ГЛАВА ПЕРВАЯ: ВСТУПЛЕНИЕ

Книга клана: Баали

(Clanbook Baali (2817) 1-56504-213-1)

(верст. 1.0)

Содержащийся ниже текст – это доперевод Clanbook Baali (2817) 1-56504-213-1 ), который был выполнен Василием Федосеевым для проекта «Россия в ночи».Данный доперевод не мог быть осуществлен без помощи наших участников, в первую очередь Алексея «Амальрик» Агафоновова, чей взнос позволил оплатить данный перевод. Лишь совместными усилиями мы сможем и дальше продвигаться по пути полной русификации СМТ!

Если после прочтения данного материала у вас остались положительные впечатления, и вы хотите помочь дальнейшему развитию horror-игр в России, то вы можете этому поспособствовать, переведя посильную суммы на счет 410011595065548, в Яндкс-деньгах или на кошелек Вебмани – R595417461885.

Заранее спасибо!

Не потому, что я и он – одно, но потому, что мы противоположны, я беру себе то, что ты отдавал ему, ибо я и он настолько различны, что если служение мерзко – оно не может быть мне, а если не мерзко – оно не может быть ему.

– К.С. Льюис, «Хроники Нарнии»

Подобно прочим представителям своего рода,

они навсегда распрощались со светом.

Подобно своим европейским сородичам,

они охотятся в ночи, живя на пролитых остатках жизней чужих.

Но что другие Дети Каина могут на самом деле знать о тьме?

СОДЕРЖАНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ: ВСТУПЛЕНИЕ. 4

ГЛАВА ВТОРАЯ: НЕСТРОЙНОЕ ЭХО.. 8

ГЛАВА ТРЕТЬЯ: НИСХОЖДЕНИЕ ВО ТЬМУ.. 40

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ: ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ ТОЛПА.. 75

ПРИЛОЖЕНИЕ I: ПРАВИТЬ В АДУ.. 86

ПРИЛОЖЕНИЕ II: ИНТЕРЕС ДЛЯ УЧЁНЫХ И ЦЕРКОВНИКОВ.. 91

ГЛАВА ПЕРВАЯ: ВСТУПЛЕНИЕ

Джонатан, наполовину потерянный в блаженстве соития, глупо улыбался обнаженному мальчику, сидящему, широко расставив ноги, на его члене. Он не знал имени мальчика; они не обменялись ни словом. Он был примерно вдвое младше старшей дочери аббата, но для мужчины это значило мало. Искупление, в конечном счете, было отсюда в одном шаге, ожидая в пределах кабинки его исповедника. С того момента, как Джонатан впервые увидел мальчика – его гладкую, бледную, как луна, кожу, мягкие и податливые изгибы тела, длинные волосы цвета льна, опускающиеся ниже безукоризненных плеч – он хотел его. Причины чар, под влияние которых он столь внезапно попал, растворились в приступе его страсти. Джонатан хотел этого мальчика, и потому он взял его. Это было именно настолько просто.

Он продолжал толчки, захваченный зрелищем своего миловидного, беззвучно изгибающегося компаньона. Проходившие мимо люди могли услышать только его собственный требовательный вздох, когда мальчик остановился, едва меняя положение и одновременно продолжая держать своего любовника глубоко внутри. Ребенок поднялся один раз выше, работая бедрами и вгоняя аббата в новый приступ экстаза. Снова их пара задвигалась вместе, черты обоих искажены спазмами извращенного наслаждения. Тогда Джонатан устремился вперед в третий раз, и мальчик резко опустился вниз с лицом, превратившимся в неузнаваемую дикую маску, в то время как монах закричал в агонии.

Что-то двигалось на Джонатана, поднимаясь из самых глубин детского кишечника. Оно проскользнуло сквозь нечеловеческого ребенка и внутрь самого Джонатана, забираясь внутрь его полового органа и раздвигая его стенки. Каждый последующий толчок – а он не остановился, он не мог остановиться – сопровождался жгучим ощущением, крайне мучительным, но приносящим странное наслаждение. Движущаяся масса была роем, понял Джонатан в момент жуткой ясности между рывками; он чувствовал, как стрекочущие твари прорываются внутрь него. Он кричал и визжал, но не мог сбросить мальчика с себя; ноги чудовищного ребенка держали его чувственной, смертельной хваткой.

Сочетание пытки и удовольствия стало несказанным. Издалека Джонатан услышал влажный треск собственного ломающего бедра, сдавшегося под напором, который человеческая оболочка никогда не была предназначена выносить. Растягиваясь, он провалился в милосердную пучину бессознательности.

Следующие две недели аббат провел в состоянии прерывистого, неполного бодрствования. Он смутно удивлялся тому, почему никто из монахов не идет его проведать; он смутно вспоминал о своих обязанностях и обеднях. Его ночи были заполнены видениями лица его мучителя, полного вожделения. Затем были кошмары, сюрреалистичные картины, в которых пленитель Джонатана сновал вокруг его распростертого тела, нажимая, коля, разрезая. Были сцены, опасно приближавшиеся к самой границе рассудка, в которых чудовище садилось на корточки над лицом Джонатана, выталкивая ему в рот соленых от крови личинок и бесформенные извивающиеся массы, затем сжимая его челюсти и заставляя глотать.

Дни, если ночь можно было отделить ото дня в окружающей его бесконечной тьме, были хуже. Тогда, когда сон оставлял его, Джонатан, изодранный, изрезанный и изломанный, исключительно хорошо осознавал каждое ощущение, которое приносили ему его измученные нервы. Его язык, растрескавшийся, сухой и воспаленный от уколов бесконечных жал, был практически единственной частью тела, какой он был способен пошевелить. Мухи садились ему на глаза, и он даже не мог моргнуть, чтобы согнать их. Они стали его постоянными спутниками в его страданиях, их жужжание и оживленный гул против медленного биения его сердца. Деформированные существа и паразиты ползали и скользили по его раздутому телу, и невидимое – невидимые – нечто двигались внутри его живота с холодящей неторопливостью.

Однажды ночью он проснулся и обнаружил, что его пленитель его ждал. Ребенок сидел у него на груди, мешая ему дышать и уставившись прямо в лицо черными, бездонными глазами. Тело мальчика было холодным, Джонатан успел заметить, таким же холодным, как трупы, которые он подготавливал для погребения. Еще несколько насекомых пронеслось по Джонатану с тем, чтобы поспешно забраться на обнаженную фигуру ребенка-твари, радуясь его присутствию. Бесчисленные черные тела выглядывали и снова прятались из носа мальчика, его улыбающегося рта, его паха.

– У тебя глаза коровы, – прошипел он, лениво поглаживая Джонатана по лицу. Он говорил голосом, который был слишком стар, слишком полон зла, чтобы исходить от ребенка. То существо, которое им говорило, было знакомо с вырождением за пределами воображения. Джонатан застонал, полный страха перед тем, что его мучитель выдавит ему глаза своими маленькими холодными пальцами.

– Глаза коровы, – повторило существо мечтательно, выуживая иглу со вдетой в нее ниткой из шелкового клубка, лежащего подле распростертого тела Джонатана, – широко открытые глаза с тем же самым взглядом, что и у скота в поле. Он помечает тебя как неосведомленного, ничего не подозревающего, не открытого покуда для понимания. Он выдает в тебе добычу.

Существо воткнуло иглу в собственную ладонь, протаскивая ее насквозь и вынимая с другой стороны. Не делая пауз, оно сжало жир на животе аббата в небольшую складку и пропустило иглу сквозь нее, извлекая полное боли и страха хныканье.

– Я могу видеть твои мысли через эти глаза, Джонатан, – продолжила тварь, глаза целиком распахнуты, пока она удерживала свою жертву на месте. Медленно, она продолжила вышивать по плоти аббата, покрывая ее вязью древних узоров, – я могу видеть твои страхи. О, не беспокойся, я не заберу у тебя сейчас твои глаза. Они понадобятся позже.

Каждая рана закрывалась спустя жалкие секунды, исцеленная пропитавшим нить могущественным витэ, но Джонатан пытался кричать до тех пор, пока ни один звук не мог более вырваться из его рта. Безмолвная дрожь сотрясала его тело.

– Вот, – наконец сказал его улыбающийся мучитель, останавливаясь затем, чтобы положить руку Джонатана на его собственный раздувшийся пах, – сжимай, если хочешь, и думай о том, чего хочешь. Это поможет тебе скоротать время, пока я рассказываю то, что тебе следует знать перед апофеозом.

Поиск по сайту: