Авторская песня

Авторская, или бардовская, песня представляет собой современный жанр устной, так называемой поющейся, поэзии, появившейся на рубеже 1950 – 1960-х годов в неформальной культуре молодых интеллектуалов и студенчества.

Сама по себе поющаяся поэзия является древнейшим видом творчества, встречающимся в культуре практически всех народов мира, однако в разных странах поэты-певцы назывались по-разному: в Древней Греции – лириками, на Руси – гуслярами, на Украине – кобзарями, в среднеазиатских странах – акынами и т. д.

В настоящее время за представителями авторской песни закрепилось название «барды». В древности так называли народных певцов древних кельтских племен, превратившихся в дальнейшем в профессиональных поэтов-песенников. Долгое время барды оставались бродячими артистами, лишь немногие из них становились придворными княжескими музыкантами в Ирландии, Уэльсе и Шотландии.

Сегодня авторов-исполнителей называют бардами исходя из того, что, как и древние поэты, они перелагают свои стихи на музыку и исполняют песни под собственный аккомпанемент на струнном инструменте, обычно гитаре. Это внешние, но не всегда обязательные признаки жанра.

Термин «авторская песня» был введен Владимиром Семеновичем Высоцким с определенной целью: подчеркнуть личностный характер произведений этого жанра, отделить их как от песен, исполняемых на профессиональной эстраде, так и от городского музыкального фольклора и непритязательных самодельных песенок, сочиняемых для узкого круга людей из своей компании, своего института (именно в этих последних и лежат истоки бардовской песни).

Смысл авторской песни заключается в утверждении свободного авторского мироощущения, самостоятельной жизненной позиции, неподвластной цензуре (греческое autos переводится как «сам»). Каждой своей песней автор словно хочет сказать: «Это – мой крик, моя радость и моя боль от соприкосновения с действительностью».

Слова, принадлежащие выдающемуся барду Булату Шалвовичу Окуджаве, наиболее точно выражают сущность авторской песни, которая не пишется по заказу, а рождается спонтанно и является свободным выражением потребности высказаться, поделиться наболевшим. Об этом фраза из одной песни того же Окуджавы: «Каждый пишет, как он дышит, не стараясь угодить…»

Авторская песня насквозь пронизана личностным началом, которое определяет все – от содержания песни до манеры ее преподнесения, от сценического облика автора-исполнителя до характера лирического героя. Таким образом, современная поющаяся поэзия представляется глубоко интимным, в некоторой степени даже исповедальным искусством, в котором мера доверия и открытости превосходит нормы, допустимые в профессиональном творчестве.

В отличие от популярной эстрадной песни поющаяся поэзия адресована далеко не всем и каждому. Она понятна лишь тем, кому автор доверяет, кто душевно расположен к нему и способен разделить его мысли и чувства. Следовательно, аудитория, ее состав, настрой и даже размеры являются важной составляющей жанра бардовской песни.

Автор-исполнитель предстает неотделимой частью этой аудитории, его отношения со слушателями вряд ли можно назвать концертными: бард не демонстрирует себя и свое творчество, он не просто исполняет песни, а ведет со слушателями доверительную беседу, рассчитывая на ответную реакцию.

Атмосфера взаимопонимания и доверия, возникающая в ходе подобного разговора, переживаемое слушателями чувство общности и единения с другими людьми является одним из главных признаков авторской песни, делающим ее особой «формой духовного общения единомышленников», как говорил Б. Окуджава.

Авторскую песню, зародившуюся в тесных дружеских компаниях, вернее было бы назвать не концертным, а бытовым музыкальным жанром, ведь с самого начала она была рассчитана на теплоту неформального общения в кругу «избранных». Этим объясняются некоторые сложности концертного существования бардовской песни, которой в принципе противопоказаны сцена, любая формализованная публичность и дистанция, создаваемая концертной сценой между участниками песенного общения.

Искусство концертного исполнения авторской песни заключается именно в преодолении так называемого эффекта рампы, в сокращении неизбежной в этом случае дистанции между исполнителем и аудиторией.

Достигается это не только доверительной интонацией песни, ее безыскусной музыкально-поэтической лексикой, но и непрофессиональным, «таким, как у всех», голосом автора – исполнителя, подчеркнуто простой одеждой, свободной манерой общения с залом, комментариями к песням и прочими, казалось бы, незначительными мелочами.

Личностный характер песен, свойственный им нонконформизм, невостребованность среди широкой публики, а также способность объединять вокруг себя круг неравнодушных к происходящему, прогрессивно мыслящих людей – все это сделало бардовскую песню не столько художественно-эстетическим, сколько социокультурным явлением и предопределило ее особую роль, которую она сыграла в процессе смены ценностных ориентаций 1950 – 1970-х годов.

Точнее сказать, авторская песня была порождена этим процессом и стала одной из наиболее действенных форм самосознания и самовыражения социально-активного поколения «шестидесятников».

Всплеск творчества поющих поэтов на Западе – таких, как Жорж Брассенс, Жак Брель, Боб Дилан, Джоан Баэз, Джон Леннон, Фил Охз, – пришелся на период роста антивоенных настроений и студенческих волнений. Однако особого внимания заслуживает творчество отечественных бардов.

Формирование авторской песни в России совпало по времени с хрущевской «оттепелью», периодом начавшегося тогда процесса реабилитации личности, превращения бездумных «винтиков» государственной машины в самостоятельно мыслящих индивидуумов, готовых взять на себя ответственность как за свои действия, так и за судьбы мира, за все происходящее вокруг.

С этим процессом тесно связано широкое распространение среди молодых интеллектуалов так называемых дружеских компаний, внутренне свободных, небольших групп, спаянных общими интересами и межличностными отношениями, которые противопоставлялись официальным формам коллективности. В этих объединениях создавались подходящие условия для становления и реализации личностных качеств, не находивших применения в общественной жизни.

Вероятно, характерный для России 1960-х годов всплеск самодеятельного туризма и альпинизма был обусловлен все теми же потребностями реализации личностных качеств, а не неожиданно проснувшейся тягой к познанию красот природы.

Вдали от городского шума и привычной суеты, в неординарных, порой даже экстремальных условиях проверялась на прочность и верность избранным принципам дружеская компания и каждый входящий в нее человек. Именно об этом говорится в одной из известнейших песен Владимира Высоцкого: «Кто здесь не бывал, кто не рисковал, тот сам себя не испытал, пусть даже внизу он звезды хватал с небес».

И отнюдь не охотой «за туманом и за запахом тайги» объясняется распространенная среди молодежи тех лет тяга к перемене мест и жизненных обстоятельств, стремление к первопроходничеству в широком смысле слова, к знакомству с новыми людьми, уводившее многих в геологические экспедиции и туристические походы. Молодые, прогрессивно мыслящие романтики старались таким образом познать себя и обрести свой круг преданных друзей.

В таких дружеских компаниях, связанных общностью мировоззрения, существовали свои законы, отличные от общепринятых нормы поведения и система ценностей, сложившаяся в ходе ожесточенных споров отцов и детей, физиков и лириков, романтиков и практиков.

Противопоставляя официальным коллективным организациям свой союз самоценных свободолюбивых личностей, а жесткой иерархической структуре, дисциплине и догматизму – дружбу, верность, нетерпимость к фальши и ответственность, поколение «шестидесятников» стремилось доказать всему миру истинность своих суждений, своего образа жизни.

Формирующая ядро группового сознания система ценностей нашла выражение в творчестве так называемых молодых поэтов, сумевших воплотить в стихах новое мироощущение и возродить ценность неподцензурного устного слова и непосредственного общения.

Тем не менее основной формой группового самосознания явилась авторская песня с ее доверительной интонацией, выразившей эмоциональную доминанту нового кодекса поведения, и мыслью, почерпнутой из «молодой поэзии».

В музыкальном отношении бардовская песня опиралась на хорошо знакомые всем интонации бытового романса, народного, студенческого и дворового фольклора (в том числе и блатной песни), популярной танцевальной музыки, песен профессиональных композиторов.

Особое значение для подготовки интонационной почвы этого музыкального жанра имела лирика военных лет и такие, казалось бы, малозначительные факторы, как безыскусное кинопение Марка Бернеса и Николая Крючкова, «задумчивый голос» Монтана, впервые познакомившего советских людей с французским шансоном.

Из этого находящегося постоянно на слуху и периодически пополняющегося интонационного словаря брали музыкальные фразы для своих незамысловатых мелодий барды «первого призыва» – Булат Окуджава, Юрий Визбор, Владимир Высоцкий, Новелла Матвеева, Александр Городницкий, Юлий Ким, В. Берковский, В. Вихорев, Е. Клячкин, А. Якушева, С. Никитин, А. Дулов, Ю. Кукин, Б. Рысев и другие авторы-исполнители.

Их не заботила оригинальность музыки, среди них не было ни одного профессионального музыканта, более того, лишь некоторые из них получили признание как поэты, в основном же все они являлись либо студентами, либо представителями молодой интеллигенции (учителя, инженеры, ученые, журналисты, актеры, спортсмены), т. е. выходцами из той среды, в которой возникла и для которой существовала авторская песня.

Излюбленными героями этих авторов-исполнителей являлись альпинисты, геологи, моряки, летчики, солдаты, спортсмены, циркачи, «короли» городских дворов и их подруги, т. е. отважные, рисковые люди. Они немногословны, сообразительны, ироничны, по-своему нежны, но главное – на них можно положиться в трудной ситуации, им можно доверять, зная наверняка, что они не предадут.

Здесь групповые ценности воплотились в конкретных, легкоузнаваемых образах: это ребята «с нашего двора», «с нашего курса», «из нашей компании», то есть одни из друзей-единомышленников. Именно в этой особенности жанра заключается секрет большой убедительной силы песенных образов, которые легко идентифицируются как с личностью самого автора, так и с каждым из слушателей, создавая ощущение внутреннего родства.

В развитии авторской песни выделяют несколько этапов. Первый из них, пронизанный романтическими идеалами, соответствующими не только возрасту слушателей, но и настроениям всего общества, длился примерно до середины 1960-х годов. Несомненным лидером этого периода был певец «детей Арбата» Булат Шалвович Окуджава.

Происходившие в годы «оттепели» события – развенчивание культа личности, крушение старых догм, пробуждение от долгого сна если уж не инако-, то, по крайней мере, разномыслия, а также изменения во всех сферах жизни – порождали надежды на восстановление нарушаемой на протяжении долгих лет справедливости и веру в светлое будущее.

Практически все представители мыслящей интеллигенции, и в первую очередь молодежь, пребывали в состоянии радостной эйфории от ожидания перемен к лучшему. Авторская песня не могла никак не отреагировать на всеобщее настроение социального оптимизма, в этом истоки ее светлого мироощущения, лиризма, беззлобного юмора и напевная, романсная по происхождению интонация. Эти же настроения становились причиной идеализации первых послереволюционных лет, Гражданской войны, создания романтических образов «комиссаров в пыльных шлемах», «маленьких трубачей» и др.

И все же главной сферой реализации романтических устремлений общества была так называемая песня странствий, центральными образами-мифологемами которой являлись образы друга или дружбы и дороги как линии жизни, как пути испытаний и надежд, пути к познанию себя, пути в неизведанное. Именно по такой дороге уходили в бессмертие «мальчики» Окуджавы и «шел на взлет» Серега Санин из песни Визбора, «мчался в боях» персонаж из «Гренады» В. Берковского, шли туристы, карабкались на горы альпинисты, ехал «полночный троллейбус», трогался вагончик, плыли бригантины, каравеллы и бумажные кораблики.

«Песня странствий», называемая иногда «туристской», что не совсем верно, охватывала многие жанры – от философской лирики до веселой шутки, от незамысловатой костровой песни до хрупких романтических фантазий Новеллы Николаевны Матвеевой. В сборниках лирики и песен этой знаменитой поэтессы («Кораблик», 1963; «Душа вещей», 1966; «Ласточкина школа», 1973; «Река», 1978 и др.) романтические фантазии органично сочетаются с поэтизацией обеденной жизни, создавая проникновенные, полные реализма образы.

На данном этапе бардовская песня не выходила за рамки породившей ее среды и передавалась от одной дружеской компании к другой либо в магнитофонных записях, либо в устной форме.

На исполнение своих произведений для широкой публики авторы решались очень редко, поэтому песни пелись почти исключительно «в своем кругу» – в самодеятельных студенческих «обозрениях», «капустниках» творческой интеллигенции, на закрытых вечерах всевозможных НИИ, а также на туристических слетах, постепенно превращавшихся в фестивали авторской песни. Заметим, что один из самых известных и авторитетных бардовских фестивалей, так называемый Грушинский, уходит корнями именно во времена подобных туристических слетов.

В те времена власти относились к авторской песне как к чему-то незначительному и считали ее проявлением самодеятельного творчества, неотъемлемой частью интеллигентского и студенческого быта. В действительности так оно и было, поскольку ни своим содержанием, ни внутренним строем, ни характером воздействия на человека бардовская музыка не причиняла беспокойства властям.

Изменение политической обстановки в середине 1960-х годов, ознаменовавшееся крушением надежд на гуманизацию общественного устройства и строительство «социализма с человеческим лицом», оказало значительное влияние и на культурную жизнь государства.

Эйфория социального оптимизма сменилась в то время апатией и цинизмом, кроме того, в среде прогрессивно мыслящих личностей наблюдалась так называемая социальная шизофрения, сопровождавшаяся расщеплением сознания на публичное, подчиняющееся общественным нормам, и частное, предназначенное для использования среди «своих». Именно в этом последнем и концентрировалась духовная жизнь индивида.

В результате всего происходящего неофициальная культура, наполнившаяся богатым содержанием, стала практически единственным островком духовной свободы. В эту ставшую «катакомбной» культуру были перенесены поруганные идеалы и духовные ценности, именно здесь нашли спасение интеллектуалы-шестидесятники.

Бардовская песня, свободная по своей природе, превратилась в неотъемлемую часть этой культуры, стала главным средством проявления демократических устремлений прогрессивно мыслящих людей. С этого времени можно говорить о начале второго этапа авторской песни, продолжавшегося до начала 1980-х годов.

Как известно, «поэт в России – больше, чем поэт», еще большую власть над аудиторией имеет поэт-певец. В те годы, когда устная, читаемая авторами поэзия была поставлена под жесткий контроль государственной цензуры, «поющаяся поэзия», не нуждающаяся для своего распространения ни в каких иных средствах, кроме записанного на магнитофон голоса поэта и аккомпанемента гитары, оставалась свободной. И это несмотря на запреты и преследования властей. Более того, именно годы «застоя» стали временем превращения творчества непрофессиональных поэтов-исполнителей в авторскую песню, которая, достигнув зрелости и жанровой определенности, сумела стать явлением высокой культуры и оставить далеко позади породившую ее самодеятельную песню. Непрофессиональный голос барда, превратившись в голос совести больного общества, был в итоге услышан всеми, в том числе и правительством.

Официально авторской песни как бы не существовало: она не исполнялась на концертной эстраде, не звучала по радио и телевидению, не выпускались грампластинки с песнями бардов. Только изредка, по недосмотру официальных властей, она попадала в качестве фоновой музыки в кинофильмы и спектакли. Тем не менее авторская песня являлась важным элементом каждодневного бытия человека.

Благодаря магнитоиздату, одной из самых доступных форм самиздата, голоса любимых авторов-исполнителей раздавались повсюду, в каждом доме пели и слушали бардовские песни, их знали все, даже высокопоставленные партийные чиновники. Организовывались и публичные выступления бардов перед многотысячной аудиторией: на ставших традиционными туристических фестивалях, а также на неофициальной, «левой», эстраде – за закрытыми от посторонних глаз дверями клубов, институтов и Дворцов спорта.

Власти, зная об огромной силе воздействия авторской песни на массы, особенно на молодое поколение, предпринимали всевозможные меры для нейтрализации этого влияния: тщетные попытки запретить «крамольные» песни сменялись безрезультатными попытками создания под покровительством комсомола так называемых КСП (клубов самодеятельной песни). Однако чем сильнее оказывалось административное и идеологическое давление, тем свободнее, откровеннее и жестче становилась авторская песня, подпитывавшаяся энергетикой осознанного противостояния государству.

Повзрослевшие барды «первого призыва» продолжали работать в лирическом жанре. Но это уже была не светлая лирика прошлого пятилетия, в ней отчетливо слышалась ностальгия по прошлому, ощущалась горечь потерь и предательств, стремление сохранить свои идеалы и редеющий дружеский круг. В одной лишь строчке «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке» Булат Окуджава сумел выразить общее настроение – тревожное ожидание будущего.

Как говорилось ранее, немногие из бардов получили официальное признание в поэтической среде. Однако имена таких представителей авторской песни, как В. Высоцкий, Б. Окуджава, Ю. Визбор и Ю. Ким, вошли яркой страницей в русскую литературу XX столетия.

Булат Шалвович Окуджава (1924 – 1997) является одной из главных фигур в данном жанре музыки. В своих многочисленных стихах и авторских песнях (сборники «Март великодушный», 1967; «Арбат, мой Арбат», 1976; «Посвящается вам», 1988; «Милости судьбы», 1993) он старался скрасить будничную жизнь, проверяемую высокими нравственными ориентирами, романтическими красками. Все произведения Окуджавы проникнуты тонким лиризмом и доверительными интонациями, объединяющими автора с аудиторией.

Популярный представитель бардовской песни, известный поэт, актер и сценарист Юрий Иосифович Визбор (1934 – 1984) также внес значительный вклад в развитие авторской песни, став выразителем идеалов прогрессивной общественности. Его полные лиризма сочинения, проникнутые доверительными интонациями, оказывали большое воздействие на слушателей. Визбором написано несколько сценариев для документальных («Челюскинская эпопея», 1974; «На полюс», 1980) и художественных фильмов («Год дракона», 1982), он снялся в картинах «Июльский дождь», «Возмездие», «Начало» и «Семнадцать мгновений весны».

Еще большей популярностью у студенчества и передовой интеллигенции пользовался Владимир Семенович Высоцкий (1938 – 1980), выразитель эстетики «песни протеста», выступающий против абсурдности «совкового» существования. В этом человеке весьма удачно соединились все необходимые качества – выдающееся поэтическое дарование и актерский талант, острый ум и мужественная внешность, энергичный голос с хрипотцой и многое другое, что позволило ему придать авторской песне новый облик.

Творческое наследие Высоцкого представлено трагическо-исповедальными стихами, балладами, а также романтическо-лирическими, комическими и сатирическими песнями (сборники «Нерв», 1981; «Я, конечно, вернусь» (1988).

Легкая смена социальных масок, легко узнаваемых за гротескными натуралистическими зарисовками, отличает его комические произведения, в других стихах и песнях звучит неприкрытая боль и тоска по справедливости. Беззлобный юмор ранних бардовских сочинений превратился здесь в гнев, сарказм, неприрыкры-тую издевку и иронию над существующим общественным и государственным строем.

Поиск по сайту: