Свое возьму

Вообще, врываться без спроса в чужое жилище незаконно и аморально. А ведь именно это мы с Рыжим сделали, ввалившись посреди ночи в хатку моего старого знакомого. Мы как раз обменивались колкостями относительно плодотворности/бесполезности затеи, когда тихонько отворилась дверь. На пару секунд в дверном проеме возникла до боли родная фигура, после чего дверь так же тихонько закрылась.
В попытке догнать и вернуть владельца дупла, я споткнулся об кровать, ушиб ногу и вылетел на улицу, больно протаранив дверь головой. Принц улепетывал так, что пятки сверкали, и уже почти скрылся из виду. А мне в подбородок тут же уткнулись острия двух пик. Ослепительно улыбнувшись красоткам стражницам, я нырнул обратно в дом, подхватил Рыжего и переместился во дворец.
Рыжий ржал и показывал на меня пальцем, а я недоумевал, почему меня так прохладно приняли. Теперь придется по старинке, через сон к нему в подсознание забираться…

Красивая (предположительно, потому что лица я никак разглядеть не мог) длинноволосая женщина в легких одеждах из какой-то воздушной ткани сидела в траве и плела венок из голубеньких цветочков. С двух сторон, положив головы ей на колени, посапывали котята Один из них даже палец сосал, но слишком малы они были, чтобы разобрать, Эсед это или братец его. Чуть поодаль, прислонившись к дереву, стоял Нэбу, наблюдая эту умиротворяющую картину. А еще подальше стоял я, любуясь кошаком и практически пуская слюни.
С моего прошлого визита прошла неделя. И судя по этому сну, особого беспокойства тот визит не вызвал. Ибо слишком уж спокоен и безмятежен был кот.
Я сделал несколько шагов по направлению к Нэбу, и вдруг мир подернулся рябью, мамаша исчезла вместе с травой, солнце затянулось тучами и меня резко окружили угнетающе разлапистые елки.
— Зачем явился? – кошак смотрел на меня с каменным выражением лица.
— Предыдущий пейзажик мне больше по душе был. Верни его, уж больно хочется с твоей маман познако…
Я не успел договорить, потому что вокруг меня образовалась стальная клетка, изрядно меня удивив. Присвистнув, я проверил решетку на прочность и улыбнулся.
— Кто это тебя научил такому?
— Пошел вон.
— Грубиян, — я взялся двумя руками за прутья и они начали покрывать ржавчиной под моими пальцами, пока не рассыпались в пыль.
Сделав шаг вперед, я отряхнул руки и взглянул на кота. Он был спокоен, губы кривились в презрительной ухмылке, руки сложены на груди. Все еще подпирает дерево.
— Поза твоя говорит о крайней зажатости и неудовлетворенности. Ну весь закрылся, даже ноги скрестил, — я щелкнул пальцами, и Нэбу оказался плотно упакован в веревки. В принципе, можно было и без щелчка обойтись, но так эффектнее. – Давай поболтаем чуток.
Веревки сползли с него шипящими змеями и дружно устремились в мою сторону. Пришлось превратить их в гусениц и передавить по одной.
— Хорошо тебя кто-то поднатаскал, — шутки шутками, а его владение сном очень усложнило ситуацию. Готовый к неприятностям, я продолжал двигаться в его сторону.
Поэтому когда земля подо мной разверзлась, я, как ни в чем не бывало, прошел прямо по воздуху, качая головой и хлопая в ладоши.
— Ты, конечно, заматерел, — отмахнувшись от лезвий, увернувшись от молнии и выкинув гончую в кусты, я таки оказался почти вплотную к Нэбу, — но до моего уровня тебе еще пахать и пахать.
Он пытался не нервничать, но куда там. Когда я поставил руки по обе стороны от кошака, преградив ему все пути к отступлению, он задрожал, забегал глазами в поисках спасения и изо всех сил вжался спиной в улун. От его беззащитности меня накрыло. Я закрыл глаза, отдышался, досчитал до десяти, а когда открыл – ни следа неуверенности не осталось на его лице. Только злая, очень злая улыбка, и что-то обжигающе горячее под моими ребрами. Опустив взгляд, я увидел черную рукоять ножа, торчащую из моего живота.
— Ночь сюрпризов. Признайся, кролика ты прятал в штанах? — с последним словом изо рта брызнула кровь. – Не поленился ведь…нашел такую редкую штуковину…
Ноги онемели, и я рухнул на спину, хватая ртом воздух. На меня смотрели жесткие желтые глаза. Ни тени жалости в них. Вообще кошак весь светился удовлетворением от проделанной работы. Поэтому, когда он нагнулся, я даже подумал, что он нож провернет пару раз для острастки. Ан нет, сел просто рядом, упиваясь моей беспомощностью, наслаждаясь болью, которую мне причиняла железка эта дурацкая зачарованная.
Я лежал, имея возможность только смотреть. Даже улыбнуться не мог и похвалить как следует. А ведь так хотелось. Проклятье, словно яд, растеклось по моим венам и жгло меня изнутри, разъедая тело, как паучья слюна.
Давай же, вытащи из меня эту штуковину, я уже оценил шутку. Эй, куда пошел? Вернись сейчас же, засранец, а то я за себя не отвечаю!
К сожалению, когда говоришь глазами — эффекту крайне мало. Нэбу оглянулся напоследок, цинично помахал мне ручкой и исчез.
И вот тут мне сделалось по-настоящему жутко. Знаете, почему? Потому что в миллиарде миллиардов никогда не повторяющихся снов невозможно найти кого бы то ни было. Объясню наглядно. Инкуб, когда вламывается в сон, он его контролирует. Напополам с изначальным владельцем. Только владельцы обычно этого делать не умеют. Да и не должны уметь – наша это прерогатива. Если у владельца получается перетянуть контроль – инкуб в проигрыше. Если удается контроль отобрать – инкуб в жопе. Образно выражаясь.
Нэбу подло меня заколол качественно зачарованной игрушкой и ушел. Фактически, он меня потерял… Сознательно. Вот гад… Долго, наверное, он все это планировал. Сколько ж ночей он с ножом в руках проспал, мечтая, как загонит мне его по самое не балуйся?
И поскольку я существо бессмертное, мне предстоит провести тут вечность. Через несколько часов образ рассеется, расплывется, сменившись черной пустотой. И буду я в этой бесконечности болтаться, как говно в проруби…
Так, без паники. Без паники! У меня же целая богиня есть в запасе! Только я не знаю, могут такое боги или нет… Вы не думайте, они может и всемогущие, но всяким своим финтифлюшкам долго учатся. И если она раньше по снам не шастала, госпожа моя, то фиг сообразит, как до меня добраться. Даже если мне удастся ментально до нее доораться, что тоже не факт.
И все равно я орал изо всех сил, посылая мысленные призывы о помощи по все стороны.
Проклятье, помогите хоть кто-нибудь! Не хочу провести остаток вечности наедине с собой, у меня характер дурацкий!

Как это вообще могло произойти? Нэбу…он же… не такой. Наверное. Не знаю. Неужели он меня настолько сильно ненавидит?! Я же ему ничего не сделал! Ну почти…

Нет, ну какая же скотина, а! Я к нему за помощью, а он мне кусок стали под диафрагму! Увижу – убью!

Может, вернется? Не сам, конечно, попросит о помощи того, кто его управлять снами научил. Если то был инкуб, то он, теоретически, сможет отыскать дорогу обратно. Нет, вряд ли инкуб. Ну какой инкуб, если Нэбу под себя ссыт при виде магических товарищей… Маг тогда матерый. Из соседнего мира. Здесь-то нету таких, слабенькие ведьмочки только… А так грань где-нибудь порвалась, сюда и протекло… Если он меня обратно вернет, я не стану членовредительством заниматься – мамой клянусь!

Вот умру – и будете плакать… Скучать будете, говорить «ох, Белеф такой хороший был, как же мы недоглядели?». Ночами бессонными по мне убиваться будете… Сволочи… Чуть что — «Белеф, помоги! Белеф, выгуляй дракона! Белеф, вынеси мусор!». А как у меня неприятность – хрен кто поможет. Эгоисты треклятые…

Что ж, деваться мне теперь некуда. По заслугам получил. Буду лежать и в потолок плевать. Мысленно. Или стихи сочиню. Лобзая сладкие уста, целуя персики-ланиты, возьму тебя прямо в кустах, вопьюсь зубами в сочный клитор!..
Ну да, признаюсь, поэт из меня всегда был хреновый. Но вечность же впереди – вот буду совершенствоваться…

Пятая стадия моих переживаний была в самом разгаре, когда вдруг запахло дымком. Успевшее почернеть окружение пошло трещинами, осыпаясь, как штукатурка. Из образовавшейся щели выглянула Суль.
— Ааа, — разочарованно протянула она. – Ты, что ли, звал?
— Да!!! – заорал бы я в ответ, если б смог. Но я не мог. Поэтому молился Тьме, чтобы сумасшедшая богиня не бросила меня тут так же легко, как нашла.
А Суль тем временем переступила через образовавшийся вследствие пространственного разрыва порог, осмотрелась, пощипала пальчиками подбородок, сведя брови, потом кивнула чему-то. И все это с таким видом, с каким селекционер оценивает результат скрещивания помидора со стулом.
— Пойдешь со мной, нет? – поинтересовалась Суль после тщательного анализа местности. — Чего молчишь? Ну ты, Белеф, глупый. Звал, звал, а сам уходить не хочешь. Я пошла тогда…
Я обреченно наблюдал, как она идет обратно к проему, судорожно придумывая, как можно привлечь ее внимание. Разлом тем временем начал постепенно зарастать. Сон, как любая агрессивная среда, реставрировал сам себя, зашпаклевывая раны свежей материей.
Через мгновение я снова был один в кромешной темноте. По-моему, вернувшись к стадии «отрицание». Потому что это всем обломам облом, таких обломов не должно в природе существовать. И, кстати, Нэбу я все-таки убью. Нельзя же быть сволочью такой!..

Я успел насочинять целый сборник лирики, когда пространство вокруг меня забулькало, вскипая, и взорвалось миллиардами обжигающих эфирных капель. Надо мной, с полотенцем на голове и красными после ванны щеками стояла запыхавшаяся госпожа. Сам я лежал на полу ее покоев, с ног до головы покрытый остаточной энергией, которая, к счастью, стремительно испарялась с легким шипением.
Миледи выдернула нож из моей груди и отбросила его в сторону.
— Аллилуйя, — пробормотал я заплетающимся языком.
— Кто? – сурово вопросила богиня, водя надо мной руками с целью определить тяжесть повреждений.
Я и сказал, кто. И как. И вообще…
Госпожа шумно выдохнула и плюхнулась на попу. На гладкой коже блестели капельки воды, стекая вниз по спине, прямо на шелковый ковер. Из-под полотенца выбилась прядь алых волос, которую богиня нервно заправила за ухо.
— Слушай, я даже не знаю, смеяться или жалеть тебя.
— Пожалейте для разнообразия. Я уже мысленно со всеми знакомыми простился и эпитафию придумал. Не говоря о том, что больно мне было чертовски.
С пятой попытки у меня получилось сесть.
— А как вы…
— Суль.
— И года не прошло…
— Да я сама ей чуть по заднице не дала. Представляешь, зашла ко мне ванну, лопочет что-то про подружку свою, про то, как подружка эта тебя недолюбливает. Я, мол, ты, кстати, Белефа не видела? Как оказалось, видела. Я еще забеспокоилась не сразу, Суль же внятно рассказывать не умеет. Вот когда пояснила, что в том месте, где она на тебя наткнулась, ей кожу жгло, меня осенило…

Дайте-ка проясню чуток ситуацию. Зачем нас вообще с Рыжим понесло к кошакам. Подходит ко мне недавно госпожа и говорит: «Спорим?». Я отвечаю: «Спорим. Обо что спор?». Короче, она ставила на то, что у Рыжика ко мне все взаправду и предлагала месяц отпуска в случае своего проигрыша. А в случае, если миледи окажется права, я ей пацана отдаю на месяц в безвозмездное пользование. Я пари поддержал с удовольствием, потому что в выигрыше своем уверен на сто процентов. До сих пор, кстати, уверен. Это все инкубозависимость. Месяц без меня – и пацан забудет про все эти нелепые шуры-муры.
Стали думать, как бы мальчишку проверить. Богиня моя предложила гениальный план – дней на сорок отправить Рыжего вниз. В смысле, оставить его там, не навещать, даже не думать о нем. Она, правда, настаивала на том, чтобы «высадить» его в бескрайней пустыне, но тут уже я встал в позу, поэтому госпожа право выбора места хоть и нехотя, но все же предоставила мне. Я и выбрал. Наивно решив, что Нэбу встретит меня с распростертыми объятиями.
Кстати, Рыжий не знает, что мы с госпожой поспорили на него. Он полагает, что это я с ним поспорил. На щелбан…

— …чего теперь делать будешь? – ехидно поинтересовалась госпожа, стащив с головы полотенце и шаловливо шлепнув им меня по плечу.
— Не знаю, — я был абсолютно честен. Ну не знаю, что мне делать.
— Тогда ты проиграл. Тащи сюда мальца.
Кряхтя и скрипя, я поднялся на ноги и уткнулся лбом в стену.
— Позвольте мне попытаться еще раз.
— Только один раз. Если не уломаешь темного того, я мальчишку забираю.
— Погодите, мы же не об этом спорили! – я обернулся и негодующе нахмурил брови.
Глаза у богини опасно блеснули, и я поспешно поднял обе руки, капитулируя и смиряясь с новыми правилами пари.

Рыжик налетел на меня, как ураган «Катрина» на Новый Орлеан, сбил с ног и упал следом, потому что сам не ожидал, что я грохнусь.
— Ой, прости, — он сел мне на грудь, положив ладони на мои щеки. – То есть, я хотел сказать, ТЫ ГДЕ ШЛЯЛСЯ?!!
Я было начал рассказывать ему душещипательную историю о моих приключениях, но осекся. Если у меня получится уломать Нэбу, то им потом больше месяца рядом жить. Рыжий злопамятный. А я сам еще отомстить не успел. Так, как бы соврать половчее…
— Отчетная неделя. Нагрянула внезапно. Руководство потребовало сведения обо всех клиентах.
Видимо, не очень убедительно прозвучало, потому что Рыжий подозрительно сощурил глаза.
— Руководство? А твое руководство разве не бешеная стерва?
— Нет, у меня с ней как бы гражданско-правовой договор на оказание специфических услуг. А распределением центр занятости занимается.
— Врешь ведь.
— Нет, — да. Начнем хотя бы с того, что меня Аграта собственноручно слепила. То есть, очень поспособствовала ускорению моей эволюции. Но Рыжему не скажу. В целях безопасности. – Хватит разговоров, давай лучше потрахаемся, а то жрать охота.
Рыжий посмотрел на меня долгим, исполненным недоверия взглядом и сказал:
— Нет.
— Нет?
— Нет.
— Что еще за новости? – мало мне одного говнистого, теперь второй заартачился.
— Иди матрас еби.
Он с меня слез и забрался с ногами на кресло.
— Я тебе сейчас репрессии-то устрою, — пробурчал я, прислушиваясь к ощущениям в ушибленной спине.
Рыжий фыркнул в ответ, взял лежащую на подлокотнике открытую книгу, потеряв ко мне всякий интерес.
Я кое-как добрался до кровати и повалился ничком. Сил не было даже подушкой в мелкого кинуть. Яд очень медленно покидал мой измученный недельным бездельем организм, отдаваясь тупой болью в голове, как при пониженном давлении.
Надо придумать какую-нибудь гадость. Особо мерзкую. Чтобы кошак об этих своих акциях протеста думать забыл. Ох, но только не сегодня… Сегодня я овощ…
Кровать чуть скрипнула. С протяжным стоном повернув голову влево, я увидел обеспокоенно-недовольный фейс. Рыжий сидел, скрестив ноги, и пытался понять, что со мной не так.
— Я устал просто, — такая забота мне слегка польстила, поэтому я и поспешил успокоить мальчишку. – Очень устал. Тысячу лет так не уставал. Последний раз я себя так чувствовал, когда победил Анте в дружеском соревновании по порче девственниц…
— Что же ты делал? Тараканов истреблял?
Снова уткнувшись лицом в подушку, я ответил что-то нечленораздельное, надеясь, что Рыжий не будет переспрашивать.
— Ты в курсе, что у тебя не стоит?
— Ну пися – она ведь тоже человек. Все время стоять не может.
А потом я вдруг вспомнил, что Рыжий меня такого никогда не видел, и смягчился. Перевернувшись на спину, я притянул его к себе и обнял.
— Не переживай, это же ж легко исправимо.
Пока его маленький рот приводил меня в чувство, я думал о мсте. Думал, думал и в какой-то момент совершенно непроизвольно представил на месте Рыжего Нэбу. Будто это его язык скользит по моему члену и вылизывает головку. Его рот принимает меня глубоко, до самого горла, сосет жадно, умело, жарко…
— Действительно легко это было, — удивленно пробормотал Рыжий, стирая тыльной стороной ладони с губ, носа и щек мою сперму. – А главное, быстро-то как. Подожди, дай умоюсь схожу…
Мне стало стыдно. У меня есть на все готовый любовник, непритязательный и симпатичный, а я о каком-то драном коте думаю. Докатился.
Вернулся, встал возле кровати. В нерешительности. Я выпятил губы, протянул руки в сторону Рыжего и поманил его к себе ладонями.

Гаденыш спал. Спал в позе эмбриона, обняв подушку и зажав одеяло ногами. Я почти умилился и почти забыл, что являю собой на данный момент кару небесную для его бледной задницы. Почти. Потому что заметил, что он еще и улыбался. Ну, знаете ли! Улыбаться во сне – это уже совсем непозволительная роскошь! После того, что натворил! Да ты… ты… Как ты вообще спать можешь?! У тебя что, совсем совести нет?! Твою маму после Эседа стерилизовать надо было! А папашу кастрировать! Для верности! На их месте я бы тебя в ведре утопил сразу после рождения! А потом бы еще ведро цементом залил, поставил в сейф и ключ потерял! Ну всё…
Нет, стоп, спокойно, Белеф. Возьми себя в руки. Убивать кошака – расточительство. Ты не будешь душить его подушкой. Опусти подушку. Медленно.
— Вот так, — прошептал я вслух, положив несостоявшееся орудие убийства обратно на кровать.
Глубоко подышав и сделав страшную-страшную рожу, я с разбега запрыгнул на Нэбу и проорал:
— Подъем!!!
Кошак вскрикнул сперва от резкого пробуждения. Потом проморгался и слегка позеленел.
— Скажешь что-нибудь напоследок? Перед тем как я вырежу твое гнилое сердце и запихаю его тебе в глотку?
— Как ты…ты же должен сейчас…
— Я сейчас должен только одно. Выдавить кое-кому желтые глазенки.
Обхватив ладонями его голову, я осторожно надавил большими пальцами на машинально закрывшиеся глаза. Пульс его бешено бился, через виски отдаваясь в моих руках, сладковатый запах пота пробирал до мурашек.
Он не просил пощады, не хныкал. Просто быстро дышал и периодически облизывал губы. Руками Нэбу вцепился мне в запястья, держался за них, не пытаясь, однако, отнять мои ладони от своего лица. Я знаю, что твои мозги сейчас кипят, силясь отыскать правильный выход из ставшего внезапно таким нелинейным сюжета. Давай, выкручивайся. Все твои штучки против меня бесполезны сегодня.
— Даже не попробуешь оправдаться? Типа, «это не я, меня подставили!».
— Зачем? Я сделал то, что хотел. А чего ты ожидал?! – его голос стал громче, когда я усилил давление на глаза. – Из-за тебя я не мог нормально спать! Постоянно ждал, что ты явишься и притащишь с собой очередного родственника, который тоже захочет побывать внутри меня!
— Ой, ты мне это теперь до смерти припоминать будешь?
— Да! Да, буду! Ты же проклятый монстр, обученный мучить в угоду своей госпоже! Каждый раз, когда ты появлялся, дело заканчивалась тем, что я оказывался на грани сумасшествия! Или смерти!
И это резонно ведь. Его постоянно кто-нибудь мучает. У него есть огромное-преогромное право меня ненавидеть. Минуточку…
— Минуточку! Злодея он тут из меня делает, — я приподнял Нэбу за грудки сорочки. – Я тебя каждый раз спасал, между прочим. Ну потом…
— Если бы тебя не было, не от чего было бы спасать, — процедил он и ударил лбом по моей переносице.
Сломать он мне нос не сломал, но зато разозлил еще сильнее.
— Ты же меня не на смерть обрек там, а на вечные муки, на вечный голод и вечное самокопание, гад. Еще чуть-чуть – и у меня бы воображаемый друг появился!
— На вечные муки обрек меня ты, — он практически простонал эту фразу, тем самым обнажив ну-как-ты-не-понимаешь контекст.
— Мы сейчас говорим о твоей подлости, а не о моей глупости, — пробубнил я, прижав его запястья к постели. – И ты честно оставил бы меня там? Навсегда? И жил бы спокойно, зная, что я гнию заживо в кромешной темноте без чревоугодия, грязных журнальчиков и mp3-плеера?
Воцарившаяся тишина, перемежаемая с поскрипываниями кровати, которая меня сперва озадачила, а потом обидела. Мы пялились друга на друга (друг в друга), и было ясно, что да. Оставил бы. Забыл бы, как забывают Боги.
Я встал, потер лицо руками, затем прошелся пальцами вверх, взъерошивая волосы. Встал возле окна. Была бы сигарета – закурил. Нельзя, говорят умные товарищи, впутывать в работу чувства. Пришел – сделал дело – пошел к следующему. Или домой, отсыпаться, что так же приятно, между прочим.
За стеклом редкие солнечные лучи, с большой неохотой пропускаемые плотной кроной улунов, ползали по улицам-веткам. Вдалеке, поймав яркое щупальце, блеснуло острие пики, привлекая мое внимание к ее обладательнице – красивой, статной девице с толстой косой до лопаток. Девица патрулировала, отдавала долг обществу и монарху, и вскоре скрылась за поворотом, позевывая и почесывая зад. Все спокойно, солдат. Город спит, общество припомнит, а вот что касается монаршей особы…
Краем глаза я заметил, как метнулся в сторону двери принц. Шустро, но я шустрее. Впечатывая его в стену, я с наслаждением услышал, как лоб встретился с деревом и как аппетитно хрустнули ребра. Надеюсь, парочку я ему сломал.
Больше интуитивно, чем как-то еще, почувствовав, что кошак собирается заорать, я толкнул его еще раз, вышибая из легких весь воздух, и закрыл его рот и нос ладонью. Он забился в паническом ужасе, стараясь оцарапать ногтями сперва мои руки, потом лицо. Наверное, искал глаза. Даже если бы смог дотянуться – на здоровье. Попытки ранить меня физически были бесполезны. Потому что нет у него таких сил, как у Рыжего. И ножа зачарованного тоже нет. Госпожа моя экспроприировала в безвозмездном порядке.
Чтобы он не питал лживых надежд, свободной рукой я обхватил его поперек туловища, прижав обе руки к бокам.
Он не мог умалять. Не мог смотреть на меня миндалевидными желтыми глазищами. Мог только дергаться, судорожно биться, чувствуя, как сознание сжимается. Ритмично, темными волнами, с резью в носоглотке, в глазах, с бешено стучащей кровью в ушах.
Я насвистывал что-то веселенькое. Кажется, из рекламы пива. А принц уходил. Медленно. Страшно. Умирать всегда страшно, но кому-то везет, ему на голову падает кирпич. Кому-то не везет – его медленно душит инкуб. Кому-то не везет совсем, и он месяцами подыхает от изъязвленной карциномы. К сожалению, первое и второе я могу обеспечить, а вот наградить кого бы то ни было опухолью бессилен. Разве что геморроем.
Однако я отвлекся. Нэбу уже едва вздрагивал, ноги подогнулись, и я тихонько вместе с ним опустился на пол. Убрал ладонь, посмотрел, как он медленно приходит в себя, как пытается поднять тяжелую голову и тут же роняет ее назад, мне на грудь. А когда дыхание его полностью восстановилось, я вернул ладонь на место. Он, наверное, что-то понял. Потому что по белой коже рассыпались мурашки, хотя сам он был мокрый от пота и болезненно горячий.
Когда тебя душат, ты ни пискнуть не можешь. И это жутко, ведь хочется орать, звать на помощь, скулить в конце концов и просить прощенья. Нэбу выгнулся, едва не сломав себе шею, оставшуюся надежно зафиксированной в моих руках. Он бил пятками по полу, ударяясь ступнями об стену; вцепился в мои волосы (я специально для этого освободил его правую руку), но хватка становилась все слабее и слабее, пока рука с поломанными ногтями не соскользнула вниз.
Еще одно пробуждение. И я держу его нежно, прижимая к себе боком, как младенца. На этот раз всматриваюсь в красивое лицо (в блядскую рожу). Моя ладонь пока закрывает только рот. Она мокрая от слез, непрерывно текущих из воспаленных глаз с распухшими, покрасневшими веками. Они распахнуты так широко, что кажется, будто еще чуть-чуть – и вывалятся из глазниц, повиснув на пучках нервов. И глядя в эти глаза, с доброй улыбкой, я…

То был последний раз, честно. Я ж не изверг, право слово. Да и придушил я его на третий раз уж больно основательно. Так, что он отрубился глубоко и надолго.
И теперь, с котом подмышкой, я стоял на пляже совсем необитаемого острова. Остров был небольшой, но с пресным водоемом, до которого от сих было полчаса быстрого шага.
Я бросил тушу под ноги. Туша была основательно помята. Синяки пятнали руки и ноги, а губы кровоточили, потому что я очень сильно зажимал ему рот, и их порезало его же собственными зубами. И даже при всех этих телесных повреждениях он был ужасно красив с этими своими шелковыми серебряными волосами до задницы и изящной фигуркой. На секунду захотелось послать хитроумную мстю в топку и просто оттрахать Нэбу до выпадения прямой кишки (хотя ему это не грозит, он же за считанные часы исцеляется), но обида не дала похоти затуманить мозги (что со мной бывает крайне редко).
В общем, я его бросил и ушел. Око за око, как говорится. За тем исключением, что у него нет личной Богини, которая бы поспешила на помощь и вернула на Родину.
Уже будучи в свое мире, я захохотал злодейским смехом, из-за которого засыпающие рядом коллеги покрутили пальцем у виска. Я помахал им рукой и закрыл глаза. Моя очередь улыбаться во сне, ушастая ты сволота.

Чтобы его найти, пришлось прочесать весь остров, заглянуть под каждый куст и проверить каждую пальму. В какой-то момент я даже испугался, что кошак от безысходности утопился. А что? Очень в его духе. Он весь какой-то суицидально настроенный.
Однако в десятый раз пролетая над озерком в центре острова, я приметил светлый росчерк в воде, который оказался головой и тянувшимся за ней шлейфом волос.
Нэбу выбрался на берег, супер-принцевским жестом откинул влажную шевелюру…и тут я увидел зажатую в его зубах рыбу и подавился смехом так, что сопли из носа брызнули. Вот что природа-матушка с наследниками престола делает, все по полочкам расставляет, родимая.
На кошаке была модная юбка из каких-то листьев, которая меня почему-то очень умилила. А еще он подзагорел. И теперь его желтые глаза особенно эффектно смотрелись на моське.
Хихикая в кулак, я незаметно летел за ним по пятам до его шалаша. После встречи с шалашом лететь я уже не мог. Я молча свалился в ближайшие кусты, которые теперь многозначительно шевелились от сотрясавших меня смехоспазмов. Строить Нэбу явно никто и никогда не учил, поэтому жилище его напоминало взбесившийся веник с торчащими в разные стороны веточками-листиками. И если в него забраться, ноги будут торчать наружу – сто процентов. Хотя он же кошак, спит клубочком, точно.
Где он тут нашел кремень – не знаю, но нашел, и, мастерски выбив искры на сухую кору, быстренько развел костер. Распоров рыбкино брюхо острым камнем, Нэбу отложил требуху в сторонку, нанизал добычу на палочку и поставил рядом с огнем. Сам сел рядом, обхватил колени руками, грустно вздохнул и уставился на пламя (а перед этим кошак педантично сбегал назад к озеру, помыл с песочком ладошки, заплел косу и подвязал ее я не разглядел чем). Ни дать ни взять бойскаут на свободном выпасе.
В целом, он выглядел абсолютно типично. Отчаянием от него не пахло абсолютно, а если и пахло, то аромат был слишком тонким, чтобы я мог его уловить.
— Пусти к себе переночевать, а то я палатку забыл, — вышел я из кустов.
— Иии, — упал в обморок кот…
Да, я перегнул палку с давешней асфиксией, мне совесть только один раз дала поспать спокойно, потому что в отличие от Нэбу она у меня все-таки есть. В умеренном количестве. Теперь же я очень надеялся, что обмороки не стали для кошака условным рефлексом на мое приближение, ибо мне он нужен живым, адекватным и здоровым. Ну или хотя бы просто живым. Или адекватным? Тьфу, зарапортовался.
Потеряв сознание, он завалился в бок, и голова его оказалась в опасной близости от костра, поэтому я решил благородно оттащить кошака подальше. При столь близком контакте удалось разглядеть, что нежная кожа буквально через сантиметр покрыта укусами муравьев и москитов, в изобилии водившихся и этом Богами забытом крае и служивших кормом для главной части населяющих остров созданий – птиц. Злорадно было с моей стороны подумать, что так ему и надо, но я именно это и подумал. Тропически острова только с виду такие райские, на самом деле тут нет кондиционеров и есть много страшных-престрашных насекомых от многоножек размером с ладонь до тараканов, которые, собравшись в стаю, легко могут поднять такое вот худосочное высочество и скинуть его с обрыва.
Я уселся, разложил на себе принца и, наслаждаясь трелями различных пернатых певуний, принялся ждать, пока он очнется. Только от полного возвращения в лоно природы меня отвлекало теплое и неподвижное, на которое крайне однозначно отзывалась известная часть тела. Тогда-то я злой был, обуянный праведным гневом. А сегодня добрый. И нежрамши с утра. А тут бутерброд. Несвежий, конечно, и рыбой попахивает, но тем не менее аппетитный.
Но не успел я откусить кусочек, как «бутер» пошевелился и застонал.
— О, вот только не надо этих очаровательных звуков, — пробубнил я себе под нос и слегка потряс кота. – Просыпайся давай. Принцессам обмороки по статусу положены, а принцам как-то несолидно.
А через мгновение все птицы острова взмыли в небо из-за надсадного вопля, на который, по-моему, разумное существо в принципе не должно быть способно.
Шипя и оглушено мотая головой, я зажал кошаку рот ладонью, из-за чего у него чуть припадок не случился.
— Да нет же, Тьма Всемогущая, это не то, что ты подумал, не ори, ради всех гребаных богов прошлого, настоящего и будущего! Я не буду тебя мучить! Не буду, перестань брыкаться!
Бесполезно. Крыша поехала. На этот раз он так яростно дергался, что я с трудом его удерживал. Пришлось повалить на спину и прижать к земле всем весом, попутно тоннами вливая в него успокоительное.
— Дыши, дурак, зона турбулентности позади, — велел я задыхающемуся коту. – Дыши или я буду дышать вместо тебя, рот в рот.
Когда я уже начал думать, что повреждение мозга у него окончательно и бесповоротное, он, вроде, начал затихать. Смотрел на меня абсолютно дикими глазами, но гипервентиляция ему уже не грозила.
Я идиот. Я же его сломал, как моя госпожа ломает свои игрушки. Что она теперь сделает с Рыжим?! Так. Так, если я ей расскажу про свои подвиги, она, может, согласится на новое пари? В качестве премии? Да, точно, ей все это определенно понравится, и она меня простит. А этого я брату верну, типа, я тут не причем, он еще до моего прихода спятил…
— Слезь с меня.
— А? – я мотнул головой, отгоняя поток назойливых мыслей, и глянул вниз.
О, слава милостивой Тьме! Те же в линию сжатые губы, те же холодные глаза и презрительно наморщенный нос!
Окрыленный этим внезапным чудом, я впился в потрескавшиеся губы поцелуем счастья. Сердце под моей грудью тут же забилось чаще, и я поспешно прервал романтику, опасаясь второй волны.
Я встал сам, поднял принца, оттряхнул его и прислонил к дереву.
— Оклемался?
Он хотел что-то ответить. Скорее всего, что-то резкое, потому что подавился и закашлялся. Но мне и этого было достаточно.
Со вздохом облегчения я опустился на корточки и обнял его колени вместе с частью ствола пальмы, прижавшись щекой к сокрытому зеленой юбкой паху. Устремив лицо ввысь, я столкнулся с испуганным (но уже не безумным) взглядом.
— Я бы мог извиниться, но тебе на мое раскаяние класть, так ведь?
Длинные ресницы дрогнули. Я выпрямился, обхватил пальцами его лицо, поцеловал снова. И снова. И снова... До тех пор, пока он не начал поддаваться напору и глаза не закрылись. Нет, Нэбу вовсе не решил внезапно ответить мне взаимностью. Просто я все это время продолжал ведрами вкачивать в него свою успокаивающую энергию вперемешку с присущими всем инкубам любовными чарами, к коим кот имел девяностопятипроцентную сопротивляемость. А сейчас, видимо, из-за шока он щиты свои приспустил, чем я подло воспользовался.
— Все равно хочу, чтоб ты знал: мне жаль. Ты сделал мне больно. Мне захотелось сделать больно тебе. И мне жаль, что я не сдержался. Я этого не планировал. Бросить тебя на недельку на острове – это да. И за это я не буду извиняться. А та сцена, что предшествовала твоему незабываемому робинзоновскому опыту… Я никогда никого так целенаправленно раньше не мучил. Нет, в сексе удушение практиковал, конечно, иногда, но в таком вот насильственном контексте – ни разу. Я к тебе вообще изначально с просьбой пришел. С дружеской. Но как-то нехорошо все обернулось… В общем, прости ты меня, дуру грешную, ибо каюсь я от всего сердца и впредь клянусь без твоего предварительного согласия тебя не душить.
Все равно смотрит испуганно, не верит и молчит, скрестив запястья на груди и упираясь в меня ладонями. Я встал на колени, просунул руки между деревом и его ягодицами, сжал их, одновременно сунув голову под юбку, потерся об мягкие гениталии и взял его член губами.
Тут же пальцы вцепились в мои волосы, сминая листья, коими была покрыта моя голова. Я сорвал юбку, отбросил ее подальше, заскользил свободной рукой вверх по ноге, от лодыжки, выше, по внутренне стороне бедра, несильно сжал яички, вызвав у Нэбу прерывистый вздох. Он становился все тверже у меня во рту, и я выпустил его, чтобы посмотреть, как он практически прижимается к животу, как блестит от моей слюны и собственной смазки. Я прошелся языком между яичек, потом долго вылизывал их – то одно, то другое, лаская пальцем ложбинку между ягодиц и сфинктер ануса.
Наигравшись с яичками, я снова вернулся к члену и наконец-то вобрал его в рот полностью, застонав от наслаждения. Так долго я мечтал об этом, представлял, как ласкаю его, доводя до оргазма раз за разом до тех пор, пока он не утонет в море удовольствия. Правда, в моих фантазиях он шептал мое имя, но это уже погрешности буйного воображения.
Я так увлекся, что не сразу сообразил, что Нэбу двигает бедрами мне навстречу. Подняв удивленный взгляд, я увидел румянец и закушенную нижнюю губу. Кошак трахал меня в рот. Он – меня. Основательно так, придерживая руками за голову, в своем медленном темпе. Возбужденный до крайности этим нонсенсом, я удвоил усилия, принимая его максимально глубоко, сжимая губами. Нэбу слегка ускорился, дав мне понять, что кульминация близко, и через несколько секунд кончил мне в горло с робким стоном, который очень старался подавить. Я удержал дрожащие ноги, не давая ему упасть, и продолжил сосать, пока он не закричал и не вздрогнул всем телом, умоляя меня остановиться.
— Минет – вместо тысячи слов, — посмеиваясь, я подхватил обмякшего кошака на руки и неторопливо понес его в сторону пляжа. По пути он пришел в себя, но все равно продолжил прижиматься к моей груди и плечу, сонно жмуря глаза.
Доверие. Я чувствовал, что доверие вернулось. Не знаю, как у него это получается. Я бы никогда не смог доверять придурку, который сперва в течение длительного времени меня насиловал и всячески издевался, затем случайно натравил сексуально озабоченного маньяка, а потом еще и пытал собственноручно.
— Сейчас же перестань мне доверять, — строго велел я. – Совсем глупый? Вдруг я тебя в логово большой и страшной зверюги несу? А ты даже не интересуешься подробностями.
— Тут нет больших хищников, — пробормотал Нэбу, но слезть попытался. А я только крепче его к себе прижал, тем самым вызвав вихрь смятения в и без того взбаламученных эмоциях.
— А я кто? Суслик? – откашлявшись, я продолжил грозным голосом: — Я злой и страшный серый волк! И в кошаках я знаю толк!
Теперь Нэбу смотрел на меня, как дебила. Я же привык с Рыжим дурачиться. Забыл, что кошак другой породы и юмора не понимает. С ним надо обращаться прямо и грубо, кнут он ценит больше пряника.
— Загарчик твой чудо, как хорош.
— Я не загорел.
— Еще как загорел, вон, нос уже облазить начал.
Нэбу машинально потрогал нос, скосив на него глаза, потом услышал, как я ржу, и надулся.
— Ты где тот ножик взял?
— Не скажу.
— Ладно. А зачем ты его в меня воткнул? Если не скажешь, я тебя тут еще на неделю оставлю. Только на этот раз с соседнего острова привезу огромного, зубастого динозавра, чтобы ты не заскучал.
— А для чего обычно кто-то в кого-то втыкает нож? – зло огрызнулся кот.
— Нет, ну цель-то мне понятна, — я был невозмутим, как Создатель Мироздания. – А вот причина не совсем. Мы же нормально с тобой общались в последнее время. Ты даже в гости как-то заглянул, массажик мне сделал.
— Это было до того, как ты притащил ко мне того клыкастого урода.
— И ты меня за это так возненавидел, что решил всеми правдами и неправдами от меня избавиться?
— Вот именно!
Я внимательно посмотрел на кошака.
— А может ты так долго меня хотел, что муки совести, терзавшие тебя из-за брата, вылились в решение избавиться от соблазна раз и навсегда? – и тут, как говорится, Остапа понесло. – Наверное, тебе снилсось, как мой огромный член наполняет твою узенькую жопку? Как я трахаю и трахаю тебя до тех пор, пока ты не просыпаешься с криками и спермой на животе, гадая, был ли это сон или я и впрямь посетил тебя ночью… А потом ты придумывал какое-нибудь глупое объяснение для Эседа, подскакивающего рядом от твоих воплей. И Эсед верил, потому что он всегда тебе верит, и, успокоенный твоими россказнями, снова засыпал, обнимая тебя. А ты, снедаемый угрызениями, поворачивался на другой бок и закрывал глаза, для того чтобы через несколько минут снова увидеть меня над собой или меня, сосущего твой член, с рукой по локоть в твоей за…
— Так ты правда приходил?!
— Нет, я это все на ходу выдумываю… Что?!
Нэбу зажал обеими ладонями рот, пытаясь запихнуть обратно в глотку только что заданный им вопрос. Я остановился и ошарашенно на него уставился. Какая странная складывается картина… Натужено рассмеявшись, я продолжил перебирать ногами.
— Ну…эээ…ты не переживай… Такие сны – это нормально. У нас был отличный секс, а трахаться во сне за измену не считается… Погоди-ка, ты в меня тот проклятый Экскалибур вогнал только из-за того, что я тебе в мокрых снах снился?! Офигел?!
А потом у меня в голове вдруг просветлело. Не во снах же дело. Кошак просто-напросто изнывал от желания потрахаться со мной. И не придумал ничего лучше, как устранить предмет вожделения, чтобы впредь глаза не мозолил. Поэтому он так спокойно позволил мне сегодня поиграть с ним. Он, как и я, мечтал об этом уже чертову уйму времени!
— Нэбу, — во рту почему-то пересохло, — я тебя сейчас трахну.
Кошак пискнул, поджал лапы и оказался спиной на прохладном песочке пляжа, до которого я его все-таки донес.
— Не нужно, — прошептал он, в ужасе наблюдая за тем, как я облизываю пальцы.
— Можешь больше не ломать комедию. Можешь вообще ничего не говорить, я сам, — средний палец уже внутри, — все понял…
— Пожалуйста… я же его люблю, — кошак приподнялся на локтях и отполз назад.
— Ну и люби, — охотно согласился я, схватив его за коленки и не давая двигаться дальше. – Я-то никого не люблю. И никаких этических запретов, касающихся секса, для меня не существует. Слушай, че-то меня этот песок напрягает, мы же потом заколебемся его вытряхивать… особенно ты. Погоди-ка минутку.
Я метнулся к пальмам, общипал парочку и вернулся обратно с охапкой листьев, больше меня самого.
— Вот, — торжественно произнес я, устлав песок подобием зеленого покрывала. – Другое дело.
Кошак уже стоял на ногах, явно планируя побег.
— Нэбу, — я сделал шаг в его сторону.
— Не подходи, — хрипло попросил он, пятясь назад. – Пожалуйста…
Я подошел все равно, обхватил руками, оторвал от земли, донес до пункта назначения, опустил. Велел лечь. Получил отказ. Получил повод применить грубую силу и уложить кошака самостоятельно.
— Продолжай сопротивляться. И тогда можно будем всем сказать, что я тебя изнасиловал. Может, ты даже сам в это поверишь.
— Пожалуйста, Белеф, не надо…
— Да-да, знаю я твое магическое «пожалуйста». Ты им пользуешься так же умело, как полицейский дубинкой. Так вот заткнись, пожалуйста, и раздвинь ноги.
Я повоевал с упрямцем еще чуть-чуть, но он быстро выбился из сил (скорее из моральных, чем физических, потому что по собственному опыту знал, что бороться со мной классическими методами неэффективно).
— Вот поэтому я использовал нож! – вдруг заорал он. – И будь он при мне, я бы сделал это снова! Прямо сейчас!
— Но ножа у тебя нет, — я ответил жестко, растянув губы в злой улыбке.
— Перестань, — Нэбу уже не орал, он рычал. – Перестань улыбаться. Перестань этим наслаждаться!
Последнюю фразу он сказал сам себе, или мне одному так показалось?
Так получилось, что мы оба умолкли и замерли одновременно. Тут же стал слышен шелест волн, слизывающих песчинки и мелкие раковины. Один из самых прекрасных звуков в мире, я думаю. Море гладило кромку пляжа, нашептывало острову что-то нежное, убаюкивало и успокаивало.
— У вас, смертных, удовольствий очень мало. Зачем лишний раз себе в них отказывать?
— Жизнь земная лишь бремя. Мы посланы в мир Наамой не для того, чтобы внимать похоти.
— Да ей плевать, дурачок. Тебя заботит судьба сделанной тобою куклы? Или слепленного из воды и песка куличика? Ты хоть знаешь, скольких за свою вечную жизнь она создала? И скольких уничтожила просто так, потому что они ей надоели? Она на тебе и брате твоем эксперименты ставила, а ты все такой же религиозный фанатик, как был. Ты же знаком с богами, Нэбу. Они все одинаковые. Все кровожадные, избалованные, тщеславные ублюдки. Забудь о Нааме. Думай о себе лучше. И обо мне. О том, как приятно тебе будет через несколько секунд, если ты полностью расслабишься и выкинешь ненужное из своей прелестной головушки… Блин, хотя ты такой упертый, что, наверное, даже и не слышал того, что я тебе втолковывал. Так что давай, как до этого, вместо тысячи слов. Можешь на моем месте представить Эседа. А можешь не представлять, мне все равно, я в любом случае до утра буду с тобой развлекаться.
Нэбу покраснел, как небо на закате, повернул голову в сторону прибоя, и я уже смирился с тем фактом, что в сотый раз придется взять его силой. Но внезапно кошак обхватил меня за шею и притянул к себе с такой резвостью, что я не удержал равновесие и ткнулся мордой в пальмовый лист.
— Сделай это. Просто…сделай.
Вернувшись в исходное положение, я кивнул, даже не пытаясь скрыть своей радости.
Несмотря на сводящее с ума, болюче-тягучее чувство в паху, я долго растягивал его, нежно и неторопливо, подготавливал, расслаблял, помня, о его «вечной девственности», не забывая покрывать поцелуями кожу везде, куда мог дотянуться.
«Он сам! — восторженные мысли лезли в голову, периодически вырывая меня из реальности. – Сам хочет! Не пытается вцепиться зубами мне в яйца! Не шипит и не плюется! Вуа!».
Решив, что Нэбу готов к труду и обороне, я…застыл над ним, не в силах шевельнуться.
— Боюсь, что не смогу сдержаться. Тебе точно жопу не жалко?
— Или ты в меня свой хуй засунешь, или я в тебя засуну ногу, — ответил бы Рыжий.
Но Нэбу из другого теста, он может краснеть пятнадцатью разными оттенками и знает не меньше двадцати способов томно прикрыть глаза ресницами. И на грубые (но честные же!) вопросы реагирует болезненно.
— Я тут подумал… наверное, жалко. Может, нам все-таки не…
— Ох, закрой фонтан и забудь о том, что я спрашивал, — я начал потихоньку в него входить. – Не делай такое выражение лица… о, Милостивая Тьма, Нэбу, не смей… Не смей, у меня сейчас кровь носом пойдет!
Оказавшись полностью внутри, я снова остановился, задыхаясь и чуть не плача от счастья.
— Подожди…минутку…я просто в тебе побуду. Боги, мне даже двигаться не надо, я могу кончить от одной только мысли, что нахожусь сейчас в твоей заднице.
— Хватит говорить такие постыдные вещи!
Блин, опять сказалось общение с Рыжим. Мы с ним постоянно во время секса треплемся о всякой ерунде. Так, Рыжий – это Рыжий. Нэбу – это Нэбу. Нужно как-то разграничить это дело. Немного опечаленный мыслью о том, что теряю сноровку, я прикусил язык и все-таки рискнул начать желанный для нас обоих процесс.
Нэбу скрестил ноги над моей спиной, обнял руками, не давая отстраниться. Он хотел чувствовать меня каждым миллиметром кожи, от него исходила абсолютно ненормальная для него, нетипичная, непостижимая и еще много «не» какая сексуальная энергия. Я трахал его раньше, вечно злого, испуганного, готового в любой удачный момент тяпнуть за задницу (ну, за исключение пары случаев, когда а) госпожа его зачаровала и б) Суль его зомбировала – тогда он тоже был горячим, истекал сладкой влагой и подмахивал бедрами, но это было не по-настоящему). А сейчас он так трепетал в моих руках, стонал прямо в мои губы, когда я целовал его, практически насилуя языком жаркий рот.
Любое мое прикосновение находило отклик, каждое движение сопровождалось стоном, вздохом, черт знает, какими еще звуками, полными экстаза.
Я наполнял его тело своим, порывисто двигаясь, глубоко, потому что этого он хотел. Ему незнакома моя нежность, никогда я с ним не церемонился. И скучал он не по робким поцелуйчикам и застенчивой возне, а по моей силе. Я дал ему то, о чем он мечтал. О чем мы оба мечтали, как оказалось.
— Больно, — шепнул Нэбу мне на ухо.
Я отстранился, нервничая, что все-таки перестарался, но… Влажный, с закинутыми мне на плечи ногами, с разметавшимися по листьям и песку волосами, поблескивающими в свете полной луны, такой…развратный, он поглаживал себя (живот, бедра – о да, да, спасибо вам, боженьки! – член), опьяненный мной и собственной смелостью. Улыбался…
Вцепившись в серебряные волосы, я дернул его к себе и накрыл эту улыбку, слизал с распухших губ, вторгся в его рот, трахая его языком так же, как одновременно членом в задницу. И я делал это до тех пор, пока Нэбу не закричал и не забился в моих руках, изливаясь на свой живот.
Нет уж, делиться с песком таким деликатесом я точно не намерен. Я слизал все его семя, до последней капли. Сперва я вылизал его член, обнажив головку, накрыв ее губами и танцуя языком вокруг устья уретры. И, клянусь честью, в этот момент я бы принял и проглотил все, что он мог мне предложить. Затем я занялся белесыми потеками на впалом животе, вычистил его, долго забавляясь с пупком, который оказался наполнен спермой, потом сообразил, что увлекся, поднял голову и увидел, что Нэбу все еще улыбается. Только по-другому, со здравыми, незамутненными эйфорией мыслями. В этой, никогда доселе невиданной мною улыбке, была нежность. Он приподнялся на локтях, протянул руку, провел пальцами по моим волосам и шепнул «спасибо».
Я перехватил его запястье и поцеловал ладошку.
— Никаких «спасибо». Я сам свое возьму.
Кошак вздрогнул, мурашки покрыли его кожу и тут же схлынули, и он застонал, снова возбужденный и жаждущий. От стали, прозвучавшей в моем голосе, от выражения моего лица – от всего в совокупности. Бедный, маленький принц, сколько времени ты мучился, изнывая от собственных безумных, как тебе самому казалось, желаний? Слишком влюбленный в своего брата, чтобы просить его о грубости. Слишком гордый, чтобы вообще о чем-либо его просить, особенно в постели, где он делает с тобой, все, что захочет, не зная, чего хочешь ты.
— …потому что ты глупый котенок, чурающийся собственных ощущений, как святой отец чурается хорошенькой прихожанки, — пробормотал я вслух, вдалбливая Нэбу в песок. – А тебе нельзя без добротной ебли, у тебя в мозгах коротить начинает. Всего несколько месяцев не виделись, а ты меня уже с холодным оружием встречаешь, ц.
Не слушает. Грудью только вперед подался, сжав ладонью мое плечо и стиснув зубы, борясь с болью и наслаждением. Судя по тому, что меня не просили слезть, пока побеждало второе.
Я перевернул его на живот и подтянул к себе, не дав времени даже на то, чтобы упереться руками. Я брал его сзади, остервенело насаживая на себя, ухватившись за бедра руками. При каждом моем движении его колени отрывались от земли. Нэбу зарылся пальцами в песок и что-то еле слышно шептал. Я схватил его за руки, потянул на себя, заставив прогибаться в спине до тех пор, пока он не ахнул от страха за позвоночник.
— Что ты там бормочешь?
Нет ответа. Я ослабил натяжение, продолжив трахать его с заведенными за спину руками и безвольно повисшей головой. Снова он что-то сказал, но я не расслышал.
— Нэбу, скажи громко, чтобы даже притаившиеся в лесу дятлы услышали.
Кот вдруг дернулся вперед. Если бы я не отпустил его запястья, он бы вывихнул себе конечности. Стремительно развернувшись, он прыгнул на меня, повалив на листья, и пристроился сверху. Я одобрительно похлопал его по ноге.
— Похвальное рвение. Сам попрыгаешь или мне помочь?
Нэбу лег на меня грудью и выдохнул мне в губы:
— Мне нравится, когда ты…
— Когда я делаю так? – я несколько раз двинул бедрами.
— Хах…да…, — Нэбу впился зубами мне в шею, тяжело дыша и сжимая левой рукой мои волосы.
Обхватив ладонями его ягодицы и чуть разведя их в стороны, я принялся неторопливо обрабатывать его попку. Нэбу начал было опускаться мне навстречу, но я затормозил его, вызвав шквал возмущений в виде утробного предостерегающего (ну очень кошачьего) урчания.
— Какой нетерпеливый, — я погладил его по голове. – Опаздываешь куда-то, что ли?
Затуманенные страстью глаза внезапно прояснились. Нэбу выпрямился (все еще сидя на мне) и замогильным голосом вопросил:
— Ты Эседу сказал, куда забрал меня?
— Не подумал как-то. Даже не представляю, как бы это выглядело. «Эй, Эсед, я возьму твоего мелкого на недельку погонять?» — «Нет проблем, бро!» — «Спасибо, чувак!», — кот дернулся, но я удержал его на месте. – А ну сидеть. Сам ты все равно домой не доберешься. Верну я тебя ему. Когда наиграюсь.
— Наиграешься?! – ногти шкрябнули по моей груди. – А ну верни меня немед…хаа…
Я сжал его сосок большим и указательным пальцами, пока он окончательно не разошелся.
— Не психуй. Я имел в виду, когда мы оба наиграемся, — ласково притянув его для поцелуя, я продолжил под ним двигаться.
Вскоре он снова расслабился и прикрыл глаза.

Мы до утра мешали обитателям острова спать. Интересно, Эсед знает, каким выносливым может быть Нэбу? Каким податливым и приветливым может быть его тело? Не долго думая, я поинтересовался у выбившегося из сил кошака:
— Нэбу, а вы с братом регулярно такие секс-марафоны устраиваете?
Кот лениво открыл один глаз, но из-за того, что в поле его зрения мое лицо не попало, закрыл его снова.
— Только по праздникам, — он повернулся на бок, и я тут же этим воспользовался, прижавшись сзади. – Нет, только не опять. Ты что, никогда не устаешь?
— Устаю. От твоего нытья, от дурацкого характера госпожи и сальных шуточек Рыжего. От секса я устать не могу, я же его ем.
— Рыжий – это кто?
— Вот помнишь, я тебе про просьбу говорил? Из-за которой, в общем-то, к тебе и явился? Со мной тогда пацан был. Не знаю, разглядел ты или нет. Но вот просьба касается его…
— Погоди, — Нэбу неимоверными усилиями приподнялся на вытянутых руках и мутными очами в меня вперился. – Я думала, что весь этот секс – та самая просьба.
— Нет, — протяжно и дружелюбно отозвался я. – Это просто так уж, приятное с полезным.
Нэбу взвыл и снова повалился на листья.
Пока он спал, я лежал рядом, гладил его и смотрел на море. И чувствовал себя самым счастливым инкубом на свете.

— Та-да! – я обхватил кота под задницей ладонями и скинул со своего плеча на кровать.
В процессе падения он начал что-то говорить и, когда ударился спиной об койку, смешно ойкнул и несколько раз несильно не ней подпрыгнул.
Сам я упал следом, но кошак успел откатиться в сторону.
— Короче, Рыжего я тебе на днях заброшу. Ты не бойся, он нормальный парень, смышленый, завалишь его какой-нибудь работой, где грубая сила нужна. Дрова колоть, на войну ходить…
— Да не бывает у тебя нормальных знакомых, — уныло отозвался Нэбу, которого совсем не порадовала перспектива приютить на полтора месяца моего ополоумевшего любовника. Я, кстати, не сказал, что сплю с Рыжим. Хотя, тут не сложно догадаться, наверное…
— Ну, чего ты скуксился, — я полез к кошаку целоваться. – Кто у нас хорошая киса?
Сжав пальцами его щеки, я выпятил губы. А потом, с выпяченными губами и в целом идиотской рожей, заметил Эседа, сидящего на кресле в углу. – Ой, здрасьте…, — отпустив враз побледневшего кошака, я сообщил: — Так, я сейчас очень подло оставлю тебя одного разбираться с братом. На раз-два-три. Готов? Раз!
И свалил. Еще подлее, чем обещал, даже не досчитав до трех.

В любом случае, почву я подготовил, зайду еще завтра убедиться, что Эсед Нэбу не мочканул втихую.
На самом деле, меня так распирало от счастья, что была велика вероятность нечаянно лопнуть и кого-нибудь забрызгать розовыми сполями. По мне, так даже хорошо будет, если Эсед его бросит. Я бы Нэбу потом утешал по-всякому. Сперва в одной позе бы утешил, потом в другой… Короче, в любви, как на распродаже, все средства хороши, и если старший брат из-за такой ерунды младшего прогонит – сам виноват.
Так, все, пойду, «обрадую» Рыжика.

Поиск по сайту: