|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
СОЦИАЛЬНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ И ПРОБЛЕМА ГЛОБАЛИЗАЦИИСоциальные ориентиры развития экономики. - Ценности граж дан ского общества и путь к стабильности. - "Хартия Земли" как кодекс устойчивого развития. - Глобализация длиною в сто ты сяч лет. - Чтобы Восток и Запад не сошлись "в день Страшного Суда у подножья Престола Божья". - Изжила ли себя идея уни вер сализма. - Экзамен на состоятельность для национальных элит. - Задача, которая по плечу только целому человечеству. И так, устойчивое развитие сможет быть претворено в жизнь, если этого захотят прежде всего сами люди. Но за этим вроде бы тривиальным выводом встают отнюдь не тривиальные вопросы. Чего вообще хотят люди, и чем и как определяются их хотения? Мы, например, говорили уже о том, как фирмы-производители успешно манипулируют потребительскими желаниями, подогревая искусственный спрос на выпускаемую ими продукцию. Разумеется, в духовной, а тем более, в идеологической сфере, дело обстоит несколько сложнее. И здесь стоит, наверное, обратить внимание на опыт Советского Союза, сумевшего на протяжении всего одного поколения сформировать у городской молодежи принципиально новые ценности, а следовательно, и новые духовные устремления. Причем последние оказались органически сплавлены со стратегическими интересами государства, оттеснив на задний план многое из того, что принято характеризовать как личное. Нам, пожалуй, уже трудно представить, как близко к сердцу принимались молодежью 30-х годов мифические судьбы мировой революции и как 22-летний поэт Михаил Кульчицкий мог писать накануне Великой отечественной войны:
Не благосостояние семьи, не карьерные устремления и даже не решение какой-нибудь волнующей технической или научной проблемы, а именно это - тревожное ощущение близкого торжества коммунистической идеи - составляло главный жизненный интерес этого уникального предвоенного поколения. Впрочем, эту свою утопическую мечту почти все оно оплатило кровью, и надо признать, что без этой бескорыстной преданности общему делу победа в той войне была бы, пожалуй, весьма проблематична. Нет, мы вовсе не склонны представлять в розовом цвете какие бы то ни было проявления тоталитарной идеологии, но правда и то, что в некоторых ситуациях иррациональный идеализм, исповедующий примат общественного перед личным, бывает полезнее и ценней для социума, чем ориентированное на частный интерес прагматическое отношение к действительности. А кроме того, этот пример говорит и о том, сколь велико в подобных вопросах влияние общественно-политической элиты, которая в России 1920-х - 30-х годов была еще представлена большевистскими кадрами с дореволюционным стажем. Но вернемся к нашим дням и к проблематике устойчивого развития. Его реализация, о какой бы конкретной стране ни шла в данном случае речь, неразрывно связана с пересмотром ценностей и целей развития, а следовательно, и с пересмотром соответствующих приоритетов. При этом на первый план должны выдвинуться те из них, которые служат обеспечению как экологической, так и социальной устойчивости. И в первую очередь это касается экономики. Формируя всю сумму материальных условий человеческого существования, она вместе с тем - и это уже давно доказано - работает прежде всего на самое себя, разрушая в то же время окружающую среду. А главный показатель ее успеха - рост валового внутреннего продукта (ВВП) - далеко не всегда совпадает с ростом реального уровня жизни людей, и, в том числе, ее качества. Иными словами, поддерживаемое экономическое и поддерживаемое социальное благополучие - вещи отнюдь не равнозначные. И поэтому ориентиром для дальнейшего развития должны стать не традиционные показатели типа ВВП, а такие, которые коррелировались бы с качеством человеческой жизни [Данилов-Данильян, 1981; Лосев, 2001]. Об одном из них - об индексе поддерживаемого экономического благополучия (ИПЭБ) - уже упоминалось в главе 2.2. С другой стороны, мировая экономика только тогда перестанет быть фактором глобальной дестабилизации окружающей среды, когда впишется в тот энергетический коридор, что отведен ей законом распределения энергопотоков в биоте, или хозяйственной емкостью биосферы. Если условно рассматривать хозяйственную емкость биосферы как глобальный экологический ресурс, то человечество уже лет сто как превысило лимит его потребления. Но, в отличие от многих других, ресурс этот ничем замещен быть не может - как и атмосфера или Мировой океан, он является всеобщим достоянием, а потому должен стать объектом международного права. А поскольку потребление этого ресурса можно оценивать количественно (например, в единицах чистой первичной продукции), то в условиях устойчивого развития оно должно квотироваться на основе международных соглашений. Что же касается локальных загрязнений окружающей среды, то адекватным на них ответом могут стать прежде всего технологические решения, а стимулом для совершенствования технологий - требования и нормативы, отвечающие интересам здоровья человека и его природного окружения. Таким образом, при переходе к устойчивому развитию экономика должна занять подчиненное положение, адаптируясь к его целям и ценностям, а никак не наоборот. Причем рамку деятельности для бизнеса, а также административного аппарата будет задавать система экологических и социально-экономических индикаторов устойчивого развития, которые получат силу правовых норм. Казалось бы, тоталитарные режимы, сосредоточившие в своих руках всю неограниченную полноту власти, обладают наилучшими возможностями для реализации устойчивого развития - ведь они могут навязать его обществу, так сказать, в приказном порядке, - но это не более чем иллюзия. Потому что главной заботой такого рода режимов является поддержание прежде всего их собственной устойчивости, в жертву которой без колебаний приносится и благополучие своего народа и интересы природной среды. И пример Советского Союза и других родственных ему государств как нельзя лучше иллюстрирует этот тезис. Так что есть все основания рассматривать гражданское общество, где существует диалог между населением и властью, а интеллектуально свободному человеку доступна возможность сознательного выбора, оптимальной формой государственного устройства, способной проложить путь к экологической стабильности. А.Печчеи сформулировал это как "переход возможности принятия решений от узких, замкнутых учреждений к самим людям или по крайней мере <...> возможность принимать активное участие в оценке и выборе важнейших альтернатив, оказывающих решающее воздействие на жизнь и будущее всего населения" [Печчеи, 1985]. И все-таки решения принимаются, как правило, не всем населением, а соответствующими политическими и государственными структурами. Население же в лице своих массовых движений, партий и организаций может стать носителем ценностей устойчивого развития и через механизм демократического контроля, через средства массовой информации способствовать реализации его идей. А для этого, в свою очередь, необходима открытость и доступность информации, относящейся ко всем его узловым проблемам. А с другой стороны - хорошо поставленная система просвещения и, в особенности, воспитания, направленная на формирование этических установок, отвечающих требованиям устойчивости как в экологическом, так и в социальном (гуманитарном) аспекте. Словом, такое состояние общества, когда, пользуясь словами Ленина, им же вскоре и отброшенными, "массы все знают, обо всем могут судить и идут на все сознательно". "Служба в армии - патриотический долг каждого советского гражданина", "Труд в СССР есть дело чести, дело доблести, мужества и геройства" - вот наиболее типичные идеологемы того времени. Причем под трудом неизменно понимался так называемый общественно полезный труд, то есть вклад человека в общегосударственную копилку, а всякое явное от него уклонение - как преступление перед обществом. И то, что в глазах жителя любой демократической страны выглядело дикостью и азиатчиной - как, например, осуждение за тунеядство поэта И.Бродского - являлось здесь повседневной судебной практикой. Западное, евроатлантическое общество издавна строилось на совсем других основаниях. Собственно, по отношению к странам социалистического лагеря оно представляет собой как бы зеркально обращенную пирамиду, в основании которой независимые и самостоятельно действующие личности, а государство есть лишь производное этих частных, отдельных интересов. И вся история Нового времени подтвердила высокую конкурентоспособность подобной социальной системы, а страны, где победили либерально-демократические режимы, давно уже выдвинулись на роль мировых лидеров. Однако все это было справедливо лишь до поры до времени, пока эта ветвь мировой цивилизации располагала ресурсом для своего непрерывного роста и расширения, поскольку ее, поначалу территориальная, а в дальнейшем технологическая экспансия несла разрушение и гибель окружающей природной среде. Ведь частный интерес и не может реализовать себя иначе, как через отвоевывание для себя все новых и новых территорий, как в прямом, так и в переносном смысле слова: более комфортного жилья, более высокого спортивного рекорда, вновь освоенных производственных площадей, заложенных сельскохозяйственных плантаций и т.д. Но время для такой безвозбранной экспансии, по-видимому, подходит к концу. И, чтобы уцелеть, мировому сообществу, и, прежде всего, развитым странам, нужно решиться на этот трудный, но единственно спасительный для него шаг - на организованное отступление по всему фронту соприкосновения человека с природой. Мы уже сравнивали такое попятное движение цивилизации со сжатием Вселенной, пришедшим на смену ее расширению. При этом, как известно из астрофизики, так называемое красное смещение, характерное для спект раль ной картины разбегающихся галактик, должно смениться на противоположное ему фиолетовое. И вот нечто подобное, на наш взгляд, должно произойти и с системой ценностей Западного мира. Его "красное смещение" - преобладающая индивидуалистическая психология - также должна сменить свой вектор, а права и свободы личности потесниться, давая место чувству ответственности человека перед обществом (в настоящее время статьи, посвященные гражданским обязанностям, в конституциях развитых стран, за малым исключением, почти не представлены), а общечеловеческие, глобальные интересы приобрести в сознании людей не меньший, если не больший приоритет. 17 17 Некоторые авторы полагают, что это уже и происходит, и, как свидетельствуют данные социологических исследований, ценностные установки населения ряда развитых стран постепенно меняются, приближаясь к ценностям устойчивого развития [Вебер, 1999].
Что же касается более ответственного отношения человека к своему природному окружению, то последнее могло бы найти отражение в особой "Хартии Земли" - документе, определяющем основы взаимоотношений мирового сообщества с биосферой как с фундаментом существования цивилизации. Как и "Декларация прав человека", "Хартия Земли" стала бы не нормативным актом, а неким этическим посланием странам и народам. Однако впоследствии на ее основе могли бы быть приняты уже полноценные юридические документы и сформированы соответствующие государственные структуры для практического претворения ее идей. Центральное место в реализации устойчивого развития принадлежит решению мировой демографической проблемы - стабилизации населения в одних регионах и его сокращению в других. Последнее в особенности касается развивающихся стран, где дети станут не только одной из основополагающих ценностей, но и объектом особого, отличного от нынешнего отношения, со смещением целого ряда акцентов и приоритетов. При этом на первое место для большинства родителей выдвинутся не количественные, а качественные критерии, то есть здоровье каждого отдельного ребенка, перспектива его образования, приобщенность к культуре и т.п. Но все это, конечно, сделается возможным лишь при наличии заинтересованного отношения к подрастающему поколению со стороны всего общества - от политических партий и правительственных структур до каждого отдельного чиновника. И там, где дети не будут расти как трава, а пестоваться с момента рождения и до совершеннолетия (как это фактически имеет место у высокоорганизованных видов животных), вероятно, сама собой отпадет и проблема многодетности в странах "третьего мира". А о том, какой вклад могли бы внести в ее решение развитые страны, кое-что уже говорилось в главе 5.2. * * * А ктивный процесс глобализации, охвативший самые отдаленные угол ки земного шара, не создал пока основы для сплочения мирового сообщества, хотя и пронизал всю планету от полюсов до экватора разветвленнейшей сетью информационных и товарных потоков, фактически превратив современный мир в подобие единого организма. Едиными стали сегодня основные технологии, используемые в производстве большей части продуктов. Едины принципы рыночной системы в экономике подавляющего большинства стран. Едины формы демократического государственного устройства, становящиеся в наши дни правилом, тогда как авторитарные и диктаторские режимы - исключением. Единой становится и система образования. И, наконец, впервые в своей истории человечество обзавелось языком межнационального, делового и научного, общения, которым де-факто стал - увы, не эсперанто, - а английский язык, и на нем уже издается до 80% публикуемых в мире научных работ. 18 18 Между прочим, начнись подобный процесс век назад, и таким языком скорее всего стал бы немецкий, а два века назад - французский. Но так уж случилось, что именно английский оказался на острие завершающего этапа глобализации, и это тоже реальность, с которой приходится считаться.
Однако ничего нет наивнее, как рассматривать глобализацию в свете интересов США или какой-либо группы стран, извлекающих выгоду из этого якобы инспирированного ими процесса. Конечно, люди созданы так, что всегда стремятся найти свою выгоду, там где для этого представляется возможность. Но мыслить подобным образом - все равно что полагать, будто прилив устроили те мальчишки, что собирают на берегу выброшенных волной моллюсков и крабов. Ведь у истоков этого процесса стояли даже не Колумб или Магеллан и не древние финикийцы и викинги. Первые страницы в его уходящую в глубь веков летопись вписали сотню тысяч лет назад далекие предшественники современного человека. Овладев огнем, навыками охоты и рыболовства, а также технологиями защиты от непогоды, они впервые в биологической истории вышли за пределы своей прародины - субтропической саванны и расселились по всем пяти континентам, освоив доступную для жизни сушу в современных ее очертаниях [Человек заселяет планету Земля, 1997]. Но за этим первым этапом глобализации, превратившим человечество в планетарное явление, с неизбежностью последовал и другой. Его центральным моментом явилось распространение основ сельскохозяйственного производства, зародившегося в очагах древнейших цивилизаций Средиземноморья, Китая и Индостана. Положив начало истреблению естественных экосистем, этот второй этап глобализации завершился с эпохой Великих географический открытий, когда на слабозаселенные земли Дальнего Востока, Сибири и обеих Америк, а позднее и Австралии, устремился поток эмигрантов из России и Европы, страдавшей к тому времени от перенаселенности, а периодически и от голода. Если сельскохозяйственным технологиям для их распространения по всей поверхности суши понадобилось 10 тыс. лет, то индустриальным технологиям - всего 200 лет. Именно этот срок измеряет третий этап глобализации, сопровождавшийся ускоренным разрушением естественных экосистем, а к концу его - и загрязнением всех природных сред отходами производства. И, наконец, свидетелем четвертого этапа глобализации - распространения информационных технологий и новых систем коммуникаций - явилось уже нынешнее поколение. А чтобы стать планетарным явлением, ему понадобилось всего 20 лет. Межконтинентальные авиарейсы, спутниковая связь, Интернет, "картинка" на телеэкране, появляющаяся почти в самый момент события, происшедшего за многие тысячи километров, - все это привело к тому, что земной шар съежился до размеров школьного глобуса, а многоязыкий и разноплеменный мир стал подобен многонаселенной коммунальной квартире. И все это произошло на глазах одного поколения. Собственно, последнее и явилось причиной того, что этот независимый от чьей бы то ни было воли процесс стал, наконец, различим и вызвал волну протестов антиамериканской направленности даже в самой Европе. Но как бы ни отвергалась нами нивелировка национальных культур, теснимых скроенной по американскому образцу массовой продукцией, или интернационализация криминального бизнеса; какое бы неприятие ни вызывало высокомерие вырвавшихся на этой волне вперед государств - процесс этот объективен, а следовательно, неотвратим. И первопричина его не столько даже материального, сколько психологического свойства. Она - в способности Человека Разумного жить не только в сиюминутном, непосредственно данном мире, но и в мире воображенном, мысленном. Человек, как пишет Л.Б.Ительсон, "может представить, что было и что будет. Он может представить, что происходит за тысячу и миллион километров от него. Может оперировать этими образами и регулировать свою деятельность выявленными отношениями. Благодаря этому человек <...> выходит за рамки данного мгновения, свободно перемещается в уме в прошлое и в будущее, во времени и в пространстве. <...> Замена непосредственной реальности представительствующими ее психическими образами - вот та волшебная палочка, которая сокрушает непроницаемую стену окружающих вещей и отношений, открывая человеку мириады дорог в безграничные просторы пространства и времени" [Ительсон, 2000]. И надо ли удивляться, что приобщившись к этому уникальному способу освоения мира, наш древний пращур не преминул поспешить за своей мечтой, запустив тем самым уже реальный процесс глобализации, плоды которого пожинает сегодняшнее человечество. Так что если уж отвергать указанное явление, так только в плане каких-то конкретных форм его наполнения. И едва ли не самый болезненный на этом фоне момент - передел мира после крушения социалистической системы. Как справедливо замечает А.Панарин, "парадокс новейшей истории состоит в том, что биполярная структура мира, несмотря на свои ужасающие издержки, связанные с бессмысленно расточительным соперничеством двух держав, все же больше соответствовала ожиданиям цивилизационного сознания, касающимся мирового порядка, стабильности, предсказуемости и "единых пространств", чем нынешняя бесструктурность, грозящая похоронить всякий порядок" [Панарин, 1994]. Вместе с тем процесс относительного уменьшения мира и более тесного переплетения культур нередко провоцирует ощущение утраты национальных корней и кризис идентичности. Явление это, отмеченное американским политологом С.Хантингтоном, было исследовано им в получившей широкую известность статье "Столкновение цивилизаций" (1993 г.), а в дальнейшем - и в книге того же названия ("The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order", 1996). "Конец идеологизированных государств в Восточной Европе и на территории бывшего СССР, - пишет он, - позволил выдвинуться на передний план традиционным формам этнической идентичности и противоречий. <...> Правительствам и политическим группировкам все реже удается мобилизовать население и сформировать коалиции на базе идеологий, и они все чаще пытаются добиться поддержки, апеллируя к общности религии и цивилизации" [Хантингтон, 1994]. Автор выделяет - в первую очередь по конфессиональному признаку - семь или восемь цивилизаций, или субцивилизаций, определяющих лицо современного мира: западную (включающую Европу и Северную Америку), конфуцианскую (Китай), японскую, исламскую, индуистскую, православно-славянскую, латиноамериканскую и, возможно, африканскую. Но если западная и латиноамериканская имеют тенденцию к сближению и даже, может быть, к слиянию, то противоречия между государствами Запада и исламской субцивилизацией будут, по-видимому, наоборот, углубляться (остаются пока неясны перспективы отношений между Западом и конфуцианством), а этническая и цивилизационная самоидентификация станут одним из ведущих факторов политического ландшафта XXI века. Да, собственно, уже и становятся. Как подсчитал Хантингтон, три четверти вооруженных конфликтов второй половины XX века были порождены борьбой за национальную самоидентификацию, причем линия фронта чаще всего пролегала по "разлому цивилизаций", то есть на границе между мусульманским и немусульманским миром. А нынешнюю волну исламского терроризма, многие, как известно, склонны считать третьей или даже четвертой (если причислять сюда и "холодную") мировой войной, а сам Хантингтон рассматривает ее как ответ исламского мира на глобализацию, на социальное неравенство и демографический пресс, от которого задыхаются сейчас эти страны. Он напоминает, что в средние века таким же источником перманентных войн было христианство (на фоне относительной перенаселенности средневековой Европы - добавим мы от себя). Оставим рассуждения о якобы изначальной нетерпимости и воинственности ислама специалистам-религиоведам. Но бурные демографические процессы в ближневосточных странах действительно могут служить причиной политической нестабильности, а затянувшееся противостояние Востока и Запада заводит эту ситуацию и вовсе в безысходный тупик. Ведь отвлекая материальные и духовные ресурсы от решения неотложных социальных и экологических проблем, оно консервирует экономическую отсталость, необразованность и нищету этого региона - самую, как известно, благоприятную почву для многодетности и демографического роста. В "Глобальных тенденциях развития человечества до 2015 года" прямо сказано на этот счет, что "странам, страдающим из-за отрицательных последствий роста населения, нехватки ресурсов и слабости руководства, не удастся извлечь пользу из глобализации" [2002].
сказал когда-то Р.Киплинг, и мысль эта проходит, можно сказать, красной нитью через всю концепцию С.Хантингтона. Указывая на глубокие различия в менталитете людей западной и восточной культур и на то, что многие ценности, исповедуемые западным миром - права и свободы личности, верховенство закона, отделение церкви от государства и т.д., - не находят должного отклика у народов восточных стран, он приходит к выводу, что претензии на универсальность западной цивилизации уже не отвечают реальному положению вещей. "Убеждение, что незападные народы должны принять западные ценности, институты, культуру, - говорится в его работе, - по сути, следует признать аморальным. <...> Западу пришло время оставить свои иллюзии относительно универсальности и заняться укреплением, сплочением и повышением жизнеспособности своей цивилизации среди всех прочих" [Хантингтон, 2003]. Трудно не согласиться с первой частью этой цитаты. Но означает ли сказанное, что идея универсализма себя изжила и что самое разумное - это разойтись по своим "цивилизационным квартирам" и, как предлагает автор, сосредоточиться на укреплении собственных рядов (а применительно к Западу - на возведении надежного обронительного вала в форме НАТО с допущением туда только "идейно близких", то есть неправославных и немусульманских государств) Вероятно, такое было более или менее осуществимо в восемнадцатом и гораздо сложнее в девятнадцатом веке. Но говорить так сегодня, на наш взгляд, несколько поздно: мир фактически уже стал единым (но, слава богу, не единообразнообразным), хотя, может быть, по-настоящему этого еще не осознал. И образ одной лодки и одной общей судьбы в наши дни вовсе уже не поэтическая метафора, а самая что ни на есть суровая реальность, не считаться с которой более невозможно. И образ одной лодки и одной общей судьбы в наши дни вовсе уже не поэтическая метафора, а самая что ни на есть суровая реальность, не считаться с которой более невозможно. Надо ли говорить, что лодка эта перегружена сверх всякой меры и давно уже черпает бортами воду. Но именно для того, чтобы Запад и Восток не сошлись, по выражению Р.Киплинга, в день Страшного Суда "у подножья Престола Божья", или, как говорил еще И.Кант, "на большом кладбище человеческого рода", человечеству не остается ничего другого, как, терпеливо распутывая тугие узлы, целеустремленно искать то общее, что, в конечном счете, объединяет этносы и цивилизации, включая и те базовые ценности, которые могли бы сплотить их перед лицом экологического вызова. Да, можно, не считаясь с затратами, запустить искусственный спутник Земли и мобилизовать энергию атома усилиями отдельной сверхдержавы. Но ответить на этот вызов, в силу глобального характера экологической угрозы, способно только все человечество. И здесь, многое, очевидно, будет зависеть от способности к диалогу нынешних национальных элит. Ведь именно элита каждой страны и каждого общества вносит в переломные эпохи решающий, как правило, вклад в формирование новых ценностей и новых идей и заряжает своей творческой энергией остальную часть сограждан. К сожалению, однако, национальные элиты говорят сегодня зачастую на разных языках и озабочены отнюдь не всеобщими, а порою даже не общенациональными интересами, и, значит, ощущение стучащейся в дом беды еще не проникло широко в общественное сознание. Вероятно, ситуация экологического вызова и станет экзаменом на их историческую состоятельность. Способность обрести разумный баланс между национальным и общечеловеческим - вот что, по-видимому, окажется главным камнем преткновения на этом пути. Но, будем надеяться, человечество сумеет обойти и это препятствие, подтвердив в конечном итоге правоту слов Альберта Тойнби: "...в наш век главным в сознании обществ является осмысление себя как части более широкого универсума, тогда как особенностью общественного сознания прошлого века было притязание считать себя, свое общество замкнутым универсумом" [Тойнби, 2001]. Но если полстолетия назад, когда были сказаны эти слова, подобная аттестация была справедлива в отношении лишь узкой прослойки европейски мыслящих интеллектуалов, то сегодня, в наш электронно-космический век, эта соотнесенность с универсумом становится уже фактом повседневной жизни сотен миллионов людей. И если правда, что к равновесию с окружающей средой человек может прийти только через ноосферу (под которой мы, авторы, понимаем более разумную фазу мирового социума), то верно и то, что решающая роль здесь будет принадлежать его изменившемуся мироощущению, или, точнее, чувству приобщенности к настоящему, прошлому и будущему не только своей страны или своей этнической общины, но и человечества в целом. Хотя до подобного мироощущения надо, конечно, еще дозреть, дотянуться, а чтобы оно стало достоянием миллионов - и затратить немало труда и усилий. Но если свой "вклад" в разрушение окружающей среды каждый народ и каждая нация вносили, так сказать, наособицу, то титаническая работа по восстановлению хотя бы части разрушенного может быть по плечу только всему мировому сообществу, сплотившемуся на решении этой беспримерной задачи. [к оглавлению] Литература к гл. 6. Борейко В.Е. Дикую природу может спасти только экологическая этика // Гумани-тарный экологический журнал. 2002. # 4. С. 48-49. Mesarovic M., Pestel E. Mankind at the Turning Point. N.Y.: Dutton. 1974. 210 p.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.021 сек.) |