АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Историческая наука Великобритании

Читайте также:
  1. I СИСТЕМА, ИСТОЧНИКИ, ИСТОРИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ РИМСКОГО ПРАВА
  2. I.1.6. Философия и наука
  3. II. Историческая школа права
  4. III. НАУКА И КУЛЬТУРА
  5. IX.1. Что такое наука?
  6. IX.2.Наука как особый вид деятельности
  7. IX.9.Наука и религия
  8. Адаптивное физическое воспитание как наука и учебная дисциплина
  9. Александрийская наука
  10. Античная наука
  11. АРАБОЯЗЫЧНАЯ НАУКА
  12. Баухауз. Историческая ситуация

Состояние исторической науки в первой половине ХХ в. В первой половине ХХ в. продолжался про­цесс профессионализации исторического знания в Великобритании. В академической среде постепен­но утверждалась мысль о том, что труд историка требует высокой профессио­нальной подготовки, специальных навы­ков исследовательской работы. В Оксфор­де (1917) и в Кембридже (1920) была уч­реждена ученая степень доктора филосо­фии, которая присуждалась выпускникам университетов, подготовившим диссерта­ции по исторической проблематике.

В результате усилий академических историков по созданию системы обучения аспирантов в 1921 г. при Лондонском уни­верситете открылся общенациональный центр по подготовке профессионалов-историков. Институт исторических исследований, созданный на обществен­ные средства и частные пожертвования, был поддержан ведущими университетами страны. Во главе его встал медиевист, профессор А. Поллард. В 1930-е г. инсти­тут стал курировать выпуск многотомной «Викторианской истории графств». Он выступал также в качестве организатора встреч историков-профессионалов разных стран. В 1921 г. в Лондоне состоялась первая англо-американская конференция профессоров истории. С 1926 г. эти встре­чи приобрели регулярный характер. С се­редины 1930-х г. начали проводиться научные конференции британских и французских историков.

В межвоенный период окрепли пози­ции национальных исторических обществ. В 1918 г. при Королевском историческом обществе был создан ко­митет по изучению исторических источ­ников, члены которого занимались выяв­лением архивных документов и подготов­кой их к публикации. Члены общества приступили в 1937 г. к периодическому изданию научной библиографии британ­ской истории, которая включала в себя перечень монографий и статей, опублико­ванных после 1900 г.

В 1920-1930-е г. заметно возрос автори­тет Исторической ассоциации, в которой насчитывалось около ста местных отделе­ний и 4,5 тыс. членов. Руководство ассо­циацией осуществляли профессиональные историки Ч. Ферс, А. Грант и др. На страницах журнала «История», издаваемого ассоциацией, ве­лась полемика о содержании предмета истории и её образовательной, воспита­тельной функции. С 1922 г. Историческая ассоциация начала публиковать информа­ционный «Ежегодный бюллетень истори­ческой литературы». Важное место в дея­тельности ассоциации заняло изучение проблем локальной истории. В середине 1920-х г. был создан комитет по локаль­ной истории. Он координировал выявле­ние, сбор и систематизацию исторических источников, которые проводили местные исторические и антикварные общества и архивы графств.

В межвоенный период заметно вырос­ло влияние региональных исторических обществ (например, Шотландского исто­рического общества) и некоторых универ­ситетских объединений историков-профессионалов. В 1922 г. в Кембридж­ском университете было учреждено исто­рическое общество, члены которого спус­тя три года основали «Кембриджский ис­торический журнал». Вскоре вокруг журнала сформи­ровалось научное сообщество, в которое входили многие известные британские историки (Дж. Бери, Дж. Клепэм, Дж. Роуз и др.).

В первой половине ХХ в. ведущее положение в английской историографии по-прежнему занимали исто­рики-медиевисты. Их научная и организа­ционная деятельность во многом опреде­ляла облик исторического знания в стране. В то же время заметно возрос авторитет историков, занимающихся изучением новой истории. Это привело к открытию в 1937 г. кафедр новой истории в Кембридже и Оксфорде.

Значительное воздействие на британскую историографию первой трети ХХ в. оказали изменения мировоззренческих установок в сообществе историков. В это время историки-профессионалы приходят к мысли, что история представляет собой область знания, по отношению к которой, невозможно применять методы познания, используемые в естественных науках. Индивидуализация «исторического метода» приводила сторонников подобного взгляда (А. Поллард, Дж. М. Тревельян и др.) к утверждению о большей близости истории к литературе и искусству, нежели собственно к науке. В следствии чего в английской историографии наметился синтез позитивизма с неокантианскими представлениями о специфике исторического познания, что придавало методологии истории черты эклетизма.

Дальнейший поиск новых подходов к изучению прошлого обусловил появление в 1930-1940-е гг. философско-исторических трудов А. Дж. Тойнби (см. Главу 7) и Р. Коллингвуда.

Робин Джордж Коллингвуд (1889-1943) в своих работах «Автобиография» (1939) и «Идея истории» (1946) выступил с критикой позитивизма. Он полагал, что история представляет собой не последовательность единичных событий, скреплённых причинно-следственными связями, и посредством которых она выглядит как закономерность, а процесс в котором «вещи не начинаются и кончаются, но превращаются друг в друга». Отсюда задачей историка Коллингвуд считал не пассивное наблюдение фактов, а творческий анализ информации заложенной в них. Эта концепция в целом строилась на идеалистических основаниях и означала, что историческое знание как таковое представляло собой лишь «воспроизведение в уме историка мысли, историю которой он изучает».[57]

Другим историком, внесшим заметный вклад в критику господствовавшей тогда вигско-либеральной концепции истории, являлся Герберт Баттерфильд (1900-1979). В своих работах «Вигская интерпретация истории» (1931) и «Англичанин и его история» (1944) он определял исторический процесс как переход от одного состояния вещей к другому путём столкновений, взаимовлияний воли и побуждений индивидов и различных групп. Суть исторического познания, согласно Баттерфильду, заключается в постижении всего многообразия уникальных элементов, соединение которых даёт причудливые результаты. Поэтому он полагал, что история в действительности – это форма описательного произведения, которое сродни книгам о путешествиях, а историк ни судья, ни присяжный. Он находится в позиции человека, который призван дать свидетельство.

Критические суждения Г. Баттерфильда, историософские работы А. Тойнби и Р. Коллингвуда способствовали переосмыслению господствовавшей тогда в британской историографии вигской концепции истории. Постепенно начали упрочиваться позиции экономической и социальной истории. Вслед за созданием в 1920 г. кафедры экономиче­ской истории в Манчестерском универси­тете аналогичные кафедры были открыты в Лондонском университете (1921), Кем­бридже (1928), Оксфорде (1931). Оформ­ление экономической истории как акаде­мической дисциплины в 1920-1930-е гг. свя­зано с именами таких университетских историков-профессионалов как У. Эшли, Дж. Энвин, Дж. Клепэм, Р. Тоуни и др.

В 1926 г. образова­лось «Общество экономической истории», которое возглавлял бирмингемский про­фессор У. Эшли. Созданию общества со­путствовал выпуск с 1927 г. научного журнала «Экономико-историческое обо­зрение». Ор­ганизация Общества экономической исто­рии и журнала ускорили размежевание экономической истории и «исторической экономики» - отрасли политической эко­номии, которая сформировалась в Европе последней трети XIX в. Однако историки 1920-1930-х гг. расходились в понимании предмета и методов изучения экономической истории. Одни рассматривали её как область науки, находящуюся на стыке политэкономии и истории и предлагали развивать её в русле «исторической эко­номики». Другие отрывали эту дисципли­ну от теории и стремились придать ей су­губо прикладной характер, используя ме­тодики технических и естественных наук. Содержание дискуссий по поводу су­щества экономической истории и её поло­жения в историографии в значительной мере обусловливалось воздействием на академическую среду марксистской поли­тической экономии и социологии.

Оформле­ние экономической истории в британской историографии первой трети XX в. стиму­лировало рождение социальной истории как автономной области исторического знания.

В то время большая часть профессио­налов не проводила чёткой границы меж­ду экономической и социальной историей, отводя последней роль «младшей сестры». Социальный аспект присутствовал в работах экономических историков в ос­новном как фон или дополнение к изучае­мым вопросам. Проблемы социально-экономической истории рассматривались ими в рамках социальных наук, связанных с потребностями британского общества и государства. Политизация экономической и социальной истории нашла организаци­онное выражение в создании Националь­ного института экономических и социаль­ных исследований, который был образо­ван в 1938 г. в Лондоне при содействии правительства.

Несколько иначе трактовалось содер­жание социальной истории в работах историков, которые группировались в ос­новном вокруг Лондонского университета: Б. и Дж. Хэммондн, Р. Тоуни, Дж. Коул и др. Под социальной историей они подразумева­ли быт, положе­ние, поведение низших слоев общества в различные исторические эпохи.

Выдвижение в историческом знании 1920-1930-х гг. на первый план вместо «героических» сюже­тов политической истории тем обыденной жизни, смещение акцентов от изучения истории государственных и общественных институтов к истории повседневности, повышение массового спроса на книги по истории британской культуры обусловили появление более емкого толкования соци­альной истории.

Подобный взгляд на историю через призму обыденности человеческого суще­ствования нашел яркое воплощение в ра­боте известного кембриджского историка Дж. М. Тревельяна «Социальная история Англии» (1944). В его представлении структура исторического знания складывалась из трех основных компонентов - экономиче­ской, социальной и политической истории. В этой системе социальная история со­ставляла главное звено, связывавшее две другие области историографии. Тревельян полагал, что сфера социальной исто­рии - это «повседневная жизнь населения данной страны в прошедшие времена; она охватывает как общечеловеческие отно­шения, так и экономические отношения разных классов друг к другу, характер семейных отношений, домашний быт, ус­ловия труда и отдыха, отношение челове­ка к природе, культуру каждой эпохи, воз­никшую из этих общих условий жизни и принимавшую непрестанно менявшиеся формы в религии, литературе и музыке, архитектуре, образовании и мышлении».[58] Дж. М. Тревельян предлагал изучать со­циальную историю, как и всю историю в целом, в русле «чистой» историографии, родственной по духу и смыслу искусству и литературе.

Во второй половине 1930-х гг. область социальной истории расширилась за счет включения в неё локальной истории. В трудах по локальной истории содержались целостные культурно-исторические харак­теристики местного общества (города, графства, региона).

В рамках политической историографии важное место занимает изучение внешней и колониальной политики Великобритании. В 1927-1938 гг. под редакцией Дж. Гуча и Г. Темперли выходит одиннадцатитомная публикация «Британские документы о происхождении войны, 1898-1914». К этому же периоду относится издание академической трёхтомной «Кембриджской истории британской внешней политики» (1922-1923) под ред. А. Уорда и Дж. Гуча.

Развитие британской историографии во второй половине ХХ в. в целом согласовывалась с тенденциями развития социально-гумманитарного знания стран Европы и Америки этого времени. В то же время историческая наука Великобритании имела свои устойчивые характерные черты, которые формировали её неповторимый облик.

К середине XX в. поли­тическая, экономическая и социальная ис­тория уже выражали себя в качестве мно­госоставных субдисциплин профессио­нального исторического знания Велико­британии. В то же время в его поле сти­хийно втягивались исследовательские об­ласти из искусствознания, литературной критики, философии, психологии. В большой степени эта близость зада­валась общей исторической ориентацией дисциплин социально-гуманитарного зна­ния, которая утвердилась в XIX в. в пери­од господства научного исторического метода и его модификаций (генетической, компаративной, типологической). В академическом сообществе стали распространяться методологические и концептуальные установки аналитической философии, бихевиористской политиче­ской науки, математизированной эконо­мической теории, формалистической ли­тературной критики. В конце 1950-х - 1960-е гг. о себе в полный голос заявила «новая» историография, которая строилась на ос­новах сциентизма и объективизма. Побор­ников «новой истории» объединяло стрем­ление преобразовать устои традиционной науки средствами обновления теории, ме­тодологии, проблемных полей, языка ис­торической профессии и желание достиг­нуть «нового исторического синтеза».

Главенст­вующее положение в британской историографии по-прежнему сохраня­ла политическая исто­рия. Однако в 1960-1970-х гг. её предмет стал определяться более ёмко, про­изошла корректировка семантики понятий и терминов.

Одно из первых обоснований позиций «новой» политической истории содержа­лось в работе консервативного историка Дж. Элтона «Политическая история. Принципы и практика» (1970). В книге обосновывалась идея о необходимости обновления политической истории и её основных компонентов - юридической, конституционной, административной, ди­пломатической истории - средствами бо­лее широкого истолкования предмета ис­следования, выявления приоритетности политических отношений в истории.

Эти доводы были воспроизведены «но­выми» политическими историками во вре­мя общебританской дискуссии «Что такое история сегодня?», организованной в се­редине 1980-х гг. журналом «Historu Todau». Дж. Элтон, Р. Хаттон и др. отстаивали тезис о том, что поскольку «все есть политика», ведущее положение в историческом знании и историческом со­обществе должна по праву занимать именно эта дисциплина.

К последней трети XX в. в рамках по­литической истории сосуществовали ис­торики, представлявшие политическую историографию открыто ранкеанско-позитивистского толка и нео­ревизионистское направ­ление. Дискуссии между ними, в конеч­ном счете, велись вокруг необходимости обновления основных концептов. В лекси­кон политической историографии 1970-1980-х гг. вошли новые слова (такие как ментальность), которые при переводе их из куль­турной антропологии, психологии, ин­форматики и других дисциплин оказались переистолкованы, переиначены семанти­чески.

Среди английских университетов ве­дущее место в исследовании политиче­ской проблематики по-прежнему занима­ли Оксфорд и Кембридж. В Оксфордском университете при изучении политической истории успешно применялись междисци­плинарные подходы. Этот университет объединил многих видных историков, специализировавшихся в области полити­ческой истории (М. Ховард, С. Холмс, К. Морган и др.) В Кембридже политическая проблематика разрабатывалась профессо­рами и преподавателями Крайст-колледжа (Дж. Пламб,) Клер-колледжа (Дж.Элтон), Питер-хауса (Дж. Перри). Поли­тическая история новейшего времени ока­залась широко представлена в новых, го­родских и технологических университетах (Шеффилд, Ньюкасл). Так, ве­дущее положение на гуманитарном фа­культете университета Стрэтклайда в по­следней трети XX в. заняло отделение по­литической науки, при котором сформи­ровался центр по исследованию общест­венной политики в современной Велико­британии, созданный при участии видного политолога Р. Роуза. Сотрудники центра занимались изучением британского элек­тората и прогнозированием электорально­го поведения, проводили сравнительные исследования социально-политических сдвигов в странах Запада.

В послево­енные годы изменились представления историков об экономической и социаль­ной истории и взаимоотношениях между ними. В 1950 - 1960-х гг. процесс пере­осмысления содержания экономической истории совершался одновременно с пере­смотром предмета социальной истории. Обсуждение вопросов истории перехода Европы от средних веков к новому време­ни, содержания и последствий промыш­ленной революции, причин утраты Вели­кобританией ведущих экономических по­зиций в мире и пр., в конечном счете, со­относилось с проблемой социально-экономической детерминации истории, изучением факторов воздействия эконо­мики на социальные отношения и духов­ную жизнь общества.

Сциентистская тенденция в социально-гуманитарном знании и, в особенности, ориентация экономической теории на ма­тематическое моделирование и эмпириче­ский статистический анализ существенно повлияли на понимание предмета эконо­мической истории. Все более отчетливо стала заявлять о себе новая экономическая история, основу которой составляло использование количест­венных методов.

В 1970-1980-е гг. в рамках новой экономи­ческой истории оформились две отрасли - количественная история и история бизне­са. В разработку проблематики новой эко­номической истории активно включились и экономисты. В дальнейшем в работах экономических историков стали широко применяться методики, заимствованные из социологии, демографии, психологии.

В 1978 г. при Лондонской школе эко­номики и политической науки был открыт Центр по изучению истории бизнеса. Ана­логично образовался в 1988 г. Центр ис­следования истории бизнеса на базе отде­ления экономической истории Глазговского университета.

С 1960-х гг. в университетах при содей­ствии Общества экономической истории стали проводиться научные конференции. Переориентация общества на изучение новой экономическоё истории, и, прежде всего, количественной истории, обуслови­ла сокращение притока новых членов. Сужение в новой экономической истории проблемных полей исследования, исполь­зование специфического языка привели к ограничению контактов с представителя­ми других областей исторического знания. В 1980-е гг. в деятельности общества стали заметны попытки вернуться к более ши­рокой трактовке экономической истории. В общество вошли такие известные исто­рики, как Т. Баркер, Дж. Терек, П. Матиас и др. В последней трети XX в. выросло со­трудничество этой организации с Общест­вом социальной истории.

Ко второй по­ловине XX в. наиболее динамичной суб­дисциплиной исторического знания стала «новая социальная история». Начало качественного преоб­разования социальной истории в Велико­британии связывается с изданием в 1963 г. книги Э. Томпсона «Становление англий­ского рабочего класса». Позднее, со вто­рой половины 1960-х гг., стали появляться работы по социальной истории, написан­ные под влиянием М. Вебера и школы «Анналов».

Новая социальная история сконцен­трировала в себе основную проблематику исторических исследований «новой исто­рической науки. Само название было призвано отличать новую социальную историю от традици­онной социальной истории. Теперь главным пред­метом исследований стало внутреннее состояние общества как такового (отдельных его групп и индивидов). Весь комплекс фак­торов предполагалось изучать в их мате­риальном, социокультурном и психологическом выражении.

Интенсивность процессов дифферен­циации и интеграции в науке в связи с расширением самого предмета истории, источниковой базы, методов исследования и способов обработки источников вызвала появление множества новых исследова­тельских областей. В историографии поя­вились такие субдисциплины, как демо­графическая история (П. Ласлетт) социально-интеллектуальная история (Дж. Покок, Дж. Данн, К. Скиннер), психоистория. Эти области тяготели к новой социальной истории и в значительной степени пере­плетались с ней. В 1980-е гг. определились такие исследовательские области, как ис­тория семьи (Л. Стоун), детства, образования, города (Дж. Даос), преступности, социальная история меди­цины, социальная история религии (К. Томас). Идея изучения «истории снизу», «народной ис­тории» способствовала оформлению «женской (гендерной) истории», «но­вой рабочей истории» и т. п.

Таким образом, почти на протяжении всей второй половины ХХ в. в британской историографии господствовала «новая история», которая при всём многообразии и противоречивости её компонентов, характеризовалась известным единством. Тем не менее, во второй половине 1980-х гг. среди историков заметно усилились критические настроения по поводу её возможностей. По их убеждению она не оправдало возлагавшиеся на неё надежды по созданию «тотальной» истории: «новая» историография оказалась не в состоянии преодолеть теоретико-методологическую и концептуальную разобщённость исторического знания. В истории «новой» историографии прослеживаются периоды, когда она испытывала определяющее влияние различных дисциплин: в 1960-е гг. – социологии и исторической демографии, в 1970-е гг. – социальной и культурной антропологии, а также психологии, позднее, в 1980-1990-е гг. – лингвистики и литературной критики. Кризис на рубеже нового тысячелетия «новой» историографии в Великобритании привёл к возобновлению поисков новых методологических основ исторических исследований.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.007 сек.)