ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В

Вторая половина XIX в. ознаменована значительным прогрессом в организации исторических исследований, публикации документов, преподавании истории. На это время приходится основание множества исторических журналов - в том числе таких, которые в своих странах надолго становятся ведущими, а иные из них про­должают выходить и поныне. Местные исторические общества объединяются в об­щенациональные ассоциации (Германия, США) или под эгидой вновь созданных научных центров типа Итальянского исто­рического института. Они играют важную роль в деле выявления и публикации ло­кальных источников. Продолжаются ранее начатые большие серийные публикации до­кументов (такие, как «Monumenta Germaniae Historica») и предпринимаются новые, например, снискавшие высокий научный авторитет издания руководимого Т. Зиккелем Австрийского института историче­ских исследований, главным образом по истории средневековья. Из специализиро­ванных центров изучения новой истории следует назвать основанное в 1888 г. и про­существовавшее до конца Третьей республики «Общество истории Французской революции», а среди его изданий - начатые в ознаменование 100-летнего юбилея рево­люции многотомные публикации протоко­лов Якобинского клуба и актов Комитета общественного спасения.

Закладываются основы специального исторического образования в универси­тетах. Впереди других стран в этом отно­шении идёт Германия. В то время как в Англии первый университетский система­тический курс по истории начинают читать в 1870-е годы, а в США первая историческая кафедра создается в 1881 г., в германских университетах уже с начала 1860-х годов существует специализация по различным отраслям исторических знаний. Университетскими учеными-историками ведутся и значительные научные иссле­дования. Некоторые университеты (пре­жде всего опять-таки немецкие) осущест­вляют публикации документов, имеют собственные периодические издания типа «ученых записок» и т. д.

Между историками отдельных стран складываются определенные научные связи. Часть из них получила образование и профессиональную подготовку в зарубежных университетах. Американские историки в то время нередко проходят обучение в Германии. Из России едут учиться историческому исследованию в университеты различных европейски стран, в русских университетах начинают свой путь в науку славянские историки. Научные контакты развиваются и посредством поездок с целью изучения на месте архивных первоисточников.

Развитие исторической периодики по­могает взаимному ознакомлению ученых с результатами исследований, ускоряет и облегчает циркуляцию идей в научной среде - и не только в пределах собствен­ной страны. Историографические процессы в различных странах протекают в опреде­ленном взаимодействии, хотя в решающей мере обусловлены национальной специ­фикой.

Дискуссии в академической среде по крупным историческим проблемам стали зачастую приобретать международный характер. Примером может служить дис­куссия, развернувшаяся в 1880-е годы вокруг происхождения европейского феодализма. В ней участвовали, прежде всего, француз­ские и немецкие историки, для которых после франко-прусской войны и образо­вания Германской империи обрел новую актуальность насчитывавший уже вековую давность спор о роли германского завое­вания и галло-римских институтов в становлении средневекового сословного строя во Франции. Но она привлекла вни­мание и историков Англии, США, где доводы «германистов» были подхвачены для обоснования превосходства англосак­сонских политических институтов.

То, что эта дискуссия имела разные в различных странах политические отзвуки, не лишало её, однако, собственно науч­ного содержания. Само её возникновение было связано с поступательным разви­тием исторической науки. Обсуждение про­блемы генезиса феодализма опиралось в последние десятилетия XIX в. на новый уровень знаний об общинной организации и истории её разложения у различных европейских народов, достигнутый особен­но благодаря трудам Г.Л. Маурера в Гер­мании и М.М. Ковалевского в России.

К концу XIX в. в среде профессиональ­ных историков начинает проявляться не­удовлетворенность наличным теоретико-методологическим арсеналом, предприни­маются поиски новых, более эффективных подходов к изучению прошлого. Наиболее примечательна в этой связи сделанная К. Лампрехтом в Германии попытка пред­ставить историю как закономерный про­цесс, этапы которого могут быть выделены с помощью метода «культурно-истори­ческого синтеза», предполагающего ком­плексное изучение социально-экономи­ческих отношений и явлений культуры. Практически это означало, что истори­ческие эпохи Лампрехт различал по харак­терному для каждой из них складу обще­ственной психологии. Его социально-пси­хологическая интерпретация истории была встречена в штыки приверженцами ста­рого идеализма в духе Ранке, неправо­мерно усмотревшими в ней материали­стическое содержание. В действительности же она не только не выходила из идеали­стических рамок, но была прямо противо­поставлена самим Лампрехтом материа­листическому пониманию истории, которое он объявил «односторонним», марксист­скому взгляду на исторический процесс как на смену социально-экономических формаций.

На исходе XIX в. представители влия­тельных историографических течений все чаще вступают в прямую конфронтацию с марксизмом или же пытаются заимство­вать и включить в свои построения отдель­ные его элементы. Это - своеобразное мерило научного авторитета, завоеванного к тому времени марксистской исторической концепцией. Марксистские идеи уже стали проникать в сферу исторического позна­ния. В национальной историографии ряда стран зародилось марксистское направле­ние, представленное по преимуществу работами активных участников социали­стического движения. Труды П. Лафарга (Франция), А. Лабриолы (Италия), Г.В. Плеханова (Россия) внесли важный вклад не только в пропаганду, защиту и даль­нейшую теоретическую разработку марк­систского учения об обществе, но и в осве­щение с марксистских позиций проблем конкретной истории.

Однако на протяжении всей второй половины XIX в. в историо­графии (особенно таких стран, как Анг­лия, Франция, США, Италия, Россия) ведущее положение занимали идеи позитивизма. Позитивистская философия возникла и развивалась на фоне бурного про­гресса естественных наук и испытала на себе его воздействие. Одной из основопо­лагающих её идей стала возведенная в универсальный принцип идея эволюции, которой проложило путь открытие эволю­ционных процессов в природе Ч. Лайеллем (постепенность изменений земной коры) и Ч. Дарвином (эволюция биологических видов как результат естественного отбо­ра). Позитивизм являл собой попытку про­тивопоставить выстроенным умозрительно философским концепциям такое понимание мира, которое основывалось бы на поло­жительных (позитивных) научных данных и охватывало бы как природу, так и обще­ство.

Основы позитивистской философии были заложены еще в 30-40-е гг. XIX в. Огюстом Контом (1798-1757) в его основной работе «Курс позитивной философии». Но именно в рассматриваемый период позитивизм, получающий дальнейшее развитие в трудах Герберта Спенсера (1820-1903) – «Основные начала» (1862), «Основания социологии» и др. - становится наиболее влиятельным течением в западноевропейской философской мысли.

Именно в русле позитивизма возникла новая специальная отрасль общественного познания - социология. Её родоначаль­ником, как и зачинателем философской традиции позитивизма, был О. Конт. Он мыслил социологию, которую первона­чально именовал «социальной физикой», как одну из теоретических наук, изучаю­щих фундаментальные законы определен­ной категории явлений, наравне с такими науками, как астрономия, химия, физика, биология.

Позитивистская социологическая тео­рия исходила из представления о том, что развитие общества подчинено немногим вечным и неизменным «естественным законам». Согласно О. Конту, это закон либо «сосуществования», либо «последовательности» определенных явлений, составляющие предмет соответственно «социальной статики» и «социальной динамики». Г. Спенсер понимал «естествен­ные законы» общественного развития в духе своих идей о принципиальном сходстве человеческого общества с биологическим организмом и поэтому пытался проследить действие закона эволюции и на примере истории общества. Найти дей­ствующие в истории «естественные законы» означало, по мнению теоретиков позитивизма, дать рациональную, упорядо­ченную картину исторического процесса. В последующем под «естественными законами» истории позитивисты стали понимать закономерности того типа, которые исследует статистика, т.е. проявляющиеся в больших совокупностях массовых явлений (само понятие стати­стической закономерности возникло в физике, где его ввел Дж. Максвелл).

Стремясь, в соответствии со своим пониманием «естественных законов», выявить в историческом развитии то, что долговременно, устойчиво, постоянно, по­зитивистская социология совершенно не интересовалась единичным, конкретным, своеобразным в истории. Все это она остав­ляла на долю исторической науки, роль которой сводилась к накоплению эмпиричес­кого материала, собиранию фактов. Сама же она выстраивала лишь абстрактную схему истории, «историю без имен людей и даже без имен народов», как трактовал «социальную динамику» О. Конт.

Позитивизм в философии претендовал на преодоление «односторонности» и материализма, и идеализма. Этой философской позиции соответствовало плюралистическое представление об истории как результате параллельного равнозначного воздействия и взаимодействия множества «факторов» (эконо­мика, право, мораль, религия и т. д.).[38] В то же время, не отдавая в теории предпочтения какому-либо из них как решающему, позитивистская социология на практике неизменно склонялась к объ­яснению истории через сознание людей (не индивидуальное, а массовое), оставаясь тем самым на почве идеализма.

Хотя в позитивизме была заложена тенденция к противопоставлению истории и социологии и к принижению роли исто­рической науки как таковой, его философ­ские и социологические идеи оказали во второй половине XIX в. сильное воздейст­вие на развитие исторической науки. Но оно было неоднозначным по своим резуль­татам.

Позитивизм расшатывал ранее устояв­шиеся в сфере понимания истории умо­зрительные концепции, подрывал позиции провиденциализма и других откровенно идеалистических истолкований истори­ческого процесса, стимулировал поиски новых источников, их публикацию, разра­ботку методики их анализа, способствовал развитию вспомогательных исторических дисциплин. На позитивистской идейно-ме­тодологической основе в конце XIX в. были созданы надолго вошедшие в научный арсенал специальные труды по источнико­ведению Ш.-В.Ланглуа и Ш. Сеньобоса во Франции, Э. Бернгейма - в Германии. Под влиянием позитивизма расширился диапазон исторических исследований, стала разрабатываться социально-эконо­мическая история.

В определенном смысле позитивизм помогал утвердиться представлению об объективной закономерности, присущей историческому развитию, и о прогрессив­ном, поступательном движении истории. Так, Г. Спенсер всю историю человечества делит на три этапа. На первом этапе возникает племенное общество, на втором появляется раннее классовое общество, происходит объединение племён в большие группы, появляются нации. Третий этап он именовал индустриальным, по его мнению, именно на нём человечество находится в настоящее время.

Характеризуя позитивизм, следует учитывать, что понимание им прогресса было чисто эволюционистским, т.е. исключало возможность качественных революцион­ных скачков. Так, О. Конт считал (прямо ссылаясь при этом на пример деятелей Французской революции), что стремиться к революционным изменениям в общест­ве - значит нарушать законы истории, идти против них. Признание закономер­ности в истории исчерпывалось у позити­вистов представлением о всеобщих социо­логических законах, не оставлявшим места для обобщений на каком-либо ином уровне (такие обобщения объявлялись «мета­физикой», а не положительным знанием). Поэтому позитивистская историография чем дальше, тем больше уходила от широ­ких, имевших кардинальное значение проблем и направляла свои усилия лишь на поиск и детальное описание фактов.

Таким образом, влияние позити­визма на историографию второй половины XIX в. шло в разных направлениях - и положительном, и отрицательном. Предпо­сылки к тому коренились в самом существе его теоретических принципов. Но позити­визм еще и по-разному вписывался в куль­турно-исторический фон отдельных стран, выполнял неодинаковую роль в их духов­ной жизни вообще и национальной исто­риографии в частности. Так, в России именно на позитивистской основе сложи­лась историческая школа, обратившаяся в условиях пореформенного периода к изучению аграрных проблем предреволю­ционной Франции и давшая признанные классическими труды в этой области. В Италии и других странах с сильным влия­нием католической церкви в позитивизме нашли опору антиклерикальные тенденции.

Теоретически позитивистская историо­графия декларировала принцип беспри­страстности научного исследования. За историком отрицалось право вносить в изу­чение прошлого элемент оценки с позиций своего времени, от него требовалось пол­ностью «отключить» свои политические убеждения (подобно естествоиспытателю, для которого участие в политической жизни лежит за порогом его лаборатории), но практика приходила в противоречие с этими установками. Во Франции круп­нейший представитель позитивистской историографии И. Тэн проявил в изобра­жении Великой французской революции открытую приверженность реакционным взглядам, к которым он пришел после Парижской Коммуны. В США позитивист­ские идеи Г. Спенсера были восприняты историками так называемой англосаксон­ской школы (Дж. Фиске и др.), которые использовали их в обосновании теории «американской исключительности». В общем же плане фило­софии позитивизма в наибольшей степени соответствовала на политическом уровне идеология либерализма, и теснее всего с ним были связаны либеральные течения историографии и общественной мысли.

При всей значительности влияния позитивизма на историографию послед­них десятилетий XIX столетия оно вовсе не было безраздельным даже в тех странах, где ощущалось наиболее сильно. Позити­визму противостояла (особенно в Герма­нии) историографическая традиция, восхо­дившая к идеям Ранке. Но и эта так назы­ваемая немецкая школа, разрабатывав­шая - в отличие от позитивистов - глав­ным образом политическую историю, вы­ступала как поборник научности истори­ческого знания, и важное место уделяла совершенствованию методов исследова­ния, критике источников и т. д.

Переходя к рассмотрению особенностей развития историографии по странам, мы остановимся прежде всего на Германии, которая во второй половине XIX в. заняла, по всеобщему признанию, ведущее положение в исторической науке.

1. Немецкая историография второй половины XIX в.

Во второй половине XIX в. Германия вступила в период мощного хозяйственного подъёма. В стране были заложены основы крупной промышленности, использовавшей новейшее оборудование, опыт и достижения британской индустрии. К концу 1860-х гг. завершилось капиталистическое переустройство сельского хозяйства.

В политическом отношении вторая половина XIX в. является временем объединения Германии под эгидой Пруссии. Объединение было осуществлено путём «революции сверху», происходившей в форме трёх династических войн. Наконец, в 1870—1890-х гг. в политике Германской империи на первый план выдвигается подготовка агрессивных войн. Все эти внешние факторы непосредственно влияли на развитие немецкой исторической мысли.

В этот период в немецких университе­тах наблюдался заметный прогресс в орга­низации исторических исследований. Бо­лее трети студентов обучалось на философ­ских факультетах, ставших ведущими во всех университетах Германии при одно­временном падении значения теологичес­ких факультетов. В системе преподавания прочно укоренился лекционно-семинарский метод. Студенты приучались рабо­тать с первоисточниками, на основе кото­рых писали рефераты и доклады с после­дующим обсуждением на семинаре. Тща­тельность и скрупулезность работы с источ­никами, настойчиво прививаемые студен­там, сделали немецкие университеты об­разцом для других стран. Не случайно, что и в первой и особенно во второй поло­вине XIX в. почти все одаренные иностран­ные студенты считали обязательным хотя бы три-четыре семестра проучиться в ка­ком-нибудь из ведущих университетов Германии.

С начала 1860-х гг. в университетах была введена специализация по древней, средневековой и новой истории, в связи с чем возник ряд новых исторических кафедр и институтов. Крупнейшие универ­ситеты Берлина, Мюнхена, Гейдельберга, Галле, Лейпцига, начали выпу­скать серийные исторические публикации. В крупных научных центрах были созданы исторические комиссии, среди которых наиболее известной являлась комиссия при Баварской академии наук.

В 1852 г. был создан Германский Наци­ональный музей в Нюрнберге, где за короткое время удалось собрать значительное количество культурно-исторических экспо­натов; за ним последовал Римско-германский Центральный музей в Майнце. Начал выходить ряд новых периодических изда­ний по проблемам истории. Среди них осо­бенно выделялся ведущий орган немецкой историографии «Историче­ский журнал», выходивший с 1859 г. в Мюнхене. Но сама структура немецкой исторической науки оставалась федералистской, в империи не существовало координирующих центров исторических исследований, не было ка­ких-либо определенных программ научно-исследовательской работы в области истории. Тем не менее немецкая историческая мысль в 1850-1860-х гг. получила сильный толчок, что было связано с вопросом политического объединения Германии. В историографии это привело к формированию двух основных направлений малогерманского (сторонники прусской ориентации) и великогерманской (сторонники австрийской ориентации). В то же время во многом под воздействием идей позитивизма в Германии оформляется и историко-экономическое направление. Однако в отличие от других ведущих государств Запада в Германии в академических кругах позитивизм широкого распространения не получил. Кроме того, немецкие историки постоянно находились в оппозиции по отношению к позитивизму, продолжая развивать идеи и методологические подходы Л.Ранке.

Малогерманская историческая школа. Господствующее положение в немецкой буржуазной историографии второй поло­вины XIX в. занимали малогерманские историки, получившие такое название за активное участие в политической борьбе вокруг объединения Германии под руко­водством Пруссии и после 1871 г. ставшие официозной исторической школой Прусско-Германской империи. Признанными лидерами и вдохновителями малогерман­ской школы являлись И.Г. Дройзен, Г. фон Зибель и Г. фон Трейчке. К малогерманцам примыкал и ряд других видных историков, среди которых был и крупнейший иссле­дователь античности Т. Моммзен, в отличие от прочих малогерманцев сохранивший либеральные воззрения и после создания Германской империи.

Малогерманская школа была «политической» в том смысле, что она открыто требовала от историков политической тенденциозности. На историю её представители смотрели как на средство пропаганды своих политических идей.

Иоганн Густав Дройзен (1808-1884) происходил из семьи бедного гарнизонного пастора провинциального городка Трептов, и уже в детстве в его сознание были заложены сохраненные на всю жизнь идеи лютеранства и прусса­чества. Окончив Берлинский университет, Дройзен занимался проблемами антично­сти и в 1833 г. опубликовал «Историю Александра Великого» (1836), за которой последовала двухтомная «История элли­низма» (1853). Уже в этих первых работах Дройзен расценивал проведенное военным путем объединение мелких греческих госу­дарств вокруг Македонии как образец на­ционального объединения.

Став в 1840 г. профессором в Кильском университете, Дройзен обратился к изучению нового времени и создал двухтомные «Лекции по освободительным войнам» (1846). После перехода в Берлинский университет он создаёт свой основной труд «История прусской политики» (14 т., 1855-1886). В этом произведении Дройзен преследует чисто политическую цель – доказать провиденциальную роль Пруссии в судьбе Германии не только в новое время, но и в средние века.

Ярый противник позитивизма Дройзен, на первое место в исторических исследованиях выдвигает сознание, с помощью которого историк может понять прошлое. Количественные методы позитивистов он отрицает, заявляя, что никакие законы истории не могут быть выведены ни из статистики, ни из психологии массы, ни из географических условий. Несмотря на использование критического метода, Дройзен являлся творцом романтической «прусской легенды», ничего общего не имеющего с историей.

Наиболее ярким и талантливым представителем ма­логерманской школы был Генрих фон Зибель (1817-1895). Он родился в Дюссельдорфе в семье крупного прусского чиновника, которому было пожаловано наследственное дворянство; учился в Бер­линском университете у Савиньи и Ранке. В 1840- 1845 гг. он был приват-доцентом в Бонне, в 1845-1856гг. - профессором в Марбурге, затем до 1861 г. - в Мюнхене и снова в Бонне. В 1875 г. его пригласили в Берлин на должность директора Прусского государст­венного архива. Зибель был членом Баварской Акаде­мии наук и с 1859 г. до конца дней -главным редакто­ром созданного им первого общегерманского «Истори­ческого журнала.

Зибель - историк яркой индивидуальности и боль­шого темперамента. Будучи признанным вождем мало­германской школы, он в некоторых вопросах занимал более прогрессивные позиции, чем такие ее представи­тели, как Дройзен и Трейчке.

Зибель начал свою деятельность как медиевист, но затем под влиянием событий 1848 г. и последующей по­литической борьбы переключился на сюжеты новой ис­тории. Живой и страстный человек, Зибель с конца 1830-х годов активно участвовал в политической жизни, был членом франкфуртского парламента, а позднее, после создания Германской империи, неоднократно избирался в рейхстаг.

Для Зибеля история всегда была полем боя, на ко­тором решались спорные вопросы современной полити­ки. Отвергая объективизм Ранке, Зибель откровенно ут­верждал неизбежность тенденциозности всякого истори­ка в науке и был в этом вопросе, несомненно, более прав и честен, чем Ранке. Однако он не хотел видеть связи между политической тенденцией историка и его классо­вой идеологией. В конечном итоге источником тенденци­озности историка он считал не классовую, а человечес­кую его заинтересованность в делах человеческих. В отличие от ортодоксальных ранкеанцев, Зибель сближал историю в смысле ее познавательных возможностей с естественными науками, считая, что она также «способ­на достичь точного знания». Вместе с тем Зибель го­раздо отчетливее, чем позитивисты, видел различия между историком и естествоиспытателем. Он правильно заметил, что в отличие от натуралиста историк имеет дело не только с материальными явлениями, которые поддаются чувственному восприятию, но также с на­строениями, мыслями и поступками людей, да еще жив­ших в далеком прошлом, которые не могут быть пред­метом непосредственного чувственного опыта исследо­вания. Обо всем историк узнает из свидетельств третьих лиц, часто недостаточно достоверных, так как они стра­дают, как правило, субъективностью, а иногда и прямо лживы.

Зибель в отличие от Ранке, признавал наличие в истории общей объективной закономерности, однако эту закономерность он понимал чисто идеалистически, как господство в истории абстрактного, одинакового для всех эпох «нравственного закона», который он выводил из «человеческой природы». Как и позитивисты Зибель признавал закон всеобщей эволюции и общественного прогресса, но понимал его также чисто идеалистически, как прогресс политических форм, вершиной которого он считал прусскую монархию.

Великогерманская историческая школа. Политическими оппонентами малогерманцев в истории были представители великогерманской школы к которой примыкало большинство историков Южной и Средней Германии и особенно католических областей последней, прежде все­го Австрии. Главным центром их деятельности была Ве­на, где в 1854 г. по образцу французской «Школы хар­тий» был создан «Исторический институт», занимавший­ся критическим изучением средневековых архивных доку­ментов. Вокруг института сложилась сильная школа источниковедов и палеографов, наиболее крупными пред­ставителями которой были Т. Зикель, Ю. Фиккер. Другими центрами великогерманской школы являлась Венская академия наук и Инсбрукский университет, где долгое время был профессором Фиккер. К австрийской великогерманской школе, кроме перечисленных выше историков, при­мыкали И.Ф. Бёмер, К. А. Корнелиус, О. Лоренц и др. Так же как и малогерманцы, эти историки были открытыми сторонника­ми тенденциозного освещения истории и рассматривали историю Германии с позиции апологии Австрии как носительницы средневековых имперских традиций.

Самым авторитетным представителем великогерманского направления являлся профессор Инсбрукского университета Юлиус Фиккер (1826-1902), родом из от­сталого аграрного района Вестфалии. Ра­боты по истории средневекового немецкого и итальянского права принесли Фиккеру известность благодаря богатству содер­жавшегося в них фактического материала и тщательности обработки источников. Весьма ценными для своего времени были и его «Очерки по источниковедению» (1877—1878).

Фиккер являлся ревностным привер­женцем Габсбургской династии и участво­вал добровольцем в войне против Пруссии, считая Австрийскую империю с ее много­национальным составом лучшим гарантом национальных и международных интере­сов Германии.

Наиболее полно свою историческую концепцию Фиккер изложил во время ожесточенной четырехлетней дискуссии с Зибелем о значении средневековой Герма­нской империи и её внешней политики для последующей исторической судьбы немцев. Исходя из политических соображений, Зибель резко обрушился на романтическую идеализацию империи историками-великогерманцами и справедливо указал, что бесплодные итальянские походы импера­торов вредили национальным интересам Германии и во многом были продиктованы личными амбициями правителей, которых всегда манил «мираж господства к югу от Альп».

Фиккер, который раскрыл не столько научную, сколько политическую подоплеку концепции Зибеля, сам в свою очередь перешел к явной апологетике средневеко­вой империи, объявив её подлинным на­следником только Австрию.

Дискуссия Зибеля и Фиккера была не совсем обычным столкновением различных точек зрения, независимо от их полити­ческих или научных устремлений. Речь шла о противоборстве двух давних принци­пиальных тенденций немецкой историографии по проблеме возникновения герман­ского государства. Первая тенденция исхо­дила из чисто националистической пози­ции: решающее значение в возникновении государства придавалось «немецкому на­родному духу». Представители второй счи­тали создание государства следствием лишь династической политики, делом рук отдельных правителей, наследниками кото­рых являлись якобы только Габсбурги. Но в обоих случаях социально-экономи­ческие процессы и значение для склады­вания немецкого государства классовых противоречий между феодалами и крестья­нами практически игнорировались.

В споре о содержании и значении ита­льянской политики императоров в научном плане последнее слово осталось за более подготовленным Фиккером. Большинство немецких историков, включая и Дройзена, высказались в его поддержку, в то же вре­мя отметив многие грубые фактические ошибки Зибеля и его слишком бросавшу­юся в глаза политическую тенденциоз­ность.

Великогерманская школа как политическое направ­ление в историографии утратила смысл своего сущест­вования после австро-прусской войны 1866 г. и оконча­тельного исключения Австрии из единой Германии. В качестве её преемников и наследников в конце XIX в. выступили католические историки, в основном группиро­вавшиеся вне Пруссии. Основная идея этой «школы» заключалась в прослав­лении католической церкви и осуждении немецкой Ре­формации, которой ее представители уделяли главное внимание. Наиболее известные из них: мюнхенский ис­торик Иозеф Гёррес, Игнац Дёллингер, Иоган Фридрих Бёмер. Самым крупным и наиболее типичным представителем этой школы был ученик Бёмера И.Янсен.

Иоган Янсен (1829-1891), католический теолог, за­тем историк, с 1851 г. приват-доцент академии в Мюнстере, позднее преподаватель католической гимназии во Франкфурте-на-Майне. В 1860 г. принял сан священни­ка. Наибольшую известность получил его основной труд «История германского народа на исходе средних веков» (1876-1888), охватывающий период с XV в. до начала Тридцатилет­ней войны. Янсен, анализируя исторический опыт Ре­формации и Крестьянской войны, стремится доказать не­обходимость и полезность католической идеологии как средства спасения от социальных революций. Янсен осу­ждает Реформацию как великое бедствие для Германии, отрицает ее связь с интересами крестьянства, доказыва­ет, что немецкие крестьяне, в том числе и крепостные, в XV-XVI вв. жили здоровой патриархальной жизнью, не зная эксплуатации, и что в их среде не могло быть недовольства церковью. Источником такого недовольства Янсен считает только города, где господствовали лихо­имство и безудержная жажда наживы, постепенно рас­пространявшиеся и на деревню. Под этим влиянием фе­одалы стали нажимать на крестьянство с помощью рецепции римского права, а крестьяне стали недобросо­вестно исполнять свои обязанности по отношению к фео­далам. Наступило время социальной и моральной дегра­дации, создалась благоприятная атмосфера для распро­странения разрушительного «евангелизма», в котором сошлись интересы «пролетариата», городского, кресть­янского и рыцарского. «Евангелизм» породил Крестьян­скую войну, всем участникам которой без различия Ян­сен приписывает стремление переустроить общество на коммунистических началах. Таким образом, источником всех «бед», обрушившихся на Германию в начале XVI в., Янсен в конечном итоге считает городской капиталисти­ческий дух.

Янсен, один из немногих историков своего времени, по­ставил вопрос о «социальном» характере «евангелизма» и порожденной им, как он полагал, Крестьянской вой­ны. Однако он не смог правильно решить его в силу крайней тенденциозности и своей концепции и подбора и некритического одностороннего анализа источников. В них Янсен ищет лишь подтверждения своих предвзя­тых идей. И хотя его работа опирается на широкий ма­териал источников и внешне стоит на реальной почве фактов, она крайне пронизана романтизацией «доброго старого времени».

Культурно-историческое направление. Зачинателем нового культурно-исторического направления в немецкой историографии являлся Яков Буркгардт (1818-1897). Он окончил Берлинский университет, где был учеником Ранке. Однако Буркгардт не только не воспринял строгого научно-критического подхода Ранке к источнику, но и занял по отношению к нему достаточно враждебную позицию. В противоположность школе Ранке, он выдвигал на первый план не государство и политическую историю, а историю духовной и отчасти материальной культуры человечества. Он писал: «история была и остаётся для меня величайшей поэзией; я рассматриваю её как удивительный процесс… новых, вечно новых открытий духа».[39]

В ранний период творчества Буркгардт видел суть исторического прогресса в раскрытии возможностей человеческой личности. Считая, что история представляет собой взаимодействие государства, религии и культуры, особо важную роль он отводил последней, поскольку именно в культуре человеческий дух раскрывался наиболее полно. Подробно такая концепция была изложена в работе «История Ренессанса в Италии» (1860).

Одним из первых среди историков Буркгардт попытался на основе воссоздания быта и нравов описываемой эпохи, характеристики взглядов её выдающихся представителей выявить свойственный Возрождению и охватывающий все его аспекты тип культуры. Этим и объяснялось статичное изображение Возрождения как единого целого, без выделения каких-либо хронологических этапов. Само возникновение Ренессанса Буркгардт считал загадочным феноменом взлёта человеческого духа. Это было связано с его общеисторической концепцией, согласно которой история есть смена культур на основе «высших и непостижимых законов жизни».

Другим видным представителем историко-культурного направления создавшим свою школу являлся Карл Лапрехт (1856-1915). Первоначально он занимался исключительно хозяйственной историей, затем под влиянием идей Бокля, Тэна, Дарвина он поставил своей задачей поднять историю до уровня подлинной науки, устанавливающей непреложные законы развития. Став в 1891 г. профессором Лейпцигского университета Лампрехт организует семинар по истории культуры и формирует целые отряды историков, которые занимались под его руководством специальными историко-культурными проблемами, сообразно выработанным им принципам исторической науки. Непосредственным приложением этих принципов к конкретной истории является его «Немецкая история» в 12 томах. Вся история немецкого народа представлена в данной работе как последовательная смена определённых «социально-психологических типов». Сообразно господству того или иного типа, общественное развитие проходит стадии: символическую (доклассовое общество), типическую (раннее средневековье), конвенциональную (позднее средневековье), индивидуалистическую (эпоха Ренессанса и Просвещения), субъективную (эпоха Романтизма), после чего наступает эпоха «социально-психологическая», обусловленная промышленной революцией.

Важность социально-психологических исследований в истории он подчёркивает в другой своей работе «Новая историческая наука» (1905), в которой заявляет, что история как таковая, не что иное, как прикладная психология, поэтому для понимания исторического развития очень важной составной является теоретическая психология.

Историко-правовое направление. Во второй половине XIX в. в немецкой историографии по-прежнему видное место занимала историческая школа права. Наиболее ярким представителем которой в это время являлся Г.Л. фон Маурер (1790-1874). Юрист по образованию, он долгое время был крупным судейским чиновником, в начале 1830-х гг. по приглашению вновь созданного независимого греческого государства разрабатывал для него законы и конституцию, в 1847 г. был назначен первым министром Баварии. Однако мартовская революция 1848 г. положила конец его политической карьере, после чего Маурер сосредоточил своё внимание на научной работе.

Главным исследованием, в котором Маурер излагает свою марковую теорию, является 12-ти томная работа, посвящённая строю немецкой марки, двора, села и города. Основные положение его исторической концепции, сводятся к следующему. Германцы были «завоевательным кочевым народом, не знавшим частную собственность на землю. При переходе к оседлости они селились родовыми общинами. Эти общины, или марки, занимали обширные пространства, впоследствии ставшие территориями округов, сотен, графств и даже целых королевств или герцогств. Внутри марки первоначально господствовало полное равенство, поддерживавшееся периодическими переделами, но завоевание римских провинций и «воздействие его на Германию породили неравенство». Крестьяне покорённых римских земель со своими наделами были включены в состав германских общин, утративших таким образом родовой характер, а понятие частной собственности, усвоенное из римского права, положило начало разрушению общины. На развалинах марки, в результате постепенного захвата судебных и прочих прав, возникла местная земская власть и власть государства. Следя за постепенным падением маркового строя, Маурер отмечал, что стремление помещиков и князей к присвоению власти над общиной вызывало отпор со стороны последней. В этой борьбе марки побеждали там, где мелкие помещики и крестьяне выступали совместно против крупных феодалов. Но ещё большее значение для сохранения свободной марки имела связь марки с императором и империей. С распадом Германской империи исчезла и эта поддержка, и последние остатки общинной жизни, «принадлежавшие к первым и древнейшим основам германского строя», начали быстро исчезать.

Марковая, или общинная теория, в создании которой, помимо Маурера, принимали участие и другие историки и экономисты (Ганссен, Рошер, Зибель), легла в основу тех представлений о происхождении феодализма и развития аграрных отношений в средние века, которые на несколько десятилетий сделались господствующими в западноевропейской историографии. Применительно к истории Германии дальнейшее своё развитие марковая теория получила в работах Гирке, Мейцен, Брунера.

Историко-экономическое направление. С 1870-х гг. в немецкой историографии начинает усиливаться историко-экономическое направление, в центре внимания которого оказались процессы, происходившие в базисе общества. Его формирование было обусловлено ростом социальной борьбы и распространением марксизма, которому представители этого направления пытались противопоста­вить собственную концепцию социально-экономического развития общества. Она была призвана доказать извечность част­ной собственности и обосновать такое по­нимание исторического процесса, по кото­рому капитализм представал как заверше­ние истории человечества.

Представители этого направления вы­ступали как сторонники реформ для смяг­чения обострившихся социальных проти­воречий. Во имя сохранения капитализма они пропагандировали активную социаль­ную политику и усиление прямого государ­ственного вмешательства в экономическую сферу деятельности. Для распространения своих взглядов они создали в 1872 г. Союз социальной политики, просуществовавший до первых лет фашизма.

В методологическом плане историко-экономическое направление отрицало ка­кие-либо общие законы и заменяло эконо­мическую теорию сбором и описанием фак­тов хозяйственной деятельности в различ­ные эпохи. Во многом оно было близко к позитивизму, но вместе с тем находилось и под заметным влиянием традиционной для немецкой историографии идеи органи­ческого развития общества, почерпнутой из арсенала исторической школы права.

В некоторых отношениях принципы историко-экономической школы были плодотворны и представ­ляли определенный прогресс в развитии исторической науки. В иссле­дованиях принадлежавших ученым этой школы подчеркивалось особо важное значение экономики как специального предмета на­учного изучения. Они впервые попытались дать периодизацию истории по экономи­ческому критерию. Сделал это еще пред­ставитель старой школы Б. Хильдебранд, разделивший всю историю на три пери­ода, исходя из типа хозяйства: натуральное, денежное и кредитное хозяйство.

Историко-экономическое направление имело своим пред­шественником «историческую школу в по­литэкономии», которая возникла в Герма­нии в 40-е годы XIX в. и выступила с кри­тикой классической буржуазной полити­ческой экономии А. Смита. Абстракт­ной политэкономии представители «исто­рической школы» пытались противопоста­вить иной подход, при котором были бы установлены законы не экономического развития вообще, а только такие, которые специфичны для определенных историче­ских периодов.

Ведущим лидером новой школы и руководителем Союза со­циальной политики были Г. Шмолер.

Густав Шмоллер (1838-1917) был про­фессором Страсбургского, а затем Берлин­ского университета, членом Прусской ака­демии наук, официальным придворным историографом Бранденбурга, инициато­ром и руководителем издания знаменитой серии исследований и документов по адми­нистративной и социально-экономической истории Пруссии - «Прусские акты». Он создал также «Еже­годник по вопросам законодательства, уп­равления и народного хозяйства».

В многочисленных трудах, посвящен­ных генезису капиталистических отноше­ний в Германии и различным проблемам социально-экономической политики прусских королей, Шмоллер подробно разрабо­тал легенду о «социальной миссии» Гогенцоллернов. Легенда сводилась к тому, что главной причиной перехода от феодаль­ного застоя XVI в. к ускоренному разви­тию капитализма с начала XIX в. была социально-экономическая и торговая поли­тика прусских правителей, которую Шмол­лер именовал социальной и служившей интересам страны и народных масс.

Видным ученым историко-экономического направления был лейпцигский про­фессор Карл Бюхер (1847-1930), которо­му принесла широкую известность работа «Возникновение народного хозяйства» (1893), за несколько лет вышедшая ше­стью изданиями. Это была теоретическая книга, в которой Бюхер разработал экономическую периодизацию истории, выделив три периода по типу хозяйств: домашнего, городского и народного.

Домашним Бюхер называл полностью обособленное натуральное хозяйство, кото­рым по его периодизации характеризова­лись первобытное, рабовладельческое общество и средневековье на стадии вот­чинного хозяйства. Когда в средние века с развитием городов обмен принимает ре­гулярный, устойчивый характер, наступа­ет, по Бюхеру, период городского хозяй­ства. С укреплением политической центра­лизации разобщенные городские хозяйства превращаются в единое народное хозяй­ство, которое охватывает уже всю страну.

Бюхер разработал и периодизацию про­мышленного производства, в развитии ко­торого различал пять стадий: домашнее производство, ремесленное производство по индивидуальным заказам, ремесло, рассчитанное на рынок, домашняя про­мышленность и фабричное производство.

Экономическая периодизация К.Бюхера в конце XIX –начале ХХ вв. получила широкое распространение в исторической и не только немецкой литературе.

2. Историческая наука во Франции во второй половине XIX в.

Во второй половине XIX в. в социально-экономическом и политическом развитии Франции произошли глубокие изменения. В стране завершилась промышленная революция, в ходе которой увеличился удельный вес пролетариата. Бурными событиями была насыщена политическая история страны: бонапартистский переворот и цезаристский режим Второй империи, буржуазно-демократическая революция 1870 гг. и Парижская Коммуна 1871 г., установление республиканского строя и длительная борьба за его упрочение. Все эти факторы непосредственным образом влияли на развитие исторической мысли во Франции. Так новый подъём французской историографии во многом был обусловлен деятельностью Виктора Дюрюи и Габриеля Моно.

В. Дюрюи в 1868 г был назначен министром народного просвещения. Находясь на этом посту он, стремясь улучшить организацию исторической работы, создаёт особое учреждение – Ecole pratique des hautes etudes, представлявшую нечто вроде института для подготовки аспирантов к самостоятельной научной работе. Руководство этим учреждением было поручено Г. Моно, который перед этим в течение двух лет работал в учебных заведениях Германии. Это во многом определило направление его деятельности. Так Моно перенёс во Францию опыт исторических семинаров Ранке; ему принадлежит также заслуга основания первого во Франции общего исторического журнала – Revue Historique (1876), задачей которого была пропаганда исторических знаний и борьба за реорганизацию исторического образования во Франции. В 1893 г. позитивист младшего поколения Рене Вормс основал «Международное социологическое обозрение». Тогда же возникли Парижское социологическое общество и Международный социологический институт, издающий с 1895 г. свои «Труды». Однако для Франции этого времени по сравнению с другими западными странами была характерна та особенность, что социология выступала здесь как чисто историческая дисциплина, имевшая своим предметом теоретические и философско-методологические проблемы истории.

Позитивистская историография. Развитие позитивистской историографии во Франции во второй половине XIX в. связано в первую очередь с деятельностью Ипполита Тэна (1828-1893), широко известного литературоведа и искусствоведа (основатель культурно-исторической школы в литературоведении), а также философа и историка. Уже в своей первой значимой четырёхтомной работе «История английской литературы» (1863-1864) Тэн, исходя из методологии позитивизма, попытался дать причинное объяснение явлений художес­твенной жизни.

Наибольшее значение Тэн придавал общес­твенной психологии, которая, в свою очередь, определяет­ся тремя основными факторами: «расой» (т.е. врожденны­ми национальными особенностями), «средой» (климатом, а также политическими и социальными обстоятельствами) и историческим «моментом» (влиянием традиции).

Свой «психологический метод» Тэн применил и в основном своем историческом труде — «Происхождение современной Франции», посвященном Великой французской революции.

Свое исследование Тэн начинает с изучения предреволю­ционной Франции. Вопреки традициям, он уделяет больше внимания французскому обществу, чем государству, и вы­водит старый строй из общественных потребностей средне­вековья, а затем показывает причины превращения этого строя в источник привилегий и злоупотреблений, мастер­ски демонстрируя контраст между аристократическими са­лонами и задавленными налогами низами.

В изображении самой революции Тэн также отошел от традиционной французской историографии - «патриоти­ческой» (апологии всех революций или одной из политичес­ких партий). Он критиковал членов Учредительного собра­ния за то, что те, не дав Франции конституции, начали с составления Декларации прав человека и гражданина. Они не поняли, что свободы без обязанностей не бывает. Отме­нив прежнее правительство (монархию), новое правитель­ство увлеклось теоретическими спорами, что породило в стране «безначалие». Событие (взятие Бастилии), послужив­шее началом этой анархии, прежними историками рассмат­ривалось как патриотический подвиг. Для Тэна это толчок, создавший благоприятную почву для зарождения нового политического типа (якобинца) и захвата им власти. И хотя он считал якобинских вождей «посредственностью», это не помешало ему защищать их перед английским историком Карлейлем: «Они были преданы отвлеченной истине, как ваши пуритане - божественной; они следовали филосо­фии, как ваши пуритане - религии; они ставили себе целью всеобщее спасение, как ваши пуритане - свое лич­ное».[40] При этом в якобинстве Тэн видел «зловредный поли­тический тип», происшедший от «властолюбия, вскормлен­ного догмой о всемогуществе государства, на благоприят­ной для того почве анархии, созданной революцией».

Критика Тэном якобинцев в итоге переросла в критику революционных методов преобразований в обществе и в критику сильного государства, подавляющего свободу лич­ности. Поэтому «Происхождение современной Франции» подверглось ярой критике, как со стороны ультраправых, так и ультралевых, заинтересованных в существовании ав­торитарных режимов. Однако его сочинение получило все­общее признание во многих странах, выдержав множество изданий.

Крупным представителем французского позитивизма в истории являлся Фюстель де Куланж (1830-1889). Ранний период его творчества посвящён изучению древней истории. Важное значение имели его исследования античной гражданской общины или полиса – «Гражданская община античного мира» (1864). Автор решительно выступил против начинающейся модернизации древности и показывал, что экономической основой античной общины являлась рабство, глубоко отличное от капиталистических отношений. Кроме того, по мнению Куланжа, гражданская община состояла из семей и основывалась на религии, отсюда учёный выводил её силу. Существование индивидуальной свободы в городе-государстве Ф. де Куланж отрицал: «...действует не личность, а массы, которыми руководят понятие и интересы».

В 1870-е гг. Фюстель де Куланж обращается к истории ран­него средневековья. Правда, его основной труд «История общественного строя древней Франции» был первоначаль­но задуман автором как часть всей французской истории от франкской Галлии до Великой французской революции. Но смерть помешала Ф. Де Куланжу осуществить свой грандиозный замысел.

И все же уже написанная им «История Франции» пред­ставляется важным вкладом в мировую историческую нау­ку. Ф. де Куланж одним из первых выдвинул идею о том, что античная цивилизация не погибла с приходом гер­манских племен в IV - V вв. При этом, правда, он сводил на нет влияние варваров на историю Ев­ропы. По мнению Куланжа, внутри Римской империи остава­лось достаточно сил, чтобы победить варваров. Слабые и грубые варвары не в состоянии были справиться с могущес­твенной цивилизацией. Они стали переходить границы им­перии, гонимые внутренними усобицами, и оседать на тер­ритории, превращаясь в подданных империи.

Таким образом, происходило лишь расширение сферы влияния римской культуры и медленное, более мирное, чем военное проникновение, в состав населения империи но­вых (германских) элементов. И в этом процессе внутренней борьбы между римской цивилизацией и варварском миром, по мнению Ф. Де Куланжа, рождается европейское средневековье и феодализм. Источником феодализма в ко­нечном счете были лишь римские общественные институты (крупное землевладение, зависимость от него непосред­ственных производителей, сильная монархическая власть, частная собственность).

Одна из научных заслуг в исторической науке Ф. де Куланжа состоит в том, что он обратил особое внимание на роль в истории экономических отношений. Он одним из первых обратился к специальному изучению аграрной истории ран­него средневековья Франции.

Для развития позднего позитивизма во Франции большое значение имела публикация книги «Введение в изучение истории» (1898) - профессоров Сорбонны Шарля Ланглуа (1863-1929) и Шарля Сеньобоса (1854-1942). Это небольшое по объему издание, вы­державшая ряд изданий в оригинале и переводах, в том числе на русский язык, через 60 лет после её выхода в свет была спра­ведливо названа «библией позитивистского историзма». Она свидетельствует о внимании авторов, убежденных позитивистов, к распространению и совершенствованию техники исторического исследования, к углублению критики источников, но вместе с тем говорит об усилении фактологизма, сводящего задачу историка к собиранию, отбору и критике фактов и предполагающего отказ от выведения из них закономерностей общественного развития. Что касается широких обобщений, установления исторических законов, то авторы книги считают это делом социологов, но отнюдь не историков. Таким образом, Ланглуа и Сеньобос отвергли отождествление истории и социологии, характерное для Конта и его ближайших последователей.

Ш. Сеньобос как в названном пособии, так и в другой ра­боте – «Исторический метод в приложении к социальным наукам» - выдвигает следующие идеалистические положения: «История - не наука, а только особый про­цесс познавания», к тому же процесс «субъективный и абстрактный; «исторический метод есть исключительно метод психоло­гического толкования по аналогии». Вполне естественно, что исторический материализм он характеризует как «метафизику» и притом «необычайно опасную» и потому требующую неустан­ной борьбы с нею.

Подводя итоги можно отметить, что положительными чертами французского позитивизма в области историографии были: 1) поло­жение о прогрессивном характере всего исторического процесса; 2) тезис об индивидуальности и специфичности исторических явлений, их зависимости от места и времени; 3) требование мак­симально точного описания исторических фактов; 4) признание необходимости генетического принципа при изучении историче­ских событий, явлений или учреждений; 5) перенесение акцента от деятельности ведущих личностей на действия и состояние масс, от индивидуальной психологии на коллективную психоло­гию, а в связи с этим — от ранее преобладавшей в исторических трудах военно-дипломатической тематики на историю учрежде­ний и экономического строя.

К отрицательными чертам можно отнести 1) идеалистическое представление об историческом процессе в целом; 2) Определение теории прогресса как «метафизической гипо­тезы»; 3) Определение истории как «строго субъективной науки», а уроков истории - как «устарелой иллюзии»: исторический опыт ничему не учит. Главная ценность истории в том, что она поставляет фактиче­ский материал для политических и социальных наук, а также способствует умственному развитию.

Республиканская историография. Помимо позитивистского направления во французской историографии второй половины XIX в. в отдельное направление оформились историки республиканской школы. Отличительной их особенностью являлось то, что в центре их научных исследований в первую очередь находилась политическая история, особое внимание уделяли истории революций. Виднейшим представителем этой школы, стоявшим на левом её фланге, был Альфонс Олар (1849-1928), примыкавший к партии радикалов. Олар занимал кафедру по истории Французской революции в Сорбонне, с 1887 г. редактировал журнал «Французская революция», возглавлял Общество по истории Французской революции. Под его руководством были изданы важные публикации источников: протоколы Якобинского клуба, акты Комитета общественного спасения.

Как исследователь Олар занимался ис­торией политических идей и учреждений во время революции. Этому посвящен его главный труд «Политическая история Французской революции» (1901). Рево­люцию он рассматривал как воплощение в жизнь принципов «Деклараций прав» 1789 и 1793 гг.: «Великая французская революция состояла в Декларации прав, редактированной в 1789 г. и дополненной в 1793 г., и во всех попытках, делавшихся с целью осуществления этой Декларации; контрреволюция состояла в попытках отвратить французов от поведения, согла­сно с основными принципами Декларации прав, т.е. согласного с разумом, просве­щенным историей». Для Олара было ха­рактерно обычное для респуб­ликанской историографии возвеличение Дантона: «Политика Дантона была именно тем, что называют в настоящее время «оппортунизмом», если принять это слово в его хорошем значении. Дантон был продолжателем Мирабо, так же как Гамбетта был продолжателем Дантона».

Фундаментальный труд Олара содер­жал громадный новый материал относи­тельно политических аспектов Француз­ской революции и в этом смысле не утратил значения до сих пор. Однако глубинные пласты социальной и экономической ее истории оставались в тот период вне поля зрения Олара.

Другим видным представителем республиканской школы был Альбер Сорель (1842-1906), профессор Высшей школы политических наук, член Французской академии. Его главный труд - «Европа и Французская революция» (8 т.,1885-1904) посвящён международным отношениям в Европе от конца «старого порядка» до 1815 г. Наряду с богатством материала сильной стороной работы Сореля было его стремление выяснить взаимную связь внешней и внутренней политики.

Главную задачу своего труда Сорел видел в том, чтобы «показать, что Французская революция являлась естественным и необходимым продолжением истории Европы. Руководствуясь этим исходным принципом, Сорель стремился показать, что фатальной силой вещей Комитет общественного спасения и Наполеон I продолжали в своей внешней политике осуществлять задачи, поставленные еще абсолютной монархией, - завоевание «естественных границ» Франции (т.е. границы по левому берегу Рейна, Альпам и Пиренеям).

Сорель действительно показал наличие определённой геополитической преемственности в долговременной ориентации внешнеполитичес­кой деятельности Французского государства. Но, следуя изначально заданной теме, он не видел исторической обусловленности различных типов внешней поли­тики социальным характером сменявшихся во Франции режимов. Освободительные войны революции и экспансионистские войны Первой империи сливались у него в одно целое.

3. Английская историография второй половины XIX в.

Вторая половина XIX в. была временем почти непрерывного роста экономического и политического могущества английской торгово-промышленной буржуазии. С успехами в экономике были связаны и достижения в естественных науках и технике. Эти обстоятельства, а также политическая стабильность в обществе порождало убеждение в прочности и нерушимости существующего строя и совершенстве английской политической системы. Поэтому для английских историков этого времени характерно проповедование идеи национальной исключительности англичан, а применительно к более древнем временам – их предков англосаксов, которым в отличие от всех других народов Европы, приписывали особую приверженность к свободе и демократии. В этом пункте идея национальной исключительности англичан смыкалась с апологией английской «конституционной монархии» и стремлением отыскать её истоки в XI-XIII в. и даже в англосаксонской эпохе. При этом в особую заслугу англосаксам, а затем их потомкам – англичанам – ставилось то, что они создавали свой «совершенный политический строй» мирным эволюционным путём без особых революционных потрясений.

В целом во второй половине XIX в. английская историография развивалась достаточно довольно успешно, во многом этому способствовало постепенная профессионализация исторических исследований. Прогресс науки выра­зился, в частности, в публикации истори­ческих материалов. В 1857 г. началось издание серии архивных документов, хроник средневековья, а с 1863 г. - систематическая публикация «свитков» (написанные, как правило, на пергаменте, эти средневековые документы хранились в свернутом виде). Стали выходить ре­естры государственных бумаг за период с 1547 г. В 1859 г. Архивное управление занялось выявлением документов и мате­риалов, хранящихся в частных коллек­циях, разбросанных по стране. Для из­дания документов юридического характера в 1887 г. возникло Общество Селдена, названное по имени крупного юриста XVII в., а в 1893 г. - специальное Обще­ство военно-морской истории с целью публикации документов по истории бри­танского флота и морской политики Ан­глии. В 1880-е годы было также начато издание документов по истории Шотлан­дии, в том числе протоколов шотландского Тайного совета, и т. д. Продолжало свои публикации и общество имени Кемдена, созданное в 1838 г. Совершенствовалось и качество публи­каций, что было связано с развитием научной критики. В ряде городов во­зникли местные исторические группы, ко­торые по своей инициативе и за свой счет собирали исторические материалы локаль­ного характера, производили раскопки, реставрировали и ремонтировали старые здания и т. п.

Рост интереса к истории и активность историков потребовали публикации специ­ального исторического журнала. В 1886 г. начал выходить журнал «Английское исто­рическое обозрение», который издается по на­стоящее время. В 1868 г. возникла первая общенациональная организация - Исто­рическое общество, получившее вскоре статус Королевского общества. Вначале в нем преобладали историки-любители, и уровень исторических изысканий, резуль­таты которых публиковались в его «Тру­дах», был невысоким. В 1880-1890-е годы процесс профессионализации затронул и Королевское историческое общество. В не­го вступили известные университетские историки – Дж. Актон, У. Каннингем, Ф. Мейтленд; повы­силось качество издаваемых трудов. После объединения в 1897 г. Королевского обще­ства с обществом имени Кемдена оно стало приобретать характер ведущего профессионального националь­ного объединения историков.

Произошли некоторые сдвиги и в уни­верситетском преподавании истории, хотя подготовка учёных-историков до начала 1890-х гг. велась в Англии на значительно более низком уровне, чем в Германии и Франции. Специальных исторических факультетов не было, историю преподавали на историко-филологических и юридических факультетах, где длительное время отсутствовали отдельные кафедры по разным разделам истории. Это во многом объясняет, что вплоть до 1870-х гг. университеты фактически не являлись центрами исторических исследований. В Оксфорде ситуация изменилась только с приходом Уильяма Стеббса (1825-1901), который в 1866 г. возглавил в нём кафедру истории. Он не только изменил систему преподавания истории (ввёл в практику семинары, а также систематический и непрерывный курс истории), но и способствовал организации научной деятельности в университете. Благодаря чему уже к концу XIX в. Оксфорд стал одним из университетских центров изучения истории, в работах учёных которого преобладала средневековая тематика. Позднее аналогичную методику преподавания в Кембридже стал применять Джон Эмери Актон (1834-1902), занявший в 1895 г. кафедру новой истории. Научное наследие Актона довольно скромно. Ему принадлежит всего лишь несколько журнальных статей и небольшой курс лекций. Однако он был одним из инициаторов коллективной работы кембриджских историков по истории нового времени и составил план его издания. Первый том этой работы увидел свет в 1902 г. уже после смерти Дж. Актона. Главную идею этого труда он видел в том, чтобы показать всю историю нового времени как непрерывное прогрессивное развитие. Историк, по мнению Актона, не может ограничиваться описанием событий и изложением фактов, он призван помогать читателю оценивать их. В то же время историк не имеет права в угоду своим взглядам и идеям замалчивать, а тем более искажать факты.

Большую роль в формировании нового научного понимания истории сыграл Генри Томас Бокль (1821-1862), автор работы «История ци­вилизации в Англии» (1857-1861). Эту работу он задумал как введение к 15-томной «Исто­рии мировой цивилизации». Бокль долго и основательно готовился к осуществлению своего грандиозного замысла: он изучил многие языки, собрал обширный мате­риал и тщательно его обработал, но ранняя смерть помешала ему выполнить свой план, и в законченном виде осталось только введение к основному труду. Бокль предполагал показать полную и связную историю мировой цивилизации через исто­рию отдельных народов, представить все развитие человечества как единый процесс. Это была для своего времени весьма смелая и прогрессивная идея.

Бокль серьезно относился к задачам изучения истории. «Я убежден, - писал он, - что приближается время, когда исто­рия будет поставлена на должную основу, когда изучение её будет признано как самое благородное и самое трудное заня­тие». Он выражал уверенность в наступлении времени, когда история будет разра­батываться подготовленными людьми и «будет спасена от рук биографов, генеало­гов и собирателей анекдотов, придворных хронистов, князей и дворян - этих пустых болтунов, которые стоят на каждом углу и засоряют движение нашей национальной литературы»[41].

Бокль полагал, что исследование прошлого человечества возможно средствами, разработанными науками о природе. Одним из наиболее эффективных средств в арсенале естествознания он считал эксперимент, а его эквивалент в изучении истории видел в выработке эталона, прилагаемого затем к истории раз­личных стран. Таким эталоном для него стала история Англии, на её примере он хотел доказать существование общих закономерностей и для других стран.

Как позитивист Бокль также исходил из убеждения, что общество в своем раз­витии подчиняется определенным законам, и надеялся, открыв их, сделать историю точной наукой. Он считал важнейшим за­коном общественного развития прогресс, отождествляемый им с накоплением зна­ний. В то же время он полагал, что, поскольку человеческое общество - часть природы, оно подчиняется и её законам. Среди материаль­ных факторов влияющих на развитие общества Бокль пер­вое место ставит географический фактор - климат, почву и пищу. Он считал, что по мере развития общества роль этих факторов постепенно уменьшается, в то время как умственных и моральных фак­торов неуклонно возрастает. Г. Бокль неоднократно подчёркивал большое значение материальной стороны истории, в частности «накопления богатства» под которым он понимал в первую очередь результаты производственного труда человека.

Основные события английского средне­вековья и нового времени в своей «Истории цивилизации в Англии» Бокль трактовал с либеральных позиций. Он высоко оценил выступление народа в период Английской революции против феодальной аристокра­тии и короны, приветствовал Войну за независимость в США, одобрял Француз­скую революцию. Бокль стремился пока­зать, что негативная реакция Англии на Американскую и Французскую революции была тесно связана с интересами земель­ной олигархии, стремившейся подавить народные движения внутри страны.

Работа Бокля проникнутая глубокой верой в прогресс, оказала большое влия­ние на социальную и историческую мысль. Она была переведена почти на все евро­пейские языки, неоднократно переиздава­лась и в России.

Поиск по сайту: