Глава 22. Чарли и Бесс скромно поженились на Рождество в Объединенной методистской церкви в Вествуде

Чарли и Бесс скромно поженились на Рождество в Объединенной методистской церкви в Вествуде. Они устроили небольшую вечеринку в уютном ресторанчике, куда пригласили самых близких друзей, среди которых был и Марк со своей новой подружкой. Именно это им и было нужно. Никакой помпы, как в “Бель Эр”, никакой показухи, случайных гостей и джазовых музыкантов. На этот раз Чарли не хотел никакой шумихи. У него была любимая женщина и маленькая девочка, которая принадлежала теперь и ему. Они уже сообщили Энни о том, что Чарли хочет удочерить ее, и она заявила, что с радостью станет Энни Винвуд.

Молодожены решили провести медовый месяц все вместе в Сан-Диего. Они остановились в чудесном маленьком отеле, в котором Чарли уже когда-то бывал, ходили по зоопарку, совершали длинные прогулки по берегу. Это было именно то, о чем он мечтал и чего не мог достичь, пока встреча с Бесси не изменила всю его жизнь.

Она ушла со своей прежней работы и нашла новую в канцелярии школы, где училась Энни. Все шло прекрасно. В сентябре Бесс собиралась вернуться к занятиям, чтобы получить диплом медсестры.

— Скажи, ты так же счастлива, как и я? — спросил ее Чарли, когда они брели босиком по пляжу через день после Рождества. День был ясный, песок достаточно теплый для того, чтобы Энни тоже могла разуться. И она, как маленький щенок, бегала вокруг них, то убегая вперед, то возвращаясь обратно.

— Я думаю, что я еще счастливее, — с улыбкой сказала Бесс. — У меня никогда не было ничего подобного. Когда я была замужем, вся моя жизнь шла вверх дном. Я была молода и глупа, а муж оказался настоящим ублюдком. И я не видела выхода из этого тупика.

— Но ты нашла его, — улыбнувшись, сказал Чарли. — Ведь у тебя есть Энни.

— Да, это правда. Я думаю, что во всем можно найти радость. Только иногда требуется много времени, чтобы понять это.

Чарли не стал спорить с женой. Женитьба на Барби не принесла ему ни капли радости, он пережил только разочарование. Но наконец все это позади. Впереди у него была целая жизнь с Бесси. Эта жизнь давала ему все, чего он хотел: взаимопонимание, нежность, верность, любовь.

— Я надеюсь, что сумею сделать тебя такой счастливой, каким сделала меня ты, — сказал он, обняв ее за плечи, и она улыбалась. Бесс чувствовала себя так уверенно, когда он был рядом.

— Ты уже сделал, — нежно сказала она, когда они увидели, как Энни машет им издали руками.

— Идите сюда! — кричала она, и ее слова подхватывал ветер. — Смотрите, какие здесь красивые ракушки!

Они улыбнулись и побежали за ней, гоняясь друг за другом по пляжу и хохоча, и казалось, зимнее солнце радостно смотрит на них.

* * *

Рождество в семье Гуди на этот раз выдалось более веселым, чем обычно. Там были Гейл и Саманта со своими мужьями и детьми, а также Диана и Энди, которые вернулись в лоно семьи и пришли на этот семейный праздник с Хилари, разумеется. Диана была на девятом месяце и с трудом поворачивалась, пытаясь уследить за Хилари, которая лезла всюду и каждую минуту грозила опрокинуть на себя что-нибудь с кофейного столика.

— Ужасная проказница, вы не находите? — обращалась к родным Диана, не скрывая гордости.

Эта очаровательная малышка, эта улыбающаяся девочка была для Энди и Дианы источником бесконечной радости. Все помнили прошлое неудачное Рождество, когда в их семейной жизни возникла трещина, и они вынуждены были отправиться на Гавайи, чтобы попытаться сохранить семью. За этот год с ними случилось многое — знакомство с Вандой, после которого Диана с Энди расстались, как казалось, навсегда. Но разлука благотворно отразилась на них обоих. А потом неожиданно в их жизнь вошла Хилари, а теперь вот-вот появится их собственный малыш. Все эти события сменялись как в калейдоскопе. Диана никогда прежде не была так счастлива. Беременность протекала нормально, и она чувствовала себя прекрасно.

Она продлила декретный отпуск до июня.

— Ну, как дела? — спросил Джек, подсаживаясь к Диане и Гейл. Сэмми в это время пыталась разрешить жаркий спор между двумя старшими детьми.

— Прекрасно, — улыбнулась Диана, вспоминая тот день, когда Джек сказал ей, что она беременна, и она решила, что он сошел с ума.

— Мне кажется, ты можешь разродиться в любой момент.

— Впереди еще три недели, — сказала она, но Джек профессиональным взглядом окинул ее живот и покачал головой.

— Ты не должна относиться к этому так легкомысленно. По-моему, это случится гораздо раньше, Ди. Смотри, как опустился у тебя живот. Ты давно показывалась своему врачу?

— О, Джек, хватит об этом, — заворчала на него жена, — забудь хотя бы на Рождество, что ты доктор.

— Я только говорю, что она вот-вот должна родить, можешь мне поверить, — серьезно сказал Джек.

— Да, то же самое ты говорил мне, однако это случилось через две с половиной недели.

— Хорошо, — сдаваясь, Джек развел руками. — Я всего лишь простой смертный. — И затем серьезно сказал Диане: — Я не шучу. Ты разродишься в ближайшие дни. Тебе не обходимо сходить к врачу. Так низко живот опускается лишь перед родами.

— А может, я уже рожаю, но сама не знаю об этом? — засмеялась Диана и заверила его, что покажется врачу в понедельник.

— Иногда случаются странные вещи, — сказал Джек и направился к тестю, чтобы пропустить с ним по рюмке и поболтать наедине.

Сестры, как всегда, помогали матери, и, когда пицца была готова, мужчины разрезали ее, и в столовую понесли блюда с едой. Все пребывали в хорошем настроении, дети веселились, но не баловались, не было никаких семейных ссор, все давно уже простили Диану за ее вспышку на День Благодарения год назад. Узнав, что случилось с ней, они все поняли. Даже Гейл, казалось, стала мягче относиться к сестре.

— Ты ничего не ешь, — сказала старшая сестра, посмотрев через стол на Диану.

— Нет аппетита. — Она улыбнулась и затем посмотрела на Энди, который оживленно разговаривал с Сеймусом. Их зять-ирландец всегда рассказывал какие-нибудь удивительные истории. Обычно в них отражалась лишь малая часть правды, но зато они всегда были забавны.

Мать пошла за горячим, и Диана отправилась на кухню, чтобы помочь ей, сославшись на то, что у нее болит спина и она должна встать. Энди показалось, что она выглядит расстроенной, и перехватил пристальный взгляд Джека. Ноющая боль в спине не утихала, и стул показался жестким и неудобным. Саманта тихо шепнула Джеку:

— Посмотри, она не может найти себе места. — Он кивнул, но не последовал за Дианой, а снова включился в общий разговор за столом.

Через несколько минут Диана снова села на свое место и, казалось, выглядела хорошо. Она болтала и смеялась, но затем, неожиданно замолкнув, с беспокойством посмотрела на мужа, но Энди ничего не заметил, поглощенный беседой с Гейл. Затем она извинилась и вышла и через пять минут, ничего не говоря, снова вернулась обратно.

После десерта она сказала Саманте, что чувствует себя неважно и пойдет приляжет наверху. Она просила никому не говорить об этом, поскольку, по ее словам, у нее было просто расстройство желудка.

Когда Энди, оглянувшись вокруг, не нашел своей жены, он стал спрашивать, видел ли ее кто-нибудь.

— Ее рвет наверху, — сообщила старшая дочка Гейл, и он поспешил наверх, чтобы узнать, в чем дело.

— Не думаешь ли ты, что тебе тоже надо подняться? — спросила Гейл мужа, но он с иронией возразил:

— Я думал, ты мне скажешь, чтобы я не лез не в свое дело.

— Возможно, я не права.

— Скорее всего она просто много съела. Они позовут меня, если я понадоблюсь. И даже если у нее начинаются роды, надо учесть, что это ее первый ребенок. Мы успеем отправить ее в больницу, у нее еще масса времени.

— Очень смешно. Ты же помнишь, как это было у меня. — Первые два раза Гейл рожала в больнице, а свою третью дочь муж сам принимал у них на кухне.

— У всех это бывает по-своему, — напомнил он ей, и, конечно, случай Дианы, которую считали бесплодной и которой понадобилось два года, чтобы забеременеть, подтверждает это.

Но Энди, спустившись через пять минут, выглядел довольно обеспокоенным.

— Она говорит, что у нее очень болит живот, — тихо сказал он Джеку. — Ее рвало несколько раз, и теперь у нее начались судороги. Я предложил отвезти ее домой, но Диана не хочет никуда ехать. Она думает, что натрудила спину, помогая маме с обедом. — Джек слушал, поднимаясь вверх по ступеням, и зашел к Диане в сопровождении Энди.

— Ну, что, — бодро сказал он, — я слышал, тебе тяжело достался рождественский ужин?

— Я чувствую себя ужасно, — призналась Диана, морщась от боли.

— Где болит? — спросил Джек спокойно, но уже знал ответ и был поражен, когда пощупал ее живот. Он был твердый как камень, и у нее были страшные схватки.

— Меня тошнит, и у меня ужасные судороги… и моя спина… — Она отвернулась и, почувствовав новый приступ боли, вцепилась в постель. — Я думаю, что чем-то отравилась… но не говорите маме… — Диана повернулась к Джеку и увидела, что он улыбается.

— Я так не думаю. Я думаю, что у тебя родовые схватки.

— Сейчас? — Она выглядела удивленной и несколько испуганной. — Но еще не время.

— Поверь мне, что это так.

В эту минуту у нее начались новые схватки. Джек засек время — схватки были сильными, продолжительными, и он удивлялся, как часто они повторялись. Но через две минуты Джек нашел ответ. Он нахмурился, переведя взгляд с нее на Энди.

— Давно у тебя это?

— Я не знаю, — пожала плечами Диана, — какие-то неприятные ощущения почти весь день. Я думала, что что-то съела. — Она выглядела смущенной сейчас, поняв, что не догадывалась о том, что у нее начались роды.

— А у тебя случайно не отходили воды? Оказывается, это продолжалось гораздо дольше, чем он думал, и ее надо было осмотреть, но Джек не знал, позволит ли она ему это сделать.

— Нет, — мрачно ответила Диана. — Только какая-то маленькая струйка вытекла вчера утром, но никакого настоящего потока воды, — сказала она, желая про себя, чтобы он ошибся. В ее памяти всплыло воспоминание о том, через что прошла Джейн, когда рожала Хилари, и Диана внутренне сжалась от страха.

Джек посмотрел на Энди, а потом на Ди и улыбнулся.

— Это были твои воды, дорогая моя. Они и не должны идти потоком. Я думаю, что лучше прямо сейчас доставить тебя в больницу.

Но, когда он сказал это, она схватила его руку:

— Нет!.. Нет! Это ничего…-Но схватка была такой сильной, что Диана не могла говорить из-за мучившей ее боли. Не успела она перевести дыхание, как меньше чем через минуту начался новый приступ, и, пытаясь сдержать стоны, она беспомощно повторяла:

— О боже… что это… Энди...Джек…

Джек поспешил в ванную мыть руки и вернулся обратно с кучей полотенец, которые он быстро подложил под нее и затем осторожно осмотрел ее. Она не обращала ни на что внимания, потому что кричала от боли, схватив Энди за руку. Она боролась со своей болью и не могла контролировать свои ощущения. Неожиданно Диана почувствовала страшную жгучую боль и чудовищный спазм, казалось, что кто-то пытается разорвать ее внутренности.

— О боже… началось… началось. — Она выглядела страшно испуганной, когда переводила взгляд с мужа на зятя, и Джек кивнул, стараясь ободрить ее взглядом.

— Да, началось, Ди. — Было совершенно ясно, что она рожает. Джек спокойно распорядился: — Энди, набери 911. Попроси “Скорую помощь”, скажи им, что рожает женщина и ее нужно госпитализировать. Она чувствует себя нормально, и все идет как нельзя лучше. Правда, возможно, что родовые схватки у нее начались со вчерашнего дня, но она не знала об этом.

— Не оставляй меня! — закричала Диана, когда Энди собрался уходить, но Джек решительно кивнул на дверь.

Как только Энди покинул комнату, она тут же снова почувствовала боль, как будто сквозь нее проехал скоростной поезд. Джек широко расставил ее ноги и уже смог увидеть макушку ребенка.

— Тужься, Ди… давай… выталкивай его.

— Я не могу… это слишком больно… О боже… это никогда не кончится… никогда не кончится. — Она хотела, чтобы все это уже было позади, но схватки продолжались с новой силой.

Вскоре Энди был снова рядом с ней и сказал Джеку, что “Скорая помощь” уже выехала.

— Тужься, Ди, — командовал Джек.

После минутного перерыва, когда она громко и протяжно застонала, Джек, который придерживал ее ноги, увидел, как появилась головка младенца. Это был крупный мальчик с белокурыми волосенками. Джек поднял его над кроватью, и Диана с изумлением посмотрела на сына, не в состоянии поверить, что все испытания позади. Энди смотрел на малыша со счастливым и гордым видом.

Диана снова откинулась на подушку и, улыбаясь мужу, сказала:

— Он такой хорошенький… и похож на тебя. — И затем с лукавой улыбкой посмотрела на Джека: — Я думаю, может быть, ты был прав насчет срока родов… — Все трое с облегчением засмеялись, а младенец закричал, словно вторя их смеху, на руках у своего дяди.

И тут они услышали звук сирены на улице.

— Тебе лучше пойти и объяснить все родным, — сказал Джек Энди, который был еще в шоке от недавних событий.

Они пришли в гости на рождественский обед, а возвращались обратно с ребенком. Никогда ничего не получается так, как загадываешь.

Энди поспешил вниз и сообщил всем, что у них с Дианой только что появился сын, как раз в тот момент, когда его тесть открывал входную дверь врачам “Скорой помощи”.

— Она здесь, наверху! — крикнул он, и все посмотрели на него с изумлением.

— Она нормально себя чувствует? — спросил отец, в то время как мать и сестры поспешили наверх.

Джек открыл коробку с инструментами, которую привезла машина “Скорой помощи”, и через минуту Диану и ребенка, хорошо укутанных, вынесли на носилках из двери к машине “Скорой помощи”, и все бежали за ними и желали им счастливого пути.

Энди поблагодарил Джека, а Диана махала рукой родным, все еще неуспевшим прийти в себя после ощеломляющей новости. Все произошло совсем не так, как она представляла себе. Все произошло та стремительно, и она очень надеялась, что благополучно.

Саманта пообещала присмотреть за Хилари. Она сказала, что возьмет девочку к себе домой до тех пор, пока Диана вернется с ребенком из больницы.

— С вами не соскучишься, — проворчал отец, когда закрыл дверь после их ухода, и, открыв шампанское, разлил его по бокалам.

— За Энди, Диану и их детей! — торжественно произнес он, не стесняясь слез. Он знал, как тяжело им досталось все это, но зато теперь у них было двое очаровательных ребятишек.

* * *

— Он самый симпатичный младенец, которого я когда-либо видела, — прошептала Диана Энди, прижимая закутанного в одеяло ребенка к груди. Он смотрел на мир широко открытыми глазами с интересом и любопытством и, казалось, все понимал.

— Подожди, пока его увидит Хилари, — сказал Энди, и они улыбнулись друг другу. За девять месяцев у них появилось двое детей. Правду говорят, если везет, так уж по-крупному.

Диана и ребенок провели в госпитале только ночь.

Все у них было благополучно, и уже на следующий день они оказались дома вместе с Хилари. Они назвали ребенка Уильям, в честь отца Дианы.

— Уилли и Хили, — пошутила Диана, глядя на сына, спящего в кроватке в углу их спальни.

— Ты восхитительна, — прошептал Энди, поцеловав ее.

— Ты знаешь, что мне приятно услышать. — Она поцеловала его в ответ, забыв страдание, горе и печаль. И все же она знала, что все пережитое сделало эту минуту еще более драгоценной.

Энди и Диана проводили третью годовщину своей свадьбы на Гавайях, на пляже Вайкики со своими детьми.

Хилари было уже четырнадцать месяцев, она расхаживала везде и болтала вовсю. Она любила песок, и океан, и своих родителей, и своего названого брата Уильяма. Пяти с половиной месяцев от роду, он был неугомонным, улыбающимся и дружелюбным. И оба они были большими проказниками. Диана была занята с утра до вечера, она должна была вернуться на работу в журнал через две недели, но собралась работать только часть дня. Ей не хотелось оставлять своих детей с приходящей няней, какой бы опытной она ни была, но ей хотелось помочь Энди. На содержание семьи уходило слишком много денег. Работая на полставки, Диана могла заработать не так уж много, но она готова была отказаться от излишеств, лишь бы не расставаться с детьми на целый день, и Энди полностью с ней согласился. Они слишком долго ждали появления детей, чтобы теперь не уделять им должного внимания. Диану страшила сама мысль о том, что несколько часов придется быть вдали от них, и она уже наняла няньку, которая будет заботиться о детях, пока родители на работе. Это была милая молоденькая немка, которая выглядела опрятной и аккуратной и уже имела необходимый опыт ухода за детьми. Диана, сидя на работе, часто мысленно переносилась домой, гадая, что там делают дети. Она сама хотела заботиться о своих детях, и Энди стремился помочь ей.

В этом году он продвинулся по служебной лестнице и был буквально завален работой, но ему нравилось возвращаться домой и видеть радость на лице жены. Они радовались, слыша детские голоса, их мечты превратились в действительность. Они были счастливы даже в те дни, когда у них сломалась стиральная машина, и везде валялись пеленки и Хилари снова разрисовала стены в их комнате губной помадой Дианы. Конечно, ближайшие годы будут заполнены детскими шалостями и проказами, но у них обоих было ощущение того, как прекрасно все это и как быстротечно.

— У вас прекрасные дети, — сказала как-то одна женщина, которую они встретили в парке накануне прогулки. — Сколько им?

— Пять и четырнадцать месяцев, — с улыбкой сказала Диана, а женщина посмотрела на нее с изумлением. Эти дети были даже ближе по возрасту, чем ее собственные, между которыми было всего четырнадцать месяцев разницы.

— Вы смелая женщина, раз решились завести второго ребенка сразу же после рождения первенца, — искренне сказала она. — У вас удивительная семья. Да хранит вас Бог.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарила Диана, посмотрев на своего мужа долгим, любящим взглядом.

* * *

Как-то в июле Чарли взял Бесси и Энни в Розмед. Он долго ждал этого дня и был молчалив и напряжен, ставя машину на стоянку у мрачного кирпичного здания. Бесси дотронулась до его руки, она понимала, что это важный момент в их жизни.

Они вошли в унылого вида приемную, где их и попросили подождать. Проверка документов началась шесть месяцев назад, и все должно было быть в порядке.

Чарли с Бесси приходили сюда уже несколько раз на предварительные собеседования. Учреждение управлялось монахами, которые придерживались строгих взглядов, и каждая минута пребывания здесь вызывала в Чарли страшные воспоминания. Он побывал в нескольких подобных заведениях. Он еще помнил холодные одинокие ночи на узкой постели, мучившие его кошмары и постоянный страх, что он умрет от приступа удушья. Этот затхлый воздух заставлял его задыхаться, и бессознательно он взял за руки Бесси и Энни, словно ища у них поддержки.

— Ты был здесь когда-нибудь раньше? — громким шепотом спросила его Энни, и он кивнул. — Мне здесь не нравится.

— Здесь никому не нравится, дорогая. Вот почему мы пришли сюда.

Они пришли спасти одну душу из этой тюрьмы.

Чарли уже видел этого мальчика и сразу привязался к нему. Ему было четыре года, он был очень маленьким, и, как монахи с прискорбием сообщили мистеру Винвуду, у него была астма. Если это не устраивает мистера Винвуда, то есть еще маленькая девочка, но монахи были очень удивлены, услышав, что он возьмет мальчика.

Работники социальной службы попросили Бесси и Чар ли выйти, чтобы свободно поговорить наедине с Энни, и были удовлетворены тем, что мальчик попадет в хорошую семью. Конечно, он уже не малыш, все понимает, и им будет трудно пережить период привыкания.

— Мы все это знаем, — мягко сказал Чарли. Он действительно это все знал по себе — как отчаянно он старался понравиться приемным родителям, убирал за собой и как усердно молил их полюбить его. Но они всегда в конце концов возвращали его, и он снова оказывался на узкой железной кровати в продуваемой ледяным сквозняком спальне.

Открылась дверь, и вышли двое монахов. Чарли услышал звук четок, но когда он поднял на них глаза, то увидел, что у них добрые лица. За широкими складками их черных одеяний почти не видно было маленького мальчика. Это был тоненький, бледный малыш в вельветовых брючках, старом темно-голубом свитере и стоптанных башмаках. У него были ярко-рыжие волосы, и он испуганно озирался по сторонам. Все утро он с замиранием сердца просидел в углу комнаты, боясь, что они не придут. Он уже потерял веру в людей. Монахи сказали ему, что сегодня за ним придут Винвуды, но мальчик не поверил им. Даже если они его заберут к себе домой, это вовсе не значило, что они оставят его надолго.

— Винвуды пришли за тобой, — тихо сказал монах и взял его за руку. Берни кивнул. Они не обманули и действительно пришли за ним. Но он до сих пор не мог поверить в это.

Монах подтолкнул мальчика вперед. Он вопросительно смотрел на посетителей, как будто не мог поверить, что они пришли действительно за ним. Чарли медленно подошел к нему.

— Привет, Берни, — мягко сказал он. Мальчик прерывисто вздохнул. Несколько дней назад у него был приступ астмы, и он боялся до смерти, что они переменят свое решение, если узнают об этом.

Чарли наблюдал за ним со слезами на глазах и затем протянул руку, и мальчик медленно подошел к нему.

— Надеюсь, тебе понравится у нас, и ты захочешь остаться с нами. Я бы хотел быть твоим папой. А это теперь твоя мама… а вот твоя сестра Энни.

— Как в настоящей семье? Навсегда? — Мальчик посмотрел на них пристальным, полным недоверия взглядом. Хотя ему было всего четыре года, малыш уже привык не доверят! взрослым.

— Это правда, — сказал Чарли, чувствуя, как от жалости сжимается его сердце.

— У меня нет семьи, я сирота.

— Теперь уже нет, Берни. Теперь мы твоя семья. Монахи говорили, что он был удивительный мальчик очень смышленый, добрый и отзывчивый. Брошенный при рождении, он переменил несколько воспитательных домов. и из-за его астмы никто не хотел усыновлять его. Слишком много забот приходилось на себя брать приемным родителям из-за его болезни.

— Могу я взять своего медведя? — осторожно спросил Берни, поглядывая на улыбающуюся Аннабел.

— Конечно. Ты можешь взять все свои вещи, — мягко сказал Чарли.

— У нас дома много игрушек, — заверила его Энни, и маленький рыжеволосый мальчик стал медленно двигаться к Чарли.

Это выглядело так, словно он потянулся к нему, как будто почувствовал, что у них много общего и ему будет хорошо у них.

— Можно, я поеду с тобой? — спросил Берни, глядя на человека, который хотел быть его отцом.

— Конечно, — сказал Чарли и взял малыша на руки, желая сказать ему, как он любит его. Не успел Чарли поднять его, как Берни прильнул к нему всем тельцем и едва слышно прошептал слово, которого ждал Чарли.

— Папочка, — сказал он, спрятав лицо на груди у Чарли, а тот закрыл глаза и улыбнулся сквозь слезы.

* * *

Пилар и Брэд отметили годовщину свадьбы в семейном кругу. Было чему радоваться и было о чем подумать. Кристиан был замечательным ребенком. Ему исполнилось уже семь месяцев, и он был для них огромной радостью. Они обожали его.

Пилар наняла няню и вернулась на работу через четыре месяца, но все же она была занята только утром и спешила домой, чтобы провести с Кристианом лишнюю минутку. Первое время ей тяжело было показываться на людях с коляской, потому что все, кто знал об ожидаемой супругами двойне, с удивлением спрашивали, где же второй ребенок.

Это была давняя тяжелая ноша, стоившая им столько здоровья и сил. Брэд говорил, что они все-таки не зря решились на это, но больше ничего подобного он не сделает. А Пилар шутила, что скучает по порнографическим фильмам доктора Вард. В свое время они написали доктору, что один из двойняшек умер, и она ответила им очень теплым письмом. Пилар не забывала ее слов о том, что никогда ни в чем нельзя быть уверенным, что порой рождение ребенка вместо радости может причинить родителям большое горе. Так и произошло, но теперь все заслоняла радость, которую доставлял им сын. Кристиан был для них источником бесконечного счастья, и Пилар каждую минуту радовалась тому, что решилась пройти через все испытания.

Ее мать приезжала взглянуть на внука и пришла в полный восторг. За все эти годы у Пилар с матерью состоялась первая нормальная встреча, и они обе были этому рады.

Нэнси снова была беременна и теперь мечтала о дочери. В конце концов Пилар рассказала ей, как лечилась от бесплодия, и Нэнси не могла поверить, что они прошли через все это. Ведь подобное испытание потребовало силы духа, стойкости характера и упорства.

— И немного безумия. Это становится своего рода манией, подобно той, которую испытываешь, стоя за рулеточным столом, пока не проиграешь все или выиграешь.

— Ты должна выглядеть как победитель, — сказала Нэнси, но они обе знали, чего это ей стоило и как велико было ее горе из-за потери Грейс. Она поначалу даже совершенно не могла радоваться Кристиану, не думая о нем. Только сейчас, по прошествии времени, она могла действительно наслаждаться своим материнством.

— Иногда мне кажется, что я упустила первые несколько месяцев его жизни, — говорила она Брэду не один раз. — У меня в голове как будто стоял какой-то туман от этого несчастья, и я ничего не помню.

Она запаковала вещички, приготовленные для девочки, и оставила в комнате игрушки только для Кристиана. Пилар положила все в большую коробку с надписью “Грейс”, и Брэд отнес ее на чердак, потому что она не хотела расстаться с этим, не хотела забыть, не была готова отпустить это вместе с ней.

Но к годовщине их свадьбы она почувствовала, что пришла в себя, и по ней это было заметно.

— Да, жизнь в этом году была бурной.

Она улыбнулась. Год назад она уже была беременна и они знали, что у них будут двойняшки.

Брэд предложил отпраздновать годовщину в каком-нибудь уютном ресторане, но ей не хотелось никуда выходить. Пилар любила оставаться с ним дома и была измучена за последние несколько недель судебным разбирательством, к которому готовилась. Когда она жаловалась мужу на усталость, он мягко упрекал ее:

— Ты должна скучать по мне, когда я в суде, а когда я прихожу — танцевать от радости.

— Это не для меня. — Пилар с усмешкой пожала плечами. — Мне, по-моему, две тысячи лет.

— Сколько же тогда мне? — нахмурил лоб Брэд, и она засмеялась.

Ей было сорок пять, а ему шестьдесят четыре, но тем не менее он выглядел моложе своих лет, был энергичен, подтянут и целиком поглощен работой. Она чувствовала, будто прожила за этот год целую жизнь, но Брэд утверждал, что это никак не отразилось на ней. В последнее время Пилар быстро уставала, но считала, что это из-за работы и кормления Кристиана.

Через две недели после годовщины их свадьбы она взялась за три новых дела, хотя чувствовала себя усталой и слабой. Одно из дел касалось запутанной истории с усыновлением, другие касались тяжбы из-за ресторана и крупной ссоры из-за дорогой недвижимости в Монтесито. Все три случая были интересны и разнообразны, а клиенты весьма требовательны.

Как-то поздно вечером она рассказывала Брэду о своих делах, ожидая от него совета. Вид жены вызывал у него беспокойство. Она выглядела измученной и в середине разговора встала, чтобы покормить Кристиана.

— Не кажется ли тебе, что ты истязаешь себя? — спросил он, входя в детскую и присаживаясь в кресло-качалку. — Тебе придется выбрать что-то одно: или прекратить кормить Кристиана, или оставить работу.

Пилар была бледной и уставшей.

— Когда я кормлю ребенка, я чувствую тесную связь с ним. — Она улыбнулась, с нежностью глядя на чмокающего малыша. К тому же Пилар считала, что от ее молока сын растет очень быстро и никакие искусственные смеси не заменят материнского молока.

— Я лучше брошу работу, чем его, — честно призналась она, когда Брэд посмотрел на нее.

— Может, тебе следует бросить работу, пока он не подрастет?

Пилар покачала головой.

— Я не могу этого сделать, Брэд. Это будет нехорошо по отношению к моим коллегам. Целый год я сидела дома и теперь работаю только по утрам.

Он не стал напоминать ей, что каждое утро она приносила из офиса досье и работала над ними дома.

— Поступай как знаешь, но ты выглядишь так, как будто работаешь сутки напролет. Может быть, тебе стоит показаться врачу?

И в конце концов в июне Пилар отправилась на прием и описала врачу причины беспокойства. Несмотря на то, что он был уже большой, она все еще кормила Кристиана грудью.

Со времени рождения Кристиана у нее еще не было месячных, что, как говорили врачи, было связано с кормлением. Пилар иногда удивлялась: неужели она успела родить перед самым началом климакса? Это было бы настоящим везением.

Доктор сделал несколько простых анализов и, дождавшись результатов, сообщил ей, что у нее анемия после родов. Он прописал ей таблетки, содержащие железо, но прием лекарств сказался на молоке, и Кристиан стал плохо есть. Пилар перестала принимать таблетки и забыла об этом. Врач не нашел больше ничего серьезного, и на следующей неделе она чувствовала себя лучше до тех пор, пока они не пошли на парусные гонки и с ней неожиданно не случился обморок.

Брэд был страшно испуган и заставил ее снова пойти к врачу. Опять последовали анализы, но, узнав их результаты, Пилар долго не могла вымолвить ни слова. Она никогда не думала, что это возможно. Она никогда не смела даже мечтать, что у нее может быть второй ребенок. Но тем не менее врач сказал, что она беременна. Он позвонил ей на работу, чтобы сообщить эту новость, когда Пилар уже собиралась идти кормить Кристиана. Но теперь, сказал врач, кормление грудью следовало прекратить, предупредил о возможности выкидыша в ее возрасте и обо всех других опасностях и неожиданностях, которые она слишком хорошо знала: синдром Дауна, хромосомные дефекты, рождение мертвого плода — настоящее минное поле, которое она должна пройти в своем возрасте, чтобы иметь здорового ребенка. И в конце концов это был случай выигрыша в лотерею... судьба… предназначено ей или нет иметь этого ребенка. Она стояла в зале заседаний и наблюдала, как муж, восседавший на месте председательствующего, ударом молотка возвестил о перерыве на обед. Брэд слушал сложное уголовное дело, которое тянулось не первый день. Он очень удивился, когда, подняв глаза, увидел Пилар, стоявшую в дальнем конце зала заседаний.

— Вы можете занять место на скамье подсудимых, — громко сказал он, когда в зале остались лишь они вдвоем.

Она медленно двинулась к нему. Это напомнило ей то давнее время, когда они вместе работали в суде. Даже не верилось, что уже девятнадцать лет они шли по жизни рука об руку, деля радости и печали.

— Что вы можете сказать в свое оправдание? — строго сказал Брэд и посмотрел на жену со своего возвышения.

Она рассмеялась и снова почувствовала себя молодой. “Жизнь, — подумала она, — иногда преподносит забавные сюрпризы”.

— У тебя такой строгий вид в этой мантии, — поддразнила она мужа, а он в ответ улыбнулся.

— Таким и должен быть судья, чтобы внушать всем трепет, — сказал Брэд, напустив на себя сердитый вид.

— Но только не пугай меня, — засмеялась Пилар. — Я должна тебе кое-что сообщить. — Если бы только он знал, какой сюрприз его ждет!

— Это что, чистосердечное раскаяние или кассационная жалоба?

— Скорее всего и то и другое. А может, просто шутка. Или потрясающая новость. А в общем, я думаю, благодать божья.

— О боже! Ты сломала машину и хочешь сказать мне, что она все равно была старой развалиной и нам нужна новая.

— Нет, но это хорошая мысль. В следующий раз я учту, что она мне совершенно необходима.

Пилар вся светилась радостью, и Брэда охватило любопытство. Он даже не подозревал, что она хотела ему сказать.

— Что ты натворила? — мрачно спросил он, хотя ему больше всего хотелось прижать ее к себе и поцеловать, а не вести странный разговор.

— Я не совсем уверена, что я это натворила одна… Я думаю, не обошлось без твоего участия.

Нахмурившись, Брэд посмотрел на нее, не понимая, куда она клонит.

— Я думаю, ты опять смотрел похабные фильмы тайком… Пилар лукаво погрозила ему пальцем.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Что это значит?

— Это значит, ваша честь… что без героизма и гормонов, без чьей-либо помощи, кроме твоей… Я беременна.

— Ты — что?!! — Ошеломленный, он смотрел на нее, не веря этой новости.

— Ты меня прекрасно слышал.

Брэд сошел с возвышения, приблизился к ней, глядя на жену с улыбкой, не вполне отдавая себе отчет в своих чувствах. Впрочем, неправда. Он был безумно счастлив.

— Никогда не думал, что нам опять придется пройти через все это, — сказал он, нежно глядя на нее.

— Я тоже так думала. Но кто-то, похоже, распорядился иначе.

— Это то, чего ты хотела? — мягко спросил Брэд. Пилар посмотрела на него долгим, любящим взглядом.

Она думала об этом с того самого момента, как узнала, что снова беременна.

— Я думаю, что все в жизни — это своего рода и радость, и печаль… Да… Я хочу этого.

Она закрыла глаза, и Брэд поцеловал ее и долго сжимал в объятиях, неожиданно подумав о том, что всегда хотел это сделать именно в зале суда. Для этого ему понадобилось девятнадцать лет, но в конечном итоге он все-таки сделал это.

Поиск по сайту: