. Наоборот, Он послал в мир Своего Сына в образе раба, чтобы слу­жить человечеству. И Он всецело посвятил Себя участию в жизни людей тем, что попустил Иисусу умереть на кресте, дабы мы могли быть приняты Им.

Как служащие наставники, обладаем ли мы качествами, которые Бог явил в Сыне? Или мы похожи на богов других религий? Знаем ли и участвуем ли мы в жизнях тех, кого ведем за собою? Приходится ли нашим последователям угождать нам, чтобы снискать наше расположение? Не выражаем ли мы презрение и разочарование, когда наши подчиненные не оправдывают наших ожиданий?

Приятие, участие и побуждение — три незаменимых понятия для служащего наставника. Это больше, чем просто слова. Это свойства, ежедневно проявляемые им по отношению к тем, кого он взращивает и ведет к духовной зрелости.

Поиск по сайту: