ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Сделав сжатый исторический обзор жизни армян с древнейших времен до 1375 г., г

Сделав сжатый исторический обзор жизни армян с древнейших времен до 1375 г., г. Никогосов заключает...что Армянское государство постоянно являлось в тех ролях, которые были обозначены г. Никогосовым в четырех пунктах, как имеющие несомненную важность, а именно в ролях: а) прямо или косвенно вызывающей стороны; б) способствующей торжеству одних и гибели других; в) привлекающей на себя внимание разных завоевателей; г) в особенности же борющейся одновременно или последовательно одна против многих.

Г. Никогосов, подвергая тщательной критике суждения профессора Патканова, говорит: "Но вот что еще более странно: почтенный профессор расписывает экономическое положение древней Армении в самых заманчивых красках, представляя её чуть ли не земным раем, а в заключение говорит, что «Армения не была, насколько известно, родиной культурного народа»! Если она не была родиной такого народа... то кто же возделывал поля и долины, которые «снабжали не только жителей страны, но и соседей хлебом, вином и маслом»? Кто разводил «стада превосходного скота и лошадей, достоинства которых были известны древнему миру»? Через чье посредство «значительная часть индийской торговли до последнего времени шла через Армению к Понту»? И т. д. Профессор, несомненно, понимал прямое значение слова культура, под которым непосредственно разумеется возделывание земли, разрабатывание ее природных богатств, развитие торговли и промышленности, — так как же, признавая все это за Арменией, он утверждает, что она «не была родиной культурного народа»? Но предположим, что под культурой наш профессор разумел так называемую цивилизацию и наличность блестящих проявлений духовного творчества. И в этом смысле культурными он считал другие народы, как-то: ассириян, египтян, персов, греков и римлян, а живших «в центре цивилизованных народов древнего мира» армян — «некультурными», В таком случае он допустил все-таки большую односторонность и отсталость своих взглядов на значение цивилизации. Какой же ученый считает ныне нормальным развитие цивилизации там, где рядом с несколькими десятками философов существовало несколько миллионов рабов; где небольшая кучка людей витала в области идей и фантазий, а массы томились в закабаленном положении голодных пролетариев; где цари и жрецы, стоя во главе исключительно господствовавшего класса, заняты были сооружением висячих садов, пирамид, колонн, храмов и триумфальных арок, а большинство населения влачило жалкое существование бесправных людей, низведенных до степени скота?

То ли было в Армении дохристианского периода, которую именно подразумевал проф. Патканов, говоря об армянской некультурности? Всем знакомым с историей Армении известно, что это была единственная страна в мире, в которой никогда не существовало ни каст, ни рабов, ни крепостных, с самого начала ее политического бытия до его конца. Понятно, как трудно было армянскому народу явить собою подобное «некультурное» исключение, не подражать порядкам, царившим у сильных соседей, и не подвергнуться их «культурному» влиянию. Между тем, никакие законы, никакие нравы и обычаи могущественных государств, так или иначе воздействовавших на армян, не могли заразить их духом неволи и порабощения, которого они не только не признавали в отношении своих единокровных братьев, но также и покоренных ими народов или взятых в плен во время войны чужестранцев. Все инородцы, силой ли захваченные, или добровольно приютившиеся в Армении, со вступлением на её территорию получали полную свободу и равные с армянами права. Примеров тому многое множество.

Существовавшие в Армянском государстве четыре сословия — дворянство, состоявшее из нахарарских родов, жрецы, горожане и поселяне — находились лишь в естественной зависимости друг от друга, соблюдая взаимные и общие интересы. Каждое из них, оставаясь верным своему назначению, пользовалось известным влиянием на общегосударственные дела. У армян не имелось понятия ни о каком «презренном классе». Тяжелый труд, выпадавший на долю земледельческого класса, не считался в Армении делом людей «презренных», наоборот — таких, которыми наиболее дорожило государство. Земля была для поселян, а они для земли, все же и всё — для отечества. Обеспечение личной свободы и права собственности за всяким тружеником поощряло всех к усердной работе и развивало инициативу и предприимчивость в разных отраслях сельского хозяйства, промышленности и торговли. Богатство армянского народа никогда не иссякало, почему и привлекало всегда внимание жадных соседей.

Экономическое благосостояние страны много выигрывало от почтительного отношения к слабому полу. Женщина в Армении если и не была предметом особого культа, то, во всяком случае, ей было отведено весьма почетное место в домашнем быту. Гетер в этой «некультурной» стране никогда не было. В силу освященного обычаем одноженства, жена у армян была искони верным другом мужа и властной хозяйкой семейного очага. В сельском хозяйстве и промышленности армянка являлась неутомимой производительницей, но не несла грубой работы, которая была уделом мужчин. Обычное право защищало женщину от всякого проявления мужского произвола. Чувство справедливости, гуманности и патриотизма воспитывалось в народе под руководством матери. Мать простолюдина и мать нахарара или царя одинаково были чтимы всяким.

Видим ли мы, однако, все это в странах астрологов и философов, великих ораторов и законодателей, грандиозных колоннад и чудовищных пирамид? Следовательно, древняя Армения по своему социальному строю, по свободе личности и труда, по обеспеченности человеческих прав представляла собою страну, в которой, в сущности, только и могла развиться культура в том практическом м утилитарном направлении, которое составляет отличительную черту современной нам цивилизации, в особенности Нового света. В значительной мере этим-то и объясняются жизнеспособность Армянского государства и быстрое оправление его от нанесенных ему ран...

Вовсе не нужно быть ученым, замечает г. Никогосов, чтобы знать, что «прорезывающие Армению горы» лишь местами пересекают Армянское плоскогорье, которое ни с каких сторон не защищено сплошными хребтами, подобными Кавказским, Пиренейским, Альпийским, Карпатским и Балканским. Для вторжения в Армению нигде не встретишь природных преград и таких снежных перевалов поперек дороги, как Шах-Даг, Салават, Сен-Готард или Шипка. Есть только изолированно торчащие горные вершины — Арарат, Алагяз, Кёсе-Даг и пр., кругом открытые для неприятеля. В Нагорной Армении нет также узких горных проходов, которые давали бы возможность незначительными отрядами удерживать превосходящие численностью неприятельские силы. В этой стране не встретишь ни Новочинского ущелья, ни Ханькиойского прохода Балканских гор, ни Сьерра-де-Бускако или Гуипускои Пиренеев. В Армении можно найти раскинутые и прерывающиеся горные отроги, отдельные возвышенности, годные для стратегических позиций и для сражений с большими силами, но отнюдь не для «легкой защиты» страны от неприятельских вторжений. Наоборот, долины четыре рек — Тигра, Евфрата, Аракса и Чороха, берущих начало на Армянском плоскогорье, всегда служили очень удобными для неприятелей путями в глубь страны.

Если бы армяне находили в горах естественную защиту, то к чему им было укреплять свои города и только в них обороняться против персов, римлян, греков, арабов, сельджуков, татар и др.? Наконец, нынешняя Азиатская Турция представляет нам, собственно, бывшую Армению. Где тут горы, помешавшив вторжениям русских в эту территорию в кампании 1853—55 и 1877—78 годов? Да, была и есть крепость Карс, стоящая на горе, но это скорее укрепленный город, чем безыскусственная твердыня. Эрзерум же лежит на равнине, и к нему с двух только сторон примыкают возвышенности, обращенные в форты Азизие и Кирамитли, а прочие части крепости возведены из земли и камня трудами турецких солдат и искусством английских инженеров. Баш-Кадикляр, Кюрюк-Дара, Авлиар, Драм-Даг и другие исторические места победоносных битв русских с турками были только выгодными позициями, на которые опирались то русские, то турки, с большими боевыми силами...

Разбирая причины возникновения войн между разными государствами и появления на сцену Александров Македонских, Ганнибалов, Цезарай, Аттил, Чингиз-ханов, Тамерланов и др.. г. Никогосов признает такими причинами экономические и политические обстоятельства, недостаток земли или её скудную производительность, государственный и социальный строй, некультурность иных народов и их хищнические инстинкты. Всё это и вызывало завоевательные стремления в народах и создавало великих полководцев.

После сформирования государственного организма и округления своих границ у армян не было ни одной из этих причин, по которой им представлялась необходимость в завоеваниях. Демократическая монархия вполне соответствовала народному духу. Социальный строй был установлен естественным путем, без всякого насилия сверху. Количество и качество земли более чем удовлетворяло потребностям населения. В нравах народа не было ни хищничества, ни деспотизма, ни тщеславия, При таких условиях какие у армян могли быть побуждения к завоеваниям? Ведь хлеба и места ищет тот, кто голоден, а не сыт. Но что армяне при иных условиях их жизни и ином положении их страны могли бы явиться не менее завоевательными, чем другие народы, и что могли бы также дать истории Киров, Ксерксов, Сезострисов, Ганнибалов и проч., это не подлежит никакому сомнению

Давали же они другим народам известных в истории полководцев, так отчего не могли бы иметь их сами?

Если можно было бы выразить какой-нибудь конкретной величиной совокупность всех усилий и способностей, выказанных в Армении массой отдельных героев в деле защиты своего отечества против почти всех завоевателей мира, то неужели все это не уравновесило бы талантов многих известных в истории полководцев? Если принять во внимание самоотверженность армян и количество жертв жизнью и имуществом, какие они приносили в течение целых сорока веков в кровавой борьбе с разными народами, то разве все это не заменит собою тех усилий и жертв, которыми достигались величайшие в мире завоевания? Завоевательная способность народа находится притом в прямой зависимости не только от внутренней его организации и военных дарований, но еще и от количества народонаселения...

Армяне были, в количественном отношении, небольшим народом, но в свое время завоевали в Малой Азии гораздо больше земли, чем было им под силу и чем даже нужно было. Поэтому, при самом скверном географическом положении страны, они всячески старались удержать лишь то, что имели, а не распространяться бесцельно, ради одной славы или процесса завоеваний. Будь в условиях армян, равно как и боевых грузин, какой угодно из завоевательных народов мира, вряд ли он мог сделать больше, чем они сделали, и поступать иначе, чем они поступали. Профессор Патканов, однако, игнорирует все эти обстоятельства и сокрушается: отчего его предки не одержали верх над соединенными силами других народов и стихий и не являлись распорядителями земель и владыками морей!...

Нам могут заметить, говорит г. Никогосов, что мы отвечаем не на вопрос, поставленный проф. Паткановым: ведь он ведет речь о (несамостоятельности «жителей» Армянского государства, под управлением царей и нахараров, т. е. о внутренней, а не внешней или политической несамостоятельности армян. Но если его слова понимать в таком смысле, то мы позволим себе сказать, что почтенный профессор говорит сущую небылицу, так как внутренняя самостоятельность народа или жителей Армении никогда ничем не нарушалась в продолжение всего существования Армянского государства. И эта самостоятельность продолжалась в собственней Армении 3076 лет, - (при Гайкидах — 2300 лет, при Аршакидах — 582 года, при Багратидах —194 года). в Киликии — 295 лет, а со включением сюда междуцарствий самостоятельность жителей Армении будет считать за собою около четырех тысяч лет...

Не в отсутствии у жителей Армении политического смысла и известных принципов нужно искать причину того, что в ней не создалось крепкого, т. е. объединенного, дисциплинированного и единодержавного царства, а в слишком неблагоприятных внешних обстоятельствах, в географических и топографических условиях страны, в значительной мере также и в характере народа.

Да и напрасно думает проф. Патканов, что если бы армяне создали такое «крепкое царство», как ассирияне, вавилоняне, персы, египтяне и др., то это было бы лучше для них. Вовсе нет! Подобное царство, при географическом положении Армении, повело бы их лишь к скорейшей гибели, и существование Армянского государства не продлилось столько веков, но об зтом поговорим в своем месте. Пока ограничимся замечанием, что крепость государства обусловливается не столько его внешней формой, сколько тем патриотизмом, храбростью и мужеством, о которых говорит г. профессор. После мидийцев, каппадокийцев, ассириян, персов, македонян, селевкидов, понтийцев, парфян и др., могущественные римляне три столетия подряд (70 г. до P. X. — 226 по P. X.) тягались с армянами, но многого ли они добились? Что же это доказывает, как не крепость Армянского царства, одного представителя которого, Тиграна, Цицерон, вероятно не без-основания, назвал «potentissimus rех», когда он говорил свою известную речь в сенате pro lege Manilla. Откуда же мог взяться «могущественнейший царь» без «крепкого царства»? Если бы не явились после римлян один за другим персы, арабы, византийцы, турки-сельджуки, турки-османы, татары, туркмены и пр. и если бы армянам не приходилось вести со всеми этими народами нескончаемые войны, то Армения, сильно окрепнув, чего доброго, явилась бы той грозой для соседей, какой желательно было её видеть проф. Патканову в «общечеловеческой истории». Но нам кажется, что профессору нечего было конфузиться за своих предков: они не могли угрожать самостоятельности других, но зато с избытком давали чувствовать свои силы тем, которые угрожали их собственней самостоятельности...

Быть может, безусловная покорность своей судьбе малоазиатских армян в Турции в течение последних пяти с лишним веков казалась профессору малодушием и недостойным отношением к своей родней земле? Но разве не в той же покорности пребывали все христиане Балканского полуострова, пока за них не заступилась могущественная Россия, не раз обнажавшая меч в защиту их прав? И что могли бы сделать два-три миллиона безоружных армян против миллиона турецких ятаганов? Притом, каково было могущество Турции в прежнее время? Она мерялась силами со всею Европой, представители которой удостаивались лицезреть халифа не иначе, как в халате и туфлях, т. е. преобразившись в правоверных! Персия, под властью которой находилась часть Армении, была не менее сильна. Не правда ли, против этих-то грозных держав и следовало восстать армянам... Ну, и восстали в 1894—96 гг.— и что же выиграли, принесши больше жертв, чем французы и пруссаки вместе взятые в 1870-м году? Разве что заплатили слишком тяжелую дань любви к своей родной земле, оставив 300 тысяч тел на удобрение её почвы и свыше 50 тысяч бесприютных сирот, скитающихся голыми и голодными по всему пространству Малой Азии!..

окрепшему веками в традициях свободы народу несвойственно было признавать деспотическую власть за своими царями, тем более воздавать им божеские почести, как это было в Ассирии, Египте, Персии и других странах древнего мира. На своих царей, не говоря уже о князьях, народ смотрел как на простых смертных, которые призваны были служить его собственным интересам. Это служение состояло, главным образом, в том, что они, как опытные в военном деле люди, должны были вести свой народ в бой против врага, грозившего его внутренней самостоятельности. Если царь не стоял на высоте своего призвания, народ от него отворачивался и предпочитал чужеземную власть, с условием, чтобы иноземный правитель на посягал на его права и самостоятельность. Против подобных недостойных царей и восставали иные на-харары, как ближайшие выразители воли и настроения народа; они-то и «сносились с соседним государством» и искали в нем поддержки против нелюбимого царя, от которого народ хотел отделаться. Бывали, разумеется, честолюбивые нахарары, преследовавшие своекорыстные цели, но во всяком случае они обставляли свои действия так, чтобы народ видел в них ревнителей своих жизненных интересов.

Таким образом, сильная деспотическая власть, опирающаяся на касту привилегированных людей, а массу держащая в порабощении, как это было напр. в Египте, Ассирии, Персии и почти во всей Азии, в Армении никогда не существовала и существовать не могла. И от этого ни народ, ни государство вовсе не были в проигрыше — напротив, значительно выигрывали...

Принося невероятные жертвы ради сохранения христианства, привившегося к ним раньше и легче, чем к другим народам, армяне отличались всегда полной религиозной и национальной терпимостью к подчиненным им язычникам, сектантам и разным иноверцам. Это объясняется тем, что, воюя под знаменем христианства, они вели борьбу прежде всего во имя свободы и человеческих прав, которыми одинаково дорожили как во время христианства, так и в языческие периоды своей жизни. Поэтому мы видим в языческой Армении нахарарские роды, напр., Багратидов, исповедовавшие веру своих праотцев — иудеев.

Род Багратидов, по сказаниям Моисея Хоренского, был выведен из Иудеи, во II веке до P. X. араратским царем Грачией, именуемым Урсой в ассирийских клинообразных надписях, открытых бывшим французским консулом в Мосуле Эмилем Ботта в 1843 г. в деревне Хорсабад близ древней Ниневии. Урса долго боролся с ассириянами и предпринял поход в Иудею, откуда выселил много пленников в Армению. В числе их находился знатный иудейский князь Смбат, или Шамбат Багарат, со своим родом. В Армении иудеи были оставлены при своей религии, и род Багарата был возведен в нахарарское достоинство, под именем ишханов Багратуни, князей Багратидов (окончание tides придано греческими писателями, от которых и заимствовали его историки других народов). Одна ветвь Багратидов утвердилась на престоле Грузии в VI веке по P. X. в лице Гурама I (575—600). Из грузинских Багратидов, называвшихся там Багратиони, наиболее прославились: Давид Возобновитель (1089—1125), Георгий III (1154—1184), Тамара (1184—1212), Георгий Блистательный (1318—1346), Вахтанг VI Законодатель (1703—1734) и Ираклий II (1738—1739). Известный герой отечественной войны 1812 г. князь Багратион, которому воздвигнут памятник на Бородинском поле, где он пал геройской смертью, принадлежал к роду грузинских Багратидов.

В христианской же Армении жили спокойно, не терпя никакого стеснения со стороны правительства, духовенства или народа, поклонники солнца, огня или дьявола (нынешние езиды). Репутация армян, как гуманного и великодушного народа, была до того известна древнему миру, что все гонимые цари, полководцы и знатные роды из разных стран спасались бегством в Армению, находя там всегда радушный прием, как напр. Митридат, Ганнибал, князья Мамиконяны и Дженбакуриан-Орбелианы из Китая, Аматуни из Персии и др. Ввиду этого в своей многовековой борьбе с языческими, магометанскими и христианскими врагами, армяне воодушевлялись преимущественно чувством свободы и патриотизма, а не религиозного фанатизма, как это пытаются представить иные из армянских духовных писателей...

Известно, кто духовные главы армянской церкви, верховные патриархи-католикосы всех армян, никогда не могли помышлять о тех правах, которые присвоили себе римские первосвященники или средневековые епископы-князья в Германии. Католикоса выбирает весь армянский народ посредством депутатов, избираемых всеобщей подачей голосов. Возведенный таким образом на престол католикос, если в течение управления своей паствой уклонится от верного служения интересам церкви и народа, проявит какое-нибудь поползновение к нарушению церковной самобытности или отступит от точного исполнения канонических постановлений армянской церкви и пр. и пр., может быть смещен тем же порядком, каким был избран. Если при этом почин низвержения недостойного главы церкви и исходит обыкновенно от подведомственного ему духовенства, но все-таки оно в своем приговоре опирается всегда на сочувствие и одобрение народа, но не иначе. Примеров лишения католикосов власти у армян было не мало, почему они всегда соблюдают большую осторожность и строгую разборчивость при избрании католикоса.

Звание священника у армян дается также на основании выборов. Приход избирает подходящее лицо, желающее принять священнический сан, и за подписями избирателей делает представление католикосу, от которого дается распоряжение местному епископу посвятить избранного в священники. При случае сам католикос может исполнить эту обязанность епархиального начальника во время объезда своей паствы. Все эти порядки установили еще первые пастыри армяно-григорианской церкви, сообразуясь только с духом и характером народа..."

Этим кончаются возражения Григория Николаевича Никогосова Керопэ Петровичу Патканову, которому принадлежит честь возбуждения впервые среди русских армян — по крайней мере на русском языке — философских вопросов по истории своего народа. Не говори он с таким пессимизмом о трактуемом им предмете, у г. Никогосова не явилось бы, конечно, импульса к столь решительному отпору. Столкновение же противоположных взглядов послужило освещению наиболее существенных сторон армянской истории и дало мне возможность представить читателям входившую в мою программу критическую оценку политической жизни древних гайканцев. А насколько мне удалось достигнуть намеченной цели, насколько эта оценка полна и верна — судить не мне.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОБ АРМЯНСКОМ НАРОДЕ

Долговременное пребывание армян под игом Персии и Турции, несомненно, наложило свою печать на их характер и нравы. Тем не менее в них осталось еще много хороших черт, наследственно перешедших к ним от их предков.

Так, напр., с виду смиренный армянин вообще очень горд и самолюбив. В какой бы крайности ни находился бедняк армянин, он не опустится до профессионального нищенства. Улицы Константинополя кишмя кишат нищими всех национальностей, но армянская всегда отсутствовала среди них, как об этом свидетельствуют все путешественники по Востоку.

По статистике константинопольской торговой палаты (chambre de commerce) можно было удосто вериться, что наибольший процент злостных банкротств выпадал на долю греков, затем евреев, левантинцев, мальтийцев и только напоследок армян, хотя до недавнего погрома армяне составляли наибольшую часть христианского населения турецкой столицы, а именно: около четверти миллиона.

Кавказские тюрьмы переполнены уголовными преступниками из всех племен, но армян сравнительно ничтожный процент. Кавказская администрация, как известно, не всегда оказывалась безукоризненною. Между служащими там немало было также армян. Они всегда отличались усердием и исполнительностью, жившие же на широкую ногу и составившие себе состояние на службе представляли между ними редкое исключение. Далее, ни один из русских военачальников армянского происхождения не оставил по себе памяти как о корыстном человеке, кроме только одного. Между тем эти верные слуги царя и отечества занимали такие должности, которые при прежних взглядах на государственную службу могли "вести к накоплению крупных состояний. По смерти князя Моисея Захар. Аргутинского-Долго-рукова нашли в кармане его архалука всего 2 руб. 50 коп., но ген. Арзас Артем, Тер-Гукасов оказался гораздо корыстнее: оставленное им состояние равнялось 25 руб...

Заведующие домашним хозяйством у турецких пашей — айвазы до последнего времени были исключительно армяне. При прежних султанах дворцовое управление вверялось также армянам. Эти айвазы нередко спасали жизнь султанов, обнаруживая заговоры придворных...

Греки в Константинополе, Смирне и других городах Турции при всем их национальном фанатизме держат мужскую прислугу только из армян, откровенно называя своих родичей «клефти» — ворами. Армянки же не поступают в услужение даже к своим...

Жизненные условия карабахских армян сложились совсем иначе, отчего и зависит большое отличие их в духовном отношении от других армян. Героические сыны Карабаха издавна славились своим мужеством, храбростью и решительностью. После прекращения политической жизни армян, жители Карабахской области, известной в армянской истерии под названием Сюника и Арцаха и при персидском владычестве обнимавшей большую часть нынешней Елисаветпольской губернии, долгое время отстаивали свою независимость, как и соседние им удины...

Опираясь на гористые и лесистые местности, население Сюника и Арцаха вело упорную партизанскую войну против персов, турок, туркменов и прочих пришельцев из Средней Азии. Наконец оно вынуждено было признать суверенитет Персии, наименовавшей страну Карабахским ханством. Ханы здесь имели большей частью лишь призрачную власть, а вооруженным народом управляли армянские князья из нахарарских родов, пользовавшиеся правами наследственного владения своими княжествами. Таких княжеств тут было пять: Джраберскoe, -Гюлистанское, Варандинское, Хаченское и Тизакское, или Дузахское. Управление каждым княжеством переходило от отца к старшему сыну, который утверждался в своей власти персидским шахом с титулом мелика — владетельного князя, братья же этого князя и его родственники назывались беками.

Мелики и беки зная обаяние представительной и красивой внешности на народ, считавший ее наглядным доказательством благородного происхождения, обращали особенное внимание на улучшение своих родов выбором красивейших невест для своих сыновей. А военные упражнения, страсть к охоте, боевая жизнь и традиции удальства развивали в них отвагу и храбрость, служившие примером для их народа. Певцы-ашуги, со своей стороны, прославляя разные подвиги меликов и беков в битвах против персов, татар и других, воспитывали молодое поколение в воинственном духе и поддерживали во всем народе пыл для борьбы за независимость страны.

Нет сомнения, что персидскому правительству вовсе нежелательно было иметь по соседству таких задорных «кафиров» (неверных), а потому оно всячески стремилось уничтожить их самостоятельность. Но какой отпор давали эти армяне посягателям на их свободу, можно видеть из приводимого ниже примера, являющегося одним из многих. В начале XVIII столетия персов, турок и татар охватила общая злоба против владетелей Карабаха за тяготение последних ко все возраставшей в своем могуществе христианской державе — России. Хорошо зная, какую выгоду может извлечь Россия из боевого населения Карабаха при своем наступлении на магометанских соседей, они решили нанести ему смертельный удар. В виду грозившей им опасности, карабахские князья обратились к Грузинскому царю Вахтангу VI с просьбой послать им своего военачальника Давид-бека Сюнийского, только что отличившегося в Грузии победами над персами и лезгинами. Давид-бек находился на службе у грузинского царя по примеру многих карабахских беков, никогда не отделявших интересов Грузии от интересов своей родины, имея против себя тех же общих врагов христианства. Вахтанг VI охотно отпустил своего любимца, к которому присоединились также некоторые земляки Давид-бека, служившие в Грузии. Поспешив в Карабах, энергичный Давид немедленно взялся за дело: составив отдельные партизанские отряды, он поставил их под начальство людей, наиболее известных в крае храбростью и военной опытностью.

Еще раньше этих событий, во время персидского похода Петра Великого, армянские мелики, вместе с грузинским царем Вахтангом VI, выставили в его распоряжение 40-тысячный корпус, прося царя прийти на Кавказ. Но Петр I, призываемый на север спешными делами, удалился с персидской территории по занятии Дербента, Баку и Гиляни. С восшествием на престол Екатерины II и возобновлением похода против Персии, карабахские мелики, через посредство архиепископа князя Иосифа Аргутинского-Долгорукова, любимца Императрицы, послали Ей верноподданнический адрес (1787) и с тех пор всегда принимали деятельное участие в победах русских войск над персами и в окончательном утверждении русских на Кавказе.

По сие время у карабахского простолюдина, никогда не знавшего крепостничества, ни чужеземного порабощения, достоинство человека оценивается лишь по тому, насколько хорошо он владеет оружием, джигитует на карабахском скакуне и считается с врагом.Карабахские армяне вообще народ рослый, статный и красивый, со спокойным, но несколько суровым выражением лица.

Если в средних и высших русских учебных заведениях армяне отличаются своим успехом, то первое место между ними занимают почти всегда карабахские. На военном поприще карабахцы приобрели уже славу. Мадатов, Бебутов, Лорис-Меликов, Лазарев, Тер-Гукасов и Шелковников были или уроженцами Карабаха, или потомками выходцев оттуда. Большая часть служащих в разных местах России обер- и штаб-офицеров принадлежат к дворянским фамилиям карабахских меликов и беков.

Лишь небольшой процент карабахских армян занимается торговлей. Из них вышли крупные нефтепромышленники в Баку, известные банкиры в Москве (братья Джамгаровы) и других городах России, даже в Константинополе (братья Карагёзя-ны и Гюмюшгердяны) и в Смирне (отец бывшего египетского премьера Нубара-паши).

Земледелие, в частности же хлебопашество — любимое занятие карабахских армян, не имеющих соперников в лучшей обработке земли во всем Закавказье, хотя армяне Эриванской губернии считаются образцовыми земледельцами. Перешедшие в разное время из Карабаха в Нухинский, Шемахинский, Тифлисский, Борчалинский и Казахский уезды армяне-земледельцы всегда выделялись умением лучше пользоваться землей и больше получать от неё доходов.

Любовь к музыке сильно развита у карабахских армян, «Мне никогда не приходилось, — говорил г. Никогосов, встречать где бы то ни было армян-коммерсантов, кроме карабахских, которые умели бы играть на каком-нибудь инструменте или вообще любили музыку. Между тем везде, где я ни сталкивался с карабахскими армянами, имевшими большие коммерческие операции, саз, тар и кяманча были неразлучными друзьями многих из них. Между ними находились артисты, доводившие свое искусство до виртуозности. Я положительно удивлялся складу ума этих господ, которые с наступлением вечера изгоняли из своей головы всякую мысль о сложных дневных расчетах и всецело отдавались увлечению своими инструментами. И это вовсе не были весельчаки по натуре и неудачники в коммерции, а самые серьёзные дельцы». То же самое явление — заурядное и среди студентов-армян в разных высших учебных заведениях. Студент карабахец очень часто отлично играет на привезенном им с Кавказа инструменте и ловко танцует на восточный лад. Впрочем, своей музыкальностью карабахские армяне славились издавна: они посылали известных певцов шахскому двору, как и теперь снабжают ими закавказских туземцев.

Наречие карабахских армян изобилует образными выражениями. На нем существует небольшая литература, отличающаяся необыкновенным юмором.

Конечно, есть также свои недостатки, как, напр., чрезмерное упрямство, злопамятность, мстительность и пр., являющиеся последствием долгой и упорной борьбы с внешними врагами. Цивилизация почти что не коснулась карабахского простолюдина. С развитием культурной и экономической жизни кавказских народов, этот простолюдин может занять подобающее ему место, если только сумеет выдержать искус переходного состояния от примитивного быта к цивилизации, не подвергшись нравственной порче. Судя, однако, по некоторым приметам, это должно быть не так легко...

Одно из глубоких заблуждений, существующих в России относительно армян, это — общераспространенное мнение, что они народ «по преимуществу» коммерческий, притом обладающий будто бы особыми торговыми способностями... когда Г. А. Сазонов в 1896 г. на основании статистических данных показал в «Русской Мысли», что число занимающихся на Кавказе торговлей армян не превышает 5% всего тамошнего армянского населения это показалось иным...невероятным... «Как, а ведь в Тифлисе мы только и видели, что купцов!» — говорили «знатоки» армян.

Вероятно они бывали на Армянском базаре не реже, чем профессиональные фланеры Петербурга на Невском проспекте, но в рядах этого длинного базара они не приметили ни серебряных, ни золотых Дел мастеров, ни портных, ни сапожников, ни шапочников, ни скорняков, ни оружейников, ни ткачей, ни токарей, ни войлочников, ни прочих ремесленников-армян... А если жившие в самом Тифлисе «знатоки» армян кроме каравансарая Тамамшева и армянских магазинов на Дворцовой улице ничего другого не видели и не помнят об армянах, то можно ли допустить(чтобы они вздумали поинтересоваться армянами в деревнях и селах, раскинутых в четырех обширных губерниях — Эрибанской, Елисаветпольской, Тифлисской и Бакинской?

...английские офицеры и медики, состоящие при турецких войсках в Армении, по свидетельству бывшего французского консула в Эрзеруме г. Жильбера, усердно изучали армян, турок и курдов, снимали с них фотографии, записывали их песни, мотивы которых перелагали на ноты, присматривались к их танцам, делали антропометрические измерения, изучали их языки, покупали их оружие, одеяния, приглашали к себе армянских певцов-ашугов, слагавших длинные песни о подвигах русских генералов, и пр. и пр...

Армяне впервые пришли в Россию, с оружием в руках, в половине XI столетия, по приглашению великого князя киевского Александра, находившегося в войне с поляками. Он обратился тогда к помощи одного из армянских удельных князей, обещав его соратникам разные льготы. В 1060 году-армяне приняли приглашение великого князя и, поселившись в Киеве и его окрестностях, оказали Киевскому княжеству значительные услуги как оружием, так и развитием разных ремесел. Из них вышло также немало искусных врачей, из которых об одном, известном враче Владимира Святого, упоминает летописец Нестор. Этими армянами особенно дорожили князья Изяслав и Феодор Дмитриевич. Видя приносимую ими пользу соседнему русскому княжеству, польский король Владислав IV более широкими привилегиями переманил многих армян в свое государство.

Как было сказано, армяне еще до христианского периода своей исторической жизни вступали в сношения с народами, жившими по сю и по ту сторону Каспийского моря. По утверждении христианства в Армении и его распространении отсюда в кавказской Албании и среди соседних ей гуннов, соприкасавшихся с албанами по своему местожительству в нынешней Дагестанской области, между армянами и гуннами был заключен в V столетии оборонительный и наступательный союз против персов-язычников. А в VI веке армяне массами переходили через Закавказье к гуннам, чтобы воевать в их лагере против персов. К этому именно времени относится учреждение торговыми армянами своих факторий по берегам Волги, как это доказывают находящиеся там памятники с армянскими надписями.

В XIII столетии, когда татары завоевали Армению, они выселили оттуда много народа, между прочим, в Сарай, Астрахань и Казань, где составили из них отдельные боевые отряды, а иным из них дали возможность подвизаться на мирных поприщах. Стремясь, однако, избавиться от этих варваров, армяне вошли в переговоры с генуэзцами, владевшими приморским городом Кейфе (нынешняя Феодосия) и другими пунктами Крымского полуострова. Генуэзцы помогли армянам освободиться от татар и переселиться в Крым. Тут армяне во всю ширь развернули свои колонизаторские способности, обратив пустынные пространства полуострова в цветущие деревни и покрыв его горы и поля множеством великолепных храмов, развалины которых существуют там и поныне. С 1475 г. Крымским полуостровом завладели турки и для обогащения тогдашней столицы оттоманов — Бруссы большую часть здешних армян переселили в область Худабендигяр, в нынешний Брусский вилайет, где потомки этих армян славятся и по настоящее время как лучшие во всей Турции земледельцы, шелководы и промышленники.

В этих же отраслях экономической жизни армяне приобрели известность и в Персии, куда их переселил Шах-Аббас I из Араратской области в начале XVII столетия. Да и вообще, где бы армяне ни поселялись — в Молдо-Валахии ли, Буковине, Трансильвании, Галиции или Венгрии, — прежде всего они являлись земледельцами, ремесленниками, общественными и государственными деятелями Некоторое исключение представляли переселившиеся из Персии, а именно, из Джульфы, в Индию армяне, числом не более 15.000 душ, занимавшиеся, главным образом, торговлей. Водворившись в Сурате, Мадрасе, Бомбее, Калькутте, Чичре и Сейда-бате, эти малочисленные гайканцы живо установили связь между разными частями обширной империи великого могола и Европой и дали сильный толчок торгово-промышленной деятельности страны. Они приобрели такое влияние во всем Индостане, что английская ост-индская компания действовала только через них, чтобы запустить прочные корни в стране. Но, утвердившись здесь, англичане вскоре парализовали торговое влияние армян, которым пришлось перенести свою деятельность на острова Индийского архипелага. Небольшая группа их поселилась на Яве, и среди них двое, Геворк Манукян и Овсеп Амирханян, сделались обладателями несметных богатств. К первому голландское правительство обращалось даже за займами, а второй оказал этому правительству большие услуги во время восстания туземцев в 1825 году.

Из всего сказанного о деятельности армян с древнейших времен до начала текущего столетия, видно, что, во-первых, торговля далеко набавлялась их главным занятием как на родине, так и вне её; во-вторых, те переселенцы, которые добровольно или "по необходимости покидали родину, составляли лишь незначительную часть оставшегося в самой Армении коренного населения и, в-третьих, выдающаяся роль, которую играли армяне в разных государствах, зависела не от их количества, а от их духовных качеств.

В 1787 г., как уже было сказано, карабахские мелики послали Императрице Екатерине II верноподданнический адрес с просьбой прислать войско для изгнания утвердившихся в Карабахской области персов. Приняв армян в свое подданство, Императрица не могла, однако, оказать им ожидаемой помощи. Вследствие этого персы вскипели сильной злобой против меликов и принялись изводить их то ядом, то оружием, то интригами. Первой жертвой персидский мести пал гандзасарский католикос, приведший меликов к присяге в верности русскому престолу: он был отравлен сыном известного своими злодеяниями Фанах-хана, Ибрагим-ханом. Разъединенные коварной политикой персов, мелики не могли дружно действовать против врага, и некоторые из них вынуждены были удалиться со своими подданными из Карабахской области...

Вдобавок к персидским насилиям, в Карабахской области около того же времени стала свирепствовать чума. В таком гористом и лесистом крае, как Закавказье, передвижения на небольшие расстояния служат уже предохранением от заразы: горы и леса в таких случаях являются естественным карантином. Поэтому часть спасавшихся от чумы армян укрылась в соседней Грузии, рассеявшись в нынешнем Тифлисском (Елисаветпольской губернии), Борчалинском, Сигнахском и Телавском уездах Тифлисской губернии. Препятствия со стороны грузин к переселению к ним армян не могло быть, в силу постоянных братских отношений между этими двумя народами... как и ввиду испытанной полезности армян для культуры земли.

Как прирожденные земледельцы, армяне и тут принялись за свои обычные занятия: землепашество, садоводство, пчеловодство и т. д., в городах же занялись ремеслами и той ничтожной торговлей, какая могла существовать тогда при постоянных нашествиях лезгин и угрозах персов. По истечении, однако, некоторого времени армяне в Кахетии и Карталинии почувствовали, что не имеют достаточного простора для своей деятельности, вследствие существовавшего в Грузии крепостного права, о котором они не имели понятия в своем родном крае. К тому же Ширванский хан Мустафа, узнав о переселенческом движении среди карабахских армян, послал к ним своих агентов с целью заманить их к себе и обещал им земельные наделы и широкие льготы. Тогда из Грузии, как и из Карабаха, многие перешли в Ширванское ханство, основав здесь армянские села...Кроме этих мест, партия армян подвинулась к северному Кавказу и поселилась в Кизляре и Моздоке, частью также в Дербенте и Астрахани...

Одним из главных занятий этих выходцев стало виноградарство... персидские ханы, ввиду изобилия шелка у здешних армян, а также у сохранивших христианство удин, не довольствуясь взиманием усиленной подати с них деньгами и натурой, облагали их еще особой податью шелком за дарование им права исповедовать свою веру. Такая добавочная подать носила название «динь-ипе-ки», что значит «шелк за религию»...

У армянского народа испокон века существует предание, что первая виноградная лоза была посажена праотцем Ноем у подошвы Арарата в старинном селении, называвшемся Аркури (в буквальном переводе с армянского — посадил лозу. Большое село Аркури погибло 20 июня 1840 г., в 6 час. вечера,.под обвалом с Арарата, потрясенного извержением из потухшего кратера этой горы. 5.000 душ сделались жертвами этого обвала; уцелели лишь два-три пастуха, загнавшие стэдо далеко от села.).

Это предание хорошо известно почти всякому армянскому простолюдину. Он с наивной верой повторяет, что центр Армении, подошва Арарата, служила колыбелью виноделия для всего земного шара; потому-то, памятуя о Ное, а также о завете церкви, в которой принимает Святые дары в виде хлеба и вина**', армянин с особенной заботливостью ухаживает за лозой и тщательно избегает всякой фальсификации вина, как бы боясь совершить кощунство с символом крови Христа. Поэтому, несмотря на привычку городской публики к вину искусственного приготовления, армянские виноделы на местах упорно держатся самого простого способа его изготовления, не желая в этом отношении перенимать никаких новшеств из Европы. А если является злоупотребление по отношению к таким чистым и гарантированным от всякой подделки винам, то уж — благодаря скупщикам.

Итак, из всего вышеизложенного мы видим, что настоящей сферой деятельности армян была и остается не торговля, а земледелие, в разнообразных его отраслях, ремесла, искусства и промышленность. На торговлю армянский народ смотрел всегда как на ненадежное, полное превратностей и искушений занятие, а потому в городах армянин всегда давал предпочтение ремеслам; «Деньги — что грязь на руке, смоешь и сойдет, а ремесло —верный кусок хлеба», — говорится у армян. Уважение к ремеслам до того было развито, что всякий армянин считал за честь носить фамилию по ремеслу деда или отца; даже занимавшиеся торговлей армяне имели обычай хотя бы на время учить детей ремеслу, чтобы тем приобрести почет среди народа. Притом они сами, хорошо зная шаткость коммерческих предприятий, особенно в магометанских государствах, хотели обеспечить будущность детей знанием какого-либо ремесла...

Влияние земледелия на армян было таково, что главные черты их характера — оседлость, консерватизм, любовь к родине, трудолюбие, медленность в мышлении, как и крепкий их организм выработались в течение веков этим именно занятием. В России, Турции и Персии не менее 85% армянского населения — земледельцы. Остальные — рабочие, ремесленники, купцы, фабрично-заводские промышленники, люди со свободной профессией, чиновники и пр. Кроме бакинских и грозненских керосинозаводчиков армян, из 53 шелкомотальных фабрик в Елисаветпольской губернии большая часть принадлежит армянам. Затем, они в Тифлисе имеют чугунолитейной, маслобойный, мыловаренный, кожевенный, кишечный (для струн), фанерочный заводы и бумагопрядильную, красильную и войлочную фабрики, как и завод для железных изделий.

В 1837 г. Император Николай Павлович посетил Эчмиадзинский монастырь. Государю очень понравилось вино, поданное на царский стол в Вагарша-пате. Расспросив подробно о состоянии виноделия у армян, Он соизволил выразить желание, чтобы армянские вина нашли распространение внутри России и в столице, где тогда употреблялись одни заграничные вина, находившиеся в откупе у правительства. Притом царь разрешил армянам беспатентную продажу вина наравне с графом М. С. Воронцовым, который один пользовался правом сбыта внутри государства изготовляемых в его крымских имениях вин.

Царская воля открыла кавказским винам дорогу в Россию, но дальнее расстояние обеих столиц от южной окраины и отсутствие железной дороги являлись непреодолимым препятствием для вывоза этих вин. Тем не менее эчмиадзинский монастырь с разрешения царя аккуратно снабжал дворец отборными винами армянского производства, чтобы приучить к ним высшие круги в столице. А Император, отдавая всегда предпочтение превосходному производству своих подданных, тем самым поощрял развитие отечественной промышленности и торговли.

...Русские армяне еще не успели развернуть своих способностей в разных отраслях искусства. Только в живописи Ив. Кон. Айвазовский остается пока их единственным выдающимся представителем. Зато архитектурное искусство турецких армян приобрело известность в Европе. Почти всегда им достается премия на всех конкурсах по постройке какого-либо капитального здания в столице Турции. Так, напр., архитектор Овсеп Азнавурян еще не имеет соперников в Турции. Овсеп Азнавурян кончил академию художеств в Риме в 1878 г., 24 лет, получил почетную медаль по архитектурному отделу этой академии. «Cafe Splendide» в Пере, летний театр и другие известные здания в этой части Константинополя построены им же. Им же построен в греческой части Константинополя, Фанаре, величественный болгарский кафедральный собор, о торжественном освящении которого сообщило нам на днях «Российское Телеграфное Агентство»"). В скульптуре хорошо известен директор рисовальной школы в Константинополе Ерванд Оскан

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ОБ АРМЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В РОССИИ

Если обратимся теперь к интеллигентному классу русских армян, то увидим, что между ним и самим народом лежит целая пропасть. В армянском народе есть религия, глубокая вера в Бога, а у интеллигенции их нет. В народе живет чувство чести, благодарности, справедливости, человеколюбия, приличия, уважения к женщине и старшим, чего трудно найти в интеллигенте. Простолюдин армянин скромен, стыдлив, отзывчив к горю ближнего, кто бы он ни был, свой ли брат, татарин, грузин или русский, между тем интеллигент нахален, дерзок, груб и бессердечен. Простой армянин так глубоко впитал в себя христианское чувство, что слово «кри-стонья» — христианин он всегда присоединяет к названию своей национальности, называя себя «гай / hay кристонья» (армянин-христианин)...

Лжеклятва, обман, подлог со стороны армянина-простолюдина почти небывалое явление в летописи уголовных преступлений, а интеллигентному армянину ничего не стоит сто раз поклясться всуе, обманывать и совершать разные подлости. Деревенский житель на крестинах, свадебном торжестве, богомольной трапезе и т. п. всегда благоговейно ждет, пока старец-батюшка поднимет первый бокал за русского Царя со словами: «Астуац руси тагаори турэ ктрук анэ» (да сделает Господь острым меч русского царя); интеллигентный армянин, услыша те же слова, лишь усмехнется и не прочь разнести как благочестивого сельского священника, так и простодушную паству. Верующий и неиспорченный армянин умиляется при упоминании кем-нибудь об Эчмиадзине, называя его непременно сурб — святым, а своего патриарха — вехапар айрапет — верховный владыка, интеллигент же называет католикоса просто по имени и зачастую незаслуженно поносит его даже в печати.

Чем объяснить такой разлад между чувствами и понятиями армянского народа и его образованных представителей? Кончающая гимназию и университет армянская молодежь состоит преимущественно из купеческих детей, отчасти также детей чиновников. Купцы, выросшие в школе гешефтмахерства, имеют мало общего с простым народом. Этот последний молится Богу, прося Его избавить раба Своего от всякого зла и искушения, купцы же молят Бога о том, чтобы он дал им удачу в наживе. Простолюдин-армянин ставит свечку пред образом и смиренно становится на колени, видя в изображенном на иконе посредника между собой и Богом, а купец стоит пред образом в самоуверенной позе, как бы находясь в своем магазине. Воспитание купца уже с малых лет начинается в лавке или магазине, где хозяин третирует его, как крепостного. Ругать всячески, поносить и бить мальчика в лавке считается в порядке вещей. Что же бедному делать, которого отдали родители купцу в ученье, не имея средств для его воспитания и нередко даже прокормления?

Из такого мальчика мало-помалу формируется приказчик, а со временем выходит хозяин собственного магазина. Какое воспитание может дать прошедший подобную школу купец своему сыну до 9—10 лет, т. е. до времени определения его в училище? Этот будущий интеллигент, пропитавшись духом тирании, жестокости и корыстолюбия, ходит в гимназию, переходит из класса в класс и, возвращаясь домой с уроков, продолжает развиваться в том же направлении. Мать в этих случаях имеет мало влияния на детей или совсем не имеет. Она в большинстве своем дочь бедных родителей, выдавших её замуж за более или менее состоятельного человека, которому она должна «быть век признательна и покорна». Да и сама она обыкновенно из того же сословия городских жителей и тоже не вынесла из отцовского дома никаких нравственных начал, которые можно найти лишь в деревенском быту, при традиционных патриархальных нравах.

Кончает гимназию купеческий-сын, которого отец держал в ежовых рукавицах, ругал и бил, как своего магазинного мальчика. Денег ему на руки, хотя бы для самых невинных развлечений, отец не давал; заниматься чтением книг, кроме учебников, не позволял; интересоваться чем-нибудь, что не вело прямо к практической цели получаемого им образования, ставилось ему в вину; читать по временам газеты и журналы и то ему нередко воспрещалось; бывать в приличных обществах, поддерживать знакомство с образованными людьми считалось дерзостью. Отметки и отметки — вот что от него требовалось; все остальное считалось «ерундой, отвлечением от дела и распущенностью»...

Занимаясь в продолжение 7—8 лет одной долбней уроков, без малейшего желания знать из какого-либо предмета более, чем требовали от него учителя, не развив в себе ни пытливости, ни самостоятельного мышления и любви к наукам, армянский юноша отправляется в университетский город для «довершения образования», разумей: для получения диплома, а затем выгодной службы и мундира.

Освободившись из-под тяжелой опеки деспотического отца, он попадает, напр., в Петербург, сдает здесь конкурсный экзамен и охотнее всего поступает в такое учебное заведение, по окончании которого он может зарабатывать побольше денег. То же зубрение продолжается и здесь, но при гораздо большей свободе, чем в гимназии. Тут над его головой уже не стоит назойливый отец; он никому не должен давать отчета, куда идет и с кем ведается. Надевши студенческую форму, он находится в безопасности от привычных ему колотушек и ругани. Поэтому на улице, в обществе и в кругу товарищей — русских, поляков, грузин и других, даже в университете, он ведет себя, как отпущенный на свободу невольник. Он дерзок, циничен, нагл, всегда готов на драку, не умеет поддерживать никакого приличного и дельного разговора, спорит без толку, не имея подчас ни малейшего понятия о предмете спора; проводит время больше за картами или с «этими дамами»; без всякого стеснения гуляет с ними под руку на улице и в публичных местах, водит их зимой на разные вечера, которые даются с благотворительной целью; ходит по воскресеньям в армянскую церковь, но не для того, чтобы молиться, — это он находит недостойным «интеллигентного человека», — а чтобы видеться со своими кавказскими товарищами и поделиться с ними впечатлениями по поводу своих недельных похождений. Двор армянской церкви по воскресеньям буквально превращается в толкучий рынок, на котором толкается... аудитория храмов науки. Банальные разговоры, пошлые остроты, пускаемые по адресу идущих в церковь прихожан и их семейств, неприличные и оскорбительные выг ходки, подчас и демонстрации тому или другому из нелюбимых ими членов петербургской армянской общины, бесконечная болтовня в церкви, издевательства над старым священником, говорящим иной раз проповедь, — таково было и остается поведение армянских студентов в Петербурге, как и в других университетских городах России.

Удивительна беззастенчивость, с которой эти господа обращаются за помощью в виде единовременных пособий или стипендий к той именно церкви, над которой они постоянно кощунствуют. Нужно заметить, что петербургские армянские церкви: св. Екатерины (на Невском проспекте) и Воскресения (на Смоленском кладбище), построенные основателями Лазаревского института, владеют большой недвижимостью, завещанной Лазаревыми на содержание армянского духовенства и церковнослужителей, а также на разные благотворения. Для управления этим имуществом учрежден в Петербурге так называемый совет при армянской церкви. Совет состоит из шести членов и двух кандидатов, избираемых прихожанами на три года. В этот-то совет и поступают прошения студентов о пособиях и стипендиях. Отказа им почти никогда не бывает, в особенности тем, которые пользуются протекцией одного из членов совета.

Вот и кончили курс высшего образования подобные нищие духом и убогие мыслями «интеллигенты». Куда же они деваются? Прежде всего они стремятся, конечно, на коронную службу. Постепенно двигаясь вперед, иные из них достигают даже поста вице-директора или директора департамента какого-либо министерства. Но и при таких высоких и ответственных должностях они легко сбиваются с пути и вследствие своей извращенности и духовной беспочвенности становятся ни Богу свечой, ни черту кочергой... Большая же часть их по окончании курса в высших учебных заведениях в Петербурге, Москве, Казани, Харькове и Одессе едет на Кавказ и, устроившись там, начинает по-своему служить обществу...

Катастрофа 1-го марта 1881 года облекла в траур не один русский народ — она была днем великой скорби для всех армян земного шара, возлагавших свои надежды на Царя-Освободителя, от которого ждали завершения великой Миссии России— освобождения своих братьев в Турции. С прекращением жизни Царя-Мученика, если не настал конец упованиям армянского народа на Россию, на которую искони были обращены его взоры, то наступил период долготерпеливого" выжидания и моления Богу ниспослать Самодержцам России счастье и благоденствие для выполнения свыше предначертанных задач на благо Своего народа и на избавление обездоленных христиан Востока. Поэтому после кончины Государя Императора Александра II у армян остыла почти всякая охота к политике.

В направлении писателей, занимавшихся Турцией и положением страдавших там армян, совершился также крутой поворот: некоторые из них совсем перестали говорить о делах турецких армян, иные же стали проповедовать благоразумие, терпение и осторожное отношение к Турции. В это время я находился уже в Константинополе,- рассказывает г.Никогосов,- и задался целью работать в тамошней печати в таком же направлении. Трудно было бороться против политической эпидемии, которою были уже заражены горячие головы тамошних деятелей. Нелегко было занять их умы реальными вопросами повседневной жизни и, отрывая их внимание от возбуждающих речей западноевропейских политических витий, сосредоточить на неотложных нуждах провинциальных армян в Турции. Освобождение этих армян из когтей мелких ростовщиков открытием банковых отделений в главных центрах Турецкой Армении; приурочение программ начальных армянских школ к потребностям сельского населения; издание турецких законов— Дестура армянскими буквами, чтобы дать возможность провинциальным армянам читать эти законы и защищать свои права в местных турецких судах; предание всех прений в армянском национальном собрании широкой гласности, чтобы ставить армян в Турции в известность о ходе управления их внутренними делами в Константинополе; строгая отчетность по денежным делам в разных благотворительных учреждениях и учебных заведениях, дабы приохотить народ к дальнейшим пожертвованиям на эти учреждения; необходимость основательного изучения быта провинциальных армян; ознакомление с запросами их жизни; сдержанность и осторожность в своих отношениях к местным властям; основание в Константинополе женских и мужских профессиональных школ для детей бедных классов; поднятие земледелия открытием в провинциях сельскохозяйственных школ; поощрение кустарного промысла в провинциях; поддержка снабжением машин разных ткацких фабрик в Ване, Битлисе, Эрзеруме, Токате, Зрзингяне, Харпуте, Арабкире, Гюрюне, Диарбекире, Амасии, Малатии и других городах Турецкой Армении, где местная промышленность производилась большею частью руками и самыми примитивными способами; наконец, ознакомление русских армян с умственною жизнью их турецких собратьев, с направлением и результатами деятельности таких крупных личностей, как патриарх Нерсес, Хримян, Энфиеджян, Паносян, Мамурян и множество других, — вот программа, которая была намечена мною для моей публицистической деятельности в столице Турции. Строго придерживаясь этой программы, я развивал ее в константинопольской печати, а иные тезисы защищал также устно на многолюдных собраниях, устраиваемых турецкими армянами при раздаче школьных наград. По приглашению патриарха Нэрсеса Варжапетяна и архиепископа Хорена Нар-бея, не раз говорил и с амвона церквей в Кум-Капу, Ени-Капу, Пере, Бешик-Таше, Хаскиое и других предместьях Константинополя. Во всем этом я никогда не встречал никакого препятствия со стороны турецкого правительства, ни одна строка моих статей никогда не вычеркивалась турецкой цензурой, подобно тому, как и русскою, когда я писал на Кавказе.

Обо всем этом я упоминаю потому, чтобы дать вам наглядное понятие, чем должен был заниматься тогда всякий публицист, желавший принести своему народу какую-либо пользу.

Да, лишь круглый невежа мог не сознавать, что после трагической кончины Императора Александра II в группировке европейских держав и в общей политике должна была произойти резкая перемена, к выгоде Турции и невыгоде ее христианских подданных в Малой Азии. Действительно, вскоре после последней войны в Константинополе появились откомандированные прусским генеральным штабом фон-дер-Гольц, Гоббе, Ристов, Кампфгевенер и другие штаб-офицеры для преобразования турецкой армии. Вместе с бывшими Блумом и Штрекером пашами они немедленно взялись за свое дело, и Турция перестала бояться, что из Сарикамыша будет двинута в ее пределы русская дивизия для защиты ее подданных, если она допустит какие-то жестокости с ними.

Воинственные курды, занимавшие всегда двойственное положение в отношении Турции и готовые, при первом поражени турецких войск, перейти на сторону русских, правда, немало тревожили турецкий эркени-харб — генеральный штаб. Но и это опасение было устранено фон-дер-Гольцем, составившим план сформирования кавалерийских полков из разных курдских ашретов-родов, поставив их под начальство турецких штаб- и обер-офицеров. Музаффер-паша, сын одного из главарей польского восстания Чайковского, убежавшего в Турцию и произведенного там в паши под именем Садыка, был отправлен фон-дер-Гольцем в Курдистан для осуществления этого плана, и таким образом оброзавалось на азиатской границе России несколько курдских кавалерийских полков, как бы в противовес нашим казачьим полкам на Кавказе. После всего этого чего же и кого было еще бояться Турции, не имевшей и не имеющей другой мечты, как соединить свои силы с силами врагов России в Европе и при первом выстреле из орудий в русско-европейской войне двинуть на Кавказ весь наличный состав своей преобразованной армии? И это не есть измышление моей фантазии, а то, что мне приходилось слышать в Константинополе от людей, вполне посвященных в планы турецкого главного штаба.

Интересно знать, при подобных условиях какая сколько-нибудь здоровая армянская голова могла бы помышлять о «насильственном разрешении» армянского вопроса в Турции, для приведения в исполнение 61 статьи Берлинского договора, по которой Турция обязалась «немедленно ввести необходимые реформы в областях, населенных армянами»? На кого можно было бы надеяться, кто бы заставил Турцию исполнить взятое ею на себя обязательство? На Англию разве? А вот что ответила Англия устами лорда Солсбери посланному в Лондон патриархом Нерсесом делегату, имени которого не называю, чтобы не скомпрометировать пред его правительством поныне живущего почтенного деятеля турецких армян. «Кланяйтесь от меня Monseigneur'y Нерсесу и скажите, чтоб он думал только об успокоении умов своего народа в Турции». — Хорошо, милорд, — возразил маститый делегат, — но посудите сами, что положение армян в Турции стало невыносимым, и если Великобританией не будет оказана немедленная помощь, им будет невмоготу сносить далее это тягостное положение.— «А чего же вы ждете от Англии? Посылки флота на Армянское плато? Нет, я вам говорю: смиритесь и терпите, если только не хотите, чтобы вас постигла худшая участь. Исторические судьбы народов слагаются не днями. Насиловать обстоятельства нельзя. Всему должен пробить свой час», — ответил министр иностранных дел.

Ответ официальной Англии турецким армянам был буквально таков, и об этом в свое время узнали все представители армянской печати в Турции и России, Какого же направления следовало бы им держаться после этого? Раздувать армянский вопрос и возбуждать умы в России и Турции? Разжигать народные страсти? Воспламенять бурные головы? Мне кажется, что нужно было быть или злейшим врагом своего народа, или человеком без головы, чтобы не ориентироваться в слишком ясном положении дел и не идти по единственно возможному пути успокоения страстей и растолкования непонимающим, насколько опасны для турецких армян излишняя крикливость, раздражение султана Абдул-Гамида II разнузданными выходками по его адресу, оскорбление турецкого правительства напоминаниями о поражениях Турции, нанесенных ей русскими генералами армянского происхождения, застращивание десятками тысяч волонтеров с Кавказа, будто бы готовых идти в бой за освобождение Армении, призыв Англии на помощь, посылка в Лондон и Турецкую Армению агитаторов, вызовы курдских беев на вооруженное столкновение и пр. и пр. Тем не менее нашелся человек который занялся столь «спасительным» для турецких армян делом. Это был «несравненный публицист» армянской либеральной интеллигенции в России, философ гейдельбергского университета, «великий мыслитель, моралист, патриот» и... безумный честолюбец, алчный эгоист, редактор газеты «Мшак» Григорий Арцруни.

Поговорю теперь об этом периоде его разрушительной деятельности, по результатам которой многочисленные последователи «великого патриота» могут поставить его несомненно гораздо ниже печальной памяти героя в армянской истории, однофамильца его, Меружана Арцруни.

Пока армянский вопрос стоял на очереди к упорядочению, благодаря горячему участию в судьбе турецких армян Царя-Освободителя, газета «Мшак» по справедливости, считалась самым популярным органом армянской печати. Роль гаера и разные проделки Григория Арцруни как редактора легко стушевывались под влиянием полных захватывающего интереса статей и корреспонденции, касавшихся, главным образом, турецких армян. Когда же, после события 1-го марта иные из сотрудников газеты сделали резкий поворот в тоне и направлении своих статей, другие же вовсе перестали писать, «Мшак» сразу же стал падать в глазах его читателей. Разные фокусы и извороты, к которым прибегал редактор для поднятия фондов своей газеты, в конце концов остались тщетными. Тогда он с нижайшим челобитьем обратился за поддержкой к той самой интеллигенции, которую ранее «представил во всей наготе ее безобразий, с которой он сорвал маску лицемерия, обличил в ничтожестве» и пр. Так он относился к интеллигенции вообще. Об университетской же армянской молодежи он поместил, в виде передовых статей, три таких корреспонденции из Петербурга, за подписью г, Гаспара Ягубова, что, если бы перевести их на русский язык и опубликовать в какой-нибудь русской газете, читателями овладели бы ужас и отвращение к этой молодежи. Вторя этим убийственным письмам бывшего моего приятеля г. Ягубова, сам Арцруни не замедлил написать еще статью, под заглавием «Образованные кинтошки», и все это против тех же армянских интеллигентов, кончивших или оканчивавших курс в высших учебных заведениях России.

Поиск по сайту: