Глава 2. Я не собирался с ней танцевать

Запись двадцатая

Я не собирался с ней танцевать. Так прямо и сказал: не танцую. Зачем обижаться? В кафе сходили, на меня там все таращились, но я терпел, не торопил ее, пока она ужасающе медленно ела свое мороженое. И даже попробовал с ее ложечки ту виноградную гадость, похожую на сопли, которую Алекс заказала уже в самом конце. Хотя это очень негигиенично.

С первыми звуками музыки ее будто подменили, она вскочила из-за стола и меня тоже попыталась вытащить. Но я не дался. Алекс обиделась, все на меня обижаются. Что я сделаю? Если я и вправду не танцую вообще никак.

Сириус как-то сказал, что отец с матерью очень любили танцевать. Ремус как-то сказал, что Сириус очень любил добавлять в свой кофе вишневый ликер, что он сам смеялся над этой своей привычкой. А Тонкс как-то сказала, что Ремус очень любил маггловские комиксы и сам неплохо рисовал. Что скажут обо мне? Что я не любил танцевать, не любил Зелья, жару, жидкий чай… А что любил? Летать, булочки с корицей, «Гриффиндор выигрывает у Слизерина со счетом 120 – 0», что еще? Да я больше могу сказать о том, что любят другие, чем вспомнить то, что люблю я.

Рон любит писать перьями в золотую полоску, считает, что они приносят удачу. Любит сливовый пирог и грушевый пунш, черные футболки, пинать свою сумку под кровать, изображать Снейпа в панике. Гермиону. Гермиона любит, чтобы чернильница была ярко начищена, читать ночью, днем, вечером, море кленового сиропа на блинчики и черные футболки, как ни странно.

Я даже могу сказать, что любит Малфой. Одна капля молока в утренний чай, разглядывать себя в любых отражающих поверхностях, миндальное мыло, так остро затачивать перья, что они рвут пергамент, очень любит картофель фри, но тщательно скрывает это. Любит смотреть, как я выставляю себя идиотом перед максимально большим количеством людей, летать, булочки с корицей…

Запись двадцать первая

Сегодня не нужно было открывать глаза вообще. Мое будущее – оно как мокрый песок в кроссовках. Хочется от него поскорее избавится. От ожидания. Я дошел до того, что завидую теперь безделушкам на каминной полке. Если раньше я завидовал животным – насколько мало им нужно и насколько четко ограничены их потребности, то теперь пришла очередь неодушевленных предметов, которые годами копятся по углам гостиной. Они ничьи, забытые несколькими поколениями учеников. Это когда спешно собираешься, торопишься домой, и вот уже не влезает в сумку коробка с чертиком, кошелек с эмблемой твоей любимой команды, и еще всякие мелочи. И ты бросаешь это все на столик или на полку с мыслью: вот вернусь в следующем году, обязательно заберу.

Я никогда ничего не оставлял. Я уже выбрал, кем хочу стать – вот этой пепельницей, в форме медвежьей лапы, полной кнопок. Разноцветные такие, ими объявления на доску прицепляют. Дождь шел всю ночь, перекинулся на утро, и, похоже, собирается медленно и нудно переползти на день. Может, и до вечера доберется.

Наверное, за шумом дождя они не расслышали моих шагов. Я пришел заканчивать отработку, прямо перед дверью в класс Зельеделия остановился, чтобы поправить мантию и услышал обрывок очень интересного разговора. Снейп говорил довольно громко:

- Неужели вы не понимаете, как сейчас выгодна для вас дружба с Поттером?

Я даже слушать дальше не захотел. Конечно, дружба со мной выгодна для всех без исключения, а уж для Малфоя… Мне стало интересно, как он отреагировал на слова своего любимого профессора и я решил подсмотреть в замочную скважину. Хорька было видно очень хорошо. Он бешено строчил что-то на бумажке. Кто же знал, что замочные скважины у Снейпа зачарованы? Мне мгновенно прищемило нос до крови. В голове будто шарик железный лопнул.

Следующее, что помню, это ухмыляющийся Снейп, сующий мне в лицо какой-то флакон. Помогло, конечно, но сейчас ночь, а нос до сих пор болит и пульсирует.

Запись двадцать вторая

Я почти уверен, что это заклятие – изобретение нашего ненаглядного Принца-Полукровки. Стоит мне наклонить корпус вперед градусов на двадцать и кровь начинает идти носом. Снейп сказал, что так целый день будет, судя по тому, с каким довольным видом он это произнес, я и сделал вывод, что это его способ наказать подглядывающего.

Настроение – хуже некуда, я ведь привык наклоняться – когда ем, пишу, читаю. Как и все люди с плохим зрением. От уроков меня никто не освободил, да и с какой формулировкой это было бы сделано? «В связи с тем, что мальчику А был прищемлен нос, мальчик А не может посещать занятия». Бред.

Видимо, дела совсем плохи, раз уж даже Снейп настоятельно советует Малфою со мной подружиться. Я рассказал все Рону, он мне посочувствовал, но, по-моему, он сейчас плохо соображает. У него сейчас другие проблемы. Гермиона, весна, гормоны, веснушки. Обострение всего вышеперечисленного.

Запись двадцать третья

Нос наконец-то в порядке. Пишу вечером, после тяжелой финальной битвы: Гарри Поттер vs Алхимические кастрюльки. Я – победитель, как всегда.

Когда я пришел в класс на отработку, Снейпа не было, один Малфой торчал за преподавательским котлом, помешивал какую-то гадость, шлепая губами – считал обороты. Мне стало интересно, как хорек отреагирует вот на это:

- Драко, Снейп плохого не посоветует, давай дружить! – чтобы эффект был максимальным, я еще улыбнулся и смущенно шаркнул ножкой.

Малфой сразу же задышал как человек, безостановочно пробежавший десять лестничных пролетов. Потом он сощурился и очень четко проартикулировал одними губами:

- Отъебись!

Что ж, весьма предсказуемо. Меня словно кусал кто-то за одно место, я подошел ближе, взял его за локоть и сказал нежно, стараясь заглянуть глубоко в глаза:

- Жаль, Драко, очень жаль.

Видимо, его собственное имя, мной произносимое, действует на него, как красная тряпка на быка. Он дернулся, из котла плеснулось, и хорек оттолкнул меня назад, за доску. Очень вовремя, как выяснилось – раздался небольшой взрыв. Потом, пока дым рассеивался, он попытался постучать моей головой об пол, но, видимо, понял, что бесполезно, и некоторое время просто сидел на мне, отдыхал. Я тоже почему-то не двигался, хотя он был довольно тяжелый. Очки с меня слетели, я видел все очень плохо, но, по-моему, он вознамерился откусить мне нос. Иначе, зачем так жестко фиксировать меня на полу – коленями он сжал мне грудную клетку, а руками прижал мои запястья к вытертому коврику. Наклонился очень низко… Тут меня, точнее, мой нос, в очередной раз героически спас профессор Снейп. Он влетел в аудиторию с криком:

- Поттер, зелье!

Нет, я, конечно, не ждал, что он скажет: «Ну, как вы, мальчики? Не ушиблись?» И почему сразу Поттер?

Запись двадцать четвертая

За окном вороны, похоже, сошли с ума. Орут, надрываются. В гостиной кто-то прилепил очень нехорошую карикатуру, изображающую меня в панике бегущего от толпы девушек. А я-то думал, чего Алекс притихла – она, оказывается, старалась, живописью занималась. Что самое ужасное, она и вправду очень неплохо рисует.

Снейп вчера подробно проинструктировал меня обо всех способах самоубийства, которые ему известны. Это, по его скромному мнению, я должен был проделать с собой сам. Оказывается, я уничтожил какое-то особо милое его сердцу зелье, которое они с Малфоем варили целый месяц. Я пытался объяснить, что моего участия здесь немного, что это его драгоценный хорек такой нервный, но куда там…

Запись двадцать пятая

Чувство вины опять тут как тут. Мы с ним сроднились, нам хорошо вдвоем. Я подумал: оправдывается ли мое существование тем, что кому-то будет плохо без меня? Учитывая мой статус, гораздо большему числу людей будет без меня хорошо. Мое лицо в зеркале – это уже символ чего-то там, мой шрам, очки, цвет глаз – все не мое, не принадлежит мне. Если бы мне было три года, я бы встал утром, в Большом зале, набрал бы полную грудь воздуха и заорал бы во всю мощь своих легких: «Мама, спаси меня, я потерялся!» Проблема в том, что мне чуть больше трех лет, крикнуть некому, хотя, Гермиона подсовывала как-то мне книгу об очистительной природе первобытного крика… Надо будет ее еще раз взять почитать.

Сегодня на зельеделие зашла Макгонагалл и поинтересовалась у Снейпа: «Северус, как ваше зелье? Малфой его уже попробовал? Оно снимает спазм?» Профессор очень ласково и многозначительно посмотрел на меня и довольно громко ответил: «Ничего не получилось, Минерва. Непредвиденные обстоятельства. Сегодня я уже начал варить новое». Тут до меня дошло, что это было за зелье. На месте Малфоя я бы себе не только нос захотел отгрызть, но и, вообще, все бы поотрывал.

Малфой, получается, жертва моей неловкой попытки пошутить. Сейчас жертва сидит, в окно смотрит, похлопывает себя по губам кончиком пера. Задумался.

Итак, я превращаю свой блокнот в мемуары: «Как Гарри Поттер извинялся перед Драко Малфоем».

«Малфой, я не знал, что вы со Снейпом варите».

«Бред, как всегда. Ты и не должен был этого знать. Тебе никто не обязан докладывать. Ты просто оборзевшая скотина с дурацким чувством юмора».

«Не думал, что ответишь».

«Все равно нечего делать, я свою работу уже закончил».

«Ты не сильно удивишься, если я опять попрошу у тебя прощения?»

«Нет, я уже начинаю привыкать к этому».

«Самодовольный придурок».

«Урод неуклюжий».

«Не сердишься, значит?»

Я по памяти записываю, потому что эту бумажку он у меня забрал. Теперь, точно, будет висеть рядом с карикатурой. Это странно, но наши эпистолярные беседы мне даже нравятся. У него красивый почерк.

Запись двадцать шестая

Эмилио снова активизировался. Это, я так понимаю, результат долгого разглядывания карикатуры: я же на ней от толпы девушек бегу. Оно и понятно, куда бегу – по его мнению, к юношам. Вот он и ходит вокруг меня, сегодня мне тост за завтраком намазал джемом клубничным, в кофе немного молока добавил. Все, как я люблю. Я опешил немного от такой заботы. А он молчит, улыбается. И так смотрит – как будто заживо меня глазурью покрывает, перед тем, как откусить. Что делать?

Не нашел ничего лучше, как спрятаться в читальном зале. Сижу, со скуки умираю.

Нет, все-таки я до неприличия предсказуем. Он меня там нашел. Присел рядом и говорит шепотом:

- У вас в Англии всегда весна такая дождливая? – а сам пытается с меня очки снять одной рукой, а другой поглаживает коленку.

- Да, всегда, - говорю и отодвигаюсь метра на два от него по скамейке.

- Чего ты боишься?

Тут я не удержался и крикнул:

- Да отстань ты от меня, ничего я не боюсь!

На нас со всех сторон зашикали, я продолжил уже тише:

- Просто у меня уже есть любимый человек! – помирать, так с музыкой.

Эмилио недоверчиво посмотрел на меня и покачал головой.

- Есть, - говорю, - точно есть! Вон он сидит, у нас тут, в библиотеке, всегда свидания, - и киваю на противоположную скамейку, где вперемешку и с нашего курса сидят ребята и с шестого. Пусть, думаю, гадает, кого это я назвал своим любимым человеком. Но Эмилио, к моему удивлению, долго думать не стал. Я едва удержал на лице скорбно-благочестивое выражение, когда он со вздохом произнес:

- Так и знал, что ты с ним. Вы же смотреть друг на друга спокойно не можете. Блондин и брюнет – классика жанра.

- Какого жанра? – я чудом удержался от искушения сползти под стол и там свернуться клубочком от ужаса.

- Да любого.

Приехали. Фея Динь-Динь, объяви конечную остановку, пожалуйста.

Из блондинов на скамейке восседал только Малфой. И именно в эту минуту хорьку понадобилось неодобрительно на меня покоситься.

- Вот видишь, я был прав, он уже ревнует, - опечалился Эмилио.

- Да, - прохрипел я из последних сил, - он очень ревнивый.

Запись двадцать седьмая

Можно сказать красиво: «И тогда у меня во всем теле, чуть дрожа влажными лепестками, распускается цветок боли», смакуя все л, которые попадаются на язык. Можно сказать просто: «Я слишком рано сел на метлу». Тут уже можно ничего не смаковать.

Мадам Помфри предупреждала, что случится, если я не выдержу прописанный режим. Теперь придется снова пить зелья на основе костероста. Гадость неимоверная, все нёбо немеет.

Соблазну нельзя было не поддаться. Такой день – не слишком сильное солнце, легкая облачность – идеальная погода для полетов. Мне было необходимо отвлечься от всего, что случалось, случилось и еще случится миллион раз со мной на земле, этой чертовой твердыне. Отвлекся довольно неплохо. Сегодня ночь в лазарете, с утра вместо завтрака несколько пузырьков с особенно противными зельями, а потом – хватит отдыхать, добро пожаловать в мир знаний.

Только что приходил Рон. Он в расстройстве – одеколон братьев Уизли, рекламная компания которого проходит под лозунгом: «Один пшик – и ты уже не одинок!» не оправдал его ожиданий. Я подозреваю, что Фред с Джорджем, когда придумывали ароматическую композицию для своего шедевра, просто добавили ослиных феромонов в жидкость для мытья посуды. У Рона на этот одеколон были большие надежды, а мадам Помфри сейчас будет проветривать палату.

Все, спать.

Запись двадцать восьмая

После этого пойла мое горло целый день будет сухим, как гренки тети Петунии. Когда я пришел в спальню за сумкой с учебниками, меня там встретили только жаба Невилла и Малфой. Кому я вру, что больше обрадовался жабе? Мерлин, я же все время покашливаю, как Амбридж. Какая гадость! Убейте меня кто-нибудь, только нежно.

Я знал, что нужно действовать, знал, что Эмилио все равно будет наблюдать за мной, Алекс будет наблюдать за мной – найдется хоть кто-нибудь, кто не будет этого делать? Нет, до истерики мне еще далеко. Когда Гермиона начинает анализировать мое поведение, она все время бесится, потому что нужно, видите ли, учитывать фактор парадоксальности. Вот и утром, без всякого плана – я пришел, увидел Малфоя – все на завтраке, а он сидит на кровати и выдергивает нитки из покрывала. Я прервал это важное занятие вопросом:

- Почему ты не навестил меня, Драко? – вот тут все было идеально: мой голос хриплый и печальный, мой вид помятый и болезненный, в общем, все как надо.

Хорек среагировал правильно: нахмурился и постучал согнутым пальцем по моему лбу. Вот тут мне и пригодился фактор внезапности: легкое постукивание по моей голове неожиданно сильным и болезненным эхом растеклось по всему телу, меня качнуло, и я очень удачно упал к нему на кровать. Головой я, быстро сориентировавшись, приземлился к нему на колени.

Теперь внимание, обещанный парадокс. Малфой не дернулся от меня, как в прошлый раз, а приподнял и сильно прижал к себе. Картина: я полулежу на груди хорька, он меня обнимает, вцепившись в мои плечи, как утопающий в соломинку и тяжело дышит мне в волосы. Странно сейчас это писать, но когда в моей голове окончательно прояснилось, несколько секунд я не двигался, просто закрыв глаза и расслабившись. Потом я внезапно осознал, что это, в конце концов, Малфой. Очень сильно моему прозрению помогло то, что сердце у хорька стучало … как у испуганного хорька. Прямо мне в ухо.

Действие парадокса закончилось, и он вскочил с кровати, попутно скинув меня на пол. На полу было, кстати, почти так же твердо, как на его костлявых коленях. Но холодно.

В теплицах он сел от меня подальше, в напарники ему достался Рон. Так хорьку и надо.

Запись двадцать девятая

Он продолжает вести себя как обычно – то есть, изображает анемичную сволочь королевских кровей. И чего меня так к себе прижимал, спрашивается? Наверное, испугался, что я коньки отбросил. Но, все равно, он ведет себя очень подозрительно. Что-то от меня все время ускользает, я не могу поймать за хвост одну очень умную мысль. Еще пока не понял, какую.

Кикимер перешел с пирогов на итальянскую национальную кухню. Вчера притащил три пиццы, все размером с крышку от мусорного бака. Когда они засохнут, их можно будет использовать вместо зонтов.

В Хогвартс на следующей неделе прибудет комиссия из министерства с грандиозной ревизией. Снейп брызжет ядовитой слюной по этому поводу. Я редко бываю с ним согласен, но сейчас готов подписаться под каждым его словом.

Сегодня оттуда пришел «специалист по профориентации», нас сняли с пар, посадили всех в одну аудиторию и раздали кучу анкет с вопросами, на которые нужно было «ответить максимально честно». Все вопросы – вариации на тему: «Каким я вижу свое будущее?» «Специалист» все время терся возле слизеринцев. По его лицу было заметно, что он очень хочет увидеть, как Малфой, высунув от старательности язык, выводит красными чернилами: «Хочу стать Упивающимся Смертью, как папа». Судя по тому, что крысиное личико «специалиста» застыло в печальной гримасе, никто из слизеринцев не решился на столь сенсационное заявление.

Время уже заканчивалось, а у меня не было ни одного ответа. Пришлось сдать пустые листки.

Рон для смеха написал, что мечтает научиться готовить тако и буррито. Гермиона решила быть с министерством более жесткой. Она написала, что хочет приносить радость и всяческие положительные эмоции простым рабочим людям, и выбирает для этого самый короткий путь – работу стриптизершей в уютном клубе «Гостеприимная дырка». Рон рыдал от хохота, когда Гермиона рассказывала все подробности и нюансы своей аргументации в пользу «Гостеприимной дырки», а не «Горячих лошадок», к примеру.

Запись тридцатая

Сегодня была почти летняя погода. Все сразу забыли про школьную форму, но Снейп не забыл – он выгнал с урока всех, кто рискнул обрядиться в шорты и назначил им взыскания, используя всю мощь своего воображения. Я предусмотрительно расправил закатанные рукава рубашки, чтобы не раздражать его еще сильнее.

В следующие полчаса моя предусмотрительность приказала долго жить. Я опять забыл про перчатки. Снейп радостно улыбнулся и сказал:

- Драко, проводите мистера Поттера в мою лабораторию, там у меня аптечка для таких случаев, найдете.

Профессор, видимо, еще не потерял надежды подружить меня с представителем семейства куньих. Я подумал, что не стоит разбивать его мечтаний, тем более что мне надо обеспечить себе алиби для Эмилио. Тебе, Гарри Поттер, не надоело чушь писать?

Иногда я думаю: кого я обманываю? Пытаюсь играть в какую-то игру, а меня все время выбрасывает в реальность, как рыбу на берег. Когда Малфой сегодня лил мне на руки масло от ожогов, я обратил внимание, что он морщится, как будто ему тоже больно. В детстве у меня был брелок, в котором пластмассовые квадратики мозаики так приятно щелкали друг о друга. Я словно наяву снова услышал этот звук – все кусочки легли идеально. Но почему он тогда меня все время отталкивает? Я вспомнил листки с анкетой – у меня все именно так, одни вопросы без ответов.

Если я напишу, что это за чувство и ошибусь, как никогда раньше, то что? Стерпит ли бумага все ошибки, которые я, несомненно, совершу в огромном количестве? Не хотелось бы это проверять.

Меня слегка мутит. Кикимер принес шоколадный торт, который мы пытались съесть впятером, но ничего не получилось. Останки этого чудовища до сих пор лежат в гостиной. В спальне очень душно, все, кроме меня и Эмилио задернули пологи и устраивают себе прохладный микроклимат. Мне лень, а Эмилио, наверно, нравится жара. Я только что из библиотеки - читал очень интересную книгу: «Введение в сексопатологию». Что и куда вводить, я уже понял. Не очень понятно только, при чем здесь я и что случилось с гетеросексуальным мальчиком по имени Гарри Поттер. Я одного не возьму в толк: мне что, проблем мало, и я себе еще одну выдумал?

Гермиона под впечатлением от моей просьбы – я попросил у нее на время ночной абонемент.

Запись тридцать первая

Эмилио явно не теряет надежды: на выходные он пригласил меня в Париж на джазовый концерт. Я сказал, что уже договорился с Малфоем о том, что мы едем в Лондон и все выходные тусуемся там. Теперь об этом должен узнать Малфой. Не зря же я все «Введение» почти наизусть вызубрил. Теперь я в курсе всех этапов формирования, становления и проявления гомосексуальности. Что касается преобразования знаний в умения… Как-то мне не хочется заглядывать настолько далеко в свое будущее.

Жара продолжается. Все высыпали после уроков в рощу возле озера. Снейп заставил Малфоя и еще трех студентов с пятого курса ловить без магии, руками каких-то жуков. Даже сачков не дал. Сам с хронометром и маленьким серебряным серпом засел в зарослях лопуха. Теряюсь в догадках: он что, занялся тренерской деятельностью? Новый вид спорта – ловля жуков на скорость. Проигравшему - утешительный приз - серебряным серпом по…

Оказывается, Снейп ждал определенного времени, чтобы срезать лопухи с определенным интервалом. Потом, когда он зарылся носом в листья земляники и занес над ними свой карающий инструмент, я решился подойти к их живописной группе и позвать Малфоя. Тот подозрительно быстро и радостно покинул поле битвы с жуками. И вот, сидим мы с ним на травке, хорек раскраснелся от бега и искоса поглядывает на профессора, который накосил уже целый стог земляники.

Я, наверное, с минуту хватал ртом воздух, в результате чего родилось следующее:

- Завтра обедаем на Гриммаулд-плэйс или в кафе пойдем?

Малфой недоверчиво усмехнулся и посмотрел на меня так, будто я сейчас залаял.

- Если хочешь узнать, в чем дело, встретимся после завтрака в общей гостиной, можешь не спрашивать, у меня нет жара.

Завтра проверим, что из этого всего выйдет. Мне как-то не по себе: а что, если он на самом деле захочет узнать, в чем дело? Что мне с ним делать тогда?

Запись тридцать вторая

Меня будто разорвало на десяток частей. Гермиона в очередной раз попыталась вправить мне мозги насчет учебы, а я во время разговора думал, что Малфой непременно придет в гостиную, и одновременно надеялся на то, что ему по пути кирпич на голову упадет.

Я не завтракал. Бесит, что сам себя втравил в какую-то дикую ситуацию: все рассыпается, ускользает, не могу сосредоточиться. Если министерство взялось за Малфоя всерьез, то ему никто кроме меня не сможет реально помочь. Надобность в героях отпала, теперь обществу нужны козлы отпущения. Малфой в этом плане – идеальный, хрестоматийный козел. Это раз.

Я чувствую, что его ко мне тянет. Менее заметно, чем Эмилио или Алекс, или Джинни в свое время, но я уверен (вот сейчас написал и засомневался – так ли я уверен?) что он ко мне неравнодушен. Надо признать, что это не факт. Но я слышу, как изменяется его дыхание и вижу, как сжимаются его губы, когда я подхожу ближе, чем на полметра. Это два.

Другой вопрос: зачем это нужно мне? Как повод, чтобы отвязаться от Эмилио? Ничем не мотивируемое желание спасти невинную овечку (вернее, невинного козлика) от заклания? Или мне просто нравится то чувство внутренней разобранности, беспокойства, которое охватывает меня, когда все сплетаются в клубок – я, Малфой, Эмилио, Алекс, Рон, Гермиона, все, одним словом? Гнилые отмазы, как сказал бы Дадли.

Запись тридцать третья

Предчувствия меня, как всегда, не обманули. Я заснул на диване в обнимку с блокнотом, когда проснулся, обнаружил, что рядом со мной сидит Малфой при полном параде, а в кресле напротив – Эмилио. Не привык человек, видимо, просто так сдаваться.

Я встал, за мной поднялся Малфой. Я взял его за руку, он был к этому не готов и едва не упал обратно на диван. Показательное выступление для Эмилио чуть было не закончилось грандиозным провалом. Я почти насильно впихнул в руку хорьку портключ, чувствуя себя законченным идиотом. В течение дня это чувство возвращалось ко мне еще не раз.

Было странно идти с ним по улице. Не то, чтобы непривычно, а вообще нереально. Я упоминал о том, что Малфой стал идеальным собеседником? Пока мы были в городе, он ограничивался кивками и пожиманием плеч. В доме он молча прошмыгнул в библиотеку, где забрался высоко под потолок и принялся, чихая, листать толстенные книжки. Пришлось приставить еще одну лесенку и ползти к нему. Он удобно устроился, сидя на одной полке и упираясь ногами в другую. Я уселся рядом. Это моя библиотека, вообще-то. Он был в белой футболке со свободным воротом, шея испачкана пылью. Настал момент истины, который испортил Кикимер своими пирогами. Пришлось обедать. Потом Малфой уселся с эльфом перед камином, и они принялись обсуждать меню на ужин. Кикимер блаженствовал – хорек надавал ему кучу указаний в письменном виде.

Я понял. Он просто не хочет этого разговора, вот и пытается его максимально отодвинуть. Я заметил, что он очень смешно создает видимость занятости – тяжело вздыхает, отбрасывая волосы со лба, и торопливо конспектирует какую-то чушь, будто у него совсем не осталось времени на всякие глупости.

Тоже мне – тихие игры семнадцатилетних мальчиков, сидим, друг напротив друга, и одинаково строчим – каждый в своих бумажках.

Наконец он, видимо, почувствовал мой взгляд и вопросительно вскинул брови.

- Обсудим сложившуюся ситуацию? – он обреченно вздохнул и кивнул, придвигая ко мне лист пергамента.

- Ты в курсе министерской комиссии на следующей неделе?

«Естественно. Мне от тебя никаких подачек не нужно. Прими как должное – я спасаю тебя от горячего испанского парня».

- При чем здесь подачки? И еще испанского парня приплел…

«У тебя комплекс героя – обязательно надо кого-нибудь спасти минимум раз в полгода. Меня спасать не надо, я сам справлюсь. А то, что ты бегаешь от Эмилио, только слепому не заметно».

- А чего ты тогда пришел? – я совсем запутался.

«Может, мне тоже хочется почувствовать себя героем и кого-нибудь спасти?»

- Издеваешься? Ты висишь на волоске, Снейп весь издергался – с его репутацией он ничем тебе не сможет помочь.

«Я же говорил – не надо меня спасать». И улыбается презрительно.

- Но ты же спасаешь меня от нежеланного общества.

«Я сам по себе тоже общество не очень-то желанное».

- Ну, получше уж, чем Эмилио! - брякнул я.

«Спасибо за комплимент, Поттер!» - он странно посмотрел на меня, поднялся и опять ушел в библиотеку.

Запись тридцать четвертая

Все-таки, дом странный. Иногда мне кажется, что существуют комнаты, куда он меня не хочет пускать. Портрет миссис Блэк молчит. Все были просто счастливы, когда узнали, что и нарисованные люди могут впадать в кататонию. Надеюсь, она из нее еще не скоро выйдет.

Сегодня, после того как хорек от меня сбежал, я пошел бродить по дому. Обнаружил много интересного, в том числе, зимний сад на крыше. Сейчас сижу здесь, среди гигантских растений, отдаленно похожих на монстер тети Петунии.

Мне все время раньше казалось, что в моей жизни чего-то не хватает, а сейчас я все чаще думаю, что слишком много лишнего. Не замечал раньше за собой склонности к подобным лирическим отступлениям.

Запись тридцать пятая

Малфой к ужину вырядился как на прием к королеве, но надо отдать ему должное, даже не скривился на мою белую футболку с пятнами от кетчупа. Он сидел очень прямо и держал в руках салфетку, свернутую корабликом. Мне захотелось подойти к нему и сделать глупость, например, отобрать накрахмаленную тряпку, чтобы он хоть как-нибудь отреагировал или просто посмотрел на меня. Он вообще сегодня не поднимал на меня глаз.

Кикимер не торопился с ужином, видимо, готовил что-то грандиозное. Когда он внес блюдо с крошечными птичками, переложенными вишней и какими-то черными комочками, вид у него был сказать торжественный – не сказать ничего. Почти экстатический – как во время молебна. На вопросительный взгляд Малфоя он удовлетворенно кивнул и гордо произнес:

- Я перебил цену на эти трюфеля у эльфов самого Бекинсейла.

Так вот что это за черные комочки. Что это за еда, ради которой аукционы проводятся? Пахло приятно и на вкус вполне прилично, но не до такой же степени… Видимо, мне не понять. Вишню Кикимер исхитрился чем-то нафаршировать, я не понял чем, а спросить постеснялся. И кто такой, интересно, Бекинсейл?

После ужина хорек прошмыгнул в свою спальню. Мне стало интересно – что он там делает? Смешно, перед тем, как подняться к нему, я некоторое время убеждал себя в том, что мне скучно, что мне необходимо общение, что это мой дом, я могу зайти в любую комнату в любое время… Глупо. Он мне интересен, да.

Когда он молчит, можно подумать, что он… Не знаю, добрее, что ли, лучше, не такая зараза, какой является на самом деле. Можно придумать себе другого, идеального Малфоя. Правда, рано или поздно все встает на свои места.

Запись тридцать шестая

Из-за закрытой двери его комнаты доносился грохот – как от падающей мебели. Скорее всего, он опять пытался освоить невербальную магию. Это у него плохо получается. Да и у меня не очень. Я постучал. Все мигом затихло. Через секунду бледная моль с величественным видом распахнула дверь. Его волосы очень странного цвета – абсолютное отсутствие цвета. Как комок паутины. Такой аккуратно причесанный комок. Ну, чисто альбинос, если бы не глаза. И вот сейчас этот недоальбинос моргает на меня, палочку на кровать отбросил. А кровать вся в книжках – палочка скатилась по ним куда-то вниз, в пыльное подкроватье. Мы полезли ее доставать, хорек немедленно принялся чихать, в общем, возились долго. Когда мы выбрались из этой страны детских ужасов – Подкроватья, я позвал Малфоя гулять. Да, я сделал это. Я просто не мог допустить такой несправедливости – пригласил человека в гости и не развлекаю его… Согласен, звучит не очень убедительно.

Когда мы вышли из дома, было уже около девяти вечера. Некоторое время мы просто шли вперед, куда вела дорога. Малфой изредка останавливался возле витрины или возле загаженного голубями памятника, внимательно осматривал объект и двигался дальше. Я не заметил, как стал отставать от него все больше и в какой-то момент понял, что стою на тротуаре один и уже в третий раз перечитываю полуободранную, пожелтевшую афишу. Я стал оглядываться в поисках Малфоя. Смеркалось, так и хочется написать, что хливкие шорьки пырялись по наве, но думаю, это просто мусор в кустах шуршал от ветра.

Я знаю, так бывает: стоит возле стены совершенно чужой человек, держит в руке чашку чая на блюдце, с кем-то разговаривает, смеется. Потом он смотрит на тебя поверх своей чашки, делает глоток – и все, твой мир перевернулся. Еще глоток – и…

Это глупо, но мне всегда хотелось почувствовать что-то подобное. Только что я стоял и думал о том, что этот концерт пришелся как раз на мою кому, а теперь в панике оглядываюсь, кручусь вокруг своей оси, и все эти сумерки, незнакомая улица…

Я пытаюсь понять, проанализировать – почему я так обрадовался, когда его нашел. Сердце так ухнуло, как комета. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, перед каким-то хреном в пальто и тоже оглядывался. Я еще подумал, жарко ведь, зачем пальто? Когда Малфой меня увидел, у него стало такое лицо… Я сейчас все так подробно описываю, потому что рисовать не умею. Есть такое выражение: «Его глаза потемнели от гнева». Это все фигня – или освещение изменилось, или зрачки расширились.

Я думаю, у него зрачки расширились, как у кота в темноте, вот и получился такой эффект - будто глаза потемнели. Я подошел и сказал как всегда первое, что пришло в голову:

- Давно ждешь? – Малфой схватил меня за локоть и потащил в сторону от этого типа, а мужик внезапно обрадовался и забормотал какую-то чушь: «Еще двадцатку и я только посмотрю».

Мне показалось, что у меня будет ожог, хотелось локоть сунуть под холодную воду – такая горячая была у него ладонь. Все, я становлюсь сентиментален и чувствителен к прикосновениям, как томная красотка. Еще чуть-чуть – и упаду в обморок, взмахнув кринолином.

Поиск по сайту: