Мышление и язык. Основные функции языка

Мышление – процесс оперирования образами предметов. Основными формами мышления, являются понятия, суждения и умозаключения. Понятие – это мысль, в которой отражаются общие, существенные свойства, связи предметов и явлений. В отличие от ощущения, восприятия и представления понятия лишены наглядности, или чувственности. Восприятия отражает деревья, а понятие – дерево вообще. Понятие есть мысленный образ сущности. Сократ: “Точное логическое определение понятий – главнейшее условие истинного знания”. Понятия возникают в голове человека лишь в определенной связи, в виде суждений. Мыслить значит судить о чем-либо. Суждение – это такая форма мысли, в которой посредствам связи понятий утверждается (или отрицается) что-либо. Например: “Клен – растение”, есть суждение, в котором о клене высказывается мысль, что он есть растение. Суждения имеются там где мы находим утверждение или отрицание. Можно сказать, что суждение – это развернутое понятие, а само понятие – это свернутое суждение. Словесной формой выражения суждения является предложение. Понятия и суждения включены в цепь более сложных умственных действий – в рассуждения. Относительно законченной единицей рассуждения является умозаключение. Из имеющихся суждений оно образует новое – вывод. Суждения, из которых выводится заключение, суть посылки. Умозаключение представляет собой операцию мышления, в ходе которой из сопоставления ряда посылок выводится новое суждение. Язык есть непосредственная деятельность мысли, сознания. Наше мышление строится в соответствии с нашим языком. И обратно: мы организуем речь в соответствии с нашей логикой мышления. Посредством языка происходит переход от восприятия и представления к понятиям, протекает процесс оперирования понятиями. Структура языка в конечном счете отражает действительность. Язык обозначает отражающую действительность в мысли. Сущность языка выявляется в его двухединой функции: средство общения и орудие мышления. Речь – это деятельность, сам процесс общения, обмена мыслями, чувствами, пожеланиями, целеполаганиями, который осуществляется с помощью языка.

Язык – это система содержательных, значимых форм. Язык выполняет роль механизма социальной наследственности. Обмен мыслями при помощи языка связан с 2 процессами: выражение мысли, понимание мысли. Слушаший ощущает и воспринимает материальный облик слов в их связи, а осознает то, что ими выражается, - мысли. Взаимное понимание возникает тогда, когда в мозгу слушателя возникают представления и мысли, которые высказывает говорящий. В науке этот принцип называется намекание, мысль не передается в речи, а лишь возбуждается в сознании слушателя, приводя к неполному воспроизведению информации. Язык – один из ярких примеров единства индивидуализированного и объектированного духовного. Связь языка и сознания, языка и мысли несомненна. К.Маркс называл язык действительностью мысли, подчеркивая тем самым рполь языка как формы, через которую выходят во вне, объективируются отдельные результаты, фрагментарные моменты сознания. Вместе с тем, буквы(звуки), слова, предложения, тексты, структуры, правила – это реальность, так же и обособленная от сознания отдельных индивидов, поколений людей. Возникновение и развитие сознания как специфически человеческой формы отражения неразрывно связано с возникновением и развитием языка как материального носителя, воплощения норм сознания. “На “духе”, - пишут к. Маркс и Ф. Энгельс,- с самого началав лежит проклятье – быть отягощенным материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков – словом в виде языка.” Только будучи выраженно в языке, коллективно вырабатываемое сознание выступает как некоторая социальная реальность. Мимико- жестикулярные и звуковые средства взаимного общения прежде всего высших животных и послужили биологической предпосылкой формирования человеческой речи. Развитие труда по необходимости способствовало тесному сплочению членов объщества: благодаря этому стали более часты случаи их взаимной поддержки, совместной деятельности. У людей явилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала орган – соответствующее строение мозга и периферического речевого аппарата. Физиологический механизм образования речи – условно-рефлекторный. Язык обеспечил единообразное формирование идеальных явлений у всех объщающихся индивидов, что было настоятельной потребностью совместной производственной жизни.

Сущьность языка выявляется в его двуединой функции: служить средством объщения и орудием мышления.

Речь –это деятельность, сам процесс объщения, обмена мыслями, чювствами и т.д.,который осуществляется с помощью языка.

Язык – это система содержательных значимых форм. Посредством языка мысли, эмоции отдельных людей превращаются из личного достояния в объщественное. Язык выполняет роль механизма социальной наследственности, храня в себе духовные ценности общества. Посредством языка происходит переход от восприятий и представлений к понятиям, протекает процесс оперирования понятиями. Выражая свои мысли и чювства, человек отчктливее уясняет их сам. Язык и сознание едины, но не тождественны: сознание отражает действительность, а язык обозначает ее и выражает в мысли. Язык влияет на сознание: его исторически сложившиеся нормы, специфичные у каждого народа, в одном и том же объекте оттеняют различные признаки. Стидь мышления, например, в немецкой философской культуре иной, чем, скажем, во французской. Язык влияет на сознание, мышление и в том отношении, что он придает мысли некоторую принудительность, направляя ее движение по каналам языковых форм.

§ 1. Специфика научного и философского осмысления языка

Язык — это неизменный спутник человека и в быту, и в социальном общении, и в творчестве, и, как мы уже отмечали, в познании. Нему­ дрено, что за последние 100 лет к нескольким старейшим языковедче­ ским дисциплинам — лингвистике (грамматике), герменевтике (тео­ рии интерпретации) и риторике — прибавились многочисленные междисциплинарные научные подходы к изучению языка (психосе­ мантика, психо- и этнолингвистика, социо- и коммуникативная лингвистика, семиотика и лингвистическая прагматика и т.д.), а так­ же разнообразные философские направления его исследования (дея- тельностно-историческое, символическое, феноменологическое, фи- лософско-герменевтическое, аналитическое и др.). Такой широкий научный и философский спектр подходов к изуче­ нию языка привел, с одной стороны, к расширению экспериментальной и теоретической базы его изучения, а с другой — породил нагромождение моделей и подходов, где во многом утратилось его понима­ ние как гармоничной и целостной системы. Причины такого малопро­ дуктивного плюрализма в методологии и теории современных наук о языке многообразны. Главная же из них, на наш взгляд, кроется в пре­ обладании утшштарно-инструменталистского подхода к языку, когда все его смысловые богатства и разнообразие функций сводятся к од­ ной, хотя и существенной, характеристике — бьпь инструментом че­ ловеческого общения. Язык — это только слова, значения которых конвенционально оп­ ределены субъектами общения, благодаря чему предмет говорения оди­ наково идентифицируется слушающими (воспринимающими). С этой точки зрения употребление языковых средств нормативно и контроли­ руется самим коммуникативным процессом, цель и смысл которого — быть понятным субъектам коммуникации. Наиболее яркое проявление инструменталистской парадигмы в понимании сути языка демонстри­ рует структуралистский принцип, что язык — это знаковая система с устойчивым набором значений, созданная и контролируемая людьми в коммуникативно-деятельностном контексте их совместного бытия. Совершенно ясно, что социальное общение исключительно важно, а роль языка в нем фундаментальна. Однако это недостаточное осно­ вание для того, чтобы сводить сущность языка к «коммуникативным играм», коими бытие языковой реальности отнюдь не исчерпывается. Языковая компетенция каждого индивида, с точки зрения инстру­ ментализма, формируется по шаблону, заданному нормативными уело- ] виями коммуникативных взаимодействий, типичных для данной кон- | кретно-исторической социальной общности. Процесс овладения ] языком, таким образом, относительно одинаков для всех носителей | данной традиции в силу единства усваиваемых коммуникативных кон­ стант. Последние, в свою очередь, задают сходную для всех смысловую ] «схему» мировидения, «одевая мир» (по выражению Л. Витгенштейна) в инвариантные синтаксические и лексико-семантические структуры. При абсолютизации этих процессов в становлении языковой компетен­ ции личности, ее поведения и познавательных установок языковая ре­ альность превращается в некую идеологию, за создание которой в ко- ] нечном счете никто не ответственен и правила игры которой все вынуждены безропотно принимать. В этом контексте любое нововведе­ ние в языке возможно лишь с опорой на уже известное правило. В про­ тивном случае неизбежно возникновение ситуации непонимания. На наш взгляд, именно инструментализм и утилитаризм являются главными причинами методологической разноголосицы и даже про­ тиворечивости в исследованиях языка.

Во-первых, язык выполняет не только коммуникативные, но и важнейшие когнитивные функции, многообразно и гибко — в под­ линном смысле слова творчески — опосредствуя взаимоотношения между индивидуальными субъектами познавательной деятельности, а также между объектом и субъектом познания. Без языка невозможна трансляция знаний от поколения к поколению, а также успешное вза­ имодействие и обмен результатами познавательной деятельности вну­ три научного и иных познающих сообществ (художественных, рели­ гиозных, технических и т.д.). Особую, именно конструктивную, а вовсе не репрессивную, познавательную роль играют письменные тексты различного рода, обеспечивающие возможность рациональ­ ной и интерсубъективной проверки полученных знаний и их опера­ тивное тиражирование. Сегодня компьютерная техника с электронной почтой и сетью Ин­ тернет создают исключительно благоприятные условия для реализа­ ции познавательной функции языка. Здесь достаточно упомянуть о возможности проведения научных и иных электронных конференций в режиме реального времени, которые по сути дела превращают науч­ ное познание в перманентно осуществляющийся процесс коллектив­ ного научного поиска с мгновенным обменом и оценкой получаемых результатов. Более того, здесь совершенно новыми когнитивными гранями начинает играть сам язык, демонстрируя свои ранее скрытые грамматические и лексические возможности, а также метафоричес­ кий потенциал. Ниже мы остановимся и на иной ипостаси познавательной функ­ ции языка, проявляющейся не столько в рациональных формах опы­ та, сколько во внерациональных видах творчества. Во-вторых, очевиден момент творческой индивидуализации в ов­ ладении и пользовании языком, наиболее зримо проступающий в со­ чинениях великих поэтов и писателей. Если бы все в языке было ути­ литарно и сугубо коммуникативно, тогда в нем не был бы возможен феномен языкового творчества. В-третьих, при инструменталистском подходе необъяснимым ока­ зывается факт поразительной исторической устойчивости некоторых языковых образований (например, имен, местоименных наречий; слов, фиксирующих категориальные смыслы, и т.д.). Вопреки сугубо утилитарно-конвенционалистскому взгляду на язык последний зачас­ тую оказывается «мудрее» нас, его суетных носителей, открывая со временем такие потаенные познавательные смыслы, о которых могли и не догадываться предшествующие поколения говоривших на нем людей. Приведем один только пример. Так, только после открытия феномена «расширяющейся Вселенной» и формулировки «антропного принципа» в его сильной версии вдруг стало ясным, что подобное по­ нимание устройства мироздания давным-давно коренилось в самой этимологии слова «вселенная», которое фиксирует вовсе не безжиз­ ненное физическое пространство, а целостность мирового бытия, ку­ да органически включен — «вселён» — человек на правах его важней­ шего конструктивного элемента. О реальных альтернативах инструменталистской парадигме реч пойдет ниже, а пока необходимо остановиться на атрибутивных ха рактеристиках самого языка.

§ 2. Базовые характеристики языка как целостной системы

Сущность языка как целостной и относительно автономной смысло­ вой системы, опосредствующей взаимоотношения между людьми и окружающим миром, характеризуется, соответственно, двумя взаи­ мосвязанными чертами. Первая черта заключается в имманентности языка человеческому бытию, которое свершается в мире смыслов и постоянно творчески преумножает эту свою «смысловую обитель»1. Будучи схваченным творческой мыслью ученых, философов, поэтов и художников, мир прирастает, точнее, прорастает смыслами, лишь человеку понятными и для него значимыми. Вне человека бытие безымянно. Только в лю­ дях и через людей бытие способно сказываться. Слово одновременно — это единственное доступное всем средство сохранить мгновенность мелькнувшего взгляда, вспыхнувшего чувст­ ва, озарившего прозрения, причем не только сохранить, но и поде­ литься, стать со-участником общей судьбы человеческого бытия в ми­ ре. Недаром один из глубочайших философов языка — М. Хайдеггер особо подчеркивал, что язык дает «сбыться человеку в его собствен­ ном существе»2. Вторая сущностная черта языка, неразрывно связанная с пер­ вой, — это его посредническая природа. Язык всегда реализует опреде­ ленное отношение — между знаком и значением, между словом и ве­ щью, между произносящим и понимающим. Действительность этого

Но одновременно базовые смыслы языка и тронсцендентны относительно челове ка, ибо не выдумываются, а как бы творчески «распаковываются» усилиями его созна ния. 2 Хайдеггер М. Путь к языку // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 269.

Глава 4. Язык и познание 301

отношения реализуется благодаря наличию символической способ­ ности у каждого человеческого индивида. Для более строгого определения посреднической сущности языка удобно использовать категориальную пару «сущее — несущее». Кате­ гория «сущее» употребляется нами в хайдеггеровском смысле и озна­ чает все то, что достигло явленности (сущее как присутствующее). С этой точки зрения идеальный смысл языка становится сущим бла­ годаря своей несущей (до-носящей смысл в произнесении) составля­ ющей языка. Категория «несущее» понимается нами, соответственно, как несущая основа. Последняя имеет два плана выражения — мате­ риальный и духовный. Материальный план до-несения смысла образует знаково-симво- лическая структура конкретного языка, фиксирующая фонетические, морфологические, грамматические и лексико-семантические его осо­ бенности. В каждом конкретном акте говорения (написания) его ма­ териально-знаковая сторона используется затем, чтобы донести смысл до другого сознания. Потом эта материя языка (звуки, буквы, паузы, знаки препинания) как бы «испаряется» в тот самый момент, когда понимание состоялось. Это «улетучивание» материально-несу­ щих структур языка из актуального горизонта сознания в момент по­ стижения смысла весьма зримое проявление его посреднической сущности. Духовный план языка как несущего заключается в том, что, буду­ чи посредником, язык не фиксирует внимание понимающего на кон­ кретных значениях своих составных частей (на поверхностной струк­ туре высказывания, по выражению Н. Хомского), а сосредоточен на донесении именно целостного смысла (на глубинной структуре, по выражению того же автора). Весь феномен метафоричности языка как раз и основан на том, что за буквально-поверхностным смыслом (ду­ ховно несущим) мы способны вычитывать некоторый истинно су­ щий — глубинный и целостный смысл. В противном случае наша мысль всегда отвлекалась бы на несущественное и частное, утрачивая способность понимать и доносить существенное содержание. Попытки осмыслить язык в единстве его конститутивно-онтологи­ ческих и посреднических характеристик сталкиваются с двумя серьез­ ными трудностями. Первая — это уже отмеченный феномен сокрытия идеально-сущего смысла за его несущими структурами. Другой аспект ЯОП трудности состоит в том, что важнейшим средством донесения смысла в языке являются молчание (пробел в тексте) и умолчание. Для их анализа вообще трудно подобрать адекватные логические средства. Особенно очевидным факт умолчания становится при переводе, кото-

302 Раздел П. Теория познания

рый X. Ортега-и-Гасет определил как попытку выразить то, что на дру- 1 гом языке умалчивается. Чаще всего умалчивается в языке очевидное, I т. е. то, что понятно всем его носителям. Но очевидность эта разнится 1 от языка к языку, создавая «разные уравнения между выраженным и 1 невыраженным»1. Научное осмысление феномена умолчания поэтому ] если и возможно, то только в рамках языковой прагматики, исследую- I щей контексты говорения. Заметим также, что феномен «значащего 1 отсутствия» и его понятийное схватывание — вообще одна из слож- I нейших проблем, стоящих перед современной наукой. Таковы пауза в I музыке, природа вакуума в физике, Ов математике и т.д. Вторая принципиальная сложность, касающаяся научных иссле- I дований языка, заключается в том, что любое такое исследование I предполагает язык в качестве своей неустранимой предпосылки. Од- I ним из аспектов этого парадокса является семантическая саморефе- I рентность и неоднозначность выражений естественного языка, «ме- | шающие» построить непротиворечивые теории истинности значений языковых выражений в рамках логической семантики. Данные объективные трудности возникают уже не по причине ог­ раниченности исследовательских установок, а вследствие диалекти­ ческой природы самого языка. Одна из таких диалектических черт бытия языка состоит в том, что, будучи единым и универсальным как общечеловеческая способ­ ность обнаружения смысла, язык в то же время многолик с точки зрения национального колорита и индивидуальных акцентов миро­ восприятия, причем шкала подобной (национальной или индивиду­ альной) языковой своеобычности бесконечно вариативна — от пол­ ной «глухонемоты» (вследствие зашоренности и заштампованности языкового сознания) до восхитительной чуткости к языку, свойст­ венной поэтам. Одним из первых ученых (не считая В. Гумбольдта), кто подметил глубинную объективную диалектику языка и попытался создать науч­ ный метод, который бы ее учитывал, был Ф. де Соссюр. Суть предло­ женного им подхода состояла в разделении синхронных и диахрон- ных методов2 в зависимости от целей и задач анализа. Первые должны были применяться для изучения неизменной и устойчивой знаковой структуры языка. Им, с легкой руки Соссюра, структурная лингвиста-

Ортега-и-Гасет X. Избранные труды. М., 1997. С. 675. Подробное методологическое обоснование различения синхронного и диахрон- ного подходов дается в «Курсе общей лингвистики» (см.: Соссюр Ф. де. Труды по языко­ знанию. М., 1977). I

Глава 4. Язык и познание 303

ка и отдала предпочтение, целиком переложив диахронные исследо­ вания на плечи языковой компаративистики, а также других научных дисциплин типа психологии языкового общения. Среди других дихотомий, выделенных Соссюром, отметим такие, как «речь — язык», «индивидуальность — социальность» знаков, а так­ же не до конца эксплицированная им дихотомия, намеченная в «Замет­ ках по общей лингвистике»1, — «бессознательность — сознательность» в использовании языка. Нетрудно заметить, что все последующие оппозиции производны от первого — базового для лингвистики Сос- сюра — бинарного отношения «речь — язык», основным вариантом ко­ торого является дихотомия «говорение (произнесение как источник языковой динамики) — письмо (текст как фиксированная норма язы­ кового взаимодействия)»2. Противоречивость языковой реальности, с одной стороны, порож­ дает вышеотмеченныи методологический плюрализм, но, с другой стороны, содержит и глубоко позитивный момент. А именно подтал­ кивает исследователей к признанию сущностного единства всех про­ явлений языка, требуя методологического единства осваивающих его исследовательских программ. Соответственно, становится очевидной явная ограниченность инструментализма, не способного совладать с творчески-онтологической, а отнюдь не только репрессивной, ипос­ тасью бытия языка. Для целостного постижения любого феномена — будь то язык или сфера человеческого сознания в целом — все его стороны (в том чис­ ле и полярно противостоящие друг другу) должны быть равно учтены без однозначного соотнесения их с положительными или негативны­ ми оценками.

§ 3. Функции языка

Существуют различные попытки выделения функций языка, однако псе исследователи, расходясь в частностях, едины в том, что сущест­ вуют две безусловно важнейшие функции, которые язык выполняет в человеческом бытии, — коммуникативная и познавательная. В утилитарно-коммуникативном функционировании языка, ос­ новная задача которого обеспечить взаимопонимание сторон, объеди-

Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. М., 1990. С. 41. «Тесный корсет официального языка», по словам Ф. де Соссюра, тормозит его развитие, но не в силах остановить совсем (там же. С. 47).

ш 304 Раздел П. Теория познания ] ненных конкретными целями и общими интересами, нет необходимо-Я сти использовать творческие потенции языка. Наоборот, их использо- I вание может существенно затруднить общение как бьповое, так и про- I фессиональное. Стремление избегать неясных (непривычных) I терминов и выражений является поэтому нормой в тех областях чело-1 веческого взаимодействия, где главной целью общения служит обмен I необходимой информацией. Языковые штампы обыденного слово-1 употребления, а также формализованные языки и терминологические I системы в научных и профессиональных сообществах являются свое- I образным олицетворением этой сознательной установки наунифика-1 цию выразительных средств. Познавательная, или. как ее называют некоторые ученые, чнщ теллектуальная, функция языка необходимо связана с установкой h на духовный и культурный рост общающихся сторон (мыслящихИ субъектов) в процессе их со-творческого диалога друг с другом, с I миром и с языком. Сказать здесь — значит показать ранее невиди- I мое, непривычное. Такой творческий диалог с языком обогащает! всех его участников, включая, конечно, и сам язык как несущее ос-Я нование смыслового взаимодействия. Олицетворением со-творче- I ского диалога с языком является национальная литература (вклю- I чая философию). Здесь, с одной стороны, обогащается новыми I смыслами сам язык под творческим воздействием человеческого I духа, с другой — такой обновленный и обогащенный новыми твор- I ческими гранями язык способен расширять и обогащать духовную I жизнь нации в целом. В научной и философской литературе помимо двух указанных I функций обычно выделяют еще как минимум одну, причем у разных I мыслителей — единых во мнении относительно первых двух функ-1 ций — она всегда разная, что, на наш взгляд, уже говорит об ее избы-1 точности. Например, Р.И. Павиленис помимо «кодирующей» (в на- I шем определении — утилитарно-коммуникативной) и «генеративной» I (познавательной) выделяет «манипулятивную» функцию1, которая, поЯ нашему мнению, является одним из функциональных проявлений I (модальностей) утилитарно-коммуникативной функции, на чем мы I остановимся ниже. АА Ветров в книге «Семиотика и ее основные • проблемы» выделяет «экспрессивную» функцию языка, смысл кото- I рой — в выражении чувств говорящего2. Однако, отмечая ее «вторич- I ный характер», поскольку большинство лингвистов не относят выра- I

Павиленис Р.И. Проблема смысла. М, 1983. С. 115. 2 Петров А.А. Семиотика и ее основные проблемы. М., 1968. С. 136.

1лава 4. Язык и познание 305

жение эмоций к существенному аспекту языка, он этим сам же при­ знает ее избыточность1. Идейный вдохновитель тартуско-московской семиотической школы Ю.М. Лотман помимо «информационной» и «творческой» функций выделяет «функцию памяти», подразумевая под ней способность текста сохранять память о своих предшествую­ щих контекстах2. Текст создает вокруг себя некое «смысловое прост­ ранство», лишь в нем обретая осмысленность. На наш взгляд, знание культурного контекста, необходимое для адекватного понимания ис­ торического памятника, равно как и знание социальных контекстов обыденного общения, относится к коммуникативной функции языка, но лишь в разных аспектах (модусах) ее проявления — в духовном и утилитарном. Также обстоит дело и с популярной у современных оте­ чественных лингвистов и семиотиковякобсоновской классификацией функций языка. Каждая из шести выделенных Р. Якобсоном функций соответствует какому-то одному — акцентируемому в зависимости от контекста выражения — конкретному элементу речевого взаимодейст­ вия3, но все вместе они выражают различные аспекты коммуникатив­ ной функции языка. Необходимо заметить, что две выделенные нами функции нахо­ дятся в тесном диалектическом взаимодействии, что может иногда со­ здавать обманчивую видимость их тождественности. Действительно, познавательная функция может почти совпадать с коммуникативной, например в сфере межличностных взаимодействий внутри научного сообщества (тем более в упоминавшемся нами виртуальном компью­ терном взаимодействии), в ситуациях межкультурного диалога, в эк­ зистенциально значимой беседе двух творческих личностей и т.д.; но

В книге В.Н. Волошинова «Марксизм и философия языка» (Л., 1929. С. 126), ко­ торая принадлежит М.М. Бахтину, подчеркивается важность «в живом высказывании» не только «значащих элементов», но и «оценивающей ориентации». Однако этот цен­ ностный акцент, выраженный в экспрессивной интонации высказывания, не полагает­ ся в качестве отдельной функции языка, поскольку «в абстрактньж элементах системы языка» оценок нет (там же). См.: Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М., 1996. С. 21—22. Эти функции: 1) реферептивная (выражает направленность на контекст); 2) эмотивная, или экспрессивная (на адресата); 3) конативная, или апеллятивная (на адресата); 4) поэтическая (на сообщение); 5) фактическая (на контакт); 6) метаязыко- вая (на код). См. знаменитую статью Р. Якобсона «Лингвистика и поэтика» (в кн.: Структурализм; «за» и «против». М., 1975). Отметим также, что для Р. Якобсона, ра­ ботавшего в функционалистской парадигме пражского лингвистического структура­ лизма, коммуникативная функция языка являлась преимущественным объектом рассмотрения.

20-7712

306 Раздел П. Теория познания

она также мЬжет выступать и в «чистом» виде, например в поэтичес ком и философском творчестве1. Также неверно утверждать большую или меньшую значимость од- j ной из выделенных функций языка, например коммуникативной j вследствие ее непосредственной связи с каждодневным существова- j нием людей или, наоборот, когнитивной в силу ее ярко выраженного, творческого характера. Обе функции языка — и познавательная, и коммуникативная — равно важны для нормального существования и развития языкового сознания как отдельных индивидов, так и на- ] ции в целом. Среди них трудно выделить наиболее значимую, ибо критерии значимости в данном случае разные. В одном случае крите­ риальными являются такие свойства речи, как общедоступность, про-; стота и информативность (актуализация однозначного смысла), в1 другом же, наоборот, — ориентация на индивидуальный опыт пони­ мания, смысловая неоднозначность (сложность) выразительных средств и наличие множества потенциальных смысловых измерений. Таким образом, в диалектическом сосуществовании двух основных функций языка (познавательной и коммуникативной) находят свое отражение два основных онтологических свойства языка, о которых уже упоминалось выше — его посредническая природа как проводни­ ка смыслового содержания (в единстве сущих и несущих характерис­ тик), а также его имманентная укорененность в человеческом (смыс- лопорождающем и смыслопонимающем) бытии, на чем мы еще остановимся ниже.

§ 4. Функциональные модальности языка

Высший полюс реализации творческого потенциала языка являет со­ бой национальная литература, а в ней в первую очередь философия, проявляющая базовые рациональные возможности понимания чело­ века и мира, и поэзия, углубляющая и утончающая чувственно-эмо­ циональное восприятие мира. Этот высший уровень конкретно-исто-

1 Непосредственный акт поэтического творчества находится целиком вне сферы коммуникации и не может бьпь постигнут в категориях коммуникативного взаимодей-1 ствия. Даже «диалог», с языком — единственным собеседником и орудием поэта — по сравнению с коммуникативным смыслом диалога является метафорой, ибо язык гово­ рит поэту только то, что сам поэт жаждет от него услышать. Интенсивный поиск слова В поэтическом творчестве — это, по суш, не диалоге языком, а диалог-монолог души с самой собой, цель которого — найти слова-намеки, обнажающие сущность сказывае­ мого содержания. т

Глава 4. Язык и познание 307

рического бытия языка мы именуем креативной функциональной мо­ дальностью. Термин «модальность» означает здесь качественную характеристи­ ку функциональных проявлений языка (коммуникативных и позна­ вательных), выражающуюся в их способности оказывать креативное (творческое), стабилизирующее или подавляющее (репрессивное) воз­ действие на языковое сознание индивидов, на их мировосприятие. Творческое воздействие языка на сознание его конкретных носи­ телей связано со способностью национальной словесности открывать новые горизонты бытия и стимулировать духовный рост личности. В свете этого главная культурная задача и социальная «польза» наци­ ональной литературы состоят в том, чтобы возделывать, «обживать» поле сокрытых (до поры) смыслов, которое потенциально доступно языковому обнаружению (выражению), но актуально не реализовано в языковом сознании конкретной национально-языковой общности людей. Яркий, точный и насыщенный смыслами язык может не толь­ ко стимулировать развитие интеллектуальных творческих способнос­ тей, но и оказывать позитивное воздействие на нравственное созна­ ние и эстетические качества личности. Недаром с давних времен известна поговорка: «Доброе слово и злых делает добрыми, а злое сло­ во и добрых делает злыми». Не вызывает сомнений, что конкретно-историческое языковое со­ знание нации всегда относительно устойчиво, особенно в одном поколении людей, где наиболее четко прорисовывается единство культурных доминант и предпочтений (значимых акцентов в мирови- дении). Этот относительно статичный, типизированный смысловой образ реальности организуется адаптивно-стабилизирующей функцио­ нальной модальностью языка, суть которой заключается в обеспечении устойчивости иэкономности коммуникативной и познавательной де­ ятельности в социуме. Непосредственным проявлением адаптивной модальности языка служит сознательное или, что случается чаще, бессознательное пользование заведомо ограниченным набором тер­ минов и стилистических фигур речи как рационально истолкованных (например, научные и профессиональные терминологические систе­ мы), так и не определенных, но интуитивно ясных (слова обыденной речи). Изучение адаптивно-стабилизирующего аспекта бытия языко­ вой реальности, наиболее зримо воплощенного в повседневной ком­ муникации, тесно связано с такими группами проблем, как сосущест­ вование коммуникативных стилей; возникновение и организация дискурсивных мифологем; существование внутри общенационально­ го языкового сознания разнообразных специфических «коммуника-

XJ*

308 Раздел И. Теория познания

тивных обычаев», задающих бессознательно действующие пропорции говоримого и умалчиваемого; наличие языковых «предрассудков», «дирижирующих пониманием»1, и т.д. Вне стабилизирующего адаптивного фактора общение и познание в обществе были бы серьезно затруднены. Однако последнее отнюдь не свидетельствует о необходимости доминирования данной модаль­ ности в языковом сознании вообще. Когда «цели легкости истолкова­ ния предпочитаются остальным положительным моментам языка», тогда «уменьшается необходимость в напряжении ума», — писал еще В. Гумбольдт2. В результате значение отдельных элементов языка (как правило, наиболее творческих) все более затемняется, и на место во-' ображения и фантазии встает привычность употребления, приводя­ щая «к неизбежному отвлечению от деталей языкового устройства»3. Формирование языковых стереотипов приводит не только к обедне­ нию языка, но и к подавленности языкового сознания, поскольку язык начинает выполнять роль «социального фильтра» (Э. Фромм)4, тор­ мозящего осознание множества размышлений и переживаний, выхо­ дящих за рамки общепризнанного. Такова репрессивная модальность языка, проявляющаяся равно и в актах коммуникации, и в познавательной деятельности. Ее суть в том, что привычность словесных формулировок постепенно приводит к ог­ раниченности и зашоренности сознания людей. Более того, этот язык будней — привычный и простой — начинает воспитывать сознание своих реципиентов, навязывая им посредством расхожих языковых штампов определенную «схему дозволенных мыслей». Так формирует­ ся, по меткому определению английского поэта и литературного кри­ тика Т.С. Элиота, «коллективное неосознанное чувство здравого смыс­ ла»5. На вышеозначенной способности языка подавлять сознание своих носителей, создавая иллюзию понимания в обход творческого осмысления происходящего, базируются технологии идеологического манипулирования массовым сознанием. Современная массовая культура почти целиком построена на принципах репрессивного дискурса, ибо ориентирована не столько

1 Тема языковых предрассудков специфична для герменевтической традиции (Ф. Кюммель, Г. Миш, X. Липпс, М. Хайдеггер, Г.Г Шпёти др.). Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 219. 3 Там же. «Наш язык, — пишет Э. Фромм в работе «Из плена шипозий», — не обеспечивает нас словами, необходимыми для описания многих внугренш-гх переживаний, не соот­ ветствующих схеме наших мыслей» (см. вкл.: Фромм Э. Душа человека. М., 1992. С. 346). Элиот Т.С. Назначение поэзии. М., 1997. С. 55.

Глава 4. Язык и познание 309

на удовлетворение «культурных»1 потребностей, сколько на целена­ правленное формирование этих потребностей, причем с несомнен­ ной тенденцией к их примитивизации и унификации. В рамках этой «культурной» стратегии весьма удобным средством формирования общественного мнения и потребительского спроса является языковой по своей сути феномен искусственной стимуляции «пред-ожидания». Суть его в том, что посредством определенных риторических приемов сначала ненавязчиво создается «ситуация ожидания», т.е. интерес по­ требителя культурной информации с самого начала направляется к какой-то одной (идеологически выгодной) стороне проблемы. Затем эта искусственно созданная познавательная неопределенность (а по существу, интрига) «благополучно» разрешается. Современный гол­ ландский исследователь «макростратегий» понимания ТА. ван Дейк, анализируя структуру новостей в периодических изданиях на базе большого количества материала, замечает, что в начале идеологичес­ ки особенно важных информационных сообщений всегда дается ре­ зюме. Оно содержит общую оценку событий (включая мнения «спе­ циалистов») и задает тему (обычно разворачивая предысторию происходящего), занимая как минимум половину, а то и 2/з объема информационного выпуска. И лишь в конце с выборочным умолча­ нием излагается сама информация, восприятие и оценка которой большинством читателей уже вряд ли будут существенно разниться от того, что им хотели внушить1. Этот риторический прием использо­ вался еще греческими софистами. Например, Сократ, разбирая вмес­ те с Федром в одноименном диалоге Платона софистические уловки ритора Лисия, отмечает, что тот начинает свою речь с конца, давая на­ водящее определение того предмета, о котором еще только будет ид­ ти речь2. Суть такого красноречия Сократ справедливо усмотрел в об­ мане и добавил дальше, что для большей эффективности такого обмана ритор должен изучить природу человеческой души — ее склонности и предубеждения, — чтобы с наибольшей легкостью об­ манывать там, где люди «блуждают без дороги»3. Этот ироничный (да­ же саркастичный) совет Сократа относительно того, как лучше мани­ пулировать сознанием реципиентов, нашел «адекватное» воплощение в информационных стратегиях с самого начала их возникновения. Риторическим приемам, наиболее распространенным в современ­ ной общественно-политической речи, посвящены многие научные

См. об этом небольшую работу Ван Дейка «Анализ новостей как дискурса». Ван Дейк ТА. Язык. Познание. Коммуникация. М, 1989. 2 Платон. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М., 1993. С. 173-174. 3 Там же.

310 Раздал П. Теория познания

исследования в лингвистике, семиотике, психологии, философии и политологии. Ученых интересует, главным образом сущность тех язы­ ковых выразительных средств и приемов (фонологических, синтакси­ ческих, семантических, стилистических), которые являют в действии репрессивную силу языка, зачастую не просто навязывая реципиен­ там правильное мнение, но последовательно внушая его. Цель такого суггестивно-репрессивного воздействия отмечается всеми исследова­ телями. Она состоит в том, чтобы «воспитать» массовое сознание в рамках системы социальных мифологем, удобной для политики пра­ вящей «верхушки». Первостепенная задача такого «воспитания» щ усыпить (а в перспективе — убить) критическую мысль, что осуществ­ ляется вышеописанным древним риторическим приемом «настраива­ ния» восприятия. Из вышесказанного следует, что репрессивная функциональная модальность языка прямо противоположна креативной его модально­ сти. Тем не менее их нельзя однозначно соотносить с отрицательны­ ми и положительными оценками. Оценочное разделение здесь пре­ имущественное, но не абсолютное, поскольку репрессивность может иметь в определенных контекстах положительное значение в качестве стабилизирующего, адаптивного фактора. Во-первых, она является необходимым моментом коммуникативного взаимодействия, обус­ ловливая саму возможность наличия устойчивых языковых норм. Во- вторых, нормативность значений создает устойчивость «жизненного мира» индивида, что является важным фактором психологического равновесия. В-третьих, использование репрессивного потенциала языка может быть полезным в плане подавления агрессии отдельных преступных индивидов или маргинальных социальных групп, разру­ шающих социальный мир и согласие в обществе. Креативный потенциал языка, в свою очередь, может выступать отрицательным, дестабилизирующим фактором, препятствующим взаимопониманию. Ярким примером здесь могут служить некоторые произведения современной художественной литературы (типа «По­ минок по Финнегану» Дж. Джойса), а также некоторые философские тексты, трудные для понимания в силу того, что их авторы в поисках адекватных выразительных средств слишком увлекались «игрой» с языком. В последнем случае иллюстративным является феномен «за­ разности» стиля, когда язык такого «мастера слова» вызывает лавину дилетантских подражаний. Традиция противопоставления двух модальностей (сил, потен­ ций) языка, связанных со способностью слова оказывать воздейст­ вие — творческое или авторитарное — надушу воспринимающего,

Глава 4. Язык и познание 311

уходит корнями в глубокую древность. Уже первые античные рито­ ры — софисты, способные, как известно, с равной убедительностью доказывать противоречащие друг другу утверждения, — основывали это свое умение на неоднозначности слов языка. Последующая тра­ диция европейской риторики продолжала изучать «средства вер­ бального влияния на психику и поведение человека»1. Цели всех этих риторик были однозначно манипуляторские, в результате чего воздействующие силы языка в риторике и близких к ней дисципли­ нах исследовались односторонне — лишь в репрессивном аспекте. Способность же языка оказывать творчески-стимулирующее воз­ действие на сознание слушающего чаще всего даже не замечалась, поскольку большинство ученых придерживалось утилитаристских взглядов на сущность языка.

§ 5. Онтологический философский подход к языку

В противовес этой традиции, ориентированной на доминанту языковой произвольности и производности от нужд человеческой коммуникации, в истории филологии и философии сложилась и иная традиция, веду­ щая свое начало еще от Платона. Ее можно назвать «онтологической» — в пику утилитаризму и функционализму в исследованиях языка; «мета­ физической» — в противоположность конвенционалистской позити­ вистской установке; «динамической» или «диалектической» — в проти­ вовес статике структурных методов. Все эти названия адекватны и приемлемы. Однако во избежание терминологической путаницы мы да­ лее будем именовать ее «онтологической» традицией. Ее представители (Цж. Вико, В. Гумбольдт и неогумбольдтианцы, А.С. Хомяков, АА По- тебня, ПА Флоренский, АФ. Лосев, М. Хайдегтер, М.М. Бахтин, атак- же многие писатели и поэты) не отрицают наличие сильного репрессив­ ного начала в языке, использование которого (особенно в устах демагога) может стать «смертным приговором» для многих людей (Г. Бёлль)2. Однако проявление этого потенциально присущего языку смертоносного начала целиком и полностью зависит от волеизъявления мыслящего субъекта, от его совести. Сущность «онтологического» подхода к языку как явной оппози­ ции инструменталистски-утилитаристскому подходу может быть сформулирована в нескольких основных положениях.

1 Жоль К.К. Мысль. Слово. Метафора. Киев, 1984. С. 106. 2 Бёлль Г. Язык как оплот свободы // Философские науки. 1990. № 4. С. 93.

312 Ваздел П. Теория познания

1. За материально-несущим «телом» языка (его фонематическим строем, грамматикой и т.д.) полагается наличие некой универсальной и надперсональной смысловой реальности. Это или идеально-эйдетическая в духе Платона, или информационная, или семантическая действи­ тельность, которая обнаруживается (объявляется) «материей» языка. 2. Имена и языковые символы являются, по выражению П.А. Фло­ ренского, «отверстиями, пробитыми в нашей субъективности», они связывают нас с этой объективной смысловой реальностью. И хотя раскрываются и созидаются они лишь в творческих индивидуальных актах, однако не творятся людьми произвольно, не изобретаются, «как предполагает замкнутие в субъективность»1. Человек, следуя «онтологическому подходу» к языку, представляется не самовольным творцом, а скорее послушным субъектом обнаружения его идеально- смысловой реальности «в» и «через» несущие структуры языка. 3. Эта универсальная смысловая реальность, в свою очередь, «нуж­ дается» в человеке как носителе языка, дабы осуществиться (про­ явиться) в человеческом мире, обретя благодаря его свободному и творческому участию бесконечную вариативность и, стало быть, пол­ ноту воплощения. 4. Все сугубо научно-рационалистические и утилитарно-ориенти­ рованные подходы к сущности языка неадекватны, так как, выступая в качестве оторванного от человека предмета научного исследования, язык теряет самое существенное — свою целостность и подлинную онтологичность. «Позитивисты, — по выражению П.А. Флоренского, — расстригли Слово Божие на строчки и слова, язык растолкли в зву­ ки, организм измельчили до молекул, душу разложили в пучок ассо­ циаций и поток психических состояний»2. Таким образом, «онтологическая парадигма» понимания сущности языка, представленная в трудах русских философов-«имяславцев», а также в рамках западной онтологической герменевтики (М. Хайдеггер и его последователи), постулирует имманентно-трансцендентную при­ роду языковых смыслов, что и отличает «онтологический» подход от всех иных — филологических, аналитических и семиотических — концепций и парадигм исследования языка. Подытожим сказанное. В языке как целостной и динамической смысловой реальности в единстве ее сущих и несущих компонентов можно выделить две основные функции — коммуникативную и по­ знавательную. Они могут приобретать специфическую функциональ-

1 Флоренский П.А. У водоразделов мысли // Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 344. 2 Флоренский П.А. Имена. Кострома, 1993. С. 32—33.

Глава 4. Язык и познание 313

ную модальность: креативную, адаптивную и репрессивную. Весьма перспективным в плане исследования этой противоречивой и много­ мерной динамики языка как важнейшего условия гармоничного и восходящего человеческого бытия-в-мире является онтологический подход, вновь выходящий на первый план после стольких лет доми­ нирования инструменталистско-утилитаристских моделей. Однако о каких бы проявлениях языка мы ни говорили, важней­ шим условием его бытия служит наличие человеческого сознания, ко­ торое может иметь не только языковую, но и вневербальную форму существования. К проблематике сознания мы теперь и переходим. Эта тема особенно важна, если учесть, что именно сознание выдвига­ ется сегодня на первый план в метафизических и научных исследова­ ниях и именно здесь, по-видимому, следует ожидать в ближайшее вре­ мя самых важных научных открытий.

Поиск по сайту: