ДЕЛЕЗ: ЛОГИКА СМЫСЛА

Жиль Делез -крупнейш мыслитель современности ( 1925–1995).

То, что Делез предлагает в качестве альтернативы комментарию и интерпретации, можно назвать машиной смысла: смысл не открывается и не истолковывается, он производится циркуляцией нонсенса в означающей и означаемой сериях. Смысл - вовсе не явление, а поверхностный эффект движения пустого места по сериям данной структуры (место карточного болвана, место короля, слепое пятно, нулевая ценность, закулисная часть сцены, отсутствие причины и так далее). Структура - это и есть машина по производству бестелесного смысла. С точки зрения структуры, смысла всегда слишком много - это избыток, вновь и вновь производимый нонсенсом как недостатком самого себя.

В "Логике смысла" Делез порывает с платонизмом всей предшествующей философии (с помощью самого же Платона: в "Филебе" и "Пармениде" тот указывает на существование более глубокой двойственности, нежели дуализм Идей и их материальных копий - двойственности, суть которой в различии между вещами - копиями, испытывающими воздействие Идеи, и симулякрами, избегающими ее воздействия. [симулякр = копия копии, лишенная подобия, репрезентативная модель] Обладающие мерой вещи лежат ниже идей, и эта вертикальная структура подчинена единому порядку, исток которого - в идеях, а поле применения - в вещах. Симулякр же находится на изнанке этого порядка, в стихии чистого и беспредельного становления, которое получает свое выражение в некоем особом измерении языка.

Эта маргинальная мысль Платона становится лейтмотивом философии стоиков, которые провели различие между двумя типами вещей: с одной стороны, тела со своими физическими качествами, действиями и страданиями и соответствующими "положениями вещей", с другой - бестелесные эффекты, логические атрибуты, события, получившие название " лекта " (в ед чл -"лектон").

Стоицизм обозначил собой резкий поворот в философии. Если у Аристотеля все категории высказываются о Бытии, а уже внутри Бытия присутствует различие между субстанцией и акциденциями, то для стоиков положения вещей, количества и качества - это части субстанции, это такие же тела, и на этом основании они противостоят бестелесным эффектам, не причастным Бытию. Если у Платона в заоблачных высотах кружатся идеи, а в глубинах земли бушуют мрачные раздоры между копиями и симулякрами, то для стоиков идеальное и бестелесное может быть только эффектом действий и страданий тел, обитающим на их зыбкой поверхности. То, что, избегая воздействия Идеи (симулякр), действуя исподтишка и намеками, выбирается на поверхность, на бестелесный предел, и обретает здесь свое законное место - представляет теперь всякую возможную идеальность, лишенную отныне своей каузальной или духовной действенности. Симулякры перестают быть подпольными мятежниками и в открытую производят большую часть своих эффектов (то, что в терминологии фрейдизма можно назвать "фантазмами"). Бессознательное покидает телесные глубины и обнаруживается в стихии языка. Стоики оказываются современниками Делеза (их взгляды на природу смысла)

Делез вводит иное теоретическое определение сериальной формы, состоящей из двух серий - означающей и означаемой. Если суть комментария состоит в двойной избыточности - избыточности означаемого, позволяющей открывать новые значения в процессе комментирования, и избыточности означающего, благодаря которой мы только и можем находить новые указатели, намеки и шифры, отсылающие нас к темным глубинам означаемого, то Делез устанавливает своеобразное равновесие двух серий: избыток означающего компенсируется недостатком означаемого. Происходит это благодаря деятельности специфического парадоксального элемента. Эта парадоксальная инстанция непрестанно циркулирует по обеим сериям и тем самым обеспечивает их коммуникацию, будучи одновременно представленной как в означающей, так и в означаемой сериях. Она сразу - вещь и слово, имя и объект, смысл и денотат, выражение и обозначение и так далее. Эта инстанция присутствует в виде избытка в одной серии, которую она задает как означающую, и в качестве недостатка - в другой, которую она задает как означаемую.

Делез находит такую необычную сериальную форму в произведениях Льюиса Кэрролла. Лучшим примером парадоксального элемента является слово, обозначаемое именем "Снарк" из "Охоты на Снарка": оно циркулирует в двух измерениях, денотативном и выразительном. Делез ссылается на Леви-Стросса, который характеризует такое плавающее означающее как порабощающее любую конечную мысль, но также открывающее путь для любого искусства, поэзии и мифологии. Оно также сулит и всякие революции. А на другой стороне имеется некий вид утопленного означаемого, которое хотя и задается означающим, но при этом не познается, не определяется и не реализуется. Именно так Леви-Стросс предлагает интерпретировать слова "ерунда", "как его, бишь", "нечто".

Вообще говоря, пустое слово может обозначаться любыми эзотерическими словами ("это", "вещь", "Снарк" и так далее). Такое слово обозначает именно то, что оно выражает, и выражает то, что обозначает. Оно выражает свое обозначаемое и обозначает собственный смысл. Оно одновременно и говорит о чем-то, и высказывает смысл того, о чем говорит: оно высказывает свой собственный смысл. А это совершенно ненормально - ведь мы знаем, что нормальный закон для всех имен, наделенных смыслом, состоит именно в том, что их смысл может быть обозначен только другим именем. Имя же, высказывающее свой собственный смысл, может быть только нонсенсом.

Делез развенчивает современную эпоху с ее метафизическим креном вверх или вниз от бесстрастной поверхности, производящей смысл. Даже после того, как в конце XVIII века центр внимания переместился с потерпевших неудачу Сущностей на понятие смысла, тот все равно не обрел своего законного места. Одни связали смысл с новой трансценденцией, с новым воплощением Бога и преображенными небесами, другие обнаружили смысл в человеке и его безднах, во вновь открытой глубине и подземелье. Новые теологи туманных небес и новые гуманисты пещер вышли на сцену от имени Бого-человека и Человеко-бога как тайны смысла. Всюду - и на небесах, и под землей - смысл представлен как Принцип, Сокровищница, Резерв, Начало. Однако Делез снова подчеркивает: смысл - это вовсе не принцип и не первопричина, это продукт. Смысл - это не то, что можно открыть, восстановить и переработать; он - то, что производится новой машинерией.

Барт Ролан. Мифологии.

Цель работы – подвергнуть систематическому осмыслению некоторые мифы, порожденные жизнью повседневной Франции. Предлог может быть разным: газетная статья, фото в журнале, новый фильм, худ. выставка. Причиной, стимулом к размышлению стало чувство раздражения, вызванное тем ореолом «естественности», которым пресса, иск-во, обыденное сознание окутывает реальность; но ведь эта реальность не перестает быть глубоко исторической только оттого, что это наша собственная реальность; т. е. люди путают Природу с Историей, гладя на «само-собой-разумеющееся». Барт хочет вскрыть таящийся в этом идеологический обман.

Лучше всего передает суть этих лжеочевидностей понятие мифа; миф – это своего рода язык. После примеров мифов дается систематическое определение современного мифа. Мифы:

1. Литература и Мину Друэ (девочка-поэт) – неизжитый миф о гениальности. Классики утверждали, что гениальность – продукт терпения. Сейчас быть гением – уметь опережать время всего лишь вопрос экономии времени. Детство – привилегированный возраст гениальности; всякий взрослый поступок в детстве – чудо. Вундеркинд выполняет функцию капиталистической деятельности – выигрывать время, сводить деятельность чел. существования к проблеме количественной совокупности временных моментов. Мину Друэ – жертва, приносимая для того, чтобы мир сохранил свою ясность, чтобы поэзия, гениальность и детство (все беспорядочное) сделались ручными. Мозг Эйнштейна. Величайший ум предстал в виде сложного механизма, человек был освобожден от психики и причислен к миру роботов. Миф об Эйнштейне создал образ знания, целиком заключенного в формулы. Это старый эзотерический образ науки: тайна мироздания одна и заключена в единственном слове; вселенная – это сейф, и шифр от него Эйнштейн почти нашел (суть мифа об Эйнштейне). Но поскольку научные исследования все ширятся, то говорят, что Эйнштейн умер, так и не успев проверить «уравнение, в котором заключалась тайна «мироздания».

2. Романы и дети. Журнал «Elle» опубликовал коллективную фотографию 70 женщин-литераторов. Подразумевается, что они «особый биологический вид», производящий вперемежку на свет детей и романы. Что же хотят сказать? Женщина существует для того, чтобы рожать мужчинам детей, они могут улучшать свое положение, но не изменять его; их библейское предназначение не может отменяться их продвижением в обществе; за богемность надо платить налог, рожая детей. Пишите, занимайтесь коммерцией, но помните, что есть мужчина, и вы не созданы по его образу и подобию; ваше сословие свободно, но с тем условием, что зависит от мужского.

3. Марсиане. Миф о суде. Марсиане явились, чтобы судить Землю, но сначала хотят посмотреть и послушать. Марсианам приписывается тождественность с землянами (миф о тождественности): у них должен быть свой Христос, они не могут быть язычниками; они прилетели, чтобы описать Землю, т. е. они мыслят также и находятся на той же ступени развития. Судья преображен стараниями обыденного сознания, являя собой еще одну проекцию земных представлений.

МИФ СЕГОДНЯ.

Что такое миф в наше время: миф – это слово, высказывание, но не любое; только в особых условиях речевое произведение может стать мифом.

Миф – это коммуникационная система, сообщение. Следовательно, он не может быть вещью, концептом или идеей; он – один из способов означивания. Миф – это форма. Поскольку миф – это слово, им может стать все, что достойно рассказа. Мифическое слово есть сообщение. Оно не обязательно должно быть устным; это может быть письмо, изображение, кино, репортаж, спорт. состязания, зрелища, реклама; все это может быть материальными носителями мифического сообщения.

Миф – как и любая семиологическая система, представляет собой 3-х элементную систему: означающее, означаемое, знак (пример знаковой системы: букет цветов как знак = розы (означающее) + мои чувства (означаемое). Но миф представляет собой особую систему, т. к. он создается на основе некоторой последовательности знаков, т. е. является вторичной семиологической системой. Знак 1-й системы становится лишь означающим во второй системе. Материальные носители мифического сообщения (язык, фото, реклама, ритуалы) как только становятся частью мифа, сводятся к означающему, т. е. являются исходным материалом для построения мифа; наделяются статусом языковых средств. См таблицу.

В мифе 2 семиологические системы; одна частично встроена в другую: 1 – языковая система, язык (язык-объект); 2 – миф (метаязык, на котором говорят о первом). Поэтому семиолог одинаково подходит к тексту и рисунку как к знаку: строение языка – объекта его не интересует, ему важно, что оба они являются знаками для построения мифа.

Пример мифологического высказывания

На обложке журнала – молодой африканец во фр. воен. форме отдает честь фр. флагу – это смысл изображения. Но мы понимаем, что это означает: Франция – великая империя, и все ее сыны, независимо от цвета кожи верно служат под ее знаменами; и нет лучшего ответа критикам колониальной системы, чем рвение этого молодого африканца в службе своим «угнетателям». В этом случае перед нами надстроенная семиологическая система: 1 – означаемое – само представляет собой первичную семиологическую систему (афр. солдат отдает честь, как это принято во фр. армии); 2 – означаемое – смешение принадлежности к фр. нации с воинским долгом; 3 – репрезентация означаемого посредством означающего.

Рассмотрим элементы мифа.

I. Означающее в мифе двойственно, и может быть рассмотрено с 2 точек зрения: 1 – как результат языковой системы (назовем это смыслом) и 2 – как исходный эл-т мифологической системы (= формой). Следовательно, означающее мифа двулико, оно одновременно и смысл и форма. Оно содержательно: приветствие африканского солдата - событие, кот. легко представить. Смысл мифа имеет собственную значимость, является частью некоторого события (истории с африканцем). Становясь формой, смысл лишается своей случайной конкретности, опустошается (нас не интересует биография этого африканца, мы освобождает его образ от прежнего содержания и готовим к приобретению нового означаемого). Однако форма не уничтожает смысл, а отодвигает его на 2 план, он теряет свою значимость, но продолжает жить, питая собой форму мифа. Форма мифа – не символ, солдат – не символ французской империи, он слишком реален, его образ предстает во всей жизненности, непосредственности, реальность. Но эта реальность несамостоятельна, прозрачна, отодвинута на 2 план.

II. Означаемое, или концепт. Это всегда нечто конкретное, он историчен и интенционален, он является той побудительной причиной, которая вызывает к жизни миф. Фр. империя – побудительная причина сотворения мифа. В противоположность форме, концепт не абстрактен, он всегда связан с той или иной ситуацией. Афр. солдат – его смысл, выступая в качестве формы, становится неполным, бедным, лишенным конкретных связей; как концепт «фр. империя» он снова связан с историей Франции, ее колониализмом, трудностями. Концепт – не сама реальность, а некие представления о ней, это совокупность слабых размытых ассоциаций; и их понимание зависит от функции концепта. Отсюда – фунд. св-во концепта – его предназначенность, он точно соответствует какой-то одной функции (затронуть опред. круг читателей). Один концепт имеет неограниченное число означающих (сотни образов для «фр. империи»).

III. Соединение этих 2 эл-тов – значение. Соотношение концепта и формы: они очевидны, один не прячется за другой, оба даны нам «здесь». Миф ничего не скрывает, его функция – деформирование, а не утаивание. Отношение между концептом и смыслом в мифе есть отношения деформации: концепт деформирует содержательную сторону (смысл): афр. солдат лишается своей истории, концепт «фр. империя» нарушает повествование о фактах, о приветствии афр. в воен. форме. Концепт отчуждает смысл. Особенность значения в мифе – императивность и мотивированность (в отл. от произвольности языкового знака). Чтобы концепт «фр. империя» мог использовать в своих целях образ афр. солдата, необходимо сходство между его приветствием и приветствием афр. солдата.

Восприятие мифа.

Есть 3 вида прочтения мифа, в зависимости от того, на чем мы сосредотачивается в отношении его означающего: на смысле, форме или на том и другом одновременно.

1. Соср. на полом означающем – концепт однозначным образом заполнит форму мифа – африканский солдат является примером фр. империи, ее символом. Это восприятие создателей мифов (редактора журнала и т. д.)

2. На означающем как заполненном содержанием – четкое различение смысла и формы, видим деформацию формы смыслом, след-но, значение окажется разрушенным и миф воспринимается как обман: афр. солдат воспринимается как «алиби» для концепта «фр. империя».

3. На означающем как неразрывном единстве смысла и формы – значение двойственное, механика мифа действует на нас, мы его читатели: фр. солдат не пример, не символ, а репрезентация фр. империи.

Риторические формы буржуазных мифов.

1. Прививка: признание второстепенных недостатков какого-л. классового института, чтобы лучше замаскировать его основной порок.

2. Лишение истории. Миф лишает предмет, о кот он повествует, всякой историчности: согласно Голубому Гиду, туземцы придумали когда-то свои танцы, чтобы доставить удовольствие совр. буржуа.

3. Отождествление. Буржуа не в состоянии вообразить себе Другого. Ведь Другой – это скандал, разрушающий нашу сущность. Пример: преступники – не другие, а свои, но только сбившиеся с пути.

4. Тавтология – нечто определяется через то же самое «это так, потому что это так» (опирается на авторитарность). Это двойное убийство: вы уничтожаете рациональность, т. к. не можете с ней справиться, и язык, т. к. он вас подводит.

5. Нинизм – ритор. фигура, заключ. в том, чтобы сопоставить две противоположности, и уравновесив их, отвергнуть обе (не нужно ни того, ни другого). Форма Н – в астрологии за предсказываемым злом следует добро; предсказания благоразумно уравновешиваются.

6. Квантификация качества – сведение качества к количеству: сводя качество к количеству, миф экономит на умственных усилиях и осмысление реальность легче (осмысл эстет фактов: буржуазная драматургия основана на установлении количественного равенства между ценой на билет и роскошью декораций и рыданиями актеров.

7. Констатация факта. Миф тяготеет к афористичности. Бурж идеология доверяет этой фигуре свои основные ценности: универсальность, отказ от объяснений и т. д. Бурж афоризмы (в отл. от нар пословиц с практ. значение) –метаязык, вторичная речь по поводу уже готовых вещей. Классич. форма – максима, в ней констатация фактов направлена не на творимый мир, она скрывает творение мира под маской очевидности.

Лосский. «Условия абсолютного добра. Основы этики»

- систематическое изложение этической концепции автора. Этика Лосского - клас­сическая этика Абсолюта. Абсолютная ценность — даже не сверхценность космического масштаба, а нечто более огромное, бесконечно значительное — Царство Божие. Основой всего мира ценностей является Царство Божие, а сверхценностью — Бог. Лосский подчеркивает, что он признает не только абсолютные, но и относительные ценности. Однако они неравноценны. Абсолют­ные ценности, как все, что относится к области основополагаю­щего, не могут быть доказаны посредством выведения из каких-то других начал. Да они и не требуют такого доказательства, ибо усматриваются непосредственно, через интуицию, духовное озаре­ние. Что в этике может быть важнее такого их опознания? Ничего. Разногласия относительно существования абсолютных ценностей и их состава вызваны узостью их осознания, не возвышающегося до «богопознания». Таким образом, здесь Лосский придержива­ется традиционных теософских позиций.

Проблема абсолютных ценностей – одна из основных в этике. Общество, в котором исчезают представления о высших ценностях, становится ареной необузданного эгоизма и нравственного хаоса, это ведет к взаимному непониманию и ожесточению, духовному оскудению внутрен­него мира человека. Ведь все-таки существует запас абсолютных моральных ценностей, через страдания и борьбу народную накопленных в истории. Забвение этих ценностей, циничное их попрание означает и забвение нравственной перспективы жизни, утрату идеала, угрозу морального разложения личности. Этика Абсолюта – этика надежная, способная защитить, повести за собой и утешить. Вводя Божество как абсолютную нравственную самоцен­ность — самоцель всего мироздания, Н. О. Лосский, естественно, признает, во-первых, перспективу полного торжества добра над злом, признает необоримую и безусловную силу добра, превышаю­щую все иные исторические силы в развитии человечества. И во-вторых, считает нравственную ценность абсолютной, внут­ренне «чистой» от каких-либо посторонних «примесей». Он дает ей такое характерное определение: «Абсолютная положительная ценность есть ценность, сама в себе, безусловно, оправданная (самоценность), следовательно имеющая характер добра с любой точки зрения, в любом отношении и для любого субъекта; не толь­ко сама по себе она всегда есть добро, но и следствия из нее никогда не содержат в себе зла». Наконец, в-третьих, он пред­вещает торжество мира абсолютных ценностей в реальности, в мироздании; до этого момента в этике абсолютные ценности выступают как идеал абсолютного совершенства.

Абсолютные ценности, как и их верховная (начало и конец) доминанта (Бог), определенным образом взаимодействуют, с миром относительных ценностей, с тем миром, в котором реально действуют люди. Каково? Чтобы понять их взаимоотношение, необходимо остановиться на его положениях о достижении «пол­ноты бытия» и «иерархическом персонализме».Согласно О. Н. Лосскому, все мироздание состоит из разнооб­разных «деятелей», индивидов, незаменимых и неповторимых в силу их нормативной идеи. Каждый из них наделен творческой силой и создает события, имеющие или пространственно-времен­ную, или сверхвременную, или сверхпространственную (субстан­циальную) форму. Ступени развития этих деятелей и творимых ими событий крайне различны и зависят от степени их усложне­ния. Есть простейшие — электроны и т. п., более сложные — животные, люди и существа еще более высокие. Деятели, кото­рые осознают и осуществляют абсолютные ценности в жизни, есть личности. Деятели, не обладающие этим достоинством, могут до него дорасти — поэтому их можно называть «потенциально-лич­ными». Это то, что Лосский называет иерархическим персонализмом. Итак, ценностный смысл и нормативное содержание, которым наполнено мироздание, проистекают из личностного начала. В этом плане этика О. Н. Лосского может быть названа этикой Личностей. По его мнению, все деятельно­сти всех личностей сливаются в едином творческом потоке, со­ставляющем «полноту бытия». Ведь каждое существо не только «для-себя-бытие» (тогда оно было бы замкнутой субстанци­альной единицей), но и «бытие для других». Ибо, принимая живое участие в жизни друг друга, личности создают процесс участия в Высшем — жизни Божией. Все деятели — через свою индивидуальную творческую мощь — творят «единосущее», они создают тем самым единый космос с еди­ным временем и пространством. Причем их созидательная деятель­ность может быть гармоничной с деятельностью иных «существ», а может быть, и враждебно противостоящей им. Тем не менее в конце концов складывается и существует «абсолютно целостное единство» всей деятельности, которое и есть «соборное творчество». Оно в идеальной форме основано на совершенной любви друг к другу и созидает только абсолютные ценности. Абсолютная полнота жизни дости­гает Божественного состояния, где абсолютные ценности и бытие нераздельны. Это, следовательно, процесс движения к «идеалу» абсолютного совершенства, к Абсолютному добру.

Этика Лосского делает упор на иерархию ценностей в системе нравственных отношений: Бог - это самая высшая ценность, которую необходимо любить больше всего на свете. Затем идет тварная личность, неповторимый индивид, который незаменим никакой иной ценностью. Потом идут безличные ценности: истина, нравственная добродетель, свобода, красота. Они являются составными частями абсолютного блага полноты жизни. Если деятель направляет свою любовь на какую-нибудь ценность без учета ее иерархии, то это - выражение себялюбия, так как прежде всего он должен любить Бога и себя самого. Нарушение этого приводит к грехопадению. Некоторые деятели, стремясь к абсолютной полноте бытия, пытаются достигнуть этого своим собственным путем. В таком случае ими руководит гордость, они стремятся возвыситься над господом Богом и другими существами. Это также приводит к грехопадению. Эгоизм - вот, что отделяет нас от Бога. Таким же образом эгоизм отделяет деятеля и от других существ. У эгоистически мыслящего существа творческие способности постепенно угасают. Эгоизм - зло, первородный грех. В силу этого греха многие деятели стали не актуальными, а потенциальными личностями.Откуда же берется зло в мире? Процесс движения всех субъектов к добру создается Богом, но люди свободны сами порождать не только добро, но и зло. Они могут обладать «сатанинской природой», завершенное ее выражение — восстание против Бога, даже попыт­ка поставить себя на его место. Тем не менее в конечном счете эта «сатанинская природа» не может противостоять пути к Бо­жественному Царству, не может считаться равноценной Абсолют­ному добру. Почему? Что же все-таки позво­ляет безусловно надеяться на торжество добра в мире? Это — Любовь. Этический абсолютизм автора, следова­тельно, можно назвать и своеобразной теософской «этикой любви».

Tеория циклических цивилизаций Арнольда Тойнби состоит в том, что непрерывное поступательное движение человечества как целого заменяется на циклическое развитие отдельных локальных цивилизаций.

Для Тойнби понятие «цивилизация», является «единицей измерения» исторического бытия. Исходя из того, что любая страна, политический союз и т. д. должны рассматриваться не сами по себе, а исходя «исторического контекста», Тойнби приходит к следующим выводам об «атоме, на котором следует фокусировать свое внимание историку»: Цивилизации «представляют собой... общества с более широкой протяженностью как в пространстве, так и во времени, чем национальные государства, города-государства или любые другие политические союзы». Тойнби выделяет двадцать одну цивилизацию, когда-либо существовавшую на Земле. На данный момент их осталось пять: западная христианская, православная христианская, исламская, дальневосточная и индуистская.

Между некоторыми из этих цивилизаций существуют родственные отношения, например, западная христианская и православная христианская, находящиеся друг с другом в «сестринских» отношениях, происходят из эллинской цивилизации. Цивилизации, кроме этого, взаимодействуют друг с другом и могут влиять друг на друга.

СТАДИИ ЦИКЛА

Каждая цивилизация проходит на своем жизненном пути следующие стадии: Стадия зарождения - генезис. Цивилизация может возникнуть либо в результате мутации примитивного общества либо на развалинах «материнской» цивилизации. За стадией генезиса следует стадия роста, на которой цивилизация из зародыша развивается в полноценную социальную структуру. Во время роста цивилизацию постоянно подстерегает опасность перехода в стадию надлома, которая как правило (но не обязательно!) сменяется стадией распада. Распавшись, цивилизация либо исчезает с лица Земли (египетская цивилизация, цивилизация Инков) либо дает жизнь новым цивилизациям (эллинская цивилизация, породившая через вселенскую церковь западное и православное христианство.

Поиск по сайту: