ПРОБЛЕМА И МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Дальнейшие наши исследования были направлены на уточ­нение тех выводов, к которым мы пришли при изучении функ­ции называния предметов, описанных нами в предыдущей главе. С этой целью мы совместно с С. К. Сиволаповым', с одной сто­роны, продолжили исследование зрительных образов-представле­ний при других формах афазии (эфферентная моторная, дина­мическая и афферентная моторная афазии), а с другой стороны, мы поставили задачу изучения вопросов о роли модальности образа в его нарушении и о роли образа и его модальности в на­рушении образного мышления. Поэтому мы изучали: 1) образы каких модальностей нарушаются при разных формах афазии; 2) влияют ли на качество актуализации образа-представления различные модальные характеристики предмета; 3) имеются ли (и каковы) особенности нарушения образов-представлений при разных формах афазии и зависят ли они и от топики поражения мозга.

Проблема пол и модальности образов еще недостаточно раз­работана в психологии, хотя -на необходимость ее изучения ука­зывали многие психол«ги. Некоторые исследователи считали, что в структуру образов-представлений в том или ином соотно­шении входят зрительные, слуховые, тактильные, обонятельные, двигательные и другие компоненты. Нам представляется, что, по всей вероятности, образные процессы (их формирование, ак­туализация "и др.) могут «запускаться» извне стимулами любой модальности, а ведущую роль в протекании образов-представ­лений играют зрительные компоненты, которые в эксперимен­тальных условиях могут быть наиболее полно представленными (выводимыми наружу) и потому быть индикаторами, показате­лями сохранности, сформированности и других образов-пред­ставлений предметов (А. Р. Лурия, Е. Cairns, P. Call, В. Jones, К. Connoly, H. L. Pick). Поэтому и в нашем исследовании» ве­дущая роль принадлежит опытам со зрительными образами.

¹ В основу этой главы положены экспериментальные материалы кандидат­ской диссертации С. К- Сиволапова, выполненной под руководством автора дан­ной книги, и собственные экспериментальные и теоретические материалы.

Особый интерес для нас представляет отмечаемая целым рядом исследователей значительная роль образов-представле­ний в формировании, усвоении, понимании и запоминании речи, в номинативных процессах (Н. И. Жинкин, И. Л. Зачесова, А. Р. Лурия, А. А. Люблинская, Г. Л. Розенгарт-Пупко, Д. Б. Эль-конин и др.). В рамках исследования роли и места образов-представлений в речевой деятельности им было дано много опре­делений: носитель смысла и чувственная опора смысла слова, чувственная основа и чувственный аккомпанемент, сенсорные — облик, код, «эталон» слова и многие другие. Но независимо от названия утверждается необходимость наличия сохранных об­разов-представлений для нормального, полноценного функцио­нирования речи и, наоборот, подчеркивается, что отделенное от конкретной чувственной основы слово или теряется само, или теряет свой смысл, т. е. теряет свою коммуникативную и когнитивную функции.

К настоящему времени в нейропсихологии и афазиологии так­же накоплены определенные данные, свидетельствующие о слож­ных, двусторонних связях между предметными образами и речью (Л. Я. Балонов. В. Л. Деглин; Т. Г. Боровенко, Р. М. Мазковая; Л. С. Цветкова; Н. Г. Калита; Н. Goodglass, M. Hyde, S. Blum-stein; S. Kelter, R. Cohen; X. Seron, Van der Kaa).

Проблема взаимоотношений нарушений речи при афазии с образами-представлениями решалась в основном в контексте бо­лее общей проблемы нарушения называния и понимания речи. И наши собственные исследования, описанные выше, также были выполнены в русле изучения этой проблемы.

В непосредственной связи с поставленной нами проблемой находятся также исследования так называемой модально-спе­цифической афазии, корни которой уходят к работе К. -Фрейда, посвященной оптической афазии. К. Фрейд описал случай, когда больной с нарушением левой теменно-затылочной области не мог называть предметы, предъявленные ему зрительно, но успешно называл их, если они предъявлялись тактильно. Этот' случай ав­тор и назвал оптической афазией.

Начиная с 60-х годов нашего столетия афазиологи вновь обратились к этой проблема, и нарушение называния стало ис­следоваться при предъявлении предметов в разных модальностях. Дж. Этингер и М. Уайк обнаружили, что больные делают го­раздо больше ошибок при назывании зрительно предъявляемых предметов, из чего они сделали вывод, что -афазические нару­шения в назывании не должны затрагивать все модальности. Н. Гешвинд и И. Каплан, наоборот, описали» случаи, когда боль­ные с афазией не могли назвать предметы, предъявляемые так­тильно, при сохранности называния зрительных и слуховых пред­метных стимулов. О. Скрин, А, Бентон, М. Эллин показали, что в большинстве случаев называние предметов нарушается оди­наково как при зрительном, так и при тактильном предъявле-

нии стимула. На это указывают и работы Г. Спинлер и Л. Виньоло. Таким образом, в вопросе о модальной специфичности процес-са называния исследователи распределились, по крайней мере, нa две группы. Основным выводом из работ исследователей од-ной группы является то, что, хотя концепция модально-специ-фического нарушения называния в строгом смысле не получила четкой эмпирической поддержки, тем не менее можно думать. что некоторые больные с афазией могут показывать, по крайней мepe, частичную диссоциацию между качественными уровнями вназывании при предъявлении стимулов разной модальности. В противоположность этому исследования, проведенные другой группой ученых, показали, что между типом стимульной пре-зентации и называнием лежит модально-неспецифический про-цесс.

Таким образом, данные общепсихологических исследований позволяют говорить о тесном взаимодействии вербальной и не-вербальной (образной) сфер в психической деятельности чело­века, о необходимой связи речевых процессов с образами-пред-ставлениями, о самих образах-представлениях как о полимодаль-ных комплексах. Анализ результатов специальных исследова-ний по этой проблеме подтвердил идеи А. Р. Лурии и автора на-стоящей работы, допускавших, что при некоторых формах афа-зии может происходить нарушение взаимодействия слухорече-вого и зрительного анализаторов при ослаблении собственно образов-представлений. Обнаруженное у больных с афазией сни жение способности называния, проходящее через все модаль-ности, нарушение невербальной сферы, рисунка, лепки и осо- бенно выявленное нами нарушение чувственной основы слова, а также известные гипотезы Дж. Миллера и A. Paivio o способ-ности человека запоминать слова как картинную галерею мыс-

ленных образов и мысленно кодировать значения слов позво-лили нам выдвинуть' предположение о возможных своеобраз-ных нарушениях (или изменениях) различных сторон сферы оразов-представлений при афазии. Анализ литературы и наши собственные исследования дают возможность сделать второе предположение о том, что более всего и первично сфера образов представлений страдает при афазиях, возникающих при пора-жении височных и височно-затылочных областей коры левого полушария, хотя у разных исследователей существуют разно-гласия по этому вопросу. В предыдущей главе нами описано одно из исследований, в котором второе предположение уже получило подтверждение. В этой же части нашей работы мы хотим еще раз, уже в другом эксперименте, в котором участвовали больные с разными фор­мами афазии, проверить это положение. Анализ литературы по казал, что специального изучения качественных различий в на-рушениях образной сферы при разных формах афазии не про-

С этой целью нами была разработана методика изучения особенностей предметных образов-представлений в условиях раз­ных стратегий их актуализации, на различных уровнях и со сто­роны нескольких модальностей. Методика состояла из 5 серий и нескольких подсерий в I и V сериях.

Задачей I (ассоциативной) серии явилось иссле­дование свободных и направленных ассоциаций зрительных об­разов-представлений предметов у больных с афазией. Изуча­лась сохранность зрительных образов-представлений и осо­бенности их динамики. Применялся метод свободного рисова­ния.

В первой подсерий (1.1) исследовались свободные зрительно-предметные представления. Больному давалась инструкция — рисовать любые «приходящие ему в голову» реальные объекты, не называя их. Нарисованные предметы назывались испытуемым только в конце опыта.

Во второй подсерий (1.2) методом рисования исследовались «направленные» зрительные образы (направленные ассоциации). Перед испытуемым выкладывалась карточка с определенным рисунком (например, -с изображением помидора), на которую просили «просто обратить внимание». Инструкция давалась та­кая же, как и в первом опыте. Карточка с рисунком лежала пе­ред испытуемым в течение всего опыта. В этой серии опытов мы попытались изучить спонтанно возникающие предметные образы-представления у больных с афазией, влияние афазии на коли­чество и качество образов, а также и на-динамику процесса про­текания предметных образов в ситуации свободной и направ­ленной стратегии.

Мы предположили, что у больных с афазией изменено содер­жание, количество и динамика образов и эти дефекты в целом связаны не только с нарушениями речи при афазиях в целом, но и со спецификой этих нарушений. Если предположение ока­жется правильным, то образы-представления и их свободное те­чение должны нарушаться по-разному,в зависимости от топики поражения и конкретные психологические и психофизиологичес­кие механизмы дефектов также должны быть различными.

В последующих трех* сериях опытов изучалась роль различ­ных модально-специфических характеристик предмета в воссоз­дании и актуализации его образа-представления.

Задача II (слуховой) серии состояла в исследовании способности больных к актуализации образа-представления предмета по его звуковой характеристике методом прослуши­вания соответствующих звуков. Испытуемому предлагалось про­слушать определенную звуковую характеристику предмета или явления и, не называя, сразу же зарисовать предмет, образ-пред­ставление которого у него возник. «Звучания» предметов пода­вались через магнитофон по мере завершения зарисовывания предыдущего предмета. Время подачи звукового сигнала состав-

ляло 5—8 секунд и было достаточным для того, чтобы узнать, какой предмет связан с этим звуком.

В III (тактильной) серии исследовалась способность больных актуализировать необходимый предметный образ-пред- [ ставление при ощупывании предметов. Испытуемому предлага­лось в течение 5 секунд ощупать какую-либо геометрическую фигуру или реальный предмет и, не называя, зарисовать его.

В IV (зрительной) серии исследовалась способность больных к актуализации зрительного образа-представления пред­мета методом дорисовывания элементов предмета до целого. Задача испытуемого состояла в пририсовывании к изобра­женным на карточках половинкам предметов недостающих частей.

В V серии эксперимента ставилась задача изучения спо­собности больных-с афазией к анализу и обобщению зритель­ных образов-представлений на различных уровнях в условиях их направленной стратегии. Эта задача решалась следующим

'образом.

В первой подсерий (V.1) исследовался речевой уровень ор­ганизации зрительных образов-представлений предметов, пред­метная отнесенность слова. Применялся метод рисования пред­метов по слову-наименованию.

Невербальный уровень организации зрительных предметных представлений рассматривался н-а двух подуровнях. Во второй подсерий (V.2) исследовался абстрактный неречевой подуро­вень; с этой целью испытуемому давалось задание дорисовать абстрактные элементы до возможно большего количества (мак-;имально — до 12) реальных предметов. Например, испытуемо- \у предъявлялась карточка с изображением ломаной линии, которую можно включить в^ риЬунок пилы, молнии, пружины, забора и т. п. В том случае, если больной не справлялся, зада­ние облегчалось инструкцией включить элементы в любые, даже [выдуманные объекты.

Возможность больных оперировать представлениями на конкретном неречевом подуровне изучалась по результатам ра­боты испытуемых в предыдущей IV серии, в которой давалось задание дорисовать чисто конкретные элементы (изображения [половинок предметов), до целого конкретного предмета.

В исследовании приняли участие: 1) больные с акустико-мнестической, сенсорной афазией и комплексными нарушениями?(сенсорная группа больных); 2) больные с эфферентной, аффе­рентной афазией и комплексными моторными нарушениями (груп-;па больных с нарушениями речи по моторному типу); 3) боль­ные со смешанными, сенсомоторными нарушениями; 4) группа [здоровых испытуемых. Распределение испытуемых во всех четы-fpex группах по возрастному и образовательному цензам не но-Есило существенных отличий. Обязательными условиями для уча-[стия в экспериментах являлись: сохранность зрительного восприя-

тия больных и отсутствие у них каких-либо нарушений в прост­ранственной ориентировке.

За ошибки в дорисовывании предметов мы принимали непол­ный, неточный рисунок, в котором отсутствовали характерные для предмета признаки, элементы, детали, позволяющие узнать предмет и выделить его.

Под латентным периодом мы понимали время от заверше ния зарисовывания одного предмета до начала зарисовывания следующего.

Внимание, уделяемое нами количеству дискретных (темати чески не связанных с другими) рисунков и количеству ассоциа тивных образных рядов или цепей (тем) рисования, не случайно Известные исследования свободных вербальных ассоциаций по казали, что слова, называемые в ходе эксперимента взрослыми здоровыми испытуемыми, образуют достаточно четкие ассоциа­тивные ряды. Такие результаты, как принято считать, говори! о степени обобщенности, категориальности, структурированности вербально-ассоциативно'й деятельности человека. Конечно, про­теканию образных процессов будут присущи свои определенны! особенности, но в целом, как выяснилось по результатам апро бации методики на взрослых 'здоровых испытуемых и детях ра:< личных возрастов¹, описанные тенденции. сохраняются доста­точно строго, что позволяет проводить необходимые сравнения.

§ 2. НАРУШЕНИЕ ПРЕДМЕТНЫХ ОБРАЗОВ-ПРЕДСТАВЛЕНИЙ РАЗНОЙ МОДАЛЬНОСТИ У БОЛЬНЫХ С РАЗНЫМИ ФОРМАМИ АФАЗИИ

Ниже опишем результаты экспериментов. В I {ассоциативной) серии опытов было обнаружено, что как общее время выполни ния задания, так и среднее латентное время у больных с афа­зией было значительно выше, чем у здоровых испытуемых. У больных с эфферентной моторной афазией в серии опытов со свободными ассоциациями латентные периоды между, рисункам!' и время, приходящееся на один рисунок,-значительно больше, чем у других групп больных. Однако в серии с направленными ассо­циациями это различие исчезает. Эти данные могут говорить о нарушении динамики процесса актуализации образов, о труд ностях переключения с одного образа на другой, что находится. в соответствии с нарушениями речи, при которых инертность проявляется на уровне актуализации слов. *

Здоровые испытуемые затрачивали на актуализацию и рисо­вание одного предмета в среднем 15>.секу$сУ₄ больные с моторны­ми афазиями — в среднем более 3 минцт (от 1,5 до 5 минут). Что

' См.: Ц в е т к о в а Л. С, П и р ц х а л а й ш в и л и Т. М. Роль зрительно!'⁰ образа в формировании речи у детей с различными формами патологии// До ^;-шлогия. - 1975.—№ 5.

касается величины и количества латентных периодов, то по этому.параметру группы больных с афазией между собой распредели­лись следующим образом: группа больных с моторными форма­ми афазии имеет меньшее количество латентных периодов, и их длительность в целом короче, т. е. среднее время «остановок» у них меньше, чем у больных с сенсорными и комплексными фор­мами афазии, особенно с акустико-мнестической афазией.

Качественный анализ рисунков, которые были индикатором сохранности или нарушения образов-представлений, показал на­личие ошибок у всех групп больных, однако их количество и ка­чество были разными. Так, у больных с сенсорными формами афазии ведущей была редукция отличительных, типических черт предмета (объекта) и уравнивание (усреднение) признаков предметов внутри определенного их класса (рода). Например, в серии опытов, где перед больным на столе лежала картинка с изображением помидора и инструкция «рисуйте любые пред­меты», больная с акустико-мнестической афазией нарисовала несколько совершенно одинаковых рисунков, но с разными назва­ниями—репа, вишня, помидор (рис. 19), а в рисунках само­лета, письменного стола, часов, телефона, платяного шкафа, де­рева и других отсутствуют такие существенные признаки и эле­менты предмета, как крылья и хвостовое оперение у самолета, ножки и дверцы у шкафа, стола, стрелки у часов, трубка и шнур у телефона,' ветки и листья у дерева и др. При просмотре своих рисунков больные с сенсорными формами афазии не замечали своих ошибок и не всегда могли назвать предмет, который они нарисовали (рис. 20). '

Определенный интерес представляет анализ вербальных реак­ций больных в процессе рисова.ния, который показал органи­зующую роль речи при рисовании предметов у здоровых испы­туемых и у больных с моторными формами афазии и отсутствие этой роли у больных со смешанными формами. Речь в этих слу­чаях замещается оценочным характером («похоже?», «нет, не похоже», «так?», «не хорошо»). Кроме того, сопутствующая ри­сованию речь нередко мешала этой группе больных, сбивала больного, приводила к прерыванию рисования.

Наиболее интересным является вербальное поведение боль­ных с сенсорными формами афазии. Речь у них выполняла не­сколько функций. Во-первых, она отражала негативную эмо­циональную реакцию на задание и на свои возможности вос­произвести предмет в рисунке. В этом случае преобладали такие высказывания, как «ой, не смогу», «не буду». Почему? «А я ни­чего не знаю, не вижу», «не буду, нет ничего», «навру», «плохо будет» и т. д. Во-вторых, в случаях, когда предварительно назы­вался предмет, который больной предполагал нарисовать, речь организовывала актуализацию образа. В-третьих, была группа больных с акустико-мнестической афазией (из группы больных с сенсорной афазией), у которых слово-наименование возникало

ВИШНЯ

РЕПА

ПОМИДОР

Рис, 19. Рисунок больной с акустико-мнестической афазией.

ЭЛЕКТРОБРИТВА

БОТИНОК

ЖИВОТНОЕ

Рис. 20. Рисунки больных с.Сенсорными формами афазии.

лишь по окончании рисования. В процессе же рисования какого-либо предмета больные часто на вопрос Что Вы рисуете? отве­чали: «Еще не знаю». В-четвертых, анализ сопровождающей речи сенсорной группы больных свидетельствует о непрочности, бедности, бледности и глобальности*возникающих образов: «не знаю, не пойму, куда делось», «сейчас найду» (пытается ри­совать детали предмета и его существенные признаки после того, как был нарисован обобщенный предмет), «забыл», «что-то не пойму, что здесь нарисовать, что-то здесь еще есть, а что, вот не пойму» (нарисовал троллейбус, как автобус — без токосъем­ников), «тут вижу, а тут не вижу», «ой, легче-срисовать», «ничего нет в голове» и т. д.

Интерес представляет и способность больных к системати­зации образного мира, а также и его широта и богатство. Ана­лиз показал, что наименьшее количество тем было у больных с сенсорными формами афазии (13), наибольшее — с моторны­ми (35), у здоровых — 53. Количественный анализ тем, исполь­зуемых здоровыми и больными испытуемыми, показал, что на

одного здорового испытуемого приходится 3,5 оригинальные те­мы, в группе моторных больных — 2,3 темы, в группе со смешан­ными формами афазии — 1,0, в группе сенсорных больных — 0,7 темы. 8 целом вся группа больных с афазией (48 человек) по­казала по этому параметру результат более чем в 3,5 раза ниже, чем в норме. Эти данные говорят о сужении предметно-образ­ного мира у больных с афазией и по количеству, и по разнообра­зию предметных образов.

Важные данные мы получили при обработке материала с точки зрения систематизации образов-представлений, их клас­сификации у больных и у здоровых испытуемых. Группа здоро­вых испытуемых использует как общие крупные темы (классы) — природа, одежда, транспорт и др., актуализируя образы-пред­ставления в соответствующих рисунках, так и более мелкие те­мы, но связанные по какому-либо семантическому признаку с более крупными темами. Можно сказать, что у здоровых испы-гтуемых хорошо отдифференцирован и детализован не только сам предметный образ, но и его категориальные и родо-видовые при­знаки и связи. Здоровые испытуемые, кроме того, в процессе рисования хорошо пользуются общим контекстом тех образов, которые они реализуют в рисунках, они как бы удерживают зри­тельно «целую образную картинку». Отсюда и появляются в рисунках последовательно такие темы рисования: поход, рыбал-ка_ч Красная площадь и др. Таким образом', у здоровых испы­туемых в процессе актуализации образов-представлений обна­руживаются самые разные по глубине и широте «семантические образные поля», требующие сохранности и употребления боль­шого числа отличительных признаков и тонкой дифференциров-ки как на уровне отдельного предмета, так и на категориальном уровне.

Ничего подобного тйы не обнаружили у больных с афазией, особенно это касается группы больных с сенсорными афазиями, которые используют в процессе актуализации образов практи­чески лишь крупные категории, не требующие тонкой диффе-,. ренцировки, детализированности и конкретности. В их рисунках отсутствуют и родовидовые (см. рис. 20) группы. Для больных с моторными афазиями, наоборот, характерна детализация в ри­сунках, наличие как бы изолированных, отдельных и весьма детализованных картинок. Однако эти детализованные картин­ки, входя в более крупные темы, отражают в рисунках при эффе­рентной моторной афазии ситуативные связи, при афферент­ной моторной афазии — категориальные.

В серии с направленной извне стратегией поиска и актуали­зации предметных образов-представлений у больных обнаружи­вается общее снижение количества актуализированных образов по сравнению с нормой, но большее снижение и здесь заметно при сенсорных формах афазии. Наибольшее количество дискрет­ных (как бы случайных) и не включенных в контекст рисунков

приходится на группу сенсорных больных. Изменяется и соот­ношение между группами по количеству образных ассоциатив­ных рядов, использованных при выполнении задания. По этому показателю все четыре группы неразличимы между собой, од­нако сами темы становятся у больных всех трех групп менее на­полненными, чем у здоровых испытуемых. Здоровые испытуемые используют в работе как крупные, общие темы рисования (при­рода, одежда, транспорт), так и более мелкие, раскрывающие содержание обобщенных групп, уточняющие их. Эксперимент показал, что здоровые испытуемые хорошо мысленно удержива­ли целостную «образную картинку», контекст, зарисовывая ее по частям. Больные с моторными формами афазии в малой сте­пени используют большие темы, а также образный контекст; и родо-видовых групп, уточняющих отдельные категории, у них значительно меньше, чем конкретных видовых. Больные со сме­шанными формами афазии, в отличие от моторных больных, еще в меньшей степени опираются на образные мысленные картин­ки и, как правило, следуют лишь темам, «подсказанным» им карточками с изображениями предметов. Больные с сенсорны­ми формами афазии используют лишь крупные категории, не тре­бующие тонкой отдифференцированное™, деталированности и конкретности. Отсутствуют в их рисунках и родо-видовые группы.

Анализ результатов 2-й подесрии I серии показал, что, с од­ной стороны, выкладываемая перед испытуемым карточка с изображением предмета и сама инструкция в определенной 'ме­ре ужесточают рамки выполнения задания, вводят элемент обя­зательности, подчинения предъявляемому ' экспериментальному материалу. С другой стороны, те же предварительно показывае­мые и находящиеся в поле зрения испытуемых изображения пред­метов могут и облегчить задание, заранее подсказывая направ­ление поиска предметных образов-представлений, задавая не­который набор образных семантических полей и тем самым си­стематизируя работу.

Что же происходит на самом деле? Влияние какой стороны задания оказывается превалирующим?

Здоровые испытуемые в большинстве случаев в полной мере используют подсказку, максимально «вырабатывая» семанти­ческое поле, в которое входит предмет на карточке. В случае же истощения такою поля легко переходят к каким-либо другим, успешно заполняя оставшиеся на листе клерки.

Больные с афазией всех трех групп по большинству показа­телей ухудшили свои результаты по сравнению с результатами здоровых испытуемых. Очевидно, дело -тут заключается в недо­статочной широте и богатстве их «образного мира», в сужении объема образов-представлений и, как следствие, в более быст­ром истощении запаса образов-представлений о предмете (так как, напомним, испытуемые могли заполнять клетки не только рисунками предметов из нужного семантического поля, а и лю-

быми другими), в резком онижении процессуально-динамиче­ских характеристик образной предметной сферы (количество и время латентных периодов) относительно результатов здоровых испытуемых. К этому можно добавить и характерные статич­ность, бледность, эмоциональную невыразительность предметных рисунков и общую образно-семантическую узость у больных всех групп.

Необходимо отметить, что, как и в первом опыте, наихуд­шие среди всех групп результаты снова показывают больные с сенсорными формами афазии. Такой вывод подтверждается целым рядом как количественных, так и качественных (харак­тер ошибок, речевых реакций, мотивировка отказов, общее край­не негативное отношение к эксперименту) показателей. Насту­пающее в процессе работы истощение образно-предметной сфе­ры у данных больных проявляется также и в увеличивающемся количестве срисовываемых (из окружающей обстановки) пред­метов, чего не наблюдалось в более кратковременном первом опыте.

Таким образом, в целом сравнительный анализ предметно-образных ассоциаций, их качества, количества и динамики у здоровых испытуемых и больных с афазией показал прежде все­го то, что афазия негативно влияет на сферу образов-представле­ний — при всех формах афазии образная сфера нарушена, но психологические и психофизиологические механизмы нарушения разные. Кроме того, патологические изменения содержания и динамики образов, взаимовлияния образов и речи, при разных формах афазии не одинаковы.

Анализ показал, что по всем показателям наиболее грубые нарушения образов-представлений обнаруживаются при акусти-ко-мнестической афазии, л

Количественный ^качественный анализ работы испытуемых в опыте по воссозданию и актуализации образов-представле­ний о предмете по его звуковой характеристике показал, что результаты у больных всех групп по всем выделенным парамет­рам и здесь ниже, чем у здоровых испытуемых. Наиболее низ­кие результаты отмечаются у больных с сенсорными формами афазии. Подробнее остановимся на выделенных в этом опыте типах ошибок в рисунках больных данной группы. Сделать это тем более.важно, что они во многом совпадают с характерными их ошибками в I серии (рис. 21).

В первом случае больные, утвердительно кивнув в знак того, что они поняли, какой предмет им был предъявлен на слух, едва начав рисунок, бросали его, т. е. практически вообще не помни­ли, как выглядит предмет. Во втором случае больные актуали­зируют и реализуют в рисунке ЛИШЬ самые общие признаки, присущие всему классу предметов, однако наиболее характер­ные родо-видовые признаки редуцировались. Кроме того, могли уравниваться между собой признаки объектов не одного клас-

ПЕХОТА

ГРУДНОЙ РЕБЁНОК

ПАРОВОЗ

ПТИЦА

Рис. 21. Рисунки больных с сенсорной афазией по звуковому сигналу.

са, а тех, у которых есть общие функциональные признаки (на­пример, «птицы» и «самолет» — летают, и поэтому рисунки их были практически идентичными). Помимо этого можно было видеть в целом верно переданные в рисунке образы предметов, однако без некоторых существенных деталей (например, часы без стрелок). Ошибками мы считали и представляющие особый интерес случаи, когда больные (причем только с сенсорными формами афазии) в ответ на.звуковой сигнал рисуют не тот имен­но объект, которому он непосредственно принадлежит, а ассо­циативно связанный с ним другой предмет, назовем его «кон­текстный образ». Например, в ответ на предметный звук «шум проезжающей машины» больной нарисовал светофор, в ответ на «пение лесных птиц» — пейзаж с рекой, деревом, но без леса и птиц. Возможно, что на уровне образовгпредставлений о предме­те у больных нарушается селективность из-за дефектов вычлене­ния существенных признаков ситуации, создаваемой звуком, что проявляется в парагнозиях образов-представлений, которые на уровне рисунка проявляются, в свою очередь, в предметных

парагнозиях, а на уровне слова — в вербальных парафазиях. Однако этот же материал может свидетельствовать о сохран­ности у этой группы больных контекста образов, смыслового поля, с другой стороны, этот материал еще раз подтвердил наши выводы, сделанные выше (см. гл. IV), о том, что образ не толь­ко зрительной модальности, как мы писали выше, но и звуко­вой не является изолированным, а находится в контексте. Одна­ко контекст у этой группы больных тяготеет более к ситуативным (функциональным) связям, чем к категориальным.

Хотя по количеству отказов и речевых реакций результаты больных трех групп не различаются, качественный анализ вно­сит существенные дополнения. Больные с сенсорными формами афазии сопровождают свои отказы в подавляющем большин­стве случаев следующими комментариями: «Ну вот, знаю, а выскочило», «Мычйт, знаю, а что спереди, что сзади — нет», «Ушел по дороге — и нет его, не вижу». У больных с моторными и смешанными формами характер высказываний меняется: «На­верное, не смогу красиво так», «Не просто это», «Соловья надо или кукушку, все сразу много», «Дзот надо, атака идет, сол­даты падают, сложно». Приведенные примеры говорят об от­сутствии у больных с сенсорными формами афазии адекватного предметному звучанию образа-представления, о явной затруд­ненности процесса его актуализации. Возникающий у них образ часто отличается диффизностью, непрочностью и нестойкостью. Актуализация конкретного образа замещается всплыванием гло­бального образа без его отличительных видовых признаков или ак­туализацией целого контекста. Для групп больных с моторными формами афазии, наоборот, характерна актуализация конкрет­ных единичных образов и отсутствие глобальных, обобщенных образов. Об этом свидетельствуют-и рисунки, и вербальные реак­ции больных в ответ net звуковые стимулы.

Речевые проявления больных с сенсорными формами афа­зии включали в себя в первую очередь имитацию звуков. Во-вторых, вместо прямого слова-наименования нужного объекта больные называли слово-предикат («скачет», «лает», «плачет»), слово-определение («сильный», «желтый», «злая»). Кроме этих случаев, больные, будучи не в силах правильно выделить необхо­димый предмет во внешнем речевом плане, как- бы выделяли его «внутри себя», утверждая это следующими высказываниями: «Я знаю это», «Это будет», «Есть у меня» и т. п. К подобным попыт­кам больных как-то выделить, материализовать рисуемый пред­мет можно отнести и наличие жестов, функционально характе­ризующих предмет, и мимики. Необходимо отметить явное об­щее речевое оживление больных.этой группы в ситуации опыта.

Мы видим, что и в этих опытах на исследование образов слу­ховой (звуковой) модальности у больных с сенсорными форма­ми афазии формируется глобальный образ, который на уровне речи описывается ими путем выделения общих признаков пред-

мета и функциональных его характеристик, но слова-наимено­вания при этом не возникают, как это отмечалось в зрительных сериях и в заданиях, требующих называния предметов.

Вербальные реакции (или слова-заместители) так же, как в зрительной серии, делятся на три группы: 1) замещение иско­мого слова глаголом (действием, которое этот предмет совер­шает); 2) прилагательным, обозначающим качество предмета; 3) словом-наименованием, близким по смыслу.

У больных с моторными формами афазии на уровне речи актуализируются ситуативные связи (плач ребенка—«укачи­вать надо», скачет лошадь — «жокей» и др.), но чаще всего в ответ на звуковой стимул у этих больных возникали не обоб­щенные, глобальные образы, как у больных с сенсорными афа­зиями, а четкие и узкоконкретные образы (шум поезда — «элект­ричка», шум пролетающего самолета — «кукурузник» и пр.).

В определенной связи с такими явлениями находятся и не­сколько иные (но очень часто встречающиеся) случаи, когда больные называют не искомый предмет, а другой, находящий­ся с ним в одном семантическом-, ситуативном поле. Например, в ответ на предметные шумы: мычание коровы — «молоко», крик петуха — «рассвет», стук,-, копыт лошади — «жокей», проезжаю­щий трамвай — «сиденья» и т. п. У больных _отмечаются и слу­чаи жестового оформления актуализации образов-представле­ний. Речевые реакции больных со смешанными формами афа_: зии включали в себя предварительное называние, реакции типа «похоже?», «можно так?», отражающие некоторую неуверен­ность больных в ситуации опыта, а также-типа «да!», «знаю», «понятно!», появляющиеся, как и в случаях с сенсорными боль­ными, почти перед каждым рисунком.

В серии опытов по воссозданию необходимого предметного образа-представления по его тактильной характеристике наи­большее число ошибок вновь сделали больные с сенсорными формами афазии. Необходимо отметить, что все больные легко опознавали предъявляемые им предметы и на уровне речи опи­сывали их функциональные признаки^ а ошибки появлялись на уровне актуализации и реализации в рисунке возникшего обра­за-представления и при его наименовании. О глобальном харак­тере образа говорят случаи лишь частичного правильного вос­произведения предмета в рисунке при верной передаче обшей конфигурации, предметной отнесенности, основных характери­стик; рисунки лишены многих имевшихся деталей. Трудности другого рода заключались не столько в нестойкости уже возник­шего образа-представления, сколько в трудностях его актуали­зации, возможно, вследствие изначальной его дефектности. По­этому в этих случаях на рисунках можно видеть не просто не­точно изображенные предметы, а отсутствие у них основных, характерных признаков. Ошибками третьего рода у больных с сенсорными формами афазии явились так называемые «при-

митивные» («детские») рисунки, до предела выхолощенные и упрощенные.

У больных других групп встречались ошибки лишь первого рода, ошибки третьего рода наблюдались только у больных сме­шанной группы.

Характер отказов у больных всех групп остается в основном таким же, как и в первом опыте. В группе больных с сенсорными фирмами афазии особенно часто встречаются объяснения типа «не вижу», «уже забыл», «я чувствую, а не могу нарисовать». Интересно, что подобные высказывания зачастую сопровожда­лись объяснением функциональной значимости предмета, мате­риалов, из которых он сделан, но не завершались ни правиль­ным называнием, ни зарисовыванием.

Качественный анализ речевых реакций показал, что больные с моторными формами афазии, не называя сам предмет, стре­мятся к еще большему уточнению, конкретизации его, напри-■мер: ложка — «для компота», «чайная», соска — «детская», «резиновая», часы — «ручные», ключ — «старый еще». Боль­ные со смешанными нарушениями отличаются в основном так называемым «вопросительным» называнием («скрепка?», «пу­говица?» и т. п.). Больные с сенсорными формами афазии, обра­щаясь к экспериментатору, как бы стремились максимально упростить для себя задание: «просто ключ нарисую, какой знаю», «пусть так просто будет», «точно ведь не важно?» и т. п. Эти речевые реакции могут говорить о наличии у больных глобаль­ного образа и нарушении конкретного.

Исходя из анализа полученного материала можно сказать, что задание выявило у больных сенсорной группы не просто глобальность, расплывчатость образа-представления, а редук­цию в нем основных, характерных признаков предметов и де­фекты их актуализаций.

При предъявлении стимулов тактильной модальности у боль-Н1.[\ с сенсорными и моторными формами афазии мы обнару­жили в целом те же закономерности нарушения предметных образов, однако реакции больных на тактильные раздражите­ли имеют и* существенные отличия.

При всех формах афазии более сохранным оказалось узна-I вание предметов по их тактильной характеристике. Эта отно­сительно большая сохранность перцептивного образа у больных с моторными формами афазии оказывала положительное влия­ние на скорость актуализации образов-представлений, с одной стороны, и еще более конкретизировала актуализированные об­разы-представления, сделала их еще более узкопредметными — ■ с другой. При сенсорных формах афазии узнавание, казалось бы, также было лучше — быстрее, но только внутри контекста или функциональных характеристик предмета (рис. 22).

В серии опытов по актуализации образов-представлений пред­метов по их зрительной характеристике больные с сенсорными

СОСКА ЧАСЫ КРЕСТ

Рис- 22. Рисунки больных с сенсорной афазией по тактильному сигналу.

формами афазии вновь испытывают большие, чем больные дру­гих групп, трудности, однако различия здесь проявляются лишь при качественном анализе речевых реакций и мотивировки от­казов (которые были в основном аналогичны тем же показате­лям в предыдущих опытах). Существовала лишь разница: по сравнению с предыдущими опытами больные с моторными фор­мами афазии в своих речевых реакциях уже не стремились к воз­можно большей конкретизации предмета. Исходя из получен­ных в первых опытах фактов от больных этой группы в ответ на зрительное предъявление карточки с изображением, напри­мер, автобуса (его половины) мы ожидали услышать: «пасса­жирский», «старый» и т. п., однако этого не происходило. По всей вероятности, зрительное предъявление даже половины пред­мета не требовало речевой организации для актуализации кон­кретного образа-представления.

По речевым реакциям больных с сенсорными формами-афазии можно было снова судить об испытываемых ими больших труд­ностях («не могу так», «не знаю, как дальше») и в этом опыте II серии. Кроме того, у данных больных встречались случаи ошибок в узнавании предметов.

Анализ, результатов всех серий Эксперимента показал сле­дующее. Здоровые испытуемые актуализируют и реализуют в рисунках целостный образ-представление предмета одинаково успешно по любой из его модальных характеристик. Больные с афазией каждой группы в различных сериях-опытов действуют с различной степенью успешности. В целом наиболее трудным для всех больных с афазией оказалось задание по актуализации и воссозданию образа-представления по звуковой характеристи­ке предмета, а наиболее легкими — по его зрительной и тактиль­ной характеристикам. В то же время успешность выполнения заданий в разных сериях больными каждой группы разная. Боль­ные с сенсорными формами афазии во всех опытах актуализи­руют и воссоздают в рисунке глобальный образ-представление и по звучанию, и по слову-наименованию, хотя не было практи-

чески ни одного случая непонимания предъявляемого конкрет­ного слова.

Больные с моторными формами афазии в целом значительно труднее актуализируют образ-представление лишь по одной, звуковой характеристике предмета.

У больных со смешанными формами афазии наблюдается в основном одинаковый уровень трудности при выполнении всех заданий.

Учет подобных особенностей, показывающих различную роль модально-специфических характеристик стимула для актуали­зации и реализации в рисунке целостного предметного образа-представления, может послужить основой для разработки но­вых приемов диагностической и восстановительной работы при разных формах афазии.

Задачей последней, V серии опытов было исследование спо­собности больных к актуализации образов-представлений на.различных уровнях их организации: невербальном — конкрет­ном и абстрактном (по заданной конкретной или абстрактной части рисунка), вербальном — конкретном и абстрактном (по слову-наименованию конкретного предмета и обобщенному или абстрактному слову).

Здесь мы получили следующие результаты. На конкретном речевом уровне спектр дефектов предметных образов-представ­лений у больных с сенсорными формами афазии довольно широк: сглаживание родо-видовых признаков внутри одного класса; «утеря» многих характеристик, функционально значимых при­знаков; семантические ошибки и замены на образном уровне (вместо услышанных «велосипед» и «корабль» рисование соот­ветственно машины и весельной лодки с рыбаком). Все эти де­фекты в образной сфере йлияют на актуализацию больными нужного слова, что проявляется в: 1) контаминациях слов; 2) за­менах конкретного слова-наименования описанием функцио­нальных характеристик предмета; 3) вербальных заменах одно­го слова другим из того же семантического поля.

Больным остальных групп присущи выпадение некоторых значимых функциональных частей предмета (моторная и сме­шанная группы) и «детское» рисование (смешанная группа).

Представляет интерес качественная сторона отказов боль­ных от работы в этих опытах. Больные сенсорной группы по-прежнему ссылаются на свою плохую память. Отказы больных с моторными формами афазии в основном происходят по той причине, что они настроены на рисование абсолютно конкрет­ного предмета. Например, отказываясь рисовать машину, боль­ной говорит: «какую, сто разных есть» (или «какой поезд?», «дверь со стеклами?»). Эти примеры говорят об изменении у боль­ных уровня обобщения слова в сторону его снижения, а также о нарушении глобального образа. Можно думать, что при мо­торной афазии нарушается глобальный образ и низшего, и вые-

шего интегративниго порядка, а остается сохранным конкрет­ный образ конкретного предмета. Можно предположить, что при поражении передней речевой зоны нарушается смысловой контекст, в котором находится и из которого извлекается образ, или невербализованные смыслы (по О, К- Тихомирову), отсюда идут нарушения и их динамики и богатства. В этом случае об­раз утрачивает свою многозначность, которая на уровне речи проявляется в сужении соответствующих ему зна.чений слов, в утрате категориальных связей и в преобладании ситуативных.

Эти результаты находятся в соответствии с описанными в других наших исследованиях фактами нарушения пони-мания слов при эфферентной моторной афазии вследствие сужения значения и возникающей «ситуативности» слов. Больные со сме­шанными формами афазии часто сопровождают рисование рас­суждениями о том, как правильно зарисовать тот или иной пред­мет, кроме того, по нескольку раз повторяют слово-наименова­ние. Если не разрешить больным этого делать, то следует отказ от работы.

Что касается речевых реакций* то у больных сенсорной груп­пы они носят замещающий и поисковый*характер, у моторных больных — предварительно обозначающий, конкретизирующий, а для больных со смешанными формами служат средством и спо­собом актуализации адекватного предметного образа-представ­ления.

При работе на абстрактном неречевом уровне самое боль­шое число ошибок сделали больные с сенсорными формами афа­зии. Наиболее характерными ошибками этих больных явились:

1) механическое перерисовывание элемента, без дополнений;

2) изменение пространственного расположения элемента, без дополнений; 3) пририсовывание к элементу неконкретных, ни­чего не значащих и не несущих «семантической нагрузки» до­полнений; 4) дорисовывание элемента не до конкретной, а до аб­страктной фигуры; 5) не дополнение элемента, а, наоборот, опу­скание некоторых его частей с целью придания ему самого обще­го, отдаленного сходства с предметом «или.с классом предметов.

Наименьшее количество отказов наблюдалось у больных мо­торной группы, наибольшее — у сенсорных больных. Уже по мотивировке отказов ясно, *что этот опыт явился для больных сенсорной группы самым сложным из всех предыдущих: «ну совсем нет ничего», «даже не знаю, там (имеются в виду про дыдущие серии) знал, здесь — нет!», «ни на. что не похоже», «этого нет нигде». Речевые реакции больных этой группы но­сят сумбурный* ненаправленный характер. Включение речи по­могает больным с моторными формами афазии. Их высказы­вания носят характер уточнения. Часты случаи предваритель­ного называния предмета.

Результаты работы больных с сенсорными формами афазии на конкретном неречевом уровне не отличаются столь заметно

от результатов других групп, как это было в предыдущих опы­тах. Больные сенсорной группы сделали значительно больше ошибок лишь по сравнению с больными моторной группы.

§ 3. ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ ИССЛЕДОВАНИЯ

В предыдущей главе описана одна из первых работ автора, на­правленных на изучение предметного образа и его нарушения при афазии¹. В этой работе мы показали, что в основе акустико-мнестической афазии, возникающей при поражении средней ви­сочной извилины левого полушария, лежит нарушение зритель­ного предметного образа, которое вторично вызывает наруше­ние номинативной функции речи, т. е. называние предметов (объектов, явлений). Мы обнаружили, что основным дефектом являлось невычленение больными отличительных признаков предметов при их восприятии и при актуализации образов, но у них сохранялся обобщенный глобальный образ. Подобная кар­тина и механизмы нарушения номинативной функции речи бы­ли обнаружены и при поражении задне- и нижневисочных плюс передне-затылочных областей (амнестическая афазия). На ос­нове полученных данных показано, что нарушения актуализа­ции отличительных признаков предметов, а также и дефекты их вычленения в процессе зрительного восприятия на уровне речи при афазии проявляются в дефектах вербальной избира­тельности. Вследствие этого все семантически близкие слова становятся равновероятными, а актуализация нужного слова замещается перебором слов из одной семантической группы. Все это свидетельствует о тесном и сложном взаимодействии предметного образа зрительной модальности с речью, со словом, с его смыслом и значением.

В серии последующих экспериментов, описанных уже в на­стоящей главе, нами было обнаружено, что зрительный пред­метный образ-представление нарушается не только при акустико-мнестической и амнестической ф°Р^мах афазии, но и при всех других формах, из чего следует, что афазия в целом связана с нарушением и образа восприятия, и образа-представления. Было показано также, что нарушается образ не только зритель­ной, но и других модальностей — слуховой, тактильной. Это ста­новится понятным, если вспомнить положение, выдвинутое А. Н. Леонтьевым, о том, что предмет является узлом свойств, а образ является узлом модальных ощущений, которые пред­ставляют собой не механический набор, а систему модально­стей. Именно поэтому нарушение образа-представления какой-либо одной модальности и не остается изолированным, оно неиз-

¹ Она послужила началом цикла последующих работ по этой проблеме ав­тора с ее учениками и сотрудниками (Г. М. Быковой, Н. Г. Калитой, Т. М. Куз­нецовой, С. К. Сиволаповым и др.).

бежно ведет к системному эффекту — к нарушению образа дру­гих модальностей или к нарушению всего узла модальных ощу­щений. При этом, как показали опыты, наибольшие трудности для актуализации образов при всех формах афазии вызывает звуковая форма представленности предметного стимула, а наи­меньшие— тактильная форма. Все это дает основание говорить о нарушении образа при афазии в целом, независимо от его мо­дальности. Наиболее грубо и отчетливо образ-представление на­рушается при поражении височных и теменно-височно-заты-лочных зон мозга, т. е. при сенсорных формах афазии.

Эксперименты позволили увидеть, что предметный образ при афазии нарушается и как многоуровневое образование. Разные структурные и функциональные уровни нарушаются по-разному и зависят от топики поражения мозга, от формы афазии. Было об­наружено, что у больных с моторными формами афазии (преиму­щественно с эфферентной моторной афазией) образы-представ­ления нарушены в целом и в большей степени на ступени актуали­зации глобального образа на разных уровнях его обобщения. Относительно более сохранным „остается уровень конкретного предметного образа.

При сенсорных формах афазии (акустико-мнестической, сенсорной, амнестическои), наоборот, нарушается уровень кон­кретного образа с его существенными признаками и остаются сохранными уровни глобального образа. В речи эти дефекты релевантны нарушениям лексики по типу вербальных парафа­зии, т. е. замены искомого слова близким по смыслу.

Наш материал также подтвердил положение о том, что пред­метный образ и при его формировании (образ восприятия), и при его актуализации (образ-представление) не является изолиро­ванным, оторванным от целостного контекста. Однако этот кон­текст и семантические- поля образов не остаются сохранными при афазии, дефекты проявляются в большом количестве диск­ретных, семантически не связанных рисунков, в сужении обще­го объема рисунков (актуализированных образов), в дезорга­низации семантических образных полей и семантических свя­зей между отдельными группами рисунков, в возвратах к уже отработанным группам рисунков и т. д. Такая дезорганизация предметно-образного контекста и семантических полей особенно характерна для сенсорных форм афазии, а для эфферентной моторной афазии присущи инертность, нарушение динамики в актуализации образов, снижение их общегЧ) объема, разнооб­разия (богатства).

Таким образом, можно думать, что при афазиях на уровне речи возникают нарушения интравербальных? связей, а на уровне образов — интраобразных.

Анализ этого материала привел нас к неизбежности поста­новки таких вопросов, как: взаимодействуют ли эти уровни в структуре и в микрогенезе интеллектуальной деятельности в про-

цессе решения задач, и если взаимодействуют, то на каком уров­не построения — операциональном, семантическом; имеются ли общие для речевого и образного уровней интеллектуальной дея­тельности механизмы нарушения в решении интеллектуаль­ных задач; нарушаются ли смысл и значение на образном уровне?

Если обратиться к состоянию этой проблемы в психологи­ческой литературе, то мы увидим, что в современных исследо­ваниях отводится значительное место изучению образов и их роли и места в психической сфере человека. Немало исследова­ний, в которых рассматривается проблема смысла и значения и возможного их взаимодействия с предметными образами-пред­ставлениями. Одни исследователи считают, что образ и язык в процессе познания не только не исключают, но взаимодопол­няют друг друга, что там, где есть знак, там есть и образ (С. Л. Ру­бинштейн и др.). Другие считают, что образы и символы дубли­руют и в случае необходимости замещают естественные языки. Они по аналогии с вербальными значениями могут быть орга­низованы в устойчивую систему отношений, которая функцио­нирует как категориальная систему (В. Ф. Петренко и др.). В не­которых исследованиях обнаружено, что в раннем онтогенезе невербальные — операциональные и предметные — значения формируются наряду с вербальными. Третьи полагают, что зна­чение может быть представлено в виде совокупности призна­ков, служащих для классификации объектов, явлений. Система значений в этом случае не сводится только к вербальным фор­мам их существования и может выступать как система актуаль­ных координат опыта, сложившаяся в результате встреч субъек­та с миром. Так, в ряде этих работ «...показано,— пишет Н. Г. Сал-мина,— что значение можеть быхь представлено в виде сово­купности признаков, служащих для классификации объектов, явлений. Система значений в этом случае не сводится к вербаль­ным формам их существования»¹. А исследования С. Л. Рубин­штейна, Л. А. Гуровой, Я. А. Пономарева и других показали, что в процессе переработки информации образные и вербально-'понятийные- компоненты мышления представлены в единстве.

О связи нарушений- вербального уровня и уровня образов-представлений в интеллектуальной деятельности мы уже писали. Здесь же мы кратко остановимся на сопоставлении эксперимен­тальных данных прежних наших работ с настоящим исследо­ванием, чтобы продемонстрировать наличие некоторых общих психологических механизмов, лежащих в основе нарушения и речи, и образов-представлений. Сопоставление вербального и наглядного материала опытов позволит нам если не ответить на поставленные вопросы, то подойти к их пониманию.

Проведенные нами исследования по изучению этой пробле-

С а л м и н а Н. Г. Знак и символ в обучении.— М., 1988.— С. 13.

мы показали, что между нарушениями этих двух сфер интел­лектуальной деятельности существует определенная и четкая связь. Так, оказалось, что у группы больных с эфферентной мо­торной афазией на уровне речи нарушается и понимание, и ак­туализация обобщенных слов, но остаются относительно более сохранными слова, обозначающие конкретные предметы. В то же время больные с акустико-мнестической, сенсорной и афферент­ной моторной формами афазии (поражение задней речевой зо­ны) обнаруживают большую сохранность.понимания и актуа­лизации обобщенных слов. Что касается связей между словами и образами, то в этих случаях более сохранны категориальные и нарушены ситуативные связи, в отличие от эфферентной мотор­ной афазии, при которой мы обнаружили обратную картину. В других экспериментальных исследованиях понимания слов мы получили данные о сужении значения слова, его многозначности, о нарушении понимания категориальных связей за счет увеличения ситуативных у больных с эфферентной моторной афазией. Приведем примеры.

Больной К. (эфферентная моторная афазия) в задании подобрать к слову транспорт соответствующие картинки подобрал картинки, изображающие пароход, поезд, троллейбус, вертолет и тут же — тачку, лыжи, санки, трактор, колесо, светофор.

Сопоставляя результаты этих опытов с опытами настоящего ис­следования, мы видим, что в них имеется сходство: на предметное звучание идущего поезда больные с эфферентной моторной афа­зией давали конкретные ответы, связанные с заданным предметом ситуативно,— «электричка», «светофор»; на звук марширующих солдат — «командир и солдаты» и др. Материалы этих.опытов позволяют говорить о нарушении у этой группы больных системы обобщенных признаков, стоящих за словом, о нарушении катего­риальных связей слова и в целом — о сужении значения слова.

В этих же работах было обнаружено нарушение понимания смысла слов и относительная сохранность, конкретных значений при поражении передней речевой зоны, для поражений же задней речевой зоны, наоборот, характерными оказались сохранность смысла и нарушение понимания и актуализации слов конкретного предметного значения. Эти нарушения смысла и.значения на уров­не речи были связаны соответственно с нарушениями обобщенного и конкретного предметного образа.

Все проведенные нами опыты отчетливо указывают на связь нарушения предметно-образной и вербальной, сфер познаватель­ной деятельности при эфферентной моторной афазии: на том и дру­гом уровнях обнаруживается сужение значения и слова и предмет­ного образа и нарушение их смысловой сферы. Эта связь обнару­живается и при других формах афазии — акустико-мнестической и сенсорной, однако психологический механизм этих нарушений

иной. При сенсорных формах афазии нами было обнаружено нарушение актуализации предметных образов из-за дефектов вы­членения существенных признаков предмета, которые, как нам представляется, несут на себе конкретное предметное значение и сохранность глобального обобщенного образа предмета, общего для целого класса однородных предметов.

Этот вывод сделан нами и на основании сравнения рисунков больных и их вербальных реакций в процессе рисования. Их ри­сунки, как мы видели выше, представляли собой как бы усред­ненный предмет без его конкретизации. В словесных реакциях этот дефект проявлялся в том, что больные, как правило, гово­рили, что они «не видят предмета», либо говорили о появлении неких общих образов: «что-то... транспорт какой-то» (шум поез­да), «может быть, поезд?»; «что-то не вижу, может быть, так? Де­рево» (в ответ на задание нарисовать вишню рисует обобщенное дерево), «А может быть, ягода? Тогда так» (рисует кружочек). Это совпадает с результатами опытов на понимание слов, в кото­рых нами была обнаружена сохранность понимания слов, отра­жающих абстрактные и обобщенные понятия, и нарушение пони­мания конкретных предметно отнесенных слов. Нарушение пред­метной отнесенности слова приводит к тому, что вместо конкретной связи «предмет-слово» актуализируется смысловое поле, в которое входит заданное в эксперименте слово, т. е. предметное значение слова, денотат, замещается его обобщенным смыслом и родовым понятием. Так, не поняв конкретного значения слова холецистит, один из больных говорил: «Это что-то... болезнь такая», а слово русак сразу отнес к обобщенному классу — животное: «Это что-то... может, животное, что ли»; корабль — к транспорту: «Это, по-моему, транспорт такой» и т. д. Возможно, здесь мы имеем дело с обобщенным вербализированным отражением невербализирован-ных смыслов. Сложная ^непрямая взаимосвязь и взаимообуслов­ленность нарушения семантики образов-представлений и семанти­ки речи отчетливо выступала во всех наших исследованиях, посвя­щенных этой проблеме. Мы думаем, что полученный нами экспери­ментальный материал — вербальный и невербальный — не только позволяет говорить о тесной связи предметных образов с речью, но дает основания для выдвижения предположения о возможном психологическом механизме этой взаимосвязи.

При акустико-мнестической афазии, как мы видели выше, со­храняется обобщенный глобальный образ-представление, а на уровне речи это оказалось релевантным сохранности обобщенного слова, отражающего родовое понятие или общий смысл, что и поз­воляет думать о том, что глобальный образ-представление опосре­дуется не значением, а смыслом слова, а на более высоком уровне обобщения глобального интегративного образа — родовым обоб­щенным словом, обозначающим род и класс предметов. Смысл ос­тается более сохранным, чем конкретное значение, так как извест­но, что «...смыслы слов, более динамические и широкие, чем их

значения, обнаруживают иные законы объединения и слияния друг с другом, чем те, которые могут наблюдаться при объединении и слиянии словесных значений»¹.

С этой позиции можно рассмотреть и взаимодействие пред­метного образа, его смыслового контекста со словом, его обозна­чающим и несущим определенное устойчивое значение. Л. С. Вы­готский писал, что значение слова является лишь камнем в здании его смысла; можно думать, что и конкретный предметный образ и его значение — лишь камень, кирпичик в здании образного кон­текста и семантики образа.

Нам представляется, что образ-представление, и особенно его смысловая сфера, более связан с внутренней речью и со всеми ее важнейшими особенностями. Однако это только наше предположение и оно нуждается в дальнейшем исследовании. Здесь мы хотим лишь вспомнить об одной из форм замещения больными с акустико-мнестической и амнестической афазиями предметного слова-наименования описанием функций этого пред­мета, целой фразой или целым вербальным высказыванием, преди­кативным по структуре. Этот симптом сосуществует с симптомом сохранности внутренней речи у больных этой группы, в то время как при моторных формах, афазии внутренняя речь нарушается. Во внутренней же речи преобладание смысла над значением «...до­ведено до математического предела и представлено в абсолют­ной форме»². Здесь превалирование смысла над значением, фразы над словом, всего контекста над фразой является правилом. Эти и ряд других наблюдений и позволяют нам выдвинуть гипотезу об интимной связи сферы образов-представлений с внутренней речью. ■ '■■

При моторных формах афазии мы обнаруживаем противопо­ложную картину нарушения: образ-представление нарушается как раз со стороны его глобальности, обобщенности, но сохраняется в большей мере актуализация конкретных предметных образов, что на уровне речи проявляется в сохранности актуализации конкрет­но-предметных слов-наименований, а не слов, отражающих родо­видовые отношения.

Если попытаться объяснить данные наших экспериментов с позиций М. С. Шехтсра и других исследователей об интегративном глобальном образе как оснбве, на которой принимается решение о категориальной принадлежности предмета, то очевидно, что кате­гориальные связи образов и слов остаются сохранными при по­ражении задних отделов мозга (височных и вйсочно-теменно-заты-лочных) и нарушаются при поражении передних (задне-лобных) его отделов.

Поскольку при акустико-мнестической афазии нарушение ак­туализации предметных образов по существу связано с дефектами

вычленения существенных признаков предметов (объектов, явле­ний), то можно думать, что именно они связаны со значением, а об­щее в структуре образа с другими образами из одной семантичес­кой группы, по всей вероятности, связано со смыслом.

Если вспомнить положение А. Н. Леонтьева о пятом квазиизме­рении, в котором человеку открывается мир, о смысловом его по­ле и изначально смысловом восприятии предметов объективного мира и формировании образа из контекста на основе предваритель­ной гипотезы путем поиска дифференциальных признаков в зри­тельном поле, которые позволили бы конкретизировать уже подра­зумеваемый образ, то мы видим следующее. У больных с пораже­нием задних зон мозга нарушается именно поиск дифференциаль­ных существенных признаков для подразумеваемого образа, а общий контекст и смысловое поле образа остаются сохранными, а при поражении передних зон мозга — задне-лобных -- нару­шаются общий контекст и смысловое поле, но сохраняется спо­собность к вычленению существенных признаков. Этот феномен — нарушение вычленения существенных признаков — приобретает принципиальное значение, так как он имеет место, как показывали наши исследования, во многих видах интеллектуальной деятель­ности больных с афазией. Так, например, наше исследование вое-

¹ Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т.— М., 1982.— Т. 2.— С. 349.

² Там же.— С. 348.

глобальный образ буквы и его общее «смысловое поле», но нару­шается восприятие различий в буквах, которые связаны с конкрет­ным их названием (значением).

Роман Якобсон придавал огромное значение различиям в бук­венных знаках. Он писал, что с помощью буквенных знаков можно постичь даже тот язык, звучание которого неизвестно (например, коптский): «Чем легче свести все многообразие букв к простым и упорядоченным различиям, тем больше шансов у исследователя постичь язык через его письменность»¹.

Он считал, что в этом случае буквы выступают в роли чисто различительных элементов языка и с их помощью дифференциру­ются значения слов, лишенные собственного значения. «...В этой ситуации буквы с функциональной точки зрения несут ту же на­грузку, что и фонемы»².

У наших больных, как мы могли увидеть, страдает именно зрительное восприятие этих различий, что и является причиной нарушения чтения и понимания написанного при оптической алек­сии, возникающей при поражении затылочных и теменно-затылоч ных зон мозга.

Поиск по сайту: