Пока не надоест

Я висел вниз головой, за ноги привязанный к сложномеханическому агрегату, выполнявшему незатейливые поступательные движения. Конечной целью всей этой физики было окунание меня в бурлящую кислоту, коей полнился огромный голубой чан с изображенными на нем розовыми бабочками.
Молчать и улыбаться, ощущая, как ядовитые пары разъедают глаза, даже мне было сложновато.
Рядом с чаном стояла жуткая бабища в кожаных труселях… Судя по сползшей с ее рожи ухмылке, она сейчас читала мои мысли. Читай, читай, старушка. Читай и любуйся моим молодым, сексуальным телом.
Пока я думал над тем, о чем бы еще подумать, мою грудь насквозь пробил старинный обоюдоострый меч. Я умер довольным и широко улыбающимся.
Но, к моему величайшему огорчению, меня оживили на том же самом месте. Я глубоко вздохнул и приготовился испытать чудовищную боль, которую вызовет соприкосновение моей макушки с кислотой.
Послышалось деликатное «гхм», и механизм остановился. Я завис в тридцати сантиметрах от чана.
Очень хотелось рассмотреть того, по чьей вине мой спуск был остановлен за несколько секунд до финала, но проморгаться не получалось. Я потихоньку начал выкашливать собственные легкие, проклиная незваного «спасателя». Из глаз вместо слез потекла кровь, кожа на лице плавилась и капала в зеленую жижу. Но я дышал полной грудью, прекрасно понимая, что чем быстрее яд распространится по венам, тем быстрее наступит забвение.
Вот уже почти. Еще чуть-чуть. Всё…

— …стал меня, Белеф! Какого хрена я вообще перед тобой оправдываюсь?! Что хочу, то и делаю! Имею право! Это вообще мой раб! Захочу – нос ему откушу! Или ирокез поставлю! Или мумифицирую заживо!..
Лежу, вроде, на полу. Нигде не болит.
— Ничего я с ним такого не делаю, чего бы не делала с другими рабами, в конце-то концов!
Раскудахталась хозяюшка моя. Причитает, как плакальщица на похоронах.
— Вот, слышал, что он только что подумал?! Слышал?!! И он такое постоянно думает! Это же наглость невероятная, про МЕНЯ ТАКОЕ ДУМАТЬ!!!
Ну уж извините. Я свой мыслительный процесс контролировать не в силах.
— Заткнись.
Да не могу я не думать!
— Убью.
Валяй, чертова ба…

— …чок ты какой-то, Рыжик. Ну чего ты ее доводишь каждый день? Она тебя однажды просто возьмет и оставит мертвым. Будешь потом обижаться.
— Хорошо бы, — хмыкнул я, глядя на Белефа снизу вверх. – И чего ты меня собачьей кличкой одарил?
— Ну имени своего ты же мне так и не сказал.
— Сказал. П537/8Р.
— Так могут робота звать, а не человека, так что не пудри мне мозги.
— Не веришь – не надо.
Моя голова покоилась на его коленях. К счастью, от тела она отделена не была. На этот раз.
Судя по приятным запахам и неяркому свету, мы находились в одной из многочисленных замковых спален. Белеф сидел на кровати и хмуро перебирал мои волосы, задумчиво накручивая пряди на палец – от одной к другой.
— Она тебя уже по привычке оживляет, а не по желанию.
— Я ни разу не просил, кстати, меня оживлять.
— Зато я просил. Уже сбился со счета, сколько раз.
— Тебе оно надо?
— Свинья ты неблагодарная, — Белеф произнес это почти с восхищением.
— Просто фу таким быть, — я принял сидячее положение и вздохнул. — Слушай, меня взрастили, конечно, на хлебе и воде, нещадно муштровали, стегали кнутом почем зря, вырывали ногти, если я в своей келье на минуту позже свечу задувал. Да что там, у меня вместо игрушечного солдатика был мертвый, который вонял, как скотина. И на гвоздях поспать успел, и голой жопой на муравейнике посидеть, но это, вот ВСЁ ЭТО, меня уже доконало. И теперь я знаю, кстати, кого винить в том, что двадцать две мои попытки покончить жизнь самоубийством обломались.
— Не напоминай лучше. Я думал, что только всякие ниндзя по телеку язык откусывают, лишь бы врагу не достаться. Как вообще можно себе язык откусить?! – Белеф высунул вышеупомянутую мышцу, в которую я немедля впился зубами.
— Хоэшь, покау, как?
Мне дали по башке так, что искры сыпанули, и отбросили подальше.
— Больной, что ли?! – ооо, теперь он нависал надо мной, как дракон над пастушкой, гневно раздувая ноздри.
— Здоровый, твоими стараниями!
Мой славный спаситель взвыл и повалился спиной на кровать.
— Ты невыносим! Как тебя твой наставник терпел?!
— А он не терпел, — я на четвереньках подобрался к кровати и залез на Белефа, змеей скользнув у него между ног. – Меня наказывали в десять раз чаще, чем других послушников. А потом я этого мерзкого дедка крюками за ребра подвесил к люстре в трапезной. Не поверишь, но ко мне стали придираться гораздо меньше.
Белеф смотрел мне в лицо, пытаясь понять, шучу я или прикалываюсь. По его закатившимся глазам я понял, что оба эти предположения просто не выдержали конкуренции, уступив место вполне логичному «этот юнец брехать не станет».
— Какая же ты злобная маленькая дрянь.
Опять началось. Меня заключили в мощные объятия и прижали к широкой груди.
— Только не надо снова меня жалеть, — взмолился я, тщетно пытаясь спихнуть белефские лапищи. – Меня вполне устраивало всё, учителя пророчили мне место куратора. Я был счастлив, Белеф, счастлив!
— Как ты мог быть счастлив там, где вместо завтрака профилактические пытки?! Где девочек не трахают, а строят алтари из их костей, а из кожи палатки мастерят?! Это же варварство!
— Варварство – это когда мужчину сношает баба. В моем мире самки знали свое место, к воинам относились почтительно. Жрать готовить, драить, тапочки приносить – вот их святые обязанности.
И хотя говорил я нагло и явно провоцировал Белефа, внутри у меня все сжалось от оплеухи, которую мне точно сейчас отвесят. Но вместо этого Белеф неожиданно захохотал.
— Ты, сопля зеленая, говоришь, как отец семерых детей и владелец гарема. А сам даже женскую грудь не мял ни разу.
— Я посвятил себя служению Родине!
— Тебе пятнадцать лет, к черту родину! Ты должен думать о старшеклассницах, тачках и дискотеках!
— Иногда я просто не понимаю ересь, которую ты несешь. И вообще, у нас год длиннее.
— На восемь дней, ага. Что у вас за Бог, который так пренебрежительно к сексу относится?
— Кирхэ Обизат, — по-моему, слишком эмоционально в моем исполнении прозвучало имя Призывающего.
— Кирхэ… Стоп. Нет. Нет, нет, нет, ты шутишь. Обизат?! – Белеф подскочил, сжав ладонями мои предплечья.
— Кирхэ Обизат! – повторил я еще более эмоционально. Ничего не поделаешь, у каждого послушника с рождения Его лик под подушкой лежит.
— Рыжий, не дури мне голову. Обизат – развратница, вся в двоюродную сестрицу, ни одну юбку не пропустит. У нее весь суккубат по струнке ходит.
— Твоя Обизат может и развратница. А наш Призывающий невинен и чист от плотских желаний, кровью еретиков обагрены полы Его мантии, в руках круг смерти, на плече сокол, доспеха сияние выжигает глаза недостойных…
— Это ты мне сейчас отрывок из вашего священного писания зачитываешь наизусть?
— … на челе Призывающего белый обруч, очи серебром налиты, за спиной шесть крыл. Первое крыло – целомудрие, второе…
— Хватит, я понял, — ладонь Белефа с предплечья переместилась на мой рот. – Серебряные глаза – это точно про нее. Позерша, каких поискать. А вот крыльев не припомню.
Я пустил слюни. Белеф с воплем отвращения убрал руку.
— Не смей богохульствовать, ничтожество!
За сей несдержанный выпад я оказался лихо перевернут на живот и придавлен сверху.
— Рот свой закрой, сопляк. Бог у тебя девственник, вся наука ваша на непорочности строится, и по вашим законом ты уже нагрешил на тысячу пожизненных заключений.
— Ничего подобного, — сдавленно ответил я.
— Да? А чего ты тогда дрожишь подо мной, задницей своей костлявой вертишь? Вот бы на тебя поглядел сейчас твой Кирхэ…
— Не упоминай всуе имя Его!
Огромный, горячий член чуть не разорвал меня пополам. Задыхаясь, я цеплялся за край кровати, будто за ним были Святые Земли. Белеф конкретно разозлился, и его злость грозила мне разодранными кишками. Нет, я вовсе не мазохист. Просто хамло.
— Проси прощенья, — шепнул он мне в ухо.
Для этого ему пришлось схватить меня за руки и потянуть на себя. Спина при этом прогнулась так, что позвоночник звучно пообещал не выдержать такого обращения и сломаться. Но я молчал. После всего, что со мной делала его сучья хозяйка, жесткий секс казался расслабляющим массажем.
Белеф перевернул меня на спину, каким-то образом умудрившись не прекратить меня трахать ни на секунду. Я пытался смотреть на него с вызовом. Но было больно. И страшно. Страшно, потому что на самом деле я до усеру боялся, что он махнет на меня рукой. Что не будет останавливать Аграту каждый раз, когда она задумывала что-то совсем уж мерзкое. А Белеф очень хорошо научился читать мою физиономию.
— Вот прям ненавижу себя, когда ты на меня так смотришь, — грустно пробормотал он, оставив меня в покое и устроившись головой на подушке.
Вот всегда так. Вспылит и буквально через несколько секунд отходит. Шваркнет об стену – и тут же бежит зализать рану. Подозрительно добрый он для этого места. За сотни лет в компании его богини зачерствеет даже воздух.
Чуть слышно поскуливая от боли, я подполз к нему и прижался к теплому боку животом, обвив белефские руку и ногу.
— Поди прочь, — буркнул инкуб, не делая, однако, попытки оттолкнуть меня.
Потершись носом об его плечо, я вдруг почувствовал, что меня неудержимо тянет в сон. Что не удивительно, ибо денек был насыщен разнообразнейшими играми. Скосив на меня глаза, Белеф подсунул руку мне под голову, позволив приникнуть к себе еще плотнее.
— Дитя, не ведавшее ласки, готово принять ее даже в самой извращенной форме. Вот ведь чудесатое создание.
В ответ я фыркнул и закинул на него ногу.
— И долго ты еще собрался со мной нянчиться? – нарочито равнодушный тон заставил Белефа улыбнуться.
— Пока не надоест.
— Мне или тебе?
— Аграте.
Меня передернуло, что, конечно же, не укрылось от инкуба.
— Хоть и хочется тебя обнадежить, но ты достаточно смышленый, чтобы не купиться на чушь о том, что все будет хорошо. Не будет. Сам знаешь, что не будет. Жестокая она, моя госпожа. Может быть, самая жестокая во всех вселенных. А ты столько раз ее выводил из себя. Я бы на твоем месте не надеялся на милосердие.
— Не нужно мне милосердие. А вот избавление бы не помешало.
— Даже не лезь ко мне с этой просьбой. Ты ее игрушка, не моя. Она может убивать тебя хоть сто раз на дню, я же могу только изредка возмущаться в силу наших давних и тесных отношений.
— Почему ты, кстати, за меня вступаешься?
Белеф молчал какое-то время, затем со вздохом ответил:
— Слабость у меня к маленьким, худеньким, строптивым котятам.
— Оскорбил так оскорбил, — но хоть я и возмутился, на самом деле так все и было. В этом замке я был всего лишь «маленьким, худеньким, строптивым котенком», вокруг которого сотни кресел-качалок. – А что такое «нэбу»?
— А где ты это имя слышал?
— Имя, значит? Всё, снимаю вопрос.
Белеф очень выразительно на меня посмотрел.
— Ну когда мы… ну…
— Что? Трахаемся?
— Да. Можно подумать, мы чем-то кроме этого занимаемся. В общем, когда мы это делаем, ты меня так называешь. Стонешь, что ли.
Мой рыцарь в сияющих доспехах сделался тих и задумчив. Так и не дождавшись вразумительного ответа, я уснул. И во сне чувствовал тепло моего котолюбивого защитника, а посему спал глубоким и здоровым детским сном.

Пробуждение было веселым. Не знаю, куда делся Белеф, но его явно не было поблизости. Иначе с чего бы я лежал на полу в кожаном ошейнике, от которого тянулась толстая стальная цепь, крепившаяся к вбитому в пол колышку. Выглядел колышек хлипко, но что-то мне подсказывало… Плевать на подсказки. Я изо всех сил дернул за цепь, чтобы воочию убедиться в его непоколебимости.
Аграта сидела в огромном кресле, закинув ногу на ногу, и хихикала над моими потугами.
— Ежик по травке бежит и хохочет, — пробормотал я, и получил кнутом по морде.
— Что говоришь?
— Смех без причины, говорю, признак сама знаешь чего.
За моей спиной что-то грозно зарычало и заклацало когтями по полу. Кажется, сейчас меня будут жрать.
Несмотря на пугающие звуки, я продолжал смотреть на богиню.
— Тебе что, совсем не любопытно?
Получив в ответ гордое «хм», Аграта встала и спустилась с пьедестала по лестнице.
— Какая же ты вульгарная тетка, — я покачал головой, разглядывая ее блестящие сапоги, труселя и лиф. – Никакого простора для воображения. В женщине должна быть тайна, а не пол-литра спермы!
Продолжая нести откровенную чушь, я явственно ощущал, как по виску ползет капля пота.
Аграта опустилась передо мной на колени, обняла, заставив встать на четвереньки, и похлопала ладонью по моей спине. Снова заклацали когти, и мои ягодицы обдало горячим дыханием.
Ей понравилось то, как я подавился собственными словами. Она чуть отодвинулась, обхватила ладонями мое лицо и приникла в удушающем поцелуе. Пока эта мерзкая женщина перекрывала мне кислород, мокрое и шершавое вылизывало меня сзади. Наверное, это был язык. Наверное. Только чей?
Отстранившись, Аграта шлепнула ладонью по моей щеке и вернулась в кресло.
— Если ты упадешь, он тебя съест.
«Он» навалился сзади. Несколько раз оцарапал мне спину, пристраиваясь удобней.
Проклятье. Аграта снова трахала меня. Только на этот раз собакой. Вонючей, отвратительной псиной, чья слюна беспрерывно капала мне на шею. Мне не было больно. Мне было стыдно. Потому что мое тело было осквернено самым грязным животным. И я сглатывал слезы, сотрясаясь от быстрых, мощных толчков, опустив глаза в пол и закусив губу, чтобы не разреветься в голос.
Через двадцать минут у меня все было стерто в кровь от этих ритмичных, глубоких движений. Но так даже лучше. Это можно перетерпеть. С болью легче бороться, чем с унижением. Я поднял голову, чтобы нагло ухмыльнуться злобной бабе, но не смог. Потому что она сидела на коленях у Белефа. Меня ударило волной стыда, будто дубиной. От этого мощнейшего чувства, я непроизвольно дернулся, и острые зубы тут же прокусили плечо.
Не знаю, сколько псина продолжала меня мучить. Наверное, не очень долго, потому что иначе я истек бы кровью, которая самозабвенно лилась из моего плеча. Я как раз прикидывал, сколько еще времени ей понадобиться, чтобы вытечь полностью, как вдруг внутри меня обожгло, словно кислотой. Я вскрикнул, но шевелиться побоялся. И не напрасно, потому что пес не стремился с меня слезать.
Морщась от боли, дрожа, задыхаясь, скользя ладонями по собственной кровище, я все же посмотрел на Аграту, стараясь избегать взгляда Белефа. Почему-то она очень гадко лыбилась.
Осторожно, очень надеясь не разозлить животное, я попробовал отползти. И понял, что не могу этого сделать, потому что…
— Потому что это называется «узел». Кабель таким образом закрепляет суку, чтобы увеличить ее шанс забеременеть именно от его семени.
— И что, мне теперь целый день на корячках стоять?
— Конечно, нет, — проворковала монстрюга. – Пушок, ко мне, мой хороший.
Пушок радостно тявкнул и бросился к хозяйке. И вроде все прекрасно было в этой уютной домашней сцене, но при этом он мне так задницу порвал, что я от боли чуть сознание не потерял.
Пытаясь удержать нарастающий в груди крик, я сфокусировал взгляд на собаке. Премерзкое создание. Я вообще животных не очень, но конкретно это животное было просто… гадким. Огромное, какое-то непропорциональное. Длиннющие худые лапы, вытянутое слюнявое рыло, куцая шерстка и крысиный хвост, в данный момент судорожно дергающийся туда-сюда от радости. Осознав, что вот это только что побывало во мне, я немедленно почувствовал тошноту и точно проблевался бы, если бы было чем.
Годы мучительных тренировок пришли на помощь. Я отдышался, заставил сердце стучать ровно, а руки и ноги не дрожать, и украдкой взглянул на Белефа. Он улыбался и болтал о чем-то со своей не менее улыбчивой женщиной. Но больше всего меня удивило то, с каким искренним умилением гладила псину проклятая богиня, позволяя ей лизать свои когтистые руки. Аграта трепала животину за острые лысоватые уши и сюсюкала. По-моему, ничего противнее я в жизни не видел.
— Понравилась тебе подружка, да, понравилась, ути, мое чудо, — «чудо» зубасто улыбалось и хрипло гавкало, переминаясь с лапы на лапу. – Кто у нас славный песик? Молодец, Пушочек, дай лапу. Вот умница. Ну иди, иди кушай.
Я моментально напрягся. Становиться ужином мне сегодня особенно не хотелось.
Пушок припустил ко мне, и я машинально прыгнул в бок, забыв, что на мне цепь. Шлёпнулся я, видать, весьма комично, потому что по ушам тут же резанул хохот Аграты. Зло оглянувшись, я с досадой заметил, что Белеф тоже ржет. Спасибо, что в кулак.
А псина продолжала семенить в мою сторону, даже не пытаясь делать вид, что это полноценная охота. Что ж, если ты, тупая шавка, решила, будто я буду лежать, задрамши лапки, и ждать, пока меня схарчат, — тем хуже для тебя.
Пушок пригнул здоровенную башку и зарычал. Я сделал тоже самое, вызвав легкое недоумение с его стороны. Фыркнув, собака сделала еще несколько шагов и прыгнула. Головой прямо в кольцо моих рук. Хрустнула шея, и этот звук сладко отозвался в моем истерзанном и кровоточащем теле. Пожалуй, то был самый приятный момент с тех пор, как я вырвал кишки агратиной сестрице. Пушок даже не сообразил, что произошло, и помер с удивлением на отвратной морде.
С триумфальным видом я поглядел на вышеупомянутую стерву, пытаясь отыскать сожаление на ее лице. (Давай, ведьма, я же только что твоего любимца прикончил!) Но Аграта продолжала улыбаться и обнимать Белефа.
— Что, план мероприятий на сегодня выполнен?
В ответ богиня недоуменно подняла бровь.
Распахнулись двери и зала наполнилась ревом и вонью. Меня медленно окружили псы. Около двух десятков.
— Взять, — будничным тоном скомандовала красноволосая дрянь.
Сперва у меня получалось отбиваться. Техника танцевального боя. Присесть – выставить ногу – перенести вес на руки – удар – кувырок… На кувырке я допустил первую ошибку, ибо опять забыл об ошейнике. Одна из псин вцепилась в лодыжку. Взвыв, я свободной ногой врезал ей по челюсти, заставив отступить. Слабость от кровопотери была жуткая, кружилась голова, во рту пересохло. Я успел свернуть шеи еще паре животных, но не уследил за зверем, напавшем сзади. Падая на живот, я прекрасно осознавал, что подняться уже не смогу.
Они накинулись всем скопом, каждый норовил отхватить по вкусному кусочку, поэтому ели меня заживо, не дожидаясь, пока поваливший меня кобель вырвет глотку.
Острые когти вспороли живот, и несколько голодных ртов тут же вцепились в мои кишки. Я бы орал, но в горле булькала кровь. И не было шока, не было онемения или чего там еще обещают в подобных случаях. Боль, которой даже эпитета подходящего не придумаешь, оставалась со мной до самого конца.

Туман. Все в тумане. Гул голосов, как будто уши забиты ватой. Потолок плывет. И меня качает в теплых руках при каждом шаге. Немного скосил глаза вбок, чтобы отыскать свою руку. Та самая маленькая девочка. Та самая. Держит мою ладонь белыми пальчиками и семенит рядом. Улыбается грустно, гладит запястье, но смотрит не на меня. Смотрит на него. А он смотрит вперед, отвечает что-то, по-моему, немного раздраженно. Не знаю, не могу разобрать слов. Хочется спать…

Когда я снова очнулся, Белеф все еще держал меня на руках. Так славно, когда ничего не болит. Я зевнул и потянулся.
— Утречко, что ли.
Белеф кивнул, рассеянно погладил меня по голове. Я слез с его колен и обнял за торс.
— Как тебе не холодно вечно нагишом ходить?
Чего-то не пойму, почему он не отвечает. И зачем в агратину игровую меня принес, а не в спальню.
Белеф поднялся на ноги, устало потер лицо, глянул на меня. Потом подошел к столу с инвентарем, взял две цепи с браслетами, привинтил их к стальной балке. Вернулся ко мне.
— Что? – я абсолютно наивно хлопал ресницами.
Сильные пальцы сжали предплечье. Белеф подвел меня к балке, вытянул вверх мою руку и нацепил на нее браслет. Затем то же самое проделал со второй рукой. Я стоял голый посреди игровой с прикованными к железяке руками и, честное слово, не чуял подвоха. Напротив, с понимающей ухмылкой я обхватил его ногами за бедра и притянул ближе, держась ладонями за цепи.
Белеф молчал и разглядывал меня без тени эмоций. Ни гнева, ни возбуждения – вообще ничего. Пустое лицо. Мне стало не по себе.
— Скажи что-нибудь уже, ты меня пугаешь, — ни слова в ответ. – Ну и хрен с тобой тогда…
Я попытался разжать ноги и отодвинуться, но Белеф удержал меня за бедра.
Обхватив одной рукой меня под ягодицами, другой он взъерошил мои и без того лохматые волосы.
— Мне велено тебя убить.
Я непроизвольно задержал дыхание.
— Ты не шутишь?
— Нет.
Это хорошо. Хорошо ведь? Нет, надо уточнить.
— В смысле, совсем убить? И не будет никаких воскрешений?
Белеф покачал головой.
Я попытался сконцентрироваться на мыслях о грядущем освобождении и встрече с Призывающем, чтобы унять внезапно охвативший тело озноб.
— Наконец-то! И как твоя хозяюшка пожелала меня умертвить на сей раз? Может, таксидермией займемся? Чтобы чучелко мое вечно ей глаза мозолило. Ну что ты встал, начинай уже, я готов!
Белеф не двигался. И чем дольше он медлил, тем страшнее мне становилось.
— Она мне приказала до смерти тебя заездить, — наконец сказал он, уставившись на меня с сожалением.
— Вроде как, полюбил белочку, вот и люби до самого финала, — пробормотал я, пытаясь свыкнуться с отнюдь не радужной перспективой. – Слушай, а обмануть ты эту курву не можешь? Оторви мне голову, например, и скажи, что объект экзекуции умерщвлен за попытку к бегству. Или об стену посильнее приложи – мол, с лестницы упал.
— Она оживит тебя и заставит трахать уже у нее на глазах. А это хуже. Извини, что так получилось, я действительно виноват в том, что у нее возникла эта идея.
Я заметил, что мы оба ни разу злобную тетку по имени не назвали. Наверное, Белеф сильно на нее обиделся. Иначе с чего бы ему так фамильярничать?
Пока я лихорадочно соображал, Белеф удобней подхватил меня под задницу.
— Нет, стой, стой, стой! Проклятье! – я отпихнул его ногами. – Белеф, поговори с ней еще раз, пусть придумает что угодно! Закопает заживо! Сварит в кипятке! Снимет кожу!!!
Я вопил и дрыгался, не давая инкубу до меня добраться. Но несмотря на всю мою силу, ему ничего не стоило схватить меня за ступни и снова подтянуть к себе.
— Я ей даже ноги омою! И за грубость извинюсь! – я уже чувствовал внутри его пальцы. – Не надо так, Белеф. Только не ты.
Заткните меня кто-нибудь. Какого фига я ною вообще? Смерть от истощения в целом не так уж и плоха, и ее мы уже проходили. Так почему я так унижаюсь сейчас, моля о пощаде?
Белеф вошел потихоньку, закусив губу от напряжения, и это меня окончательно добило.
— Не надо мне твоей нежности, ублюдок! Ты меня так вылюбить должен, чтобы я кишками собственными подавился! Так что давай, трахай, на радость своей обожаемой стерве, сучий выкормыш!
— Блядство! – внезапно я почувствовал, что меня отпустили. – Заткнешься ты, нет?
— А ты попробуй заткни! – совет был дельный на самом деле. Потому что если Белеф лишит меня возможности орать, то его совесть, скорее всего, не будет так возмущаться.
К моему ужасу, он и в самом деле покосился в сторону висящих на доске кляпов.
Мотнув головой и по-звериному рыкнув, инкуб снова приблизился ко мне.
— Белеф, нет! – я натурально взвизгнул, когда он обвил меня руками, и впился зубами в его плечо так же, как в меня давешний Пушок.
Теплая, сладкая кровь хлынула мне в рот, в момент лишив сил и уничтожив желание сопротивляться.
— Ой, дурак, — донеслось откуда-то отовсюду.

Мягкая перинка, полумрак и красивая спина. Как бы я не хотел верить в то, что нахожусь в Святых Землях, а тыл принадлежит Призывающему (прости, Господи, за богохульство), — не получалось. Низ живота горел, я был мокрый от пота, лежал на боку и сжимал ногами простыню, невольно совершая слабые движения тазом, призванные облегчить мое состояние.
Услышав мои шевеления, Белеф обернулся.
— Что ты сделал?
— Я много чего плохого сделал, но в нынешнем положении дел виноват ты сам.
Его слова я расслышал плохо, их заглушила шумящая в ушах кровь. Кровь? Наверное, я произнес это вслух, потому что мой палач кивнул
Я потянулся к своему члену, и это так меня напугало, что я на какое-то время пришел в себя и одернул руку.
— Помоги, — едва шепнул, и тут же меня накрыло с новой силой.
Я выгнулся и застонал, заметался по влажным простыням, силясь справиться с доселе неизведанным вожделением. Меня буквально ломало, разрывало на части от желания.
— Сам себе помогай.
— Мне нельзя! Это же грех!
— Ну, значит, мучайся дальше.
Хотелось кричать, но из горла вырывались только низкие, гортанные звуки или жалкий скулеж.
Я перевернулся на живот, постыдно ерзая, сжимая ладонями решетку изголовья.
Белеф провел по моей спине пальцами, едва касаясь, вызвав этим новый приступ агонии. Плохо соображая, я кинулся к нему, прижался, вслепую ища его губы. По-моему, он смеялся, не знаю, не хочу знать, мне все равно. Я нашел рукой его член и резко на него опустился. Боль отрезвила всего на несколько секунд, затем пришел восторг, быстро сменившийся бешеной яростью из-за того, что Белеф снял меня с себя и швырнул обратно на кровать. Взвыв, я вновь бросился на него, но инкуб играючи опрокинул меня и прижал к перине ладонью, придержав колени свободной рукой. Я хныкал и пытался его скинуть, ничего не слыша, не в силах избавиться от красноватой пелены перед глазами и от охватившей меня похоти. Даже пощечину я ощутил слабо. Но ощутил. И затих на мгновенье. Белеф приложил палец к губам и шикнул. Затем взялся за мое запястье и потащил его вниз, к паху, накрыл его моей ладонью, сжал. Меня трясло. Да, это принесло небольшое физическое облегчение. Но вся моя мораль встала на дыбы и пыталась продолбить копытами череп.
— Не упрямься, — Белеф говорил, продолжая мять мои эрегированные до предела половые органы моей же ладонью. – Смотри, как тебе хорошо.
Я смотрел, но смотрел не на «хорошо», а на Белефа, функционирующим краем мозга пытаясь понять, почему он просто не может мне вставить.
Он убрал руку, а я продолжил самостоятельно дрочить. Какой позор. Все, дорога в Святые Земли для меня закрыта навсегда. Господь меня никогда не простит.
Я ласкал себя испуганно и неловко, но стало действительно легче. На пару минут. А потом живот скрутило судорогой. Я задыхался от невыносимой боли, когда Белеф прижался к моему животу губами. Но я давно уже знаю, что такое судорога, и что от поцелуя в пузо она никуда не денется, а будет продолжать минута за минутой крутить и сжимать. Поэтому удивлению моему не было предела, когда боль вдруг начала утихать, пока вовсе не сошла на нет.
— Что… как…
— Умею вот, — мне показалось, что ответил инкуб с изрядной долей кокетства.
Когда после этого Белеф вобрал в рот мой член, я решил, что плевать мне на Святые Земли. Закрыв глаза, я наслаждался ощущением его языка на моей плоти, запустив пальцы в светлые волосы и прижимаясь сильнее.
— Ты… ты…
— Я сосу твой член. Умолкни уже.
Да, конечно, молчу, только не останавливайся. Еще немного. Боже, как приятно…
Я кончал, а он продолжал сосать меня, заставляя выкрикивать его имя, после чего заполнил меня собой, взял жадно, грубо, так сладко, что я едва удерживался в сознании.
Белеф все сделал сам. Он прижимал меня к стене, усаживал на трюмо, брал на полу. Он то задирал мне ноги так, что я касался кровати лишь лопатками, то усаживал спиной к себе, оглаживая грудь, живот, пах, бедра, и двигался медленно, поддразнивая. Когда он вылизывал мне уши, я бился в его руках, как сумасшедший. Я смеялся и плакал, по-детски радуясь его ласкам, ловя и целуя нежные руки. Белеф дал мне ровно столько, сколько нужно было, чтобы погасить болезненный жар.
Я был весь покрыт нашими жидкостями и отчаянно хотел помыться, но не было сил даже открыть глаза. Привычно вцепившись в предплечье Белефа, я лежал и наслаждался собственными ощущениями.
— Вот это номер. Прости, Белеф, что не верила, при мне он таким никогда не был, — Аграта материализовалась у стены со сложенными на груди руками.
Меня от неожиданности аж подбросило. Ужас сдавил горло ледяной цепью. Нет, я не хочу, только не сейчас, не смотри на меня, уйди, сгинь, чудище трусатое!..
Белеф обнял меня, прижав к себе и лишив возможности видеть мерзкую рожу.
— Ц, даже затраханный до предкоматозного состояния продолжает хамить. Ладно, можешь оставить себе. Только пусть на глаза мне не попадается.
— Благодарю, миледи.
Спустя несколько минут Белеф попробовал отцепить меня от себя, понял, что не получится, и рассмеялся.
— Ушла моя милостивая госпожа, не дрейфь.
Прижав меня покрепче, он встал и повел нас в душ. Мы долго стояли под теплой водой молча. Белеф позволял обнимать себя, пока мыл мою голову, ободряюще улыбался, пару раз даже шлепнул по заднице, вызвав бурное негодование с моей стороны, сопровождающееся покраснением щек. После душа мы забрались в большущую ванну, где мне было разрешено немного покемарить. Сквозь дремоту я услышал, как к нам присоединилась девочка, которая уселась между моих ног так, что я оказался уютно зажат двумя телами, и положила мою руку себе на живот. Ее я не боялся. Хотя сейчас я, наверное, не испугался даже если к нам в ванную залез бы Пушок.
Они шептались, и их шепот убаюкивал.
— Что теперь со мной будет? – едва слышно спросил я.
— Не переживай, Рыженький, Суль и Белеф будут о тебе заботиться, — девочка устроилась затылком под моим плечом, задрав свое лицо вверх, чтобы видеть мое.
— Белеф?
— Суль все верно сказала, — инкуб погладил зардевшуюся от удовольствия маленькую богиню. – Спи дальше.
Я почти уснул, но вдруг вспомнил одну досадную мелочь.
— Суль…
— Ммм?
— Ты извини… за это…, — я осторожно погладил ее животик.
— Извиню, если будешь со мной играть.
Буду. Если я хочу выжить, мне придется играть с вами и по вашим правилам. Только не отдавайте меня ей. Для ее игр у меня не осталось ни гордости, ни прыти. Наверное, в следующий подобный заход я просто с катушек слечу. Страшно подумать, на что еще способна ее извращенная фантазия. Почти больно. Почти…
— Рыжий, чтоб тебя, — Белеф зашипел, отвоевал пальцы, которые я ему нечаянно сломал, привел их в изначальный вид и вернул мне ладонь. – Спи, быстро.

Сплю.

Поиск по сайту: