|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Историческая наука ВеликобританииСостояние исторической науки в первой половине ХХ в. В первой половине ХХ в. продолжался процесс профессионализации исторического знания в Великобритании. В академической среде постепенно утверждалась мысль о том, что труд историка требует высокой профессиональной подготовки, специальных навыков исследовательской работы. В Оксфорде (1917) и в Кембридже (1920) была учреждена ученая степень доктора философии, которая присуждалась выпускникам университетов, подготовившим диссертации по исторической проблематике. В результате усилий академических историков по созданию системы обучения аспирантов в 1921 г. при Лондонском университете открылся общенациональный центр по подготовке профессионалов-историков. Институт исторических исследований, созданный на общественные средства и частные пожертвования, был поддержан ведущими университетами страны. Во главе его встал медиевист, профессор А. Поллард. В 1930-е г. институт стал курировать выпуск многотомной «Викторианской истории графств». Он выступал также в качестве организатора встреч историков-профессионалов разных стран. В 1921 г. в Лондоне состоялась первая англо-американская конференция профессоров истории. С 1926 г. эти встречи приобрели регулярный характер. С середины 1930-х г. начали проводиться научные конференции британских и французских историков. В межвоенный период окрепли позиции национальных исторических обществ. В 1918 г. при Королевском историческом обществе был создан комитет по изучению исторических источников, члены которого занимались выявлением архивных документов и подготовкой их к публикации. Члены общества приступили в 1937 г. к периодическому изданию научной библиографии британской истории, которая включала в себя перечень монографий и статей, опубликованных после 1900 г. В 1920-1930-е г. заметно возрос авторитет Исторической ассоциации, в которой насчитывалось около ста местных отделений и 4,5 тыс. членов. Руководство ассоциацией осуществляли профессиональные историки Ч. Ферс, А. Грант и др. На страницах журнала «История», издаваемого ассоциацией, велась полемика о содержании предмета истории и её образовательной, воспитательной функции. С 1922 г. Историческая ассоциация начала публиковать информационный «Ежегодный бюллетень исторической литературы». Важное место в деятельности ассоциации заняло изучение проблем локальной истории. В середине 1920-х г. был создан комитет по локальной истории. Он координировал выявление, сбор и систематизацию исторических источников, которые проводили местные исторические и антикварные общества и архивы графств. В межвоенный период заметно выросло влияние региональных исторических обществ (например, Шотландского исторического общества) и некоторых университетских объединений историков-профессионалов. В 1922 г. в Кембриджском университете было учреждено историческое общество, члены которого спустя три года основали «Кембриджский исторический журнал». Вскоре вокруг журнала сформировалось научное сообщество, в которое входили многие известные британские историки (Дж. Бери, Дж. Клепэм, Дж. Роуз и др.). В первой половине ХХ в. ведущее положение в английской историографии по-прежнему занимали историки-медиевисты. Их научная и организационная деятельность во многом определяла облик исторического знания в стране. В то же время заметно возрос авторитет историков, занимающихся изучением новой истории. Это привело к открытию в 1937 г. кафедр новой истории в Кембридже и Оксфорде. Значительное воздействие на британскую историографию первой трети ХХ в. оказали изменения мировоззренческих установок в сообществе историков. В это время историки-профессионалы приходят к мысли, что история представляет собой область знания, по отношению к которой, невозможно применять методы познания, используемые в естественных науках. Индивидуализация «исторического метода» приводила сторонников подобного взгляда (А. Поллард, Дж. М. Тревельян и др.) к утверждению о большей близости истории к литературе и искусству, нежели собственно к науке. В следствии чего в английской историографии наметился синтез позитивизма с неокантианскими представлениями о специфике исторического познания, что придавало методологии истории черты эклетизма. Дальнейший поиск новых подходов к изучению прошлого обусловил появление в 1930-1940-е гг. философско-исторических трудов А. Дж. Тойнби (см. Главу 7) и Р. Коллингвуда. Робин Джордж Коллингвуд (1889-1943) в своих работах «Автобиография» (1939) и «Идея истории» (1946) выступил с критикой позитивизма. Он полагал, что история представляет собой не последовательность единичных событий, скреплённых причинно-следственными связями, и посредством которых она выглядит как закономерность, а процесс в котором «вещи не начинаются и кончаются, но превращаются друг в друга». Отсюда задачей историка Коллингвуд считал не пассивное наблюдение фактов, а творческий анализ информации заложенной в них. Эта концепция в целом строилась на идеалистических основаниях и означала, что историческое знание как таковое представляло собой лишь «воспроизведение в уме историка мысли, историю которой он изучает».[57] Другим историком, внесшим заметный вклад в критику господствовавшей тогда вигско-либеральной концепции истории, являлся Герберт Баттерфильд (1900-1979). В своих работах «Вигская интерпретация истории» (1931) и «Англичанин и его история» (1944) он определял исторический процесс как переход от одного состояния вещей к другому путём столкновений, взаимовлияний воли и побуждений индивидов и различных групп. Суть исторического познания, согласно Баттерфильду, заключается в постижении всего многообразия уникальных элементов, соединение которых даёт причудливые результаты. Поэтому он полагал, что история в действительности – это форма описательного произведения, которое сродни книгам о путешествиях, а историк ни судья, ни присяжный. Он находится в позиции человека, который призван дать свидетельство. Критические суждения Г. Баттерфильда, историософские работы А. Тойнби и Р. Коллингвуда способствовали переосмыслению господствовавшей тогда в британской историографии вигской концепции истории. Постепенно начали упрочиваться позиции экономической и социальной истории. Вслед за созданием в 1920 г. кафедры экономической истории в Манчестерском университете аналогичные кафедры были открыты в Лондонском университете (1921), Кембридже (1928), Оксфорде (1931). Оформление экономической истории как академической дисциплины в 1920-1930-е гг. связано с именами таких университетских историков-профессионалов как У. Эшли, Дж. Энвин, Дж. Клепэм, Р. Тоуни и др. В 1926 г. образовалось «Общество экономической истории», которое возглавлял бирмингемский профессор У. Эшли. Созданию общества сопутствовал выпуск с 1927 г. научного журнала «Экономико-историческое обозрение». Организация Общества экономической истории и журнала ускорили размежевание экономической истории и «исторической экономики» - отрасли политической экономии, которая сформировалась в Европе последней трети XIX в. Однако историки 1920-1930-х гг. расходились в понимании предмета и методов изучения экономической истории. Одни рассматривали её как область науки, находящуюся на стыке политэкономии и истории и предлагали развивать её в русле «исторической экономики». Другие отрывали эту дисциплину от теории и стремились придать ей сугубо прикладной характер, используя методики технических и естественных наук. Содержание дискуссий по поводу существа экономической истории и её положения в историографии в значительной мере обусловливалось воздействием на академическую среду марксистской политической экономии и социологии. Оформление экономической истории в британской историографии первой трети XX в. стимулировало рождение социальной истории как автономной области исторического знания. В то время большая часть профессионалов не проводила чёткой границы между экономической и социальной историей, отводя последней роль «младшей сестры». Социальный аспект присутствовал в работах экономических историков в основном как фон или дополнение к изучаемым вопросам. Проблемы социально-экономической истории рассматривались ими в рамках социальных наук, связанных с потребностями британского общества и государства. Политизация экономической и социальной истории нашла организационное выражение в создании Национального института экономических и социальных исследований, который был образован в 1938 г. в Лондоне при содействии правительства. Несколько иначе трактовалось содержание социальной истории в работах историков, которые группировались в основном вокруг Лондонского университета: Б. и Дж. Хэммондн, Р. Тоуни, Дж. Коул и др. Под социальной историей они подразумевали быт, положение, поведение низших слоев общества в различные исторические эпохи. Выдвижение в историческом знании 1920-1930-х гг. на первый план вместо «героических» сюжетов политической истории тем обыденной жизни, смещение акцентов от изучения истории государственных и общественных институтов к истории повседневности, повышение массового спроса на книги по истории британской культуры обусловили появление более емкого толкования социальной истории. Подобный взгляд на историю через призму обыденности человеческого существования нашел яркое воплощение в работе известного кембриджского историка Дж. М. Тревельяна «Социальная история Англии» (1944). В его представлении структура исторического знания складывалась из трех основных компонентов - экономической, социальной и политической истории. В этой системе социальная история составляла главное звено, связывавшее две другие области историографии. Тревельян полагал, что сфера социальной истории - это «повседневная жизнь населения данной страны в прошедшие времена; она охватывает как общечеловеческие отношения, так и экономические отношения разных классов друг к другу, характер семейных отношений, домашний быт, условия труда и отдыха, отношение человека к природе, культуру каждой эпохи, возникшую из этих общих условий жизни и принимавшую непрестанно менявшиеся формы в религии, литературе и музыке, архитектуре, образовании и мышлении».[58] Дж. М. Тревельян предлагал изучать социальную историю, как и всю историю в целом, в русле «чистой» историографии, родственной по духу и смыслу искусству и литературе. Во второй половине 1930-х гг. область социальной истории расширилась за счет включения в неё локальной истории. В трудах по локальной истории содержались целостные культурно-исторические характеристики местного общества (города, графства, региона). В рамках политической историографии важное место занимает изучение внешней и колониальной политики Великобритании. В 1927-1938 гг. под редакцией Дж. Гуча и Г. Темперли выходит одиннадцатитомная публикация «Британские документы о происхождении войны, 1898-1914». К этому же периоду относится издание академической трёхтомной «Кембриджской истории британской внешней политики» (1922-1923) под ред. А. Уорда и Дж. Гуча. Развитие британской историографии во второй половине ХХ в. в целом согласовывалась с тенденциями развития социально-гумманитарного знания стран Европы и Америки этого времени. В то же время историческая наука Великобритании имела свои устойчивые характерные черты, которые формировали её неповторимый облик. К середине XX в. политическая, экономическая и социальная история уже выражали себя в качестве многосоставных субдисциплин профессионального исторического знания Великобритании. В то же время в его поле стихийно втягивались исследовательские области из искусствознания, литературной критики, философии, психологии. В большой степени эта близость задавалась общей исторической ориентацией дисциплин социально-гуманитарного знания, которая утвердилась в XIX в. в период господства научного исторического метода и его модификаций (генетической, компаративной, типологической). В академическом сообществе стали распространяться методологические и концептуальные установки аналитической философии, бихевиористской политической науки, математизированной экономической теории, формалистической литературной критики. В конце 1950-х - 1960-е гг. о себе в полный голос заявила «новая» историография, которая строилась на основах сциентизма и объективизма. Поборников «новой истории» объединяло стремление преобразовать устои традиционной науки средствами обновления теории, методологии, проблемных полей, языка исторической профессии и желание достигнуть «нового исторического синтеза». Главенствующее положение в британской историографии по-прежнему сохраняла политическая история. Однако в 1960-1970-х гг. её предмет стал определяться более ёмко, произошла корректировка семантики понятий и терминов. Одно из первых обоснований позиций «новой» политической истории содержалось в работе консервативного историка Дж. Элтона «Политическая история. Принципы и практика» (1970). В книге обосновывалась идея о необходимости обновления политической истории и её основных компонентов - юридической, конституционной, административной, дипломатической истории - средствами более широкого истолкования предмета исследования, выявления приоритетности политических отношений в истории. Эти доводы были воспроизведены «новыми» политическими историками во время общебританской дискуссии «Что такое история сегодня?», организованной в середине 1980-х гг. журналом «Historu Todau». Дж. Элтон, Р. Хаттон и др. отстаивали тезис о том, что поскольку «все есть политика», ведущее положение в историческом знании и историческом сообществе должна по праву занимать именно эта дисциплина. К последней трети XX в. в рамках политической истории сосуществовали историки, представлявшие политическую историографию открыто ранкеанско-позитивистского толка и неоревизионистское направление. Дискуссии между ними, в конечном счете, велись вокруг необходимости обновления основных концептов. В лексикон политической историографии 1970-1980-х гг. вошли новые слова (такие как ментальность), которые при переводе их из культурной антропологии, психологии, информатики и других дисциплин оказались переистолкованы, переиначены семантически. Среди английских университетов ведущее место в исследовании политической проблематики по-прежнему занимали Оксфорд и Кембридж. В Оксфордском университете при изучении политической истории успешно применялись междисциплинарные подходы. Этот университет объединил многих видных историков, специализировавшихся в области политической истории (М. Ховард, С. Холмс, К. Морган и др.) В Кембридже политическая проблематика разрабатывалась профессорами и преподавателями Крайст-колледжа (Дж. Пламб,) Клер-колледжа (Дж.Элтон), Питер-хауса (Дж. Перри). Политическая история новейшего времени оказалась широко представлена в новых, городских и технологических университетах (Шеффилд, Ньюкасл). Так, ведущее положение на гуманитарном факультете университета Стрэтклайда в последней трети XX в. заняло отделение политической науки, при котором сформировался центр по исследованию общественной политики в современной Великобритании, созданный при участии видного политолога Р. Роуза. Сотрудники центра занимались изучением британского электората и прогнозированием электорального поведения, проводили сравнительные исследования социально-политических сдвигов в странах Запада. В послевоенные годы изменились представления историков об экономической и социальной истории и взаимоотношениях между ними. В 1950 - 1960-х гг. процесс переосмысления содержания экономической истории совершался одновременно с пересмотром предмета социальной истории. Обсуждение вопросов истории перехода Европы от средних веков к новому времени, содержания и последствий промышленной революции, причин утраты Великобританией ведущих экономических позиций в мире и пр., в конечном счете, соотносилось с проблемой социально-экономической детерминации истории, изучением факторов воздействия экономики на социальные отношения и духовную жизнь общества. Сциентистская тенденция в социально-гуманитарном знании и, в особенности, ориентация экономической теории на математическое моделирование и эмпирический статистический анализ существенно повлияли на понимание предмета экономической истории. Все более отчетливо стала заявлять о себе новая экономическая история, основу которой составляло использование количественных методов. В 1970-1980-е гг. в рамках новой экономической истории оформились две отрасли - количественная история и история бизнеса. В разработку проблематики новой экономической истории активно включились и экономисты. В дальнейшем в работах экономических историков стали широко применяться методики, заимствованные из социологии, демографии, психологии. В 1978 г. при Лондонской школе экономики и политической науки был открыт Центр по изучению истории бизнеса. Аналогично образовался в 1988 г. Центр исследования истории бизнеса на базе отделения экономической истории Глазговского университета. С 1960-х гг. в университетах при содействии Общества экономической истории стали проводиться научные конференции. Переориентация общества на изучение новой экономическоё истории, и, прежде всего, количественной истории, обусловила сокращение притока новых членов. Сужение в новой экономической истории проблемных полей исследования, использование специфического языка привели к ограничению контактов с представителями других областей исторического знания. В 1980-е гг. в деятельности общества стали заметны попытки вернуться к более широкой трактовке экономической истории. В общество вошли такие известные историки, как Т. Баркер, Дж. Терек, П. Матиас и др. В последней трети XX в. выросло сотрудничество этой организации с Обществом социальной истории. Ко второй половине XX в. наиболее динамичной субдисциплиной исторического знания стала «новая социальная история». Начало качественного преобразования социальной истории в Великобритании связывается с изданием в 1963 г. книги Э. Томпсона «Становление английского рабочего класса». Позднее, со второй половины 1960-х гг., стали появляться работы по социальной истории, написанные под влиянием М. Вебера и школы «Анналов». Новая социальная история сконцентрировала в себе основную проблематику исторических исследований «новой исторической науки. Само название было призвано отличать новую социальную историю от традиционной социальной истории. Теперь главным предметом исследований стало внутреннее состояние общества как такового (отдельных его групп и индивидов). Весь комплекс факторов предполагалось изучать в их материальном, социокультурном и психологическом выражении. Интенсивность процессов дифференциации и интеграции в науке в связи с расширением самого предмета истории, источниковой базы, методов исследования и способов обработки источников вызвала появление множества новых исследовательских областей. В историографии появились такие субдисциплины, как демографическая история (П. Ласлетт) социально-интеллектуальная история (Дж. Покок, Дж. Данн, К. Скиннер), психоистория. Эти области тяготели к новой социальной истории и в значительной степени переплетались с ней. В 1980-е гг. определились такие исследовательские области, как история семьи (Л. Стоун), детства, образования, города (Дж. Даос), преступности, социальная история медицины, социальная история религии (К. Томас). Идея изучения «истории снизу», «народной истории» способствовала оформлению «женской (гендерной) истории», «новой рабочей истории» и т. п. Таким образом, почти на протяжении всей второй половины ХХ в. в британской историографии господствовала «новая история», которая при всём многообразии и противоречивости её компонентов, характеризовалась известным единством. Тем не менее, во второй половине 1980-х гг. среди историков заметно усилились критические настроения по поводу её возможностей. По их убеждению она не оправдало возлагавшиеся на неё надежды по созданию «тотальной» истории: «новая» историография оказалась не в состоянии преодолеть теоретико-методологическую и концептуальную разобщённость исторического знания. В истории «новой» историографии прослеживаются периоды, когда она испытывала определяющее влияние различных дисциплин: в 1960-е гг. – социологии и исторической демографии, в 1970-е гг. – социальной и культурной антропологии, а также психологии, позднее, в 1980-1990-е гг. – лингвистики и литературной критики. Кризис на рубеже нового тысячелетия «новой» историографии в Великобритании привёл к возобновлению поисков новых методологических основ исторических исследований.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.) |