Глава 12. Вечером следующего дня старик, называвший себя Генрихом Краузе, шел к ювелирному салону «Афродита»

Вечером следующего дня старик, называвший себя Генрихом Краузе, шел к ювелирному салону «Афродита». По проспекту разгуливал теплый ветер, раскачивал вывески и расшвыривал обертки от мороженого, которыми были забиты все урны: день выдался жаркий, сухой, и в киосках смели эскимо и пломбир. Но время от времени ветер не просто стихал, а обрывался, и тогда весь проспект замирал, а с ним и вывески, и обертки, и листья на ветвях кленов, и троллейбусные провода.

– Определенно, будет гроза, – решил старик.

По дороге ему попалась палатка с прессой, и он задержался, изучая заголовки газет. «Известный предприниматель задержан за похищение синего бриллианта». «Бриллиант „Зевс“ – громкое дело раскрыто!» «„Зевс“ поразил молнией правды!»

Старик прошел палатку и оказался возле салона. На витрины, как и везде, были опущены жалюзи, а дверь казалась плотно закрытой. Но это не остановило Генриха. Он поднялся, постукивая тростью по перилам, и толкнул дверь. Она услужливо распахнулась, зазвенел колокольчик, и на Краузе изнутри плеснуло светом, блеском драгоценностей, дружным смехом и запахом свежей пиццы.

Смех затих. Пять человек обернулись к нему.

Антон Белов быстро пошел навстречу визитеру, закрыл за ним дверь и обернулся к остальным.

– Разрешите представить вам моего друга, – с улыбкой сказал он. – Михаил Степанович Гройс, специалист высочайшей квалификации. Михаил, с Моней вы уже знакомы. Это – Майя, Сема Дворкин и Яша.

Михаил Гройс улыбнулся. Он не был прежде знаком с Антоном Беловым. Но его старинный друг, Петр Семеныч, лучший в Москве специалист по реквизиту, до сих пор не ушедший от дел, очень просил помочь перевозчику. Разумеется, не без выгоды для самого Гройса. Выгода нарисовалась такая, что Михаил Степанович оставил свою гостиницу на побережье, где жил круглый год, и прилетел в Москву.

– О, да! В вашей квалификации мы убедились, – искренне сказал Дворкин, с любопытством рассматривая Гройса, которого видел в первый раз. – Поразительно чистая работа. Просто нет слов!

– Не преувеличивайте моих заслуг, – возразил Михаил Степанович. – Я лишь исполнил роль. Может быть, неплохо, может быть, даже хорошо! Но мне привычнее выступать режиссером, а ваш спектакль срежиссировал не я. Моня, кстати, раз уж мы снова встретились, позвольте сказать: мои комплименты! В «Набокове» вы были настолько убедительны, что мне даже захотелось купить у вас этот чертов камень!

Все рассмеялись. Антон налил вина, протянул Гройсу бокал.

– От страха, исключительно от страха, – признался Верман. – Мы все опасались, что нас прослушивают. Насчет телефонов не было никаких сомнений, а все остальное – под вопросом. Вот и приходилось изображать то, что вы видели.

– Вы нашли жучки?

– Нет, – покачал головой Антон. – Похоже, мы все-таки переоценили Хряща: в «Афродите» он не стал устанавливать прослушку, полностью положившись на меня. Я ведь уже говорил вам, что был назначен его ушами и глазами.

– Даже жаль, что наши спектакли пропали впустую, – пожаловался Сема. – Ах, как я играл, как играл! Когда меня схватили двое серьезно настроенных юношей, на моем лице была бледность, достойная Гамлета.

– Вы были зеленый, как утонувшая Офелия, – поправила Майя. – А бледной была я. Потому что мне было страшно. Пришли два амбала, утащили вас неизвестно куда…

– Но ведь мы были готовы к такому повороту событий, голубка моя! Больше того, мы на него и уповали. Дай-ка мне кусочек пиццы, раз уж Яша не нашел ничего лучше, как притащить четыре коробки.

Майя разложила пиццу по тарелкам, раздала каждому.

– Наш рыжий олух получил процент от хозяина пиццерии, – проворчал Моня, тем не менее уплетая за обе щеки свой кусок. – Боже ж мой, разве это еда?! Разве это еда, я вас спрашиваю?

Яша не смог пропустить олуха.

– Разве не вы хотели, чтобы я научился зарабатывать немножечко на всем подряд? Так о чем вы жалуетесь, дядя!

Верман хотел достойно осадить племянника, но не смог: рот его был занят пиццей.

– Предлагаю выпить за удачу, – предложил Дворкин, подливая всем вина. – Как подумаю, сколько раз ваш план мог дать сбой… Мурашки бегут, честное слово.

– А я толком ничего и не знаю, – вдруг уныло проговорил Яша. – Занимался другими делами, а ваши пропустил…

Майе очень интересно было узнать, какими же другими делами занимался Яша. Из оговорок и случайных намеков она успела понять, что ее первоначальная версия оказалась неверна: Яшка вовсе не прятался. Те дни, что его не было в салоне, он занимался чем-то, что имело огромное значение для Мони. Но – чем?

Она хотела спросить, но не успела: Гройс поддержал рыжего.

– Мне тоже хотелось бы понять, как вы пришли к этой рискованной затее, – признался он. – Ведь мне успели изложить только ту часть плана, что касалась меня. Теперь, когда все закончилось, я могу узнать остальное?

Антон вопросительно взглянул на Вермана, на Дворкина, и оба ювелира одновременно кивнули.

– Было бы нечестно оставить вас в неведении, Михаил Степанович, – уважительно сказал Сема.

Белов отставил в сторону бокал и начал рассказывать.

Его замысел был прост, и основывался он на исключительной наглости Николая Хрящевского. И на том, что бриллиант «Зевс» был огранен так же, как пропавший «Голубой Француз»: огранкой «маркиз», в форме лодочки с острыми концами.

– Идею мне подала Майя, – говорил Антон. – Она как-то раз предположила, что Хрящ может разыскать похитителей «Зевса». Но зачем? И я подумал: что, если «Зевса» разыщем мы? Мы знали, кто украл бриллиант, а Яше было известно, где прячутся воры. И Моня отправил его к ним.

– И они вам так просто его отдали? – сощурился Гройс.

– А куда бы они делись? – усмехнулся Антон. – Вы же понимаете, что у них в руках оказался не настоящий «Зевс», а синтетическая подделка. Правда, подделка очень высокого класса. На это и был весь расчет.

Антону пришло в голову подсунуть «Зевса» Хрящевскому и заставить его выдать себя. Но как? И тогда Сема вспомнил про «Голубого Француза».

– Понимаете, Михаил… – Дворкин вмешался, не в силах молчать, – «Голубой Француз» – это камень-мечта! Об этом бриллианте знает любой уважающий себя ювелир. И не только ювелир – например, Хрящевский о нем тоже слышал. Если бы до него дошло, что у нас в руках оказался «Француз», он бы из кожи вылез, лишь бы отобрать его! Простите, Антон, я вас перебил…

– Все правильно, – кивнул Белов, – одно небольшое дополнение: с помощью «Голубого Француза» Моня мог выбраться из подстроенной ему ловушки, продав его и купив бриллианты хорошего качества. Я постарался убедить в этом Хряща, и у меня получилось. Поэтому он никак не мог позволить, чтобы голубой бриллиант оставался у нас. Мы только не были уверены в том, как именно он попробует отобрать его.

Антон предположил, что Хрящевский пойдет на похищение кого-то из близких Вермана. Это был единственный способ заставить Моню забрать бриллиант из банка и отдать ему. Верман убедительно сыграл мучения человека, у которого отбирают бесценное сокровище, а Сема послушно отсидел сутки в каменном мешке.

– Там было сыро и плохо пахло, – вставил Дворкин.

– А в гробу гораздо сырее, и пахнет еще хуже, – тут же заметил Моня. – Так что вам, Сема, еще повезло! Хрящевский мог бы и не церемониться с вами.

– Не мог, – покачал головой Антон. – Он боялся, что вы слетите с катушек и выйдете из повиновения. Хотя, признаюсь честно, пока Семы не было, все мы здорово понервничали.

Но Дворкин вернулся цел и невредим. Первая часть их замысла удалась: поддельный «Зевс» попал к Хрящевскому, и тот был убежден, что в руках у него «Голубой Француз». Можно было переходить ко второй части.

– Стоп-стоп, – поднял руку Гройс. – А вы не боялись, что он распознает фальшивку?

Моня объяснил: отличить синтетический бриллиант от натурального можно только лабораторными методами. Но Хрящевский не пожелал отдавать «Француза» в лабораторию. Во-первых, опасался, что знаменитый бриллиант будет узнан, а во-вторых, не хотел терять времени. К этому моменту он уже знал от Белова, что есть покупатель, готовый выложить за камень приличную сумму. Узнав от Мони, что тот лишился «Француза», Генрих Краузе мог передумать и вообще отказаться от сделки. А упустить десять миллионов долларов Хрящ не хотел.

– Поэтому он вызвал геммолога к себе, – сказал Антон. – И тот верно определил, что перед ним бриллиант. Но не определил какой! Вот что главное!

– Еще бы, – хмыкнул Верман. – Синтетику от природного камня с помощью лупы не отличить!

– Хрящевский успокоился, а мы именно этого и добивались.

– Постойте-ка, – нахмурилась Майя, припомнив события того вечера, когда «Зевс» появился в их салоне, – но ведь Сема определил, что камень искусственный, без всяких анализов!

– Так то Сема, а то рядовой геммолог, – снисходительно пожал плечами Верман. – У Дворкина глаз-алмаз. Он сорок лет с лупой в руках.

– Ты права, голубка, риск был, – подтвердил Сема, пропустив мимо ушей славословия Вермана. – Хрящевский мог не поверить до конца нашей инсценировке с немецким миллионером. Но ведь поверил, не так ли? Он был уверен, что миллионер уже исследовал камень вдоль и поперек, раз готов выложить за него такую сумму. И он положился на Генриха Краузе.

– Между прочим, – заинтересовался Яша, – это выдуманный персонаж?

– Обижаешь! – надулся Верман. – Генрих Краузе живет и здравствует в Германии. Тот еще чудак.

– Довольно эксцентричный миллионер, – пояснил Антон. – Как раз такой, какой нам и был нужен. Хрящевский обязательно стал бы проверять его и нашел бы достоверную информацию. Немец даже камни коллекционирует, так что нам не пришлось ничего придумывать.

– Кроме самого Генриха Краузе, – с улыбкой сказал Гройс, обращаясь к Яше. – Теперь, молодой человек, пробелы в ваших знаниях об этой маленькой операции могу закрыть и я. У меня было два задания: первое – это обмануть Хрящевского, а второе – выйти на оперативную группу с рассказом о том, что некий человек предлагает мне купить синий бриллиант «Зевс». Даже не знаю, что оказалось труднее… Сходства с настоящим Краузе добиться было несложно, хватило небольшого грима, а комплекция у нас похожая. С Хрящевским же возникла сложность, когда он не захотел непосредственно участвовать в продаже бриллианта. Этого мы с Антоном не предусмотрели.

– А должны были… – с раскаянием сказал Белов. – То есть я должен был.

– Пришлось импровизировать. В итоге все свелось к тому, чтобы затащить Хрящевского в банк и дать возможность следователю с группой взять его на попытке продажи «Зевса». Надеюсь, того набора доказательств, которые они насобирали, им хватит.

– Мне было бы очень интересно послушать, как Хрящевский объяснит наличие у него «Зевса», – ехидно заметил Верман. – Вряд ли он решится рассказать, как захватил Дворкина и в обмен на него Моня Верман отдал старинный пропавший бриллиант, назвав его «Голубым Французом».

– Это было бы слишком даже для Хрящевского, – согласился Антон. – Посмотрим… Пока Хрящ под следствием, мы можем вздохнуть свободно.

– Да, но что потом? – спросил Гройс. – Вы – умные люди и вряд ли надеетесь на то, что Николай остаток своей жизни проведет в тюрьме…

– Не надеемся, – за всех ответил Моня. – Но ближайшие два месяца ему точно будет не до нас. А за это время, уже поверьте, мы…

– …мы успеем что-нибудь придумать, – выразительно перебил его Белов.

Верман осекся и кивнул:

– Да-да, именно так!

Михаил Гройс с удовольствием пригубил вино, разглядывая Белова. Что ж, перспективный парень. Многообещающий. Не хочет рассказывать о том, что они собираются делать дальше, и это характеризует его как осторожного и дальновидного человека. А судя по тому, что ему хватило ума переиграть столь опасного противника, он далеко пойдет.

Антон заметил его взгляд, но неправильно истолковал.

– Что там у меня? – забеспокоился он, оглядывая себя. – Снова пошла кровь?

– Кровь? – Михаил Степанович вскинул брови. – Откуда?!

Майя с Антоном переглянулись и рассказали Гройсу ту часть истории, которой он не знал.

– Я недооценил Хрящевского, – признался Белов. – Думал, он отправит убийц после того, как получит бриллианты. В итоге у меня две раны, у Майи – одна, и, слава богу, несерьезная.

– Нас спасла случайность, – сказала побледневшая Майя, непроизвольно прижав руку к плечу.

– Нас спасла ты, – очень серьезно сказал Антон.

И в эту секунду у Вермана зазвонил телефон.

Моня взглянул на экран, и по его лицу Майя поняла, что еще не все закончилось.

– Купцов… – жалобно сказал Верман и обвел всех взглядом, молящим о помощи. – Экспертное заключение лаборатории готово. Вы сказали, Антон, что мы можем вздохнуть свободно? Вы – можете, а мне крышка.

Телефон звонил все громче и громче, оглушая стоявших в комнате людей. Лицо у Мони стало такое отчаянное, словно он собирался выкинуть его в окно. Положение спас Яшка.

– Ответьте, дядя Моня, – спокойно сказал он. – Ничего не бойтесь.

То ли его спокойствие убедило Вермана, то ли сработал эффект неожиданности, но ювелир послушно нажал на кнопку и прижал телефон к уху.

– Да, – прошелестел он еле слышно. – Да, Аман Русланович. Как?!

В голосе его прозвучало такое изумление, что Антон с Майей вскочили, не зная, чего ожидать. Единственный, кто остался спокоен – Яша. Он сидел, жуя пиццу, и, кажется, ни грамма не переживал за единственного дядюшку.

– Да… – ошеломленно проговорил Моня. – Спасибо. Да. Я тоже рад. Всего хорошего.

Он отложил телефон.

– Сядьте, дети мои, – слабым голосом сказал Верман. – Бриллианты Хрящевского прошли экспертизу. Лаборатория подтвердила их соответствие швейцарскому сертификату.

Майе потребовалось время, чтобы осознать смысл его слов. Подтвердила соответствие? Но ведь в сертификате говорилось, что бриллианты…

– Как?! – ахнула она. – Этого не может быть! Я видела сертификат своими глазами. Там заявлены такие характеристики, до которых бриллианты Хряща не дотягивали по всем пунктам!

– Моня, вы серьезно? – озадаченно спросил Антон. – Неужели Хрящевский подкупил целую лабораторию? Или вы где-то нашли двенадцать превосходных бриллиантов? Что-то мне не верится ни в первое, ни во второе.

Моня с Яшей обменялись торжествующими взглядами.

– И правильно не верится, – объявил Моня. – Пожалуй, теперь можно и рассказать кое-что… А, Яков?

Яша посмотрел на Михаила Гройса. Тот немедленно встал и подхватил трость.

– Полагаю, мне пора, – вежливо заметил он. – Все, что мне было интересно, я уже услышал. Рад был помочь, и удачи вам.

Его не удерживали. Попрощавшись с каждым и поцеловав Майе руку, Гройс направился к выходу.

Антон догнал его у двери, и в руку старика скользнул небольшой мешочек.

– А с вами, молодой человек, мы определенно еще увидимся, – улыбнулся Гройс. – Это так же верно, как то, что нынче будет гроза.

Он открыл дверь, и над Москвой сверкнула первая молния.

К тому времени, когда Михаил Гройс добрался до отеля, ливень исхлестал весь город. В своем номере Гройс переоделся в сухое, вызвал горничную, чтобы та просушила вещи, и только после ее ухода высыпал на стол содержимое мешочка, который дал ему Антон.

Это были семь бриллиантов из тех четырнадцати, что хранились у перевозчика: цена работы Михаила Гройса.

Оставшись впятером, участники разговора разделились. Троим была известна тайна бриллиантов, двоим – нет, и эти двое потребовали объяснений. Каким образом дешевые бразильские камни с трещинами прошли экспертизу и были признаны отличными бриллиантами из индийского месторождения?

Дворкин, Моня и Яша помолчали, словно собираясь с мыслями. И наконец Яша признался:

– Это моя работа.

– В каком смысле – твоя? – осторожно уточнил Антон.

– В прямом. Я несколько лет занимался вопросом заполнения пустот в минералах. Работал на китайскую компанию, которая разрабатывает синтетические бриллианты. Ну и попутно исследовал кое-что для себя… Если честно, все получилось практически случайно. Одно вещество, которое использовалось в нашей лаборатории… Оно оказалось абсолютно подходящим для моих целей, хотя применялось совершенно для других. Правда, камешки становятся хрупкими, – с досадой добавил Яша. – Я пока не нашел, как обойти этот побочный эффект

У Майи открылись глаза. Она воззрилась на Яшу с таким видом, как будто перед ней предстал Будда Амида.

– Ты… – прошептала Майя. – Так это ты тот парень из Китая, за которым охотилась вся китайская мафия?! Это ты изобрел способ маскировки включений в драгоценных камнях?! Ты?! Гениальный парнишка, который придумал, как улучшать бриллианты?!

Яша скромно кивнул.

– Не может быть, – очумело сказала Майя. – Этого просто не может быть.

– Ты еще забыла добавить, – гордо сообщил Яша, – что современные лаборатории не в состоянии отличить бриллианты, обработанные моим способом, от природных чистых бриллиантов.

– А я в этом очень сильно сомневался, – подал голос Моня. – Поэтому когда Аман сказал, что отправит наши камушки на экспертизу, меня едва не хватил удар.

– Дядя, дядя… – снисходительно протянул Яша. – Я же вам говорил: ничего не бойтесь. Никакой веры в родного племянника, никакой!

– Ну, знаешь ли! Сложно ожидать от остолопа, выросшего в компании Повара и Кулька, что он совершит гениальное открытие!

Антон переводил взгляд с одного на другого, и наконец не выдержал:

– Яша, я правильно понял? Ты обработал бриллианты Хряща?

Парнишка утвердительно кивнул.

– Где? – только и смог спросить Антон, пораженный не меньше Майи.

– Дома, у мамы, – удивленно сказал Яша. – Где же еще?

Действительно, где же еще, подумала Майя. Где еще рыжий мог опробовать свою новую технологию, не имеющую аналогов, как не под боком у Цили Моисеевны? В маленькой комнатушке, не идущей ни в какое сравнение с одной из лучших лабораторий Китая? И самое главное – у него все получилось!

Майя начала смеяться. Антон обеспокоенно взглянул на нее, но смех Майи был таким заразительным, что и все остальные заулыбались.

– Господи, – выдохнула Майя, отсмеявшись. – Ох уж эти мне талантливые еврейские мальчики! Яшка, но как ты ухитрился сбежать из Китая?

Яша открыл было рот, но Моня строго остановил его:

– Потом. К нам должна прийти еще одна гостья, и я жду ее с минуты на минуту.

– Тогда успею съесть еще одну пиццу, – решил его племянник, двигая к себе коробку.

Прошла не минута, а все десять, но Моня терпеливо ждал. Наконец на лестнице послышались шаги, и кто-то робко постучал в дверь.

Верман уже стоял у входа, встречая гостью: маленькую старушку под черным зонтиком, похожую на божью коровку.

– Невероятный ливень, – поежилась Ольховская. – Первая майская гроза.

Мечтательный взгляд ее обратился на Вермана.

– Ах, Моня, я так рада вас видеть, – проникновенно сказала она. – Я очень за вас боялась. Здравствуйте, мой драгоценный друг!

– Анна Андреевна! – Верман склонился над морщинистой ручкой.

Ольховская с нежностью провела ладонью по его голове.

– Монечка, вы восхитительно старомодны! Кто сейчас целует ручки старухам?

– Дамам, – поправил ювелир. – Забудьте это ужасное слово – «старуха». Клянусь, оно не про вас. Прошу ваш плащ, Анна Андреевна. Не откажетесь выпить с нами чуточку вина?

Первый раз в жизни Майя видела, чтобы Верман обращался с кем-то с таким почтением и заботой.

Старушку усадили в кресло, и она поочередно оглядела всех с улыбкой на румяном яблочном личике. Моня разлил вино и поднял свой бокал.

– Я хочу сказать тост за вас, Анна Андреевна. Он будет очень коротким, потому что у меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность. Анна Андреевна, вы потрясающая женщина, невероятно отважная! Мы пьем за ваше здоровье и вашу долгую жизнь, чтоб вы каждый ее день были счастливы!

Бокалы дружно зазвенели. На этот раз никто не задавал вопросов: все знали, что Ольховская согласилась сыграть бывшую обладательницу «Голубого Француза» и подтвердить легенду, придуманную Беловым, если Хрящевский захочет проверить ее. Так и случилось: Хрящевский отправил Дымова, и Ольховской удалось обвести его вокруг пальца.

Старушка засмущалась:

– Ах, что вы, Моня… При чем здесь отвага? Если бы вы знали, как у меня дрожали руки, когда этот толстый человек пришел ко мне! Я была вынуждена нести какую-то ужасную чушь, лишь бы оправдать свое волнение. Слава богу, он списал все на старческий тремор и маразм. Но я очень, очень боялась. К счастью, у меня хватило сил рассказать ему то, что вы просили: и про маму, и про камень, и про то, как я принесла его вам. У этого толстого господина лицо менялось так выразительно, что пару раз я едва не рассмеялась.

– Вы хорошо встретили его? – сдерживая смех, поинтересовался Дворкин.

– Да, я подготовилась к его приходу, – с достоинством произнесла старушка. – Спрятала весь янтарь, заварила свой мочегонный отвар и отыскала конфеты, которые валялись в буфете добрый десяток лет. Карамельки «Яблочный сад». Они были отвратительны! Но ведь никогда не знаешь, какая из отвратительных вещей может тебе пригодиться.

Старушка улыбнулась и удовлетворенно повторила:

– От-вра-ти-тель-ны.

Дворкин не выдержал и захохотал.

– Знаете, – заметила Ольховская, – многие думают, что со старыми людьми можно не церемониться, что они ничего не замечают. Все наоборот: старики ужасно наблюдательны. Что им еще остается делать, как не наблюдать?

– Жить и любоваться жизнью, – ответил Верман. – Позвольте, Анна Андреевна?

Он взял со стола черную коробочку и открыл перед Ольховской.

Старушка помолчала, глядя на то, что лежало внутри, на черном бархате. Глаза ее увлажнились.

– Вы ведь знаете, – начала она прерывающимся голосом, – знаете, что я сделала это не для того, чтобы что-то получить от вас, господин Верман? Ваш дед спас мою жизнь, он бескорыстно помог мне, и я всегда буду помнить его поступок. Когда вы пришли ко мне и попросили о помощи, я поняла, что наконец-то смогу вернуть свой долг – пусть не Леве, но хотя бы его внуку!

Моня разволновался. Он вцепился в свой жилет, будто собираясь порвать его, и воскликнул:

– Анна Андреевна! Вы меня так обижаете, что больно сказать! Неужели вы могли подумать, что Моня Верман купил вашу помощь? Та ни за что! Но теперь-то, когда все позади, я могу преподнести вам небольшой подарок? Это не плата за услугу, поверьте мне! Это движение сердца! Неужели вы его отвергнете?

– Синий янтарь… – завороженно прошептала Ольховская. – Настоящий!

– Настоящий доминиканский, можете не сомневаться. Да, я знаю, что вы больше любите желтый. Но вам не обязательно носить эту штуковину, вы можете спрятать ее куда хотите, разве я против? Прошу вас, Анна Андреевна.

Ольховская вынула из коробочки кулон и повесила на шею. Майя первый раз в жизни видела синий янтарь – необычный, не похожий ни на один знакомый ей камень. Это была глубокая кобальтовая синь, едва заметно светящаяся на черном фоне.

– Большая редкость, – шепнул ей на ухо Сема. – Ты не представляешь, голубка, сколько Моня охотился за этой ерундовиной!

Майя посмотрела на растроганную Анну Андреевну, сдерживавшую слезы, и покачала головой:

– Это не ерундовина, Сема. И вы прекрасно об этом знаете.

Поиск по сайту: