О соотносительности языков

Мы рассмотрели идеи, составляющие фундамент аналитической философии. Особенность материала данного параграфа состоит в том, что рассматривается творчество не отдельного философа, а стержневая идея, на наш взгляд, лучше других выявляющая основную направленность вековой эволюции аналитической философии.

Аналитики всегда рассматривали и рассматривают язык в качестве знаковой системы (со всеми ее неоднородностями). Наука о знаках называется семиотикой (от греч. sema – знак). Тремя разделами семиотики являются семантика, синтактика и прагматика. Семантика (от греч. semantikos – обозначающий) изучает значения знаков. Синтактика (от греч, syntaxis – составление) имеет дело с отношениями между знаками. Прагматика (от греч. pragma – дело) рассматривает отношение к знаковой системе ее пользователей в соответствии с их убеждениями, ценностями.

Главная идея данного параграфа следующая: аналитическая философия последовательно осваивала семантику, синтактику и прагматику, преодолевая их былую разобщенность и продвигаясь к семиотической полноте языков. Различие семиотических языков существует, но оно не должно доводиться до противопоставления. Рассмотрим в этой связи дополнительно к уже обсужденным еще две ветви аналитического движения. Речь идет о европейском неопозитивизме и инициированной им американской аналитической философии.

К неопозитивизму (или логическому позитивизму) обычно относят представителей "Венского кружка философов" (М. Шлика, Р. Карнапа, О. Нейрата и др.) и берлинского "Общества научной философии" (Г.Рейенбаха, К.Гемпеля и др.). Представителей этих двух групп объединял интерес к научному постижению мира на основе данных логики, математики, физики. Приближение второй мировой войны вынудило неопозитивистов эмигрировать в США, где они продолжали работать исключительно продуктивно. Американская аналитическая философия – это прежде всего прямое продолжение европейского неопозитивизма.

Лидерами венских философов были Мориц Шлик (1882-1936) и Рудольф Карнап (1891-1970). Шлик, по преимуществу семантик, – ученик знаменитого физика Планка. Карнап, синтактик, – ученик логика Фреге. Оба стремятся максимально четко отделить друг от друга семантику и синтактику. Прагматика находится за пределами их философских интересов. Шлик даже заявляет, что "наука не служит более задачам жизни и научное знание не ищется с целью его практического использования" [21.С.46].

Суть новой философии Шлик видит не в логике, а в природе самой логики. Ключ к пониманию логики "следует искать в том факте, что всякое познание есть выражение, или репрезентация. А именно познание выражает тот факт, который в познании познается" [22,с.29]. Главная идея Шлика кажется очевидной: данные наблюдений позволяют ученому сформулировать предложения (их называют протокольными предложениями), на основе которых осуществляются предсказания; если последние подтверждаются экспериментальными фактами, то это переводит протокольные предложения из разряда гипотетических в разряд достоверных; эксперимент верифицирует (проверяет) науку на подлинность, достоверность [21,с.45].

Карнап намного внимательнее, чем Шлик, относится к синтактике, разработку которой он считает одним из важнейших дел своей жизни. Он выясняет логический характер синтаксиса языка [23]. Чтобы построить логический язык, надо задать характеристики знаков и правила преобразования одних высказываний в другие. Для него синтактика не менее автономна, чем семантика у Шлика. все богатство синтактики находится в ней самой и имеет логический характер. Относительно числа логических языков нет никаких запретов: каждый волен строить и использовать языки (принцип толерантности, т.е. терпимости). Важно одно: язык должен быть построен правильно.

Взаимная автономность семантики и синтактики привела Шлика и Карнапа к убеждению, что истинность аналитических и синтетических предложений определяется принципиально по-разному. Синтетические предложения обладают фактическим содержанием, а аналитические – нет [24,с,242-243]. Чтобы определить истинность синтетического предложения "Луна вращается вокруг Земли", необходимо обратиться к фактам. Истинность аналитического утверждения "Единорог имеет один рог на голове" содержится в нем самом и определяется значением его терминов, "единорог" по определению обладает одним рогом. Истинность всех предложений логики и математики заключена в них самих. Истинность предложений физики требует опоры на факты. Аналитические предложения относятся к языку неэкспериментальных наук. Синтетические предложения относятся к языку семантики, аналитические предложения входят в состав языка синтактики.

Отправимся теперь в Америку. Как здесь ведущие философы, а все они учились у европейских неопозитивистов, смотрят на обсуждаемую проблематику? Существенно по-другому. Уиллард Куайн (р. 1908) в своей статье "Вещи и их место в теориях" не менее Шлика захвачен пафосом эмпиризма, но выводы у него другие. Он толкует не просто о вещах, а о необходимости "рассуждать в рамках той или иной теории" [25,с.341]. От этого не уйти, следовательно, "даже наши изначальные объекты – тела – уже являются теоретическими" [25,с.340], "все объекты я считаю теоретическими" [25,с.339]. Это означает, что аналитические и синтетические предложения, семантика и синтактика объединяются в единое целое. Знаменитый пример Куайна гласит: аналитическое утверждение "Всякий холостяк не женат" не совпадает с чисто логическим суждением "Всякий х есть х". В отличие от х выражение "всякий холостяк" обладает обозначающей функцией. Предложение "Всякий холостяк не женат" не чуждо фактам.

Относительно науки Куайн сторонник холизма (от греч. holos – целое). "Холизм соединяет различные гипотезы, теории, убеждения, истины, и даже когда имеют в виду что-то одно, другие элементы тоже получают поддержку" [26.С.46]. Частью холистского пучка являются в том числе и законы математики, которые предполагают экспериментальный результат. Отстаивая холистский характер экспериментального контроля, Куайн опирается на прагматизм: значение предположений выясняется в практической деятельности, в поведении людей [27,с.40-47].

Дональд Дэвидсон (р. 1919) склоняется в сторону прагматики еще решительней, чем Куайн. Он критикует последнего за то, что тот заменил аналитико-синтетический дуализм дуализмом целостной концептуальной схемы и эмпирии, этим догма эмпиризма хотя и преобразована, но все-таки сохранена [28,с.154]. Между тем в науке и языке не все замыкается на эмпирию. Основная мысль Дэвидсона состоит в том, что "общность убеждений нужна как базис коммуникации и понимания" [29,с.344], "мышление само возможно только в контексте обладания языком, при наличии интерсубъективной коммуникации с другими людьми..." [30,с.61]. Дэвидсон как сторонник холизма объединяет в единое целое семантику, синтактику и прагматику, имеющую дело с ценностями людей, их убеждениями.

Хилари Патнэм (р. 1926) по сравнению с Дэвидсоном расширяет область прагматического, включая сюда и политику, и этику. Ему симпатичен Хабермас, пытающийся состыковать различные части философии и культуры [31,с.76,77,79].

Ричард Рорти (р.1931) известен в философии как энтузиаст прагматизма, философская прагматика довлеет у него над философской семантикой и синтактикой. Его отличает от других ведущих американских аналитиков интерес к политике, истории, литературе [32,с.130-143].

Для всех аналитических философов характерна одна и та же особенность – преобладающий интерес к институту языка. Показательно, однако, как этот интерес становится все более всесторонним. Фреге и Рассел выделили логико-математические семантические и синтактические языки. Шлик и Карнап противопоставили друг другу синтетические (семантические) и аналитические (синтактические) языки науки. Поздний Витгенштейн и Остин подвергли анализу естественный язык, выделили в нем многообразие языковых игр, оба стали понимать язык как некоторый акт, действие. Уже здесь прагматика, но не в американском, а европейском варианте заявила о себе в полный голос. Куайн объединил аналитические и синтетические предложения науки в рамках единой концептуальной схемы. Дэвидсон обогатил эту схему прагматикой как условием плодотворной интерсубъективности и коммуникации. Патнэм включил в прагматику мораль. Рорти отходит от идеала научности философии и в этой связи склоняется в сторону постаналитизма.

Обращают на себя внимание две тенденции аналитически-лингвистической философии. Во-первых, это объединение в каждом языке семантики, синтактики и прагматики; односторонне семантические, синтактические или же прагматические подходы чаще других подвергаются вполне оправданной критике. Во-вторых, рассмотрение соотносительности отдельных языков, каждый из которых, как уже отмечалось, окрашен разом во все краски семиотики. Речь идет о проблеме так называемого перевода одного языка в другой. В какой степени может быть плодотворным перевод английского языка на русский, языка евклидовой геометрии на язык неевклидовой геометрии, языка детей на язык взрослых и т.д. Решающие мысли на этот счет сформулировал Куайн.

Его концепция неопределенности перевода гласит: "два различных перевода могут соответствовать всем возможностям поведения и, таким образом, не существует реальности, относительно которой тот или иной перевод можно признать верным" [25,с.342]. Если бы у нас были (каким-то образом известные) истинные данные об объектах как таковых, то, сравнивая с ними данные теорий, можно было бы утверждать преимущество одной из них. Но дело в том, что благодаря теориям мы знаем, каковы объекты. Сравнивать приходится сами теории, в конечном счете различные языки. Куайн не отрицает ни соотносительность языков, ни факт предпочтения нами на основе тех или иных принципов определенных языков, ни соподчиненность языков физических теорий данным экспериментов. Он возражает против приписывания языкам несуществующих достоинств и недостатков. Философия Куайна призывает каждого быть толерантным, снисходительным к своим собеседникам. Отнюдь не безосновательно Куайн утверждает: "Ничто человеческое, так сказать, не исключается". На наш взгляд, его выражение "концепция о неопределенности перевода" [25, с.342] способно ввести в заблуждение, фактически речь идет об отсутствии абсолютных онтических оснований для предпочтения языков (знание об онтическом, т.е. об объектах как таковых, всегда дается в форме онтологии – учения об этих объектах; на онтологических языках лежит печать различий предпочтений людей).

Итак, многообразие языков не образует сколько-нибудь обозримую иерархию. В причудливом мире языков весьма к месту взаимоинтерпретации, но их осуществление требует философской компетенции и осторожности.

Поиск по сайту: