Прокляты и убиты» Астафьев

«Прокляты и убиты». Военный антиэпос

В последнем романе «Прокляты и убиты» (кн.1-2, 1992-94, не окончен) писатель возвращается к теме испытания человека на войне. Астафьев подводит художественный итог своим многолетним размышлениям о героизме, дегероизации и пацифизме, изображая войну с самой неприглядной стороны, состоящей не только из боев и подвигов, но и из тяжелой надсадной работы, невыносимых бытовых условий. Обращаясь к практически не исследованной теме штрафных лагерей, «подлого казарменного быта», он разоблачает изощренный механизм подавления и унижения человека, вплоть до полной физического уничтожения, вскрывает пороки тоталитарной системы, ставшие особенно явными в аномальной военной действительности.

Этическая и эмоциональная доминанта романа двойственна: с одной стороны, оплакивает героев, переживших невыносимое и оставшихся людьми, с другой, их поступки страдания — как участников бессмысленной бойни, остаются этически неоправданными.

Ниспровергая идеологические клише, Астафьев устраняет не только героические, но и всякие внеличные высшие мотивации поступков своих героев.

Роман «Прокляты и убиты своего рода антиэпос военных и послевоенных лет. Темы правдоискательства, добра и любви, «горького» праздника жизни становятся сопутствующими или переключаются в публицистический план. Тоска по справедливости и лучшей жизни заставляют писателя с гневом и яростью обличать бездарных генштабистов, тыловиков, мелких и средних начальников, преступно безучастных или коверкающих судьбы простых людей.

Первая книга имеет свое заглавие – «Чертова яма».события протекают в глубоком сибирском тылу, где формируются воинские части перед отправкой на фронт. державная казарма держится на целом частоколе подпорок, среди которых главные – Великая Ложь и Великий Страх. Им «синхронны» в романе две самые выразительные массовые сцены.

Первая – сцена коллективного слушанья по радио доклада товарища Сталина 7 ноября 42-го года. С каким горьким сарказмом описывает Астафьев волнение простодушных солдатиков, которым великий вождь в очередной раз вешает лапшу на уши, их сострадание отцу родному, который мается за них за всех, их умиленный коллективный плач.

И другая массовая сцена – показательный (!) расстрел братьев Снегиревых. Повод ерундовый: парнишки без спросу смотались в родную деревню за провиантом и тут же вернулись.Это самая трагическая сцена в романе, его кульминация.

Астафьев показывает, как в атмосфере Великой Лжи оформляется целое сословие паразитов и откровенных негодяев. Это всякие политбалаболки, вроде капитана Мельникова с его «казенными словами, засаленными, пустопорожними», эти «энкаведешники, смершевцы, трибунальщики», профессионалы сыска и палачества. Но, кроме этих штатных слуг режима, в атмосфере лжи и страха набирает силу всякая пена, поднявшаяся со дна народного мира: это сытая челядь, что угрелась при полковой кухне, это и удалой блатарь Зеленцов, что подчиняет воровским правилам запуганных новобранцев, тут и «кадровый симулянт» Петька Мусиков, который нагло использует боязнь своих прямых начальников выносить сор из избы. Так что слова апостола Павла: «Если же друг друга угрызете и съедите, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом», – поставленные эпиграфом к роману, приобретают значение не столько предупреждения, сколько укора.

Поиск по сайту: