ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ И АДЕКВАТНОСТЬ

Термины "эквивалентность" и "адекватность" издавна используют­ся в переводоведческой литературе. Порой в них вкладывается разное содержание, а иногда они рассматриваются как синонимы.

Так, В.Н. Комиссаров рассматривает "экви­валентный перевод" и "адекватный перевод" как понятия неидентичные, хотя и тесно соприкасающиеся друг с другом. Термин " адекватный перевод ", по его мнению, имеет более широкий смысл и используется как синоним "хорошего" перевода, т.е. перевода, который обеспечи­вает необходимую полноту межъязыковой коммуникации в конкретных условиях. Термин "эквивалентност ь", как уже отмечалось выше, пони­мается В.Н. Комиссаровым как смысловая общность приравниваемых друг к другу единиц языка и речи.

В ином ключе решают проблему соотношения эквивалентности и адекватности К. Райе и Г. Вермеер. Термин "эквивалентность", в их понимании, охватывает отношения как между отдельными знаками, так и между целыми текстами. Эквивалентность знаков еще не означает эквивалентности текстов, и, наоборот, эквивалентность текстов вовсе не подразумевает эквивалентности всех их сегментов. При этом эквивалентность текстов выходит за пределы их языковых манифеста­ций и включает также культурную эквивалентность.

С другой стороны, адекватностью называется соответствие выбора языковых знаков на языке перевода тому измерению исходного текста, которое избирается в качестве основного ориентира процесса пере­вода. Адекватность — это такое соотношение исходного и конечного текстов, при котором последовательно учитывается цель перевода (ср. "лингвистический перевод", "учебный перевод" и др.).

Термины "адекватность" и "адекватный" ориентированы на пере­вод как процесс, тогда как термины "эквивалентность" и "экви­валентный" имеют в виду отношение между исходным и конечным текстами, которые выполняют сходные коммуникативные функции в разных культурах. В отличие от адекватности эквивалентность ориентирована на результат. Согласно К. Райс и Г. Вермееру, эквивалентность — это особый случай адекватности (адекватность при функциональной константе исходного и конечного текстов).

Шире понимают эквивалентность К. Райе и Г. Вермеер, считающие, что эта категория охватывает отношения как между отдельными знаками, так и между целыми текстами, и указываю­щие на то, что эквивалентность текстов вовсе не подразумевает эквивалентности всех их сегментов.

Отсутствие регистрации того или иного значения лексической единицы в словаре еще не свидетельствует о том, что данное значение является контекстуально обусловленным. Дело в том, что далеко не всегда можно с уверенностью определить, выступает ли та или иная лексическая единица в данном контексте в особом "несловарном" значении или же мы имеем дело просто с конкретизацией обычного словарного значения. Например, в повести X. Ли "Убить пересмешника" встречается следующая фраза: I don't know of any landowner around here who begrudges those children any game their father can hit — "Я не знаю у нас в округе такого землевладельца, который пожалел бы для этих детей зайца..." По­скольку понятия "заяц" и "дичь" находятся между собой в гипо-гиперонимических отношениях, едва ли можно утверждать, что у английского слова game в данном случае возникает особое, кон­текстуально обусловленное значение 'заяц'. Переводчики (Н. Галь и Р. Облонская) прибегают здесь к приему, известному в теории перевода как "конкретизация".

С другой стороны, в следующем примере, взятом из повести Дж. Сэ­линджера "Над пропастью во ржи" (перевод Р. Райт-Ковалевой), в реплике подростка Холдена: I'm just going through a phase right now — действительно наблюдается семантический сдвиг. В русском тексте это предложение передается: "Это у меня переходный возраст". Из приводимых в "Большом англо-русском словаре" значений слова phase наиболее близкое к тому, в котором оно употребляется в данном контексте, — 'ступень развития'. Таким образом, здесь англий­ское phase употреблено в контекстуальном, не зафиксированном слова­рями значении 'возраст'.

Итак, функционируя в строе связного текста, языковые единицы, в том числе словар­ные, не просто реализуют свое системное, закрепленное в языке значение, но и приобретают под давлением контекста и внеязыковой ситуации новые значения и их оттенки. Это дает возможность участникам процесса коммуникации описывать не заранее определенные и жестко фиксированные ситуации, но все бесконечное множество возможных и воображаемых ситуаций.

И, разумеется, говоря об отношениях эквивалентности, следует не забывать важнейшего для теории перевода положения о примате эквивалентности текста над эквивалентностью его сегментов. Эта закономерность выступает наиболее рельефно в тех случаях, когда коммуникативная установка отправителя выдвигает на первый план не референтную функцию текста, а другую — скажем, металингвисти­ческую или "поэтическую". Именно поэтому на уровне эквивалентности словесных знаков невозможен перевод каламбура. Ср. следующий при­мер, приводимый К. Райе и Г. Вермеером: 1) Is life worth living? It depends upon the liver;

При переводе английского каламбура на русский язык не соблю­дается эквивалентность на уровне слов: в английском тексте обыгрывается омонимичность liver 'печень' и liver 'живущий'.

В любом случае эквивалентность — это соотношение между первич­ным и вторичным текстами (или их сегментами). При этом полная эквивалентность, охватывающая как семантический, так и прагмати­ческий уровень, а также все релевантные виды функциональной эквивалентности, является идеализированным конструктом. Это не значит, что полная эквивалентность вообще не существует в дейст­вительности. Случаи полной эквивалентности вполне возможны, но наблюдаются они, как правило, в относительно несложных коммуни­кативных условиях в текстах со сравнительно узким диапазоном функциональных характеристик. Чем сложнее и противоречивее предъ­являемые к переводу требования ("парадоксы перевода"), чем шире функциональный спектр переводимого текста, тем меньше вероятность создания текста, представляющего собой зеркальное отражение ори­гинала.

Обе категории (эквивалентность и адекватность) носят оценочно-нормативный характер. Но если эквивалентность ориентирована на результаты перевода, на соответствие создаваемого в итоге межъязы­ковой коммуникации текста определенным параметрам оригинала, адекватность связана с условиями протекания межъязыкового коммуни­кативного акта, с его детерминантами и фильтрами, с выбором стратегии перевода, отвечающей коммуникативной ситуации. Иными словами, если эквивалентность отвечает на вопрос о том, соответст­вует ли конечный текст исходному, то адекватность отвечает на вопрос о том, соответствует ли перевод как процесс данным коммуника­тивным условиям.

Между понятиями "эквивалентность" и "адекватность" есть еще одно принципиальное различие. Полная эквивалентность подразумевает ис­черпывающую передачу "коммуникативно-функционального инва­рианта" исходного текста. Иными словам, речь идет о максимальном требовании, предъявляемом к переводу. Адекватность же представляет собой категорию с иным онтологическим статусом. Она опирается на реальную практику перевода, которая часто не допускает исчерпывающей передачи всего коммуникативно-функционального содержания оригинала. Адекватность исходит из того, что решение, принимаемое переводчиком, нередко носит компромиссный характер, что перевод требует жертв и что в процессе перевода во имя передачи главного и существенного в исходном тексте (его функциональных доминант) переводчику нередко приходится идти на известные потери. Более того, в процессе вторичной коммуникации нередко, как уже отмечалось выше, модифицируется и сама цель коммуникации, что неизбежно влечет за собой известные отступления от полной эквивалентности исходного и конечного текстов.

Отсюда вытекает, что требование адекватности носит не максималь­ный, а оптимальный характер: перевод должен оптимально соответ­ствовать определенным (порой не вполне совместимым друг с другом) условиям и задачам. Иными словами, перевод может быть адекват­ным даже тогда, когда конечный текст эквивалентен исходному лишь на одном из семиотических уровней или в одном из функцио­нальных измерений. Более того, возможны случаи, когда некоторые фрагменты текста неэквивалентны друг другу и вместе с тем пере­вод в целом выполнен адекватно. Так, в популярном американском мюзикле "My Fair Lady", созданном по мотивам комедии Б. Шоу "Пигмалион", профессор Хиггинс заставляет Элизу распевать песенку: "The rains in Spain fall mainly in the plains". Цель этого фонетического упражнения — научить ее правильно произносить дифтонг /ei/, ко­торый в ее диалектном произношении (Cockney) звучит как /ai/. В русском тексте мюзикла Элиза произносит скороговорку "Карл украл у Клары коралл". Если сравнивать этот фрагмент оригинала с пере­водом, то их едва ли можно признать эквивалентными друг другу. Для английского получателя песенка Элизы — это упражнение, преследующее цель избавить ее от фонетических черт диалекта лондонских низов. Для русского получателя цель упражнения — нау­чить ее четко артикулировать труднопроизносимые сочетания звуков. Таким образом, в русском переводе утрачивается важный социально-оценочный компонент текста. И вместе с тем решение переводчика в принципе может быть признано адекватным.

Другими словами, критерием адекватности является то, что любое отступление от эквивалентности должно быть продиктовано объектив­ной необходимостью, а не произволом переводчика. В последнем случае речь идет о вольном переводе. В приведенном примере переводческое решение определяется невозможностью использования русской диалектной речи в переводе. Русские диалектизмы в устах Элизы произвели бы явно нелепое впечатление. Так, конфликт ситуаций (первичной и вторичной) может служить причиной выбора стратегии, нарушающей эквивалентность, но обеспечивающей адекватность перевода в целом.

Можно сказать, что мы исходим из изначального смысла понятий "эквивалентный" и "адекватный". Полностью эквивалентны тексты, полностью равноценные (равнозначные); частично эквивалентны тек­сты, частично равноценные друг другу; перевод адекватен тогда, когда переводческое решение в достаточной мере соответствует коммуника­тивным условиям.

Порой отступления от строгих требований полной эквивалентности оказываются связанными с такими культурными детерминантами пере­вода, как переводческая норма и литературная традиция. Это нахо­дит свое проявление, в частности, в переводе названий художест­венных произведений (романов, пьес, фильмов и др.). В этой сфере переводческой деятельности традиционно допускается вольный пере­вод, порой сводящийся к полному переименованию произведения с уче­том специфики новой культурной среды. Так, в опубликованном в США переводе известного романа И. Ильфа и Е. Петрова "Двенадцать стульев" название передано как "Diamonds to Sit On". Здесь, по-видимому, отступление от требований эквивалентности прагма­тически мотивировано стремлением сделать название более броским, более интригующим и тем самым в большой мере соответствующим литературной традиции культуры-реципиента.

Иногда мотивом переименования является стремление снять неяс­ные читателю перевода аллюзии. Так, роман Э. Хемингуэя "The Sun Also Rises", название которого навеяно строками из "Экклезиаста" "Восходит солнце и заходит солнце и спешит к месту своему, где оно восходит", появился в раннем русском переводе (так же как и в английском издании) под названием "Фиеста". В других случаях причиной служит невозможность найти достаточно выразительный фразеологический эквивалент вынесенной в название оригинала фра­зеологической единицы. Так, название английского фильма "Square Peg" (сокращенный вариант фразеологической единицы "A square peg in a round hole" 'Человек не на своем месте') было переведено на русский язык как "Мистер Питкин в тылу врага".

Следует отметить, что адекватный перевод с частичной экви­валентностью представляет собой довольно частое явление в художест­венной литературе, в особенности в поэзии, где он порой создает собственную традицию интерпретации иноязычного автора.

Понятие эквивалентности всегда связано с воспроизведением коммуни­кативного эффекта исходного текста, который детерминируется пер­вичной коммуникативной ситуацией и ее компонентами (коммуни­кативной установкой первичного отправителя, установкой на первич­ную аудиторию). Что же касается понятия адекватности, то оно, как отмечалось выше, ориентировано на соответствие перевода, в частности, тем модифицирующим его результат факторам, которые привносит вторичная коммуникативная ситуация (установка на другого адреса­та, на другую культуру, в частности на иную норму перевода и литературную традицию, специфическая коммуникативная цель пере­вода и др.). Отсюда следует, что адекватность — относительное понятие. Перевод, адекватный с позиций одной переводческой школы, может быть неадекватным с позиций другой.

Подводя итоги сказанному выше о соотношении категорий "экви­валентность" и "адекватность", попытаемся резюмировать.

Характер категорий – нормативно-оценочный,

Объект категорий: перевод как результат (эквивалентность); перевод как процесс (адекватность)

Содержание категорий: соотношение текстов – эквивалентность; соответствие коммуникативной ситуации - адекватность

Поиск по сайту: