Письмо папе Льву Х 8 страница

Отчаявшись получить помощь и видя, что король лично выступил против них, горожане решили рискнуть и сделать всеобщую вылазку, иначе им все равно угрожала гибель. Их план был таков: вывести через стенные бреши позади дома герцога Бургундского лучшие силы — 600 человек из Франшимона, а проводниками должны были быть хозяева тех домов, где остановились король и герцог; бесшумно они могли бы подойти незамеченными через пролом в скале прямо к домам этих двух государей. А поскольку на пути были дозорные, то их предполагалось убить или успеть одновременно с ними подойти к домам. Таким образом, их расчет строился на том, что по дороге их ничего не отвлечет и хозяева проведут их к своим домам, где расположились оба государя. Совершив неожиданное нападение, они бы убили их или же схватили и увели с собой, еще до того как сбегутся люди, благо путь недалекий; а в худшем случае они погибли бы ради выполнения задуманного дела, и смерть была бы для них желанной, ибо гибель, как уже было сказано, грозила им со всех сторон.

Они постановили, кроме того, что весь городской люд с громкими криками выскочит из тех ворот, к которым шла главная улица нашего предместья, и попытается разбить наши силы. Они не оставляли надежды на полную победу и рассчитывали, что при худшем исходе найдут славную кончину. Если бы только они располагали тысячью хорошо вооруженных кавалеристов, их атака завершилась бы победоносно; но и без этого они едва не достигли своей цели.

Как и было решено, 600 франшимонцев прошли через стенные бреши (полагаю, что еще до 10 часов вечера), изловили и перебили большую часть дозорных, среди которых погибли три дворянина из дома герцога Бургундского. И если бы они затем прямо прошли к намеченному месту, не выдав себя, то без труда убили бы обоих государей в постелях. Однако льежцы остановились у палатки нынешнего герцога Алансонского ⁵² и монсеньора де Крана, стоявшей за [77] домом герцога, стали тыкать в нее пиками и убили одного из слуг. Поднялся шум, люди стали хвататься за оружие, вскакивать с постелей. Льежцы бросились от палатки к домам короля и герцога и, подойдя к стоящей рядом с ними риге, где, как я говорил, герцог посадил 300 кавалеристов, стали, словно развлекаясь, с силой бить пиками в отверстия стен, сделанные для выхода. Все дворяне в риге за два часа до этого сняли оружие, чтобы отдохнуть перед завтрашним штурмом, так что льежцы имели дело с почти безоружными людьми (некоторые, заслышав шум у палатки герцога Алансонского, надели кирасы). Те начали отбиваться у отверстия и у дверей и тем самым спасли обоих государей, поскольку именно в этот момент кое-кто из их людей успел схватить оружие и выскочить на улицу.

Я вместе с двумя дворянами спал в маленькой комнатушке герцога Бургундского. Кроме нас, было еще только 12 лучников, стоявших при оружии на часах и игравших в кости, а основной герцогский дозор находился далеко, у городских ворот. Хозяин этого дома подвел отряд льежцев, и они атаковали нас столь неожиданно, что мы едва успели надеть на герцога кирасу и салад ⁵³. Спустившись по лестнице, чтобы выйти на улицу, мы увидели, как лучники защищают от льежцев дверь и окна. На улице стоял сильный шум. Одни кричали: «Бургундия!», другие: «Да здравствует король!» и «Бей их!». Прошло время, достаточное, чтобы дважды прочитать «Pater noster», прежде чем лучники и мы с ними смогли вырваться из дома.

Мы не знали, в каком положении король, и сомневались в том, на чьей он сейчас стороне. Как только мы выскочили из дома с двумя или тремя факелами, то в их свете и свете других факелов увидели сражающихся вокруг нас людей. Но это продолжалось недолго, так как со всех сторон к жилищу герцога сбегались люди. Первым из льежцев был убит хозяин герцогского дома; он не сразу умер, и я слышал его последние слова. Льежцы почти все погибли. Они напали также и на дом короля; хозяин дома проник внутрь и был убит шотландцами, которые показали себя добрыми воинами, ибо ни на шаг не отступили от своего господина, все время отстреливаясь из луков и ранив при этом больше бургундцев, чем льежцев.

Другие горожане вышли, согласно приказу, через ворота, но столкнулись со столь многочисленным дозором, подошедшим туда, что быстро были отброшены назад, не проявив стойкости.

Как только горожане были отбиты, король с герцогом собрались, чтобы обсудить случившееся. Увидев много убитых, они поинтересовались, не их ли это люди. Но среди погибших наших было мало, зато многие были ранены. Нет сомнения, что если бы льежцы не отвлеклись в двух местах, особенно у риги, где им оказали сопротивление, а прямо следовали за своими проводниками, этими двумя хозяевами, то убили бы и короля, и герцога и, полагаю, разгромили бы и всю армию. [78]

Оба сеньора разошлись по своим домам, весьма напуганные этой смелой вылазкой. Сразу же был собран совет, чтобы обсудить вопрос о штурме, назначенном на следующий день. Король очень боялся того, что если герцогу не удастся взять город штурмом, то ему не миновать беды, ибо герцог будет держать его в плену из опасения, что он начнет против него войну, коли будет отпущен. Вот видите, в сколь злополучном положении оказались эти два государя: они никак не могли избавиться от взаимных подозрений, хотя не прошло и 15 дней, как они заключили окончательный мир и торжественно поклялись честно его сохранять. Однако проникнуться доверием друг к другу они оказались неспособны.

ГЛАВА XIII

Чтобы разрешить свои сомнения, король через час после того, как он вернулся в свой дом после той вылазки, о которой я рассказал, пригласил некоторых приближенных герцога, присутствовавших на совете, и спросил у них о принятом решении. Они ему ответили, что было решено штурмовать город на следующий день по ранее принятому плану. Король высказал основательные и весьма разумные опасения, с которыми люди герцога полностью согласились, ибо все они опасались этого штурма ввиду многочисленности горожан и исключительной храбрости, проявленной ими менее двух часов назад, а потому предпочли бы подождать еще несколько дней или пойти с льежцами на мировую. Затем они вернулись к герцогу и изложили ему в моем присутствии все опасения короля и свои собственные, которые они, однако, боясь прогневить герцога, представили как мнение короля. Герцог, охваченный подозрениями, ответил, что король желает спасти льежцев, тогда как успех дела несомненен, поскольку у горожан совсем нет артиллерии и отсутствуют стены, а те, что были восстановлены у ворот, уже разрушены, а потому больше нельзя ждать и откладывать штурм, назначенный на утро; если же королю угодно отправиться в Намюр и переждать там, пока город будет взят, то он, герцог, будет только рад, лишь бы король не уезжал оттуда до окончания дела.

Этот ответ пришелся не по душе всем присутствовавшим, ибо штурма боялись все. Его передали королю, но не в столь резкой форме, а самой почтительной, на какую только были способны. Он выслушал с мудрым спокойствием и сказал, что в Намюр ехать не желает и завтра будет вместе со всеми. По-моему, он лучше бы сделал, если бы этой ночью уехал, ведь у него было 100 лучников из охраны, много дворян его дома и около 300 кавалеристов. Но несомненно, что он не хотел, чтобы его обвинили в трусости, поскольку дело касалось его чести.

В ожидании рассвета все немного отдохнули, не снимая оружия; некоторые исповедались, ибо предстояло опасное дело. Когда рассвело [79] и наступило назначенное для штурма время — восемь часов утра, как я говорил,— герцог приказал произвести выстрел из бомбарды и два выстрела из серпантины, чтобы известить авангард, стоявший с другой стороны и очень далеко от нас (если двигаться, как было уже сказано, по загородной дороге, хотя через город путь был коротким). Там услышали условный сигнал. Все быстро приготовились к приступу. Затрубили герцогские горнисты, и знаменосцы двинулись к стенам, а за ними их отряды. Король стоял в окружении большой свиты: при нем были 300 кавалеристов, его охрана и сеньоры и дворяне его дома.

Когда все мы приготовились к схватке, то обнаружили, что никакой защиты нет, кроме двух или трех дозорных. Все горожане в этот час завтракали, полагая, что по случаю воскресенья их атаковать не станут, и мы во всех домах нашли накрытые столы. Вообще народ немногого стоит, если только у него нет предводителя, которого уважают и боятся; правда, бывают моменты, когда он приходит в ярость и тогда становится страшным.

Перед штурмом льежцы оказались очень ослаблены как из-за людских потерь во время двух вылазок, когда погибли и все их предводители, так и ввиду тяжких трудов, которые они приняли на себя в течение восьми дней, ибо им всем пришлось постоянно нести сторожевую службу, поскольку они со всех сторон были обложены. По-моему, они понадеялись, что в воскресенье смогут отдохнуть, и потому были захвачены врасплох. Как я сказал, с нашей стороны город никто не защищал, а еще менее он был защищен со стороны авангарда, в который входили бургундцы и другие, которых я называл. Они вошли в город раньше нас и убили немного людей, так как весь народ бежал через мост за Мезу, в Арденны, а оттуда в другие безопасные места. Там, где мы проходили, я видел убитыми только двух мужчин и женщину, а всего, я думаю, погибло не более 200 человек, остальные же убежали или попрятались по церквам и домам.

Король ехал довольный, видя, что никто не сопротивляется входящей с двух сторон армии, насчитывавшей, как полагаю, 40 тысяч человек. Герцог проехал вперед и, развернувшись, двинулся навстречу королю и проводил его до дворца ⁵⁴. После этого он сразу же направился к собору св. Ламберта, куда пытались вломиться бургундцы, чтобы захватить пленников и ценности. И хотя к собору были приставлены его люди, они не могли разогнать тех, кто осаждал оба портала. Я видел, как герцог, подъехав туда, собственноручно убил одного человека, после чего все разошлись и собор остался неразграбленным. Но впоследствии все прятавшиеся в нем и все ценности были все же захвачены.

Другие церкви, коих было множество (я слышал от монсеньора де Эмберкура, который хорошо знал город, что там ежедневно служили столько же месс, сколько и в Риме), оказались по большей части разграблены — в них врывались якобы для того, чтобы захватить [80] пленников. Сам я не был ни в одной церкви, кроме собора, но мне об этом рассказывали, и я своими глазами видел следы грабежей. К тому же еще долгое время спустя папа угрожал отлучением всем, кто имеет что-либо из городской церковной утвари и не возвращает ее, а герцог рассылал специально людей по всем своим землям, чтобы выполнить распоряжение папы.

Когда город был взят и к полудню разграблен, герцог вернулся во дворец. Король к тому времени уже отобедал; с радостным видом по случаю победы он за обедом восхвалял великую храбрость и мужество герцога, надеясь, что его слова будут ему переданы, и тая в душе лишь одно желание — вернуться в свое королевство. После обеда король радушно встретил герцога и еще более стал превозносить его деяния, что доставило герцогу большое удовольствие.

Говоря о несчастном народе, бежавшем из города, хочу подтвердить свои слова, сказанные в начале этих воспоминаний, относительно бед, постигающих людей после проигранной битвы или другого, более мелкого поражения. Эти несчастные бежали через Арденны с женами и детьми. Один рыцарь из тех, что жили в этой области, державший сторону Льежа до последнего часа, напал на большую группу беженцев, чтобы заслужить милость победителя, и написал об этом герцогу Бургундскому, преувеличив число убитых (хотя погибло действительно много народу), и тем самым добился прощения. Другие горожане бежали в город Мезьер на Мезе, что на территории королевства. Двое или трое руководителей этих групп были схвачены, в том числе некий Мадуле, и приведены к герцогу, который приказал их казнить. Много людей тогда погибло и от голода, холода и усталости.

ГЛАВА XIV

Через четыре или пять дней после захвата Льежа король начал убеждать людей из окружения герцога, которых считал своими друзьями, помочь ему добиться разрешения на отъезд. Обратился он и к герцогу, сказав с мудрой осторожностью, что если герцог нуждается в нем, то пусть его не щадит, а если нет, то ему хотелось бы отправиться в Париж и публично утвердить их договор в парламенте.

Таков обычай во Франции — все соглашения утверждать в парламенте, без чего они не имеют силы ⁵⁵. Но власть королей при этом все же велика.

Кроме того, король предложил герцогу следующим летом встретиться в Бургундии и провести в свое удовольствие целый месяц. Герцог в конце концов на все согласился, хотя и роптал потихоньку, и пожелал, чтобы мирный договор был снова зачитан перед королем, дабы узнать, не раскаивается ли он в его подписании, и предложить ему исправить его по своему желанию. Он также извинился перед [81] королем за то, что увлек его за собой в Льеж, и попросил включить в договор статьи о возвращении монсеньорам дю Ло, д'Юрфе и Понсе де Ривьеру тех земель и должностей, которые они имели до войны.

Просьба пришлась не по душе королю, поскольку это были не его сторонники и служили они не ему, а его брату монсеньору Карлу, а потому он не склонен был распространять на них условия договора. Он ответил, что согласен, но при условии, что герцог сделает такую же уступку в пользу монсеньоров де Невера и де Круа. Ответ был мудрым, ибо герцог сразу же умолк. Он настолько ненавидел этих людей и так много у них отнял, что никогда бы не дал на эта согласия. Что касается других пунктов, то король сказал, что ничего не желает изменять и подтверждает все, в чем поклялся в Перонне.

Таким образом, разрешение на отъезд было получено, герцог отпустил короля и примерно пол-лье сопровождал его. При расставании король спросил: «А если вдруг мой брат, который сейчас в Бретани, будет недоволен уделом, который я ему из любви к Вам выделил? Как мне тогда, по-Вашему, поступить?». Герцог, не подумавши, ответил: «Если он не захочет его брать, то удовлетворите его сами; я полагаюсь на вас обоих». Этот разговор, как Вы позднее услышите, имел важные последствия. Итак, король, к своей радости, уехал, и его провожали до границ герцогских земель монсеньеры де Корд и д'Эмери, а также великий бальи Эно.

Герцог остался в городе. Он поистине жестоко обошелся с его жителями в наказание за насилия, учиненные ими над герцогскими подданными, и за то, что со времен его деда они никогда не соблюдали данных обещаний и заключенных соглашений. Шел уже пятый год, с тех пор как герцог впервые лично посетил город и заключил с его жителями мирное соглашение, которое они ежегодно нарушали. В течение многих лет они были также отлучены от церкви из-за того, что яростно враждовали со своим епископом, но на все распоряжения церкви по этому поводу они всегда отвечали дерзостью и неповиновением.

Как только король уехал, герцог решил отправиться с небольшой группой людей во Франшимон, высокогорный лесной район чуть дальше Льежа. Оттуда родом были лучшие льежские воины, и именно они совершили те вылазки, о которых я выше рассказал. Накануне его отъезда утопили большое число несчастных горожан, схваченных в домах, где они прятались во время штурма. Кроме того, было решено сжечь этот густонаселенный город, запалив его с трех концов. Для этого, а также чтобы уберечь от огня церкви, выделили три или четыре тысячи пехотинцев из жителей области Лимбург, которые были соседями льежцев, говорили на том же наречии и имели почти такие же обычаи.

В первую очередь был разрушен большой мост через Мезу, а затем было приказано взять под охрану дома каноников вблизи [82] собора, дабы тем было где жить и отправлять службу. Такой я приказ был отдан в отношении других церквей. Сделав это, герцог выехал во Франшимон. Едва он оказался за городом, как запылали дома на том берегу реки, где он, проехав четыре лье, стал лагерем Ужас охватывал, когда ночью доносился шум обваливавшихся и рушившихся домов; на расстоянии четырех лье все слышно было там будто мы находились в самом городе. Не знаю, то ли ветер способствовал этому, то ли наше местоположение у реки ⁵⁶.

На следующий день герцог тронулся дальше, а оставшиеся в городе продолжали его разрушать, как им и было приказано; сохранены были только все или почти все церкви и более 300 домов церковнослужителей. Благодаря этому город быстро вновь заселился-народ вернулся к своим пастырям.

Из-за сильных холодов и морозов большая часть людей герцог вынуждена была продвигаться во Франшимон пешком ⁵⁷. В это земле — одни деревни, а укрепленных городов нет. Герцог провел пять или шесть дней в небольшой долине, в деревне Поллер. Армию он разделил на две части, чтобы быстрее опустошить страну, и приказал сжечь все дома и разрушить все имевшиеся в области кузницы, благодаря которым жители и добывали главным образом средства к существованию. Людей преследовали по густым лесам, где они попрятались со своим имуществом, многих убили или взяли в плен, так что добыча кавалеристов была богатой.

Мороз творил невероятные вещи. Я видел одного дворянина с отмерзшей ногой, которой он уже не владел, и одного пажа, у которого отвалились два пальца на руке. Видел я там и замерзшую женщину с новорожденным младенцем. В течение трех дней вино, которое в войске герцога раздавали всем желающим, рубили топором, ибо оно замерзло в бочках, и этот лед, расколотый на куски люди уносили в шапках или корзинках, как им было угодно. Я рассказал бы и о многих других удивительных вещах, но долго писать. Голод вынудил нас через восемь дней поспешно бежать оттуда Герцог отправился в Намюр, а затем в Брабант, где его хорошо приняли.

ГЛАВА XV

Король, расставшись с герцогом, с радостью вернулся в королевство, но пока не стал ничего предпринимать против герцога в отместку за его обращение с ним в Перонне и Льеже; кажется, он терпеливо выжидал момента. Однако позднее, хоть и не очень скоро между ними вспыхнула большая война, причиной чего было отнюдь не то, о чем я выше сказал (хотя это и могло способствовать ее началу), поскольку заключенный мир почти полностью повторил условия мира, подписанного королем в Париже. Но герцог Бургундский по совету приближенных пожелал расширить границы своих владений, [83] а затем в ход были пущены кое-какие уловки, чтобы рассорить его с королем, и об этом я еще расскажу.

Монсеньор Карл Французский, единственный брат короля, бывший ранее герцогом Нормандским, получив известие о договоре, заключенном в Перонне, и об уделе, который он должен был получить, сразу же стал умолять короля, дабы тот соблаговолил выполнить договор и передать ему обещанные земли. Король направил к нему своих людей для переговоров, и началось хождение послов туда и обратно. Герцог Бургундский также отправил послов к монсеньору Карлу, чтобы они убедили его не принимать никакого ругого удела, кроме Шампани и Бри, выделенного ему его стараниями, и чтобы дали ему понять, какую любовь герцог проявил к нему в то время, когда был им покинут, ибо герцог не пожелал следовать его примеру и даже распространил мирный договор на герцога Бретонского как на своего союзника ⁵⁸. Помимо того, он велел объяснить ему, что расположение Шампани и Бри выгодно им обоим и что если король вдруг нападет на него, то на следующий же день он получит помощь из Бургундии, так как она лежит по соседству, и что этот удел принесет ему большие доходы, поскольку там взимается талья и эд ⁵⁹, а король никаких прав не имеет, кроме сюзеренитета и права апелляционного суда. Но монсеньор Карл, хотя ему было 25 лег или более ⁶⁰, самостоятельно ничего или почти ничего не предпринимал, во всех делах им руководили и направляли его другие люди.

Так прошла зима (король уехал от нас, когда она была уже в разгаре), а переговоры по поводу этого удела все еще продолжались, поскольку король ни за что не соглашался отдать обещанные земли, не желая, чтобы его брат и герцог оказались столь близкими соседями, и уговаривал брата взять Гиень с Ла-Рошелью, что составляло почти всю Аквитанию. Этот удел стоил несравненно больше, чем Бри с Шампанью. Но монсеньор Карл боялся не угодить герцогу Бургундскому и того, что если он примет предложение короля, а тот не сдержит своего слова, то он потеряет и друга, и удел и окажется ни с чем.

Король, который в проведении подобных переговоров был самым искушенным из всех государей той поры, понял, что только потеряет время, если не привлечет на свою сторону тех, кто пользовался доверием брата. И он обратился к Оде д'Эди сеньору де Лекену, впоследствии ставшему графом Комменжа, который родился в Гиени и там же женился, с просьбой убедить своего господина принять этот удел, который был намного больше того, что тот требовал; от этого выиграл бы и брат, с которым они стали бы добрыми друзьями и жили бы, как подобает братьям, и его слуги, а особенно он, Оде Д'Эди. Король уверял, что не может быть и сомнения в том, что он передаст брату эту область во владение. Таким манером монсеньор Карл был побежден и принял в удел Гиень, к большому неудовольствию герцога Бургундского и его послов, присутствовавших при этом. [84]

А причина, по которой были арестованы кардинал Балю, епископ Анжерский и епископ Верденский,— в том, что кардинал писал монсеньору Карлу Гиенскому, убеждая его не брать никакого другого удела, кроме того, что был обеспечен ему герцогом Бургундский по миру в Перонне, выполнять который король клятвенно обещал при кардинале; кардинал высказывал также ряд опасений, которые необходимо было принять во внимание, а это шло вразрез желаниями и намерениями короля ⁶¹.

Таким образом, в 1469 году монсеньор Карл стал герцогом Гиенским, получив прекрасные владения — область Гиень с губернаторством Ла-Рошель. Он в то время встретился с королем, и они долгое время провели вместе.

Комментарии

1 Льежская область (епископство) была частью Священной Римской империи и Бургундскому дому не принадлежала. Но бургундские герцоги постоянно предпринимали усилия, чтобы включить ее в состав своих владений, чем и объясняется вражда жителей области, особенно двух ее наиболее крупных городов — Льежа и Динана, к герцогам и их подданным, в частности к жителям Намюрского графства, на территории которого находился город Бувинь. Вражда особенно обострилась после того, как при содействии Филиппа Доброго льежским епископом в 1456 г. был избран Людовик Бурбон, который фактически передал управление областью в руки герцога. В этой борьбе льежцев за сохранение своей независимости король Людовик XI оказывал им всяческую поддержку. См.: Kurth С. La cite de Liege au Moyen Age. P., 1910, t. III.

2 Праздник рождества богородицы — 7 сентября.

3 Кулеврина — огнестрельное оружие. В XV в. кулевринами называли и легкие орудия небольшого калибра, переносившиеся обычно на руках (именно такие кулеврины имеет в виду Коммин), и тяжелые.

4 Филипп Добрый умер 16 августа 1467 г.

5 Коммин преувеличивает длительность борьбы короля с феодальной оппозицией. Эта борьба фактически закончилась с гибелью Карла Смелого в 1477 г.

6 Коммин имеет в виду войну Алой и Белой роз.

7 Иначе говоря, такое положение дел, каким оно было до войны Роз.

8 Коммин явно завысил численность подошедших войск.

9 По другим источникам, погибло от трех до четырех тысяч льежцев Битва при Брюстеме произошла 28 октября 1467 г.

10 В действительности де Конте умер в Брюсселе 19 декабря 1467 г.

11 См. примеч. 1 к книге четвертой

12 Рэз де Линтер был агентом Людовика XI и состоял у него на жаловании.

13 Коммин различает только два времени года — зиму и лето, и поэтому ноябрь, когда происходят описываемые здесь события, для него разгар зимы.

14 Карл пожелал совершить триумфальный въезд в город в качестве победителя, поэтому приказал снести часть стены и засыпать ров.

15 Коммин ошибается. То, что он пишет о Генте, имело место не в 1467, а в 1469 г.

16 По условиям мира в Гавере (1453 г.), которым завершилась война герцога Филиппа Доброго с Гентом, у города были отняты почти все его вольности.

17 Под «буржуа» Коммин здесь имеет в виду городской патрициат, состоявший из богатой торгово-ростовщической верхушки. Нотабли — у Коммина, видимо, наиболее влиятельные представители патрициата.

18 Льежцы не были подданными герцога, поскольку их область входила в состав империи и подлежала управлению выборного епископа.

19 Эшевены были городскими судьями с административными и полицейскими функциями. Порядок назначения и выборов эшевенов, о котором говорит Коммин, был установлен в Генте в 1301 г.

20 На Льежскую область был наложен интердикт в 1461 г. О вражде льежцев с бургундскими герцогами и своим епископом Людовиком Бурбоном, выбранным вопреки их воле, см. примеч. 1 к книге второй.

21 Жан Балю был в описываемое Коммином время одним из наиболее доверенных лиц короля. При помощи короля в 1464—1467 гг. сделал быструю духовную и политическую карьеру, став членом королевского совета, советником Парижского парламента, епископом Анжерским и кардиналом. См. о нем: Forgeot Н. Jean Balue cardinal d'Angers. P., 1895.

22 Герольды обычно именовались в соответствии с географическими названиями.

23 Карл Французский — брат короля, герцог Нормандский. Королевские дети считались «детьми Франции», отсюда и их титулатура.

24 Крест св. Андрея был символом Бургундского дома.

25 Коммин имеет в виду, что у них на одежде был крест св. Андрея.

26 Людьми длинной мантии назывались чиновники, прежде всего парламентские.

27 Коммин относит Льежскую область к Германии, потому что она входила в состав империи.

28 Коммин хочет сказать, что льежцы, вспоминая о мирном договоре с Карлом Смелым, успокаивали себя мыслью, что поскольку они выступили только против епископа, а не против герцога, то договора они не нарушили и у герцога не может быть повода для репрессий.

29 В Пероннской башне умер от болезни (но не был убит) король Карл Простоватый (929 г.), попавший в плен к графу Герберту де Вермандуа.

30 Встреча Людовика XI с Генрихом IV Кастильским имела место в апреле 1463 г. Французский король выступил на ней в качестве арбитра в споре Кастилии и Арагона из-за Каталония и Наваррм. Восставшая против арагонского короля Хуана II Каталония признала своим сеньором кастильского короля, отчего и возник спор.

31 Великим магистром ордена Сант-Яго был в это время граф Ледесма, но Коммин имеет в виду дона Хуана Пачеко, который стал великим магистром позднее. Архиепископом Толедским был дон Алонсо Карильо д'Акуньа.

32 Королева Арагона Хуана, вторая жена Хуана II Арагонского, мать Фердинанда Арагонского.

33 По соглашению, выработанному Людовиком XI, Каталония и Наварра оставались за Арагоном, но Кастилии передавалась часть территории Наварры (Эстелла и др.). Когда Каталония с Барселоной восстала против Арагона, Людовик XI по договору 1462 г. предоставил Арагонскому королю военную помощь для подавления восстания. За это он получил во временное владение, до погашения Арагоном своего долга за оказанную помощь, Руссильон и Сердань. Борьбу за эти земли, население которых оказало вооруженное сопротивление французской оккупации, чем стремился воспользоваться Арагон, чтобы вернуть их, не погашая долга, и имеет в виду Коммин, когда говорит о вспыхнувшей между Францией и Арагоном войне.

34 Встреча Фридриха III с Карлом Смелым в Трире произошла в сентябре — ноябре 1473 г. На ней Карл добивался от императора королевского титула и уступки ему четырех епископств — Льежа, Утрехта, Камбре и Турне, обещая взамен выдать замуж за его сына Максимилиана свою единственную дочь и наследницу, Марию. Фридрих III отказал герцогу во всех его притязаниях.

35 О военном столкновении Карла Смелого с силами империи под Нейсом Кеммин подробно говорит в гл. I книги четвертой.

36 О встрече бургундского герцога с Эдуардом IV речь идет в гл. VI книги третьей.

37 Эдуард имел бургундский орден Золотого Руна, а Карл — английский орден Подвязки.

38 Встреча Карла Смелого с пфальцграфом Фридрихом I произошла в феврале 1467 г.

39 Встреча в Аррасе в марте-апреле 1469 г.

40 Мирный договор, заключенный в 1474 г. между швейцарцами и Сигизмундом Австрийским при активном содействии Людовика XI, развязал руки швейцарцам в их успешной борьбе с Карлом Смелым, о которой Коммин будет обстоятельно говорить ниже.

41 Граф Варвик посетил герцога Карла в апреле 1469 г.

42 О свидании в Пикиньи Коммин детально рассказывает в гл. Х книги четвертой.

43 Раздать деньги король поручил кардиналу Балю, но тот из данных ему 15 тысяч экю половину оставил себе. Коммин из этих денег не получил ничего и был, конечно, обижен. Именно он оказался тем другом, который сообщил позднее королю о том, сколь дурно кардинал выполнил поручение.

Поиск по сайту: