Марксизм и советская историческая наука

После Октябрьской революции 1917 г. отечественная наука стала развиваться на основе марксистско-ленинского учения об обществе, ставшего официальной общественной доктриной, причём особое значение приобрело использование идей В.И. Ленина, в частности его концепции революции, решающей роли классовой борьбы, понимания государства как аппарата насилия одного класса над другим. Однако становление советской марксистской историографии было сложным процессом и прошло несколько этапов.

В 1920-е гг. историческая наука ещё не была полностью унифицирована марксистской исторической теорией. В эти годы продолжали трудиться видные представители старых, дореволюционных направлений и школ (Н.И. Кареев, Е.В. Тарле, Л.П. Карсавин, Р.Ю. Виппер и др.). Переломным годом в развитии советской историографии первых лет стал 1929 г., когда официальный руководитель исторической науки М.Н. Покровский объявил об окончании «периода мирного сожительства» с учёными дореволюционной школы, что привело к началу чистке в рядах историков. Этого же мнения придерживался председатель Совнаркома В.М. Молотов, который в своём выступлении заявил, что 1930 г. должен стать «последним годом старых специалистов». Последствием этого заявления явилась организация таких печально известных политико-репрессивных процессов как «академическое дело» С.Ф. Платонова, процесс «Союза инженерных организаций» (Промпартии), на котором фигурировало имя Е.В. Тарле, а также развернувшейся дискуссии о «буржуазных историках Запада в СССР». На протяжении всей первой половины 1930-х гг. шла постепенная демонтация дореволюционной системы научно-исследовательской работы, искоренение влияния европейских концепций Эд. Мейера, К. Бюхера, М. Вебера и др. В эмиграции оказались такие выдающиеся представители отечественной науки, как М.И. Ростовцев, Р.Ю. Виппер, ряд крупных учёных вынуждены были прекратить или резко сократить свою научную деятельность (И.И. Гревс, И.В. Нетушил, Д.М. Петрушевский). Происходит переориентация научно-исследовательской деятельности историков на изучение материальной культуры, социально-экономических отношений. К началу 1930-х гг. сформировалось уже новое поколение историков-марксистов, готовых выполнять социальный заказ, исходивший от нового строя, и писать историю с позиций требований коммунистических постулатов.

С первых дней советской власти большевики огромное значение придавали новой организации исторической науки. Первым марксистским центром общественных наук явилась Социалистическая (в дальнейшем Коммунистическая) Академия, образованная 25 июня 1918 г. Для объединения учёных с ноября 1919 г. в Академии начали формироваться особые кабинеты (по истории социализма, внешней политики и т.д.). С декабря 1922 г. Академия стала издавать периодический орган «Вестник Социалистической Академии».

Другими научно-исследовательскими центрами явились Институт К. Маркса и Ф. Энгельса и Институт В.И. Ленина, которым была вменена первоочередная задача издания и популяризации их трудов, осуществляемая на страницах таких печатных органов как «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса» (основан в 1924) и «Летописи марксизма» (основан в 1926).

В 1922 г. была создана Российская Ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН), куда вошёл и образованный в 1921 г. Институт истории. Институт, начиная с 1926 г. начал публиковать свои «Труды», переименованные со II тома (1927) в «Учёные записки». Несмотря на то, что доминирующее положение в институте принадлежало исследованиям по новой и новейшей истории, всё же в 1920-е г. на страницах «Учёных записок» были опубликованы и ценные исследования по истории средних веков (Е.А. Косминского, А.И. Неусыхина, Н.П. Грацианского и др.).

Одновременно с этими учреждениями в составе Академии Наук действовала, основанная ещё в 1903 г., Постоянная Историческая Комиссия (ПИК). В 1926 г. ПИК была объединена с Археологической комиссией в одну Постоянную Историко-Археологическую Комиссию, сосредоточившую своё внимание на памятниках русской истории.

Вехой в развитии исторических учреждений стал 1929 г., когда Институт истории РАНИОН был переведён в систему Коммунистической Академии. Объясняя целесообразность этого, глава советской историографии М.Н. Покровский писал: «РАНИОН не сделался органом той науки, которую мы единственной называем наукой…, а аспирантов там готовят по рецепту 1910 г.». Эти слова свидетельствуют о том, что политика стала всё более жестко вторгаться в науку. В этом плане немалую роль на развитие советской историографии этого времени оказали установки М.Н. Покровского. Эти установки сводились к изгнанию истории, как предмета преподавания, из средней школы и замене её «обществоведением», представлявшим мешанину несистематических сведений из самых различных дисциплин; к ликвидации исторических факультетов в университетах; к полному игнорированию ранних периодов истории и ориентирование историков на занятия новейшим периодом. Кроме того, Покровский и его ученики насаждали в исторических учреждениях интерес к бесплодному схематизированию. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. главным содержанием работы научных исторических учреждений являлись бесконечные дискуссии (о сущности и характере общественно-экономических формаций, об азиатском способе производства и т.д.), зачастую не подкреплённые серьёзным изучением конкретного исторического материала и имевшие, как правило, идеологическую окраску.

Однако такой подход к истории подвергся критике в «Постановлении Совнаркома и ЦК ВКП (б) о преподавании гражданской истории в школах СССР» от 16 мая 1934 г. «Постановление» требовало систематического изложения конкретного исторического материала в хронологической последовательности, с характеристикой исторических деятелей. Итогом этого явилось восстановление в 1934 г. при Государственных университетах исторических факультетов и учреждение в их составе кафедр древней, средней и новой истории, истории СССР, истории колониальных и зависимых стран. Параллельно с этим наметилась работа по написанию новых учебников по истории. В 1936 г. при Академии Наук СССР был учреждён Институт Истории, в который влился Институт Истории Коммунистической Академии, тем самым сделались ненужными особые исторические комиссии Академии Наук. Соответствующую реорганизацию испытали и центральные научно-исторические учреждения союзных республик. Академии Наук сделались повсюду центрами научной, в том числе и исторической работы. В целом эти преобразования способствовали развитию исторической мысли в СССР по пути марксистско-ленинской историографии.

Наибольшее число исследований советских историков в 1920-е-1940-е гг. было посвящено буржуазным революциям. Ценный вклад в изучение аграрной истории английской революции внесли работы профессора Горьковского института С.И. Архангельского (1882-1958), видевшего в аграрном законодательстве 1640-1650-х гг. объяснение тех сдвигов, которые произошли в эту эпоху на пути капиталистического развития.

Особенно пристально советские историки изучали Великую французскую революцию 1789-1799 гг. Первым из советских историков, приступивших к исследованию наиболее близкого концепции большевиков якобинского периода Французской революции, явился Н.М. Лукин (1885-1940). Большое место в своих работах Лукин отводил анализу тактики якобинцев в период обострения противоречий внутри страны. Концепция якобинизма, базировавшаяся у исследователя на ленинских оценках приобретает зримые черты апологии и поддержки террора как системы власти. Вместе с тем он обоснованно отмечал, что якобинцы никогда не стремились к уничтожению классов, считая экономическое равенство химерой.

Большой вклад в изучение истории международных отношений в XIX – начале ХХ вв. внёс Е.В. Тарле (1874-1955), который уже с начала 1920-х гг. стал лояльно сотрудничать с новой властью. В своих работах «Наполеон» (1936), «Нашествие Наполеона на Россию» (1938) он сумел на основе анализа огромного фактического материала показать, как рухнули замыслы наполеона об установлении мирового господства, а также выявить причины поражения великого полководца в России.

Историей международных отношений в XIX - начале ХХ вв. занимался и официальный руководитель советской историографии М.Н. Покровский (1868-1932). В соответствии со своей схемой «торгового капитализма» Покровский утверждал, что в сфере международных отношений решающее значение имела борьба за торговые пути. В частности весь внешнеполитический курс России конца - начала ХХ вв. он рассматривал сквозь призму борьбы за Босфор и Дарданеллы.

Во второй половине 1930-х гг. начинают появляться крупные работы советских историков, посвящённые проблемам средневековой истории. А.Д. Удальцов (1883-1958) в своей монографии «Из аграрной истории каролингской Фландрии» (1935) исследует «конкретный процесс генезиса феодализма в областях коренного салического населения». Важнейшим выводом автора, являлось тщательное обоснование теории о «существовании в Каролингской Фландрии свободной деревни», испытывающей в IX в. процесс закрепощения.

Другим исследованием по аграрной истории средневековой Европы, написанным с позиций марксистско-ленинской методологии, явилась монография Е.А. Косминского ( 1886-1959)«Английская деревня в XIII в.». Автор критикует теорию «хозяйственной гармонии» между лордом и крестьянской общиной и доказывает наличие классовой борьбы в английской деревне, сосредотачивая своё внимание на исследовании экономических предпосылок этой борьбы.

Основы марксистского антиковедения были заложены трудами А.И. Тюменева, В.С. Сергеева, С.И. Ковалёва.

Уже в 1920-1922 гг. вышла трёхтомная работа академика А.И. Тюменева (1880-1959) «Очерки экономической и социальной истории Древней Греции», в которой подчёркнут рабовладельческий характер античного производства и опровергается несостоятельность ойкосной теории К. Бюхера и модернистской концепции Эд. Мейера.

В.С. Сергеев и С.И. Ковалёв стали авторами первых, написанных с марксистских позиций, учебных пособий и учебников по истории древнего мира, хотя в них ещё сохранялись остатки модернистского понимания древности, в частности при описании античной истории они употребляли такие термины как «феодализм», «торговый капитализм». В ряде работ С.И. Ковалёва («Об основных проблемах рабовладельческой формации», «Проблемы социальной революции в античном обществе») были разработаны методологические аспекты рабовладельческой формации, её сущность, особенность и главные факторы развития.

Ценные труды по социально-экономической проблеме были изданы О.О. Крюгером («Общий очерк социально-экономической истории эллинизма»-1934), Р.В. Шмидтом («О положении пенестов в Фессалии»-1935). В многочисленных работах С.Я. Лурье ставились различные проблемы политической истории Аттики и греческой науки («Демокрит», «Геродот», «Очерки по истории греческой науки» и др.).

В монографии А.В. Мишулина (1901-1948) «Спартаковское восстание» (1936) был обстоятельно изучен ход спартаковского движения, восстания рабов. По мнению автора, восстание явилось закономерным явлением римской истории, как итог классового противостояния, определявшего всю внутреннюю жизнь римского общества. В последующем А.В. Мишулин предлагает понятие «революция рабов» и её роль в древней истории. Согласно этой теории классовая борьба рабов и рабовладельцев, продолжавшаяся со II в. до н.э. и до V в. н.э., явилась основной причиной падения Римской государственности. В 1940-е гг. теория революции рабов в советской науке пересматривается, в частности, отказываются от концепции непрерывной революции рабов начиная со II в. до н.э.

Таким образом, создав ряд крупных монографических и коллективных трудов, учебников и учебных пособий, советская историография 1930-1940-х гг., находившаяся в жесточайших шорах сталинизма, не избежавшая массовых репрессий, лишённая возможности доступа ко многим архивным материалам и общения со своими зарубежными коллегами, тем не менее, подготовила почву для дальнейших поисков в познании всеобщей истории, создав тем самым предпосылки для появления фундаментальных работ следующих поколений учёных-специалистов в этой отрасли исторической науки.

После смерти И.В. Сталина и доклада Н.С. Хрущёва в феврале 1956 г. на ХХ съезде КПСС о культе личности в советской историографии наметились черты переосмысления исторического прошлого. В решениях ХХ съезда подчёркивалась необходимость серьёзной борьбы против догматизма и субъективизма в трактовке исторического процесса, объективного исследования событий прошлого, ни на шаг не отступая при этом от принципа марксистско-ленинской методологии.

Была сформирована новая редколлегия единственного тогда общеисторического журнала «Вопросы истории» во главе с А.М. Панкратовой, в неё вошли, главным образом известные специалисты по отечественной истории Б.Д. Греков, М.Н. Тихомиров, Н.М. Дружинин и др. специалисты по зарубежной истории были представлены С.Д. Сказкиным и А.С. Ерусалимской.

Со второй половине 1950-х гг. стали выходить новые исторические журналы: «История СССР», «Новая и новейшая история», «Латинская Америка». В 1950-1960-е гг. появился ряд новых академических институтов – Институт Африки (1959), Институт Латинской Америки (1961), Институт международного рабочего движения (1966), Институт США (1968, с 1971 г. Институт США и Канады).

Однако кардинального обновления советской историографии так и не произошло. Вплоть до второй половины 1980-х гг. изложение исторических проблем продолжало оставаться в подчинении отлаженной системы администрирования и информационных фильтров. Простор исторического поиска сужался закрытостью архивов и бдительным надзором за использованием извлечённого из их фондов материала. При этом историческая наука внешне являла собой картину успешно развивающейся и благополучной академической дисциплины, тем более что не все области исторического знания оказались под идеологическим контролем в равной степени. Так, сравнительно благоприятными были возможности проводить научные исследования по истории древнего мира, средних веков и раннего нового времени. И всё же главной характерной чертой советской историографии по-прежнему являлось то, что исследовать исторические проблемы можно было только в рамках и на основе марксистско-ленинской методологии, обязательным теоретическим фундаментом являлись произведения её основоположников. Так, когда в 1964 г. по инициативе М.Я. Гефтера, А.Я. Гуревича и других историков в Институте истории был создан сектор методологии истории, то это вызвало раздражение догматиков, ибо методологией истории считался исторический материализм, то есть сфера философии, а не истории, поэтому вскоре этот сектор методологии истории был закрыт. Позднее М.А. Барг, А.Я. Гуревич, Е.М. Штаерман предприняли попытку обосновать плодотворность и важность принципа структурного анализа, однако он был объявлен противоречащим теории социально-экономической формации и желанием данных учёных протащить в марксизм идеи неопозитивистов и М. Вебера об идеальной типологизации. Только в 1984 г. вышла книга М.А. Барга «Категории и методы исторической науки» явившейся в отечественной историографии первым опытом теоретического осмысления системы категориального знания в истории. В данной работе обстоятельно проанализированы категории исторического времени, исторического факта, системного подхода и анализа с этой точки зрения теоретических проблем истории средних веков и раннего нового времени

Наиболее широкое воплощение марксистская концепция исторического процесса получила в крупных обобщающих работах – «Всемирная история» и «Советская историческая энциклопедия». Содержание исторического процесса при всём богатстве приводимого фактического материала, сводилось, в конечном счёте, к смене формаций в результате классовой борьбы. Примат последней как обязательной точки отсчёта определял подход к истории производства и идеологии, государства и права, политических процессов и религии, науки и искусства.

Поэтому в рамках истории древнего мира одной из важнейших задач отечественной историографии являлось изучение различных проблем рабства. В 1963 г. была опубликована работа Я.А. Ленцмана «Рабство в микенской и гомеровской Греции», в 1969 г. работа К.К. Зельина и Т.К. Трофимовой «Формы зависимости в Восточном Средиземноморье в эллинистический период» (1969). Истории рабства в Риме посвящены работа Л.А. Ельницкого «Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII-III вв. до н.э.» (1964), две монографии Е.М. Штаерман «Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике» (1964) и «Рабовладельческие отношения в ранней Римской империи» (1971) и т.д. Написанные на основе многочисленных источников, эти монографии дали более современную трактовку самым различным аспектам рабовладельческих и других форм зависимости, показали роль рабовладельческого производства в античном мире.

Вторым кардинальным направлением советской историографии истории античности явилось рассмотрение проблемы полисного устройства, его кризиса как на материале греческой истории (Ю.В. Андреев, В.Н. Андреев, Г.А. Кошеленко, Э.Д. Фролов и др.), так и римской истории конца республики (С.Л. Утченко, О.В. Кудрявцев и др.). Известным завершением исследовательской работы в этом направлении можно считать выход сводного 2-х томного труда «Античная Греция» (1983). Все эти работы показали, что неправомерно связывать развитие полисной организации и классического рабства. Напротив, можно говорить об их обратной зависимости и объяснять наивысшее развитие рабства, как последствие разложения классической полисной организации.

К этому направление примыкают исследования политической истории античного общества. Среди которых следует отметить монографию К.К. Зельина «Борьба политических группировок в Аттике VI в. до н.э.» (1964), работу А.К. Бергер «Политическая мысль древнегреческой демократии» (1966), Э.Д. Фролова «Сицилийская держава Дионисия» (1979), И.Л. Маяк «Рим и Италия» (1963) и др., в которых исследуются практически все периоды и стороны политической жизни античного общества включая и историю международных отношений.

Для советских медиевистов одной из центральных проблем средневековой истории Запада являлся вопрос генезиса феодализма и особенности перехода от античности к средневековью, причём их внимание было обращено главным образом на социально-экономический аспект этой проблемы. Важным исследованием, ставшим образцом для последующих работ, явилась монография А.И. Неусыхина (1898-1969) «Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI-VIII вв.» (1956), в которой автор показал все этапы развития родовой общины в соседскую общину-марку, вскрыл условия зарождения и развития свободного земельного владения – аллода, а также выявил причины имущественного расслоения среди свободных общинников. Проблему синтеза, романизации, специфики влияния романских и германских элементов в различных регионах Европы исследовала в своих трудах ещё с 1930-х гг. З.В. Удальцова (1918-1987). Она же одной из первых советских историков обратилась к теме раннесредневековой истории Византии.

Несмотря на то, что во второй половине ХХ в. советские историки признали несостоятельность упрощённого представления о «революции рабов» как причине гибели Римской империи, всё же по вопросу перехода от античности к средневековью в советской историографии продолжала оставаться господствовавшей концепция о падении Римской империи в результате социальной революции (А.Р. Корсунский, А.В. Мишулин, А.Д. Дмитрев и др.). При этом теория революционного перехода от рабовладельческой формации к феодальной, была разработана применительно к другим регионам. В частности, Н.В. Пигулевская заявляла, что этот революционный переход в ближневосточных странах происходил в IV-VII вв. А.В. Мишулин применил концепцию революционного крушения рабовладельческого строя к Восточной Римской империи VI-VII вв.; процесс ликвидации рабовладельческих отношений был уподоблен тому, который произошёл в Западной Римской империи, а славянские вторжения в Византию, сыграли, по мнению учёного, такую же роль, как завоевания германцев и других варварских народов на Западе. Ещё дальше по пути признания универсального характера перехода от рабовладения к феодализму пошёл известный советский востоковед Н.И. Конрад (1891-1970), показавший всеобщность термина «средние века», равным образом применимого к истории стран и Запада и Востока. Гранью между античностью и средневековьем он считал III-V вв. В этот период происходит распад рабовладельческого строя в трёх центрах мировой цивилизации – в Китае, Иране и Римской империи. По всем этим странам прокатывается мощная волна народных движений, и на авансцену истории выходят новые, молодые народы.

Одним из первых против данной схемы выступил в своей работе «Борьба народных масс Римской империи против варваров в IV-V вв.» (1966) В.Т. Сиротенко. Полемизируя с А.Д. Дмитревым, он фактически отвергал революционное значение варварских вторжений, а также доказывал, что народные массы Империи видели в варварах не союзников, а злейших врагов. В середине 1970-х гг. вспыхнула новая дискуссия о переходном периоде от античности к средневековью, в ходе которой происходит отказ многих советских историков от утверждения о решающей роли социальной революции в падении Западной Римской империи. В то же время были предложены новые концепции, рассматривающие особенности переходного периода. В частности А.Я. Гуревич предложил концепцию генезиса феодализма под влиянием личных, внеэкономических связей.

Важный вклад в мировую науку советские медиевисты внесли разрабатывая и другие аспекты социально-экономической истории средних веков. Л.А. Котельников и Ю.Л. Бессмертый, занимаясь проблемой взаимодействия феодальной деревни и города, показали влияние товарно-денежных отношений на положение крестьянства и на изменение формы ренты. Марксистская концепция кризиса феодального способа производства в городе и деревне, вследствие обострения классовой борьбы была разработана С.И. Архангельским, Ю.В. Сапрыкиным, В.Ф. Семёновым и др. Особенности раннекапиталистического развития, на примере Северной Италии, показали в своих работах В.И. Рутенбург и А.Д. Ролова. Изучению проблем социально-экономической и политической истории Византии посвятили свои труды Г.Г. Литаврин, Г.Л. Курбатов, Е.Э. Липшиц и др.

В области новой истории по-прежнему главное внимание уделялось изучению революций и развитию международного рабочего движения. В освещении деятельности якобинцев особенно были заметны аналогии с октябрьской революцией. Особенно эти идеи получили своё развитие в монографии выдающего специалиста по истории Великой французской революции А.З. Манфреда (1906-1976) «Великая французская буржуазная революция» (1950). Автор считал, что якобинская власть опиралась на широкий блок от буржуазии до плебейства включительно, с последними связано возникновение эгалитарных, порой антибуржуазных тенденций.

Важным звеном в изучении коммунистических идей в годы Французской революции была тема Бабефа и бабувизма. Наиболее подробное её исследование было проведено В.М. Далиным (1902-1985) в работе «Грак Бабёф накануне и во время Великой французской революции» (1983). Оппонируя многим своим предшественникам, автор стремился доказать, что истоки идейных воззрений Бабёфа не ограничивались аграрным эгалитаризмом, но были порождены тенденциями капиталистического развития. В целом же руководитель «заговора во имя равенства» представал как непосредственный предтеча научного коммунизма.

В изучение английской революции XVII в. важный вклад внёс М.А. Барг опубликовавший серию работ освещающие её различные стороны. В 1958 г. в соавторстве с В.М. Лавровским вышла первая его работа «Английская буржуазная революция XVII в.» в которой впервые в отечественной науке поднимались проблемы пауперизма и плебейской борьбы за углубление демократического содержания революции. Дальнейшее развитие этот сюжет получил в книге «Народные низы в английской буржуазной революции XVII в.» (1967), в которой доказывалось, что основой социального конфликта в революции был аграрный вопрос, решение которого происходило в борьбе двух путей – лендлордизма и крестьянско-плебейского демократизма. Итогом долголетних исследований М.А. Барга стала его последняя книга «Великая английская революция в портретах её деятелей», в которой через жизнеописание трёх ключевых фигур революции – Кромвеля, Лильберна и Уинстенли – автор показал особенности умонастроения и миропонимания трёх основных социальных групп – активных участников событий – индепенденского джентри, мелкой городской буржуазии и крестьянско-плебейских масс.

Изучение истории международного рабочего движения получило чрезвычайно широкий размах, и превратилась в достаточно самостоятельную отрасль историографии. Особо активно эта тема стала разрабатываться с середины 1960-х гг., после организации Института международного рабочего движения со своим журналом «Рабочий класс и современный мир» (1971). Наиболее полной работой обобщившей исследования советских историков по проблеме международного движения являлся коллективный труд «Международное рабочее движение (Вопросы истории и теории)» (8 т., 1976-1985). Принципиальная идея работы, изложенная во введении, определяла, что рабочее движение рассматривается как совокупность всех форм активности пролетариата, направленной на выполнение его всемирно-исторической миссии. Но заданность такого подхода в значительной мере сужала проблемность этой капитальной по объёму и фактическому материалу работы. Вне поля зрения оказалось то обстоятельство, что пролетариат не стал могильщиком капитализма, из чего исходил марксизм. Базисной платформой коллективного труда явилась интерпретация классовой борьбы и революций, как движущих сил, «локомотивов истории». Классовый подход был возведён в универсальный принцип анализа. Все сферы человеческой деятельности рассматривались как проекция классовых интересов, что оборачивалось жёстким и одномерным детерминизмом.

Несостоятельными оказались ещё некоторые основополагающие идеи, так, во втором томе авторы исходили из общепринятого в марксизме тезиса о том, что капиталистическая система достигла зрелости в начале второй половины XIX в., а с 1871 г. начинается нисходящая линия её развития, стадия его упадка. Действительность же оказалась, однако, значительно сложнее: теория общего кризиса капитализма, оказалась неподтверждённой на практике. Можно констатировать, что задача создания подлинно объективной и научной, а не апологетически приукрашенной истории рабочего и социалистического движения в советской историографии не была решена, хотя база фактических данных для этого была хорошо подготовлена.

После второй мировой войны существенно возросло число работ по новейшей истории, однако именно этот раздел советской историографии наиболее жёстко испытывал контроль со стороны партийно-идеологического аппарата, что существенно сказалось на характере и качестве исследований по истории ХХ в. Так, особо пристальное внимание отечественных историков вызывала история второй мировой войны и международных отношений после 1917 г., но по сути никто из многочисленных исследователей не вышел, да и не мог выйти за рамки партийных директив и той трактовки событий, которая давалась в официозном двухтомнике «История внешней политики СССР» (1966-1971). Уже само положение его главных редакторов (секретарь КПСС Б.Н. Пономарёв, министр иностранных дел А.А. Громыко, академик В.М. Хвостов) абсолютно исключало какие бы то ни было критические суждения относительно многочисленных искажений и умолчаний, в изобилии содержащихся в этом труде. Работы более конкретного характера шли в русле официально установленных канонов, изображая всю многоцветную палитру международных отношений и противоречий в упрощённом чёрно-белом свете,[45] например, характер второй мировой войны на её первом этапе (сентябрь 1939 – июнь 1941) однозначно оценивался как империалистический с обеих сторон, в то же время Советско-финляндская война 1939 г. трактовалась исключительно как справедливая и оборонительная со стороны СССР, а противозаконное с точки зрения международного права включение трёх прибалтийских государств в состав СССР изображалось как «свободное волеизъявление» их населения.

Односторонне подавались проблемы происхождения «холодной войны», вся ответственность за жесткое противостояние двух сверхдержав возлагалась только на США и на знаменитую фултонскую речь У. Черчиля (1946).[46]

Такой односторонний политизированный подход наблюдается и в исследованиях по другим темам новейшей истории, например, оценивая историческое развитие Франции после второй мировой войны, советские историки заявляли, что в годы Четвёртой республики происходила «фашизация страны» (к фашистским партиям относились все правые партии), а характеризуя деятельность деголлевцев во французском Сопротивлении многие историки вслед за Н.И. Годуновым отмечали, что она по существу была направлена против национально-освободительного движения во Франции, а часть их них находилась на службе германской разведки.

Ноябрьская революция и первые годы Веймарской республики в Германии ещё с 1920-х гг. стали одним из наиболее разрабатываемых в советской науке сюжетов. В ходе дискуссии 1956-1958 гг. было признано, что ноябрьская революция – это революция буржуазно-демократическая, проведённая, в известной степени, пролетарскими средствами и методами. Наиболее обстоятельно обосновано это было в работах Я.С. Драбкина («Революция 1918-1919 гг. в Германии: Краткий очерк», «Ноябрьская революция в Германии»), создавшего впервые целостную панораму революции от её предпосылок до баварской Советской республики.

В целом, подводя итоги развития отечественной историографии советского времени можно отметить, что оно являло собой неоднозначную картину.

С одной стороны, это был период поступательного развития, накопления фактического материала, привлечение новых источников, становление новых, не существовавших прежде областей историографии. В науке было создано немало крупных исследований, получивших заслуженное признание мировой исторической науки.

Но, с другой стороны, превращение марксизма из научного метода социально-исторического познания в коллекцию непререкаемых догматов, вело к появлению массы конъюнктурных подделок, в которых господствовали общие фразы, догматические стереотипы, избитые клише и лозунги. Воинствующая серость, выдаваемая обычно за боевитую партийность и бескомпромиссную защиту марксизма-ленинизма, резко снижала творческий потенциал советской историографии

Поиск по сайту: