Письмо папе Льву Х 31 страница

Затем мне показали арсенал, расположенный там, где они держат свои галеры и производят все необходимое для флота, и этот арсенал представляет собой самую удивительную ныне вещь на свете; но и в былые времена он был таковым.

Я пробыл там восемь месяцев, освобожденный от всех расходов, как и другие послы. И скажу Вам, что, по моему разумению, венецианцы столь мудры и настолько склонны усилить свою Синьорию, что когда они займутся этим, то их соседи проклянут этот час. Ибо венецианцы как никто хорошо понимали, что им нужно для защиты и обороны, и в то время когда король был в Италии, и позднее; и они по сю пору воюют с ним, расширяя свои владения за счет взятых в залог семи или восьми городов Апулии, которые неизвестно когда вернут. Когда король вошел в Италию, они не могли поверить, что он так легко и быстро берет города, ибо для них это было необычно; почему впоследствии и они, и другие в Италии стали строить и строят много крепостей.

Они не спешат расширять свои владения, как римляне, ибо не столь доблестны, и никто из них, в отличие от римлян, не отправляется воевать на материк, за исключением их проведиторов и казначеев, которые сопровождают капитанов, дают им советы и обеспечивают всем необходимым войско. Но все войны на море велись их собственными дворянами в качестве военачальников и капитанов галер и нефов и другими их подданными. Однако благодаря тому, что они лично не служат в сухопутных армиях, у них нет таких храбрых и доблестных людей, которые стремились бы к власти, как бывало в Риме, и поэтому они у себя в городе не знают гражданских смут, а это их самое большое богатство, какое только я вижу. И здесь они все прекрасно предусмотрели: у них ведь нет народных трибунов, которые у римлян были отчасти причиной разладов, поскольку народ не пользуется у них никаким доверием и никуда не приглашается, а все должности занимают дворяне, за исключением секретарских. Кроме того, большая часть народа у них — из иноземцев. [308] Они хорошо знают по Титу Ливию о всех ошибках, совершенных римлянами, поскольку изучают его историю и хранят его останки во дворце Падуи ⁸⁵. И на основании этих и других соображений я говорю еще раз, что они — на пути к величию.

ГЛАВА XIX

Нужно, однако, рассказать о моей миссии, заключавшейся в том, чтобы принести благодарность за добрые ответы, данные двум служителям короля, которые ранее посетили Венецию, и в том, чтобы получить согласие венецианцев на продолжение нашего похода, поскольку это было еще до того, как король вышел из Асти. Поэтому я напомнил им о прежних долговременных союзах между королями Франции и ими; более того, я предложил им Бриндизи и Отранто на условии их возвращения в случае, если им взамен будут даны лучшие земли в Греции. Они же произносили самые прекрасные слова о короле и его делах, поскольку не верили, что он пойдет дальше, а в ответ на мои предложения сказали, что они — друзья и слуги короля и не хотят, чтобы он покупал их любовь. Поэтому король не удерживал эти города и добивался, чтобы венецианцы вступили в войну на его стороне, чего они совсем не желали делать

У венецианцев были также послы из Неаполя, которые ежедневно умоляли их о помощи, предлагая все что угодно, но, как признавался король Альфонс, правивший в то время, они потерпели неудачу, хотя и убеждали, что Венеция окажется в опасности, если наш король возьмет верх. Турок тоже прислал немедленно своего посла, которого я несколько раз видел; по наущению одного папского представителя он угрозами пытался заставить венецианцев объявить войну нашему королю. Они всем давали благоприятные ответы, ибо вначале не испытывали никакого страха перед нами и только смеялись. Кроме того, герцог Миланский передал им через своего посла, чтобы они ни о чем не заботились, ибо он-де знает способ, как спровадить короля назад так, чтобы у него ничего не осталось в Италии; то же самое он передал и Пьеро Медичи, как рассказывал мне этот последний.

Но когда они и герцог Миланский увидели, что король получил в свои руки города флорентийцев, особенно Пизу, то они прониклись страхом и заговорили о том, чтобы помешать его походу. Совещались они долго, а тем временем король продвигался все дальше: и ходили послы от одних к другим. Король Испании тоже начал бояться за острова Сицилию и Сардинию, а король римский проникся завистью, поскольку ему внушали опасения насчет имперской короны, и заявил, что король намерен ее захватить и просит уже об этом папу, хотя это была неправда.

Из-за своих опасений оба эти короля направили большие посольства в Венецию, когда я находился там. Король римский, бывший [309] их соседом, послал четырех человек: епископа Тридентского ⁸⁶, который был главным, двух рыцарей и одного доктора. Им был оказан большой почет, предоставлены хорошо устроенные жилища, как и мне, на расходы выдано по 10 дукатов в день и бесплатно кормили их лошадей, оставленных в Тревизо. Вскоре прибыл и один очень благородный рыцарь из Испании ⁸⁷, хорошо одетый и с большой свитой, которого также приняли с большим почетом и освободили от всех расходов. Герцог Миланский, кроме своего постоянного посла, прислал еще епископа Комо и мессира Франческо Бернардино Висконти.

И начались тайные ночные совещания, ведшиеся вначале через секретарей; но никто, особенно герцог Миланский и венецианцы, не осмеливался еще публично выступить против нашего короля, ибо неизвестно было, удастся ли создать лигу, о которой стоял вопрос. Меня посетили послы Милана, принесли письмо от своего господина и сказали, что приехали потому, что венецианцы прислали еще двух послов в Милан, а так как миланцы обычно держат в Венеции только одного посла, то следовало прислать в ответ и других; но это была ложь, ибо все они собрались, чтобы организовать лигу против короля, однако столько стариков не могут быстро прийти к согласию.

Затем эти послы спросили меня, не знаю ли я, кто прибыл в качестве послов Испании и римского короля, чтобы они могли известить своего господина. Я был уведомлен из нескольких мест, как слугами послов, так и другими, что посол Испании переодетым проехал через Милан и что немцами руководил герцог Миланский. Я знал также, что неаполитанский посол постоянно передает пакеты с письмами, приходящие из Неаполя, и было все это до того, как король покинул Флоренцию ⁸⁸. Я расходовал много денег, чтобы быть осведомленным, а средствами я располагал большими; поэтому я знал о первоначальном содержании статей их договора, которые еще не были согласованы, поскольку венецианцы очень медлительны в таких делах. По этой причине, видя, что лига вот-вот будет создана, я не желал больше делать вид, будто ничего не знаю, и сказал миланским послам, что если они прибегают к столь странным приемам, то я намерен указать на то, что король вовсе не желает терять дружбу герцога Миланского, если только есть средство ее сохранить; и что я, как слуга короля, не хочу допустить и извинить того, что они, возможно, отправляют герцогу, своему господину, неблагоприятные донесения; и что я уверен в плохой осведомленности герцога, которому следует хорошо подумать, прежде чем терять признательность короля за его былые услуги; и что короли Франции никогда не проявляли неблагодарности, и какие бы слова ни были произнесены, взаимную любовь терять совсем не стоит, ибо она весьма полезна для обеих сторон. Я просил их соблаговолить высказать то, что их тревожит, дабы известить об этом короля, пока не случилось чего-либо непоправимого. Но они все заверили меня, произнеся великие клятвы, что не имеют никаких подобных намерений, [310] и при этом лгали, поскольку приехали, чтобы обсудить вопрос о создании лиги.

На следующий день я направился в Синьорию, чтобы переговорить об этой лиге и высказать то, что считал необходимым в такой ситуации. Среди прочего я сказал им, что по союзному договору с нынешним королем и с его отцом, покойным королем Людовиком ни одна из сторон не может поддерживать врагов другой, поэтому они не могут, не нарушая обещания, вступать в лигу, о которой идет речь. Они попросили меня выйти, а затем, когда я вернулся, дож сказал мне, что не следует верить всему, что говорят в городе, ибо каждый волен говорить что угодно; и что они и в мыслях не держали создавать лигу против короля и не слышали о ней никогда, но, напротив, желают организовать лигу, объединяющую нашего короля, двух других королей и всю Италию против Турка, так чтобы каждый нес свою долю расходов, а если кто-либо в Италии не пожелает вносить положенной ему доли, то чтобы король и другие принудили его к этому силой. И они предложили заключить соглашение, по которому король получил бы определенную сумму денег наличными, а они помогли бы ему продвигаться дальше и взяли бы в залог города Апулии — те, которые они сейчас держат; кроме того, король был бы признан, с согласия папы, главой Неаполитанского королевства, и получал бы ежегодно некую сумму денег, и держал бы три города. Если бы господу было угодно, чтобы король пожелал тогда прислушаться к моим предупреждениям!

Я ответил, что не осмеливаюсь заключать такое соглашение, и просил их не торопиться с созданием этой лиги, сказав, что напишу обо всем королю; я обратился к ним с просьбой, которую обращал и к другим, высказать мне все их тревоги, не умалчивая ни о чем, в отличие от миланских послов. И они пожаловались на то, что король удерживает папские города, а еще более на то, что удерживает флорентийские, и особенно Пизу, сказав, что король не раз письменно заявлял, в том числе и им, о своем желании получить в Италии одно лишь Неаполитанское королевство и потом двинуться на Турка, тогда как сейчас он хочет захватить в Италии все, что возможно, и ничего не имеет против Турка. Еще они сказали, что монсеньор Орлеанский, оставшийся в Асти, внушает страх герцогу Миланскому, ибо его люди очень угрожающе себя держат; под конец они обещали мне ничего нового не предпринимать, пока я не получу ответа от короля или же пока не истечет время, необходимое для его получения, проявив при этом больше чести, чем герцог Миланский. Я известил обо всем короля и получил холодный ответ. И с этого времени они стали открыто собираться каждый день, поняв, что их замысел раскрыт.

Тем временем король был еще во Флоренции, и если бы ему оказали сопротивление в Витербо, на что венецианцы надеялись, то они послали бы туда людей, как и в Рим, если бы король Ферранте остался в нем; они и помыслить не могли, чтобы он бросил Рим, [311] и, когда узнали об этом, начали испытывать страх. Послы обоих королей всячески торопили их с заключением соглашения, угрожая в противном случае уехать из Венеции, поскольку они провели в ней уже четыре месяца. Они каждый день ходили в Синьорию. Я делал все возможное, ибо понимал, что если лига будет создана, то наш поход и обретенная благодаря ему великая слава обратятся в дым. Но венецианцы еще надеялись, что королю будет оказано сопротивление у Сан-Джермано и что туда будут стянуты все силы Неаполитанского королевства, как оно и было.

ГЛАВА XX

Узнав, что Сан-Джермано оставлен и король вошел в Неаполь, они послали за мной и сообщили мне эти новости, делая вид, будто рады им. Они сказали, однако, что неаполитанский замок хорошо защищен, и я видел, что они питают надежду, что он устоит. Они дали согласие на то, чтобы неаполитанский посол набрал в Венеции людей и отправил их в Бриндизи, но тем временем, пока решался вопрос о лиге, их послы сообщили, что замок сдался. Они вновь послали утром за мной, и я застал человек 50 или 60 в комнате дожа, который был болен желудком; он передал мне эту новость с радостным лицом, но, кроме него, никто в этом собрании не способен был притвориться радостным. И одни сидели у подножия скамей, подперев головы руками, другие — в иных позах, но все явно опечаленные. Думаю, что даже когда в Рим пришло известие о проигранной Ганнибалу битве при Каннах, то и тогда сенаторы не были так напуганы и потрясены. Никто, кроме дожа, не взглянул на меня и не произнес ни одного слова, и меня это весьма удивило. Дож спросил у меня, намерен ли король сдержать то, что обещал им; и я всячески заверил их, что так оно и будет, и объяснил, каким путем можно сохранить добрый мир, предложив свои услуги в надежде избавить их от подозрений; затем я ушел.

Переговоры о лиге не были еще завершены, и немцы, недовольные этим, хотели уехать. Герцога Миланского приходилось упрашивать по поводу не знаю уж какой статьи ⁸⁹, но тем не менее он велел своим людям согласиться на все, так что в итоге договор о лиге был спешно заключен ⁹⁰. Пока они этим занимались, я постоянно извещал обо всем короля, торопя его принять меры, чтобы либо остаться в королевстве, изыскав побольше денег и набрав как можно больше пехотинцев, либо тронуться в обратный путь, оставив в главных городах сильные гарнизоны, и сделать это, пока еще не собрались его противники. Я также предупредил монсеньора Орлеанского, который находился в Асти лишь с людьми своего дома, чтобы он разместил там солдат, поскольку, как я его убеждал, он скоро подвергнется нападению. А монсеньору де Бурбону, оставшемуся во Франции регентом вместо короля, написал, чтобы он срочно послал [312] людей для защиты Асти, ибо если бы этот город был потерян, то из Франции было бы невозможно доставить королю помощь. Еще я известил маркизу Монферратскую, которая была врагом герцога Миланского и проявляла большую благосклонность к нам, чтобы она в случае необходимости помогла монсеньеру Орлеанскому людьми, поскольку с потерей Асти потеряны были бы и маркизаты Монферрат и Салуццо.

Договор о лиге был заключен поздно вечером. А утром, ранее, чем обычно, меня вызвали в Синьорию. Дож сказал мне, что во славу святой троицы заключен союз между нашим святым отцом, папой, королями римским и кастильским, венецианцами и герцогом Миланским с троякой целью: во-первых, чтобы защитить христианский мир от Турка; во-вторых, для защиты Италии; и в-третьих, чтобы сохранить их государства. Об этом я должен был известить короля. Их собралось там очень много, около сотни или более человек, и все гордо стояли с высоко поднятыми головами, совсем непохожие на тех, какими они были в тот день, когда сообщили мне о падении неаполитанского замка. Дож сказал также, что написал своим послам при короле, чтобы они простились с ним и вернулись назад. Одного из них звали мессиром Антонио Лоредано, а другого — мессиром Доменико Тревизано.

У меня сжалось сердце, и я очень испугался за короля и всех его спутников, полагая, что военная готовность лиги большая, чем была в действительности, поскольку они сами мне это внушили. Я боялся, что немцы уже готовы выступить, и если бы это было так, то королю не удалось бы выбраться из Италии. Я решил, будучи разгневан, не говорить многого, но они вынудили меня выйти на поле ристалища, и я сказал, что еще вчера вечером известил об этом короля, как делал неоднократно и ранее, и что он сам писал мне об этом, уведомленный о готовящемся заключении договора из Рима и Милана. Дож переменился в лице от удивления: как это я говорю, что писал об этом накануне вечером, если во всем мире нет людей более скрытных, чем они, и нигде заседания советов не обставлены такой секретностью, а людей часто заключают в тюрьму по одному лишь подозрению в разглашении тайны. Но именно поэтому я и сказал им так. Кроме того, я заявил, что написал уже и монсеньеру Орлеанскому, и монсеньеру де Бурбону, чтобы они разместили в Асти людей, надеясь этим задержать их наступление на Асти, и если бы они были готовы настолько, насколько думали и похвалялись, они без труда взяли бы Асти, ибо город был плохо защищен и в таком положении оставался еще долгое время спустя.

Они принялись убеждать меня, что не имеют ничего против короля, но хотят защитить себя от него, ибо он злоупотребил данным им обещанием овладеть одним лишь Неаполитанским королевством, а затем пойти против Турка, проявив совсем другое намерение — разгромить герцога Миланского и флорентийцев и захватить земли церкви. На это я ответил, что короли Франции всегда содействовали [313] возвышению церкви, приумножению ее богатств и всегда защищали ее; и что нынешний король будет скорее делать то же самое, нежели притеснять церковь; и что ими движут совсем не эти побуждения, а желание посеять смуту в Италии и извлечь из этого выгоду для себя; и что я уверен в том, что они именно так и поступят. Им не понравились эти мои слова, как мне передали; но из того, что они овладели городами Апулии, взятыми ими в залог за оказанную королю Ферранте помощь против нас, всем стало ясно, что я сказал правду.

Я встал, чтобы уйти. Они меня вновь усадили, и дож спросил, не намерен ли я приступить к переговорам о мире, поскольку накануне я завел об этом речь. Но тогда я поставил условием начала переговоров о мире отсрочку на 15 дней образования лиги, дабы я успел написать королю и получить ответ.

Когда все было сказано, я вернулся к себе. А они пригласили послов, сходившихся один за другим, и когда я выходил с их собрания, то встретил неаполитанского посла, в красивой новой одежде и радостного, на что были причины, ибо для него создание лиги было великим событием.

После обеда все послы членов лиги отправились кататься на лодках, что было одним из развлечений в Венеции; и у каждого посла количество лодок соответствовало числу сопровождающих лиц и размеру выплачиваемого Синьорией содержания; а всего было около 40 лодок, украшенных штандартами с гербами хозяев. Все это общество с множеством музыкантов проехало мимо моих окон. Послы Милана, по крайней мере один из них, который многие месяцы составлял мне компанию, сделали вид, будто меня уже не узнают. В течение трех дней ни я, ни мои люди не выходили в город, хотя ни разу ни обо мне, ни о ком из моих людей не было сказано бранного слова. Вечером был устроен великолепный праздник, зажжены огни на колокольнях и множество фонарей на посольских домах и произведен артиллерийский салют. Около 10 часов вечера я сел на крытую лодку и проехался вдоль берегов посмотреть праздник, в особенности вдоль посольских домов, где пировали и гуляли.

Но в этот день еще не было оглашения договора и большого празднества, поскольку папа попросил подождать несколько дней, чтобы сделать это в воскресенье, накануне пасхи, которое они называли оливковым воскресеньем. Он хотел, чтобы каждый государь и послы там, где будет оглашение, несли в руках оливковую ветвь, которую они считали символом мира и союза, и чтобы в Испании и Германии договор был обнародован в один и тот же день. В Венеции по этому случаю по земле настелили деревянную дорогу, красиво обитую, как они это делают на праздник Тела господня, и она вела от дворца до конца площади Сан-Марко. После мессы, которую служил папский посол, отпустивший грехи всем присутствующим на оглашении договора, они, члены Синьории и послы, все хорошо одетые, прошли процессией по этой дороге; многие, во всяком случае [314] немцы, были в платьях из малинового бархата, который им выдала Синьория, а все их слуги были в новых, но очень коротких одеждах. По возвращении процессии были показаны мистерии и в лицах изображены Италия, а затем все короли и государи и королева Испанская. Тогда же они огласили договор у порфирового камня, где у них всегда происходят оглашения. За всем этим украдкой наблюдал из окна турецкий посол, который было уже отправился домой, но они пожелали, чтобы он остался и посмотрел это празднество; а ночью он пришел поговорить со мной при содействии одного грека и пробыл в моей комнате почти четыре часа; он очень желал установления дружбы между своим господином и нами.

Я дважды получил приглашение на это празднество, но отказался. В городе я еще оставался месяц, и обращение со мной было столь же хорошим, как и раньше; а затем по требованию короля и с их разрешения я уехал ⁹¹ и в полной безопасности и за их счет был доставлен до Феррары. Герцог Феррарский выехал мне навстречу и в течение двух дней радушно принимал меня, избавив от расходов, и так же поступил мессир Джованни Бентивольо в Болонье. А туда за мной приехали флорентийцы, и я направился во Флоренцию дожидаться короля, к рассказу о котором я сейчас и возвращаюсь.

Комментарии

1 Король выступил из Вьенна 22 августа 1494 г. и вернулся во Францию, перейдя границу, 23 октября

2 Этьен де Век был уроженцем Дофине, а не Лангедока. Он действительно являлся одним из главных инициаторов итальянского похода.

3 Гийом Брисоне, сын купца, мэра г. Тура, был генеральным сборщиком финансов Лангедока с 1483 г. В ведении генеральных сборщиков были экстраординарные доходы королевства (талья, эд и др.). Ординарные же доходы (доходы с королевского домена) собирались казначеями. О колебаниях Брисоне в отношении похода в Италию Коммин пишет в V гл. данной книги.

4 Заем был сделан на чрезвычайно тяжелых условиях — уплаты 14% во время каждой ярмарки, которые проводились через четыре месяца, что в общем составляет 42% годовых! (см. конец главы V данной книги).

5 Рене Лотарингский был внуком короля Рене Сицилийского по своей матери. Иоланде, которая все отцовское наследство заложила: Людовику XI — Бар, а своему двоюродному брату Карлу Анжуйскому графу Мэну — Прованс, Анжу и права на Неаполитанское королевство с номинальным титулом короля. А этот последний все завещал Людовику XI. Рене Лотарингский требовал вернуть ему Бар и Прованс на том основании, что он был родственником короля Рене по прямой линии, тогда как последний граф Мэн, называемый Коммином королем Карлом Анжуйским, был родственником по боковой линии, племянником, и потому-де не имел права распоряжаться наследством короля Рене и передавать его по завещанию.

6 Королем Карлом Анжуйским Ком-мин в данном случае называет графа Мэна Карла II, который после смерти своего дяди Рене Анжуйского (или Сицилийского) принял титул короля.

7 Герцог Рене Лотарингский получил от короля должность обер-камергера.

8 Королевский совет, в состав которого входил Коммин после смерти Людовика XI, был создан под давлением принцев крови и затем утвержден Турскими штатами 1484 г. Ком-мин в этом совете был креатурой принцев, поэтому когда те перешли к открытому вооруженному выступлению против правительства регентов Пьера и Анны Боже, его выгнали из совета.

9 Решение, о котором говорится в предыдущем абзаце.

10 См. примеч 36 к книге первой.

11 В данном абзаце упоминаются представители первой, или старшей, Анжуйской династии: Карл I Анжуйский, брат французского короля Людовика IX Святого, король Неаполя и Сицилии, и его сын Карл II.

12 Рене был привлечен ко двору в противовес лиге принцев, возглавлявшейся первым принцем крови и наследником престола Людовиком Орлеанским (будущим королем Людовиком XII), к которой примкнул и Коммин.

13 Речь идет о выступлении неаполитанских баронов против Ферранте I. имевшем место в 1485—1486 гг. Их поддержал папа Иннокентий VIII.

14 Джулиано делла Ровере, позднее, папа Юлий II.

15 Королю было 16 лет.

16 Коммин бежал в Мулен к герцогу Бурбонскому в конце 1485 г., когда за участие в лиге принцев был лишен всех должностей и оказался под угрозой судебного преследования.

17 Мир был заключен папой в августе 1486 г.

18 Джан-Галеаццо Сфорца (1476— 1494). Ниже упоминается Джан-Галеаццо Висконти Великий (1385— 1402).

19 Франческо Симонетта.

20 От Беатриче д'Эсте он имел двоих сыновей.

21 Речь идет о так называемой Фероарской войне (1482—1484).

22 Т. е. провозгласить себя герцогом Миланским.

23 Коммин намекает на то, что впоследствии де Век приобрел в Италии герцогства Асколи и Нола.

24 В 1478 г. генуэзцы восстали против миланского господства, разбили миланскую армию и избрали дожа — Баттисту да Кампофрегозо.

25 Весной 1492 г.

26 Филипп Красивый, сын Марии Бургундской и Максимилиана Габсбурга.

27 Маргарита, которой в 1493 г., когда была расторгнута помолвка, было 13 лет.

28 Анна Бретонская. В 1490 г. она вступила в брак с Максимилианом Габсбургом через поверенного.

29 Мирный договор в Санлисе 23 мая 1493 г.

30 Анна родила четырех детей, из которых дольше всех (3 года) прожил дофин Карл-Орланд.

31 Подробнее об этом Коммин пишет в гл. XXIV книги восьмой.

32 Бьянка Сфорца, вышла замуж за Максимилиана в 1494 г.

33 Франческо Сфорца, герцог Миланский. Его отец, Муцио Аттендоло, был кондотьером; о его низком происхождении ходили разные слухи, и Коммин передает один из них.

34 Брисоне и де Век.

35 Современный Город Шкодер в Албании.

36 В 1489 г.

37 Людовик XII.

38 В действительности королю в 1494 г. было 24 года.

39 Александр VI Борджа.

40 О пребывании Федериго во Франции Коммин пишет в главе III книги пятой.

41 Брисоне и де Век.

42 С учреждением почтовой службы во французском языке появилось выражение, совершенно аналогичное русскому выражению «ездить на почтовых», т. е. ездить быстро.

43 Мария, дочь Стефана Бранковича, правителя Сербии, была выдана замуж императором Фридрихом III за Бонифацио Монферратского.

44 Джан-Джакомо Тривульцио перешел па сторону французов в феврале 1495 г.

45 Антуан де Бессе.

46 Джованни да Кампофрегозо.

47 Джентиле Бекки.

48 Готовясь к походу в Италию, Карл VIII заявлял, что истинной целью его экспедиции является освобождение Константинополя и святых мест от турок. 22 ноября 1494 г. он даже издал соответствующий манифест, чтобы успокоить итальянские государства, и торжественно заверил их, что оккупация Неаполитанского королевства является лишь необходимым средством достижения этой цели. См.: Delaborde H. F. L'expedition de Charles VIII en Italiе. P.. 1888. p. 480.

49 Людовик Орлеанский со своими приближенными открыто говорил о претензиях на Миланское герцогство.

50 Екатерина, незаконнорожденная дочь Галеаццо Сфорца и вдова Джироламо Риарио, племянника Сикста IV.

51 Король подошел к Сарцане 29 октября 1494 г.

52 Т. е. швейцарцами.

53 Под стоявшими у власти Коммин подразумевает в первую очередь Брисоне и де Века.

54 Флорентийцы захватили Пизу в 1406 г., а венецианцы Падую в 1405.

55 Возглас ликования, которым во Франции обычно встречали короля.

56 9—10 ноября 1494 г.

57 За рог мифического животного единорога в средние века выдавали или рога некоторых видов антилоп, или бивни нарвала. Считалось, что рог единорога помогает обнаружить яд в пище.

58 Колонна захватили Остию в сентябре 1494 г., и кардинал по поручению короля ввел туда войска 25 декабря того же года. Позднее папа вернул себе этот город.

59 Асканио Сфорца.

60 Ожесточенно враждовавшие между собой два наваррских и два голландских рода.

61 Луи де Люксембург граф де Линьи. сын казненного коннетабля Сен-Поля и Марии Савойской, сестры французской королевы Шарлотты.

62 Родольфо Гонзага, дядя маркиза Мантуанского.

63 Фракасса—прозвище Гаспаро да Сан-Северино.

64 31 декабря 1494 г.

65 Война 1486 г., о которой Коммин говорит в главе I данной книги.

66 Сын принца Россано был лишь обручен с дочерью короля-Беатриче; замуж она вышла за венгерского короля Матвея Корвина.

67 Кондотьер Якопо Пиччинино.

68 Прозвище, образованное от имени знаменитого кондотьера начала XV в. Браччо да Монтоне.

69 Альфонс I Великодушный был неаполитанским королем с 1442 по 1448 г. Как король Арагона и Сицилии (1416—1458)—Альфонс V.

70 25 января 1494 г.

71 Джем был передан французам временно, до окончания военной кампании, причем деньги от султана Баязета должен был по-прежнему получать папа.

72 Цезарь Борджа.

73 28 января 1495 г.

74 22 февраля 1495 г.

75 В замке Кастель Ново. В Неаполе был и другой замок — Кастель дель Ово.

76 Монте Империале — замок Монте (Поджо) Реале.

77 Имеются в виду сторонники Анжуйского дома.

78 Неаполитанским замком Коммин называет Кастель Ново.

79 Джем умер 25 февраля 1495 г.

80 Мартино Фирмиано.

81 Андрей Палеолог 6 сентября 1494 г. подписал с Карлом VIII договор, по которому уступал королю свои права на Константинопольскую и Трапезундскую империи и на Сербию в обмен на пенсию (4300 дукатов в год), земли с доходом в 5 тысяч дукатов и войско в 100 копий.

Поиск по сайту: