Глава 4. Запись пятьдесят первая

Запись пятьдесят первая

Они тянут кота за хвост. Обвинение зачитали очень смущенно, деликатно пригласили завтра «на беседу», принесли мне воды и кофе, каждые три минуты один придурок спрашивал, не хочу ли я к кофе дополнительный сахар. Атмосфера, как пишут в романах, сгущалась. Я спросил, не будут ли наши с Малфоем дела объединены, они ответили, что юристы решают этот вопрос. Потом меня попросили покинуть Министерство. Сделано это было тоном стюардессы: «Пристегните ремни, мы входим в зону турбулентности». Видимо, я внушаю им трепет и провоцирую дрожание колен.

Жаба Невилла издохла. Испустила дух прямо рядом с миской «витаминного салата». Похоронили ее в болотце, Рон сказал прощальную речь, что храбрый жаб возвращается в свою родную стихию и дальше что-то лирическое. Вообще, все животные ведут себя странно – жаба умерла, кот Гермионы сегодня ночью пришел к нам в спальню и растянулся на мне. Лежит, тяжеленный, распределился по всей спине, и когти выпускает при малейшей моей попытке перевернуться набок. Я начал звать шепотом Рона на помощь, потому что невозможно же спать в таких условиях. А он отвернулся, пробормотав сквозь сон: «Просто позволь ему любить тебя». Дурдом.

Причем еще Охотник подгадил – в самом прямом смысле этого слова. После предъявления обвинения я вернулся в школу очень голодный и очень злой. Сижу, активно ужинаю, и тут подходит Снейп. Как всегда – бесшумно и со спины, иногда мне кажется, что по-другому он просто не умеет.

- У вашего ястреба дурные манеры, Поттер.

- Что, - говорю, - случилось, профессор?

- А вы не обращали внимания, что когда он приносит вам почту в Большой зал, то всегда делает круг почета над преподавательским столом? Причем старается пролететь над моим местом.

- Нет, я не замечал, он очень быстро летает, за ним не уследишь.

- Сегодня вечером будете убирать следы его быстроты за моим стулом. Радуйтесь, что я вас свои испорченные мантии стирать не заставляю.

И это еще только начало. Когда он доставал из кармана мантию-невидимку, я уже знал, что месть его будет страшной, мелочной и очень долгой. Мой отец пользовался мантией, когда замышлял «шалость и только шалость», а мне теперь расхлебывать. Не объяснишь же Снейпу, что я-то никаких шалостей не замышлял никогда.

Запись пятьдесят вторая

Рассказал Рону про активность Охотника над преподавательским столом. Он ржал до икоты, потом, отсмеявшись, сказал, что заметил, как в последние два дня Снейп за завтраком, обедом и ужином яростно испепеляет меня взглядом и время от времени машет палочкой себе за спину. Это он, значит, мантию себе чистил. Мерлин, теперь я представляю, что он подумал… С него станется вообразить, что я где-то за дикие деньги приобрел особо натренированного ястреба. Специально выдрессированного и натасканного на одного битого жизнью профессора зельеделия – чтоб гадить ему на спину и портить аппетит. Ну, это же смешно.

Я пытаюсь, пытаюсь. А сам все думаю: там, где его держат, наверное, нет зеркала. Но ничего, он и в кружку с водой смотреться может. Он довольно терпелив, выдержит еще пару дней. Надеюсь.

Запись пятьдесят третья

Чуть не проспал знаменательный день. У меня существует огромное желание – поскорее со всем закончить, уехать на побережье и побродить по мелководью, загребая ногами водоросли. Школа, экзамены, Малфой – одна необратимость. Что остается мне? Несправедливость, необходимость, сплошные приставки не.

Даже не смей, Поттер, даже не думай! Да, ты нюхаешь его подушку, ты пал низко, но не до такой же степени, чтобы писать стихи. Это самое дно! Оттуда еще никто не вылезал – всем настолько стыдно.

И о чем я думаю? Мне сейчас идти страдать за униженных и оскорбленных, а я бумагомарательством балуюсь.

Снейп предупредил, что мне нужно будет произвести максимально положительное впечатление на Уизенгамот: «Причешитесь хоть раз в жизни, завяжите галстук нормально, а не морским узлом, меч Годрика брать с собой не обязательно…» - в общем, опять в своем духе напутствовал.

Министерство, этот зал опять, кресло с железными подлокотниками. Представляю, сколько народу набежит послушать историю о том, «как все было на самом деле». Только бы этот модифицированный Веритасерум меня не подвел.

Запись пятьдесят четвертая

Они немного сменили тактику: теперь меня провели подвалами к залу заседаний Уизенгамота, но и в подвалах меня успели пару раз ослепить вспышкой. Снейп улыбнулся в сторону вспышек и щелканья, тут же, как следствие его нечеловеческого обаяния, послышались торопливые удаляющиеся шаги, переходящие в галоп.

Теперь выясняется, что заседание суда перенесено на другое время без предупреждения. В лучших традициях. Ждать еще три часа, мы пришли слишком рано. Надо было перед уходом навести порядок в вещах, а то мало ли что…

Ко мне, чувствую, крадется паника. Вместе с паникой рука, можно сказать об руку, в маленькую офисную каморку, где мы втроем сидим, прошествовал… Кто бы вы думали? А я еще волновался, что он страдает без зеркала. И так гордо шагает, независимо, впереди своего адвоката. А вот фиг тебе, нет здесь репортеров.

Увидев меня, Малфой нахмурился и поджал губы – ни дать, ни взять, тетушка Петунья во время выщипывания бровей. К нему сразу же подлетел Снейп (на крыльях любви, не иначе) и принялся шептаться с его адвокатом, на меня поглядывая.

Адвокат мне сразу не понравился – весь такой лощеный, с прищуром нехорошим. Жгучий Брюнет, одним словом. Такому если в глаз, то только монокль. И хорька держит за руку чуть повыше локтя и … э-э-э… Нет, я не нахожу слов. В общем, он его гладит по руке, а хорек к нему плечом прислонился. И Снейп над ними порхает, как Купидон. Одна профессор Макгонагалл сохраняет свой обычный облик. Хоть ей спасибо.

Какое мне, в конце концов, дело, кто там кого гладит. Пусть хоть все складки друг на друге разгладят. Мне нужно сосредоточиться. Представить, что я расшнуровываю кроссовки и шнурую их заново, складываю кораблик из газеты, мою парадный сервиз в доме у Дурслей. Очень тщательно, нельзя поцарапать позолоту, а сколько на нем налеплено мелких фарфоровых завитушек! Одни крошечные золоченые кисти винограда на чашках чего стоят. Когда их отмываешь, так и ждешь, что в окошко постучится твоя крестная фея и даст дяде Вернону тыквой по башке.

Потом я представляю свою любимую картину. Она дурацкая, но единственная. Утро. Я встаю с постели и иду на кухню. Солнце светит сквозь желтые шторы. На столе стоит чашка с кофе – простая белая и круглая чашка. Кофе очень горячий и с коричневой пенкой. Вот и вся картинка.

Хорек недовольно смотрит на меня, будто я утащил у него из-под носа горшочек с золотом лепреконов или пригласил на танец его любимую девушку. Он не выглядит осунувшимся, он такой, как всегда. У него самый лучший адвокат. У него я. Только он, кажется, этого еще не понял и сидит с высокомерно вздернутым носом.

Теперь я понимаю, что мне просто страшно, и спина заболела так некстати. Пытаюсь сесть удобнее, но стулья в Министерстве мало для чего приспособлены. Не для комфортного сидения, точно. Снейп ворчит, чтобы я прекратил возиться, Малфой пристально на меня смотрит, покусывая губу.

Я постараюсь упростить все до точки в конце предложения.

Запись пятьдесят пятая

Проснулся с третей попытки. До этого пробовал открыть глаза, пробовал идентифицировать нежно-цветную муть и безуспешно проваливался обратно. Когда я проснулся окончательно, отыскал на тумбочке очки и огляделся, то цвет стен и дверей ненавязчиво подсказал мне, что я в больнице. Я уж подумал, что все, добро пожаловать в мир мягких стен и приветливых медсестер, но рядом с очками лежала моя палочка, блокнот и еще куча мелких вещей из моих карманов. Я тут же принялся подкармливать чернилами свою графоманию.

1. Болит спина.

2. Руки плохо слушаются.

3. Хочется пить.

Помню все очень хорошо. Как вошел в зал, как все зашуршали сразу, зашептались, заулыбались так понимающе. Меня посадили на очень холодный стул и дали стакан воды с Веритасерумом. Я старался отвечать как можно медленнее, чтобы меня не несло, как фанеру над Парижем. Рассказал все, что помню, в подробностях. Потом начал заговариваться:

- Я своими глазами видел, что делал он, и что делали с ним.

- Вы все еще верите своим глазам?

- Мне больше нечему верить.

И дальше я выдал что-то чувствительное, типа, как я устал, вы все тыловые крысы с жирными задами, идите, поливайте свои газоны, дайте нам спокойно сдать экзамены… Очнулся уже здесь. Палочку мне оставили, значит, я не под арестом. Значит, все прошло нормально? Если, конечно, не брать в расчет модифицированный Веритасерум, который успешно вынес мне мозг.

Запись пятьдесят шестая

Несколько вещей, которые меня особенно волнуют на данный момент:

1. Сняли ли с меня обвинение?

2. Когда меня выпишут?

3. А вот этого я писать не буду, он меня совсем не волнует.

Приходили Рон с Невиллом, принесли кучу домашних заданий, явно по указке Гермионы. Как будто я буду их делать! Рассказали, что все возмущены моим арестом, общественность решила выразить недоверие Министерству, все складывается как нельзя лучше. Лучше ведь и в самом деле нельзя. Хорек ни разу не пришел. Даже Снейп меня навестил, долго рассматривал мои зрачки, потом тихо пробормотал что-то насчет чересчур крепкой головы. Я в престижной больнице в Италии, все просто здорово, мне уже дышать трудно от обилия букетов, когда поднимается ветер, то в окно мне стучит оливковая ветка. Эмилио прислал такую огромную коробку со сладостями, что она не влезла в дверь, я писал, что хорек не приходил?

Гермиона наконец-то принесла мне газеты. Официально все счастливы, обвинения со всех сняты, «недоразумения прояснены и извинения принесены». Мой арест «вызвал небывалый резонанс в обществе». Значит, пока я тут лежу, все с возмущением резонируют.

Завтра я выписываюсь. Кикимер достал медперсонал своими «ненавязчивыми» советами, Охотник разбил сегодня второе окно – очень энергично стучал клювом, просился в комнату. Невилл приносил свою новую зверюшку, пытался познакомить ее с Охотником. Гермионе пришлось накидывать на ястреба одеяло, он так страшно клекотал – очень хотел пообедать упитанной луговой собачкой. Сначала я думал, что это хомяк-переросток, но нет, все гораздо поэтичнее – луговая собачка. Что самое смешное, у нее почти такие жесты, как у Невилла – хомячина, стоя на задних лапках, складывает на груди передние и с озабоченным видом крутит головой: «Не забыл ли я чего?»

Я писал? Да, кажется, писал.

Запись пятьдесят седьмая

Я здоров. Даже слишком. Совместная аппарация со Снейпом только придала мне сил. В Хогсмиде я купил себе футболку в магазине у близнецов. На ней кадр из фильма «Челюсти» с игриво подмигивающей акулой. Фред всучил мне флакон их нового одеколона в качестве бонуса и насыпал полные карманы леденцов. Видимо, он считает, что я немного притормозил в умственном развитии.

В спальне никого не было, я пришел в разгар учебы. Выгреб конфеты из карманов, снял ботинки. Малфоевская кровать аккуратно заправлена, на его тумбочке вода и какие-то флаконы. Горлышко лечит.

Мягко говоря, глупо – чего я себе только не навоображал за те два больничных дня. Что он, как в плохой книжке, присылает мне письмо, что он приходит ночью, когда я сплю, и сидит возле кровати, поправляя мне подушку. Полночи пялил глаза в темноту, никто не пришел. Самому же смешно.

Я думаю, что записывая все это, мешаю сам себе. Нужно просто подойти к нему и спросить, а не разводить круги на воде. Профессионально занимаюсь разведением кругов на воде. А вот, кому круги на воде? Очень легко быть смелым, когда в комнате никого нет. Чувствую, луговой собачке Невилла не выжить – Косолапус смотрит на нее, не отрываясь, у животных есть такой взгляд, когда они просто выжидают нужный момент, чтобы броситься на жертву. По сути, жертва обречена, она уже мертва, поэтому в глазах хищника такая пустота. Так, кажется, это была патетика и попытки популяризировать некоторые философские вопросы.

Чувствую, что если сейчас лягу спать, то пропущу все самое интересное.

Запись пятьдесят восьмая

Я же говорил. Хотя, обычно так восклицает Гермиона. Я точно знаю, что ничего не могу изменить, мне нужно радоваться тому, что есть на данный момент. Хорошо, что все по-прежнему. Что я хотя бы знаю, что сейчас он придет с практики по зельям. Не хочу думать, на кого я становлюсь похож.

Во что превратился мой блокнот? В стену плача? Ежестраничные жалобы и невроз за неврозом. Никто не виноват в том, что я чувствительный идиот с богатым воображением. Кажется, на первых страницах я писал о том, что Малфой великий стратег и тактик – значит, я все знал с самого начала и мне некого винить.

Предыдущие два абзаца – результат действия мощной дозы успокоительного.

Запись пятьдесят девятая

Скажем нет фармакологии и зельеделию, скажем да производителям алкогольной и табачной продукции.

1. Открытие нового магазина братьев Уизли.

2. Праздновалось без родителей.

3. Я упал в фикус.

4. Рон изображал Снейпа перед Снейпом.

5. Пункты можно продолжить, но я хочу спать. Очень сильно.

Запись шестидесятая

Такие истории нужно рассказывать вечером, перед камином, когда вокруг сидит толпа первокурсников с открытыми ртами и оттопыренными для лапши ушами:

- И вот идем мы с Роном по коридору ночью, не то, чтобы пьяные, а так, слегка… - здесь нужно небрежно поморщиться, чтобы всем стало понятно – на самом деле-то о-го-го, еще какие пьянущие. – И тут вдруг, откуда ни возьмись, - пауза, «страшные» глаза, резко повысить голос, - Снейп! – все испуганно охают.

Может, если бы и мы испуганно охнули, то избежали бы такого скандала. Мы совершили ошибку – начали ржать, а Рон еще усугубил все – начал повторять за Снейпом снейповским голосом:

- Поттер и Уизли, что за ночные прогулки? Да вы пьяны! – потом он попытался элегантно взмахнуть мантией, запутался в ней и позорно завалился на профессора.

Тот слегка опешил от такого представления, но быстро опомнился и зашипел что-то про исключение без права восстановления и еще много всякого разного наговорил. Потом он дотащил нас до гостиной и бессердечно бросил на пороге замерзать. Кто меня внес в спальню, раздел и даже уложил под одеяло – не помню. Скорее всего, добрая фея постаралась.

Сегодня с Роном решили, что загнем про состояние аффекта, больше ничего придумать не можем. Гермиона отказалась сформулировать нам достойные объяснения нашего вчерашнего состояния и вообще отказалась разговаривать. Вроде бы, в состоянии аффекта человек не осознает что делает, не контролирует себя, или я что-то путаю? А ведь впереди еще экзамен по зельеделию.

Голова болит, спать хочется, но лучше я все сейчас запишу. Я не ждал от него благодарностей, я сделал бы все и так, даже если бы ничего к нему не испытывал. К тому же, потом и за остальных «неблагонадежных» бы принялись, и до меня бы очередь дошла. Хорошо, что к моим показаниям под Веритасерумом теперь никто не подкопается, не смогут больше ничего на провалы в памяти списать. Почему он не смотрит на меня? Быстро уходит, когда я случайно оказываюсь поблизости. Что я сделал не правильно? Я поступил так, как счел нужным, от меня ждали именно этого, я не мог иначе.

Запись шестьдесят первая

Сижу на крыше, вот бы еще надувной матрас сюда. Макгонагалл сказала, что не ожидала от нас с Роном такого. От кого угодно, говорит, ожидала, но только не от вас. Наверно, раньше мы были для нее образцом нравственности, а теперь – среднестатистическая шпана. И еще перед Снейпом Рону надо будет извиниться. Профессор уже взыскание для нас придумал. Всю ночь, наверное, не спал.

После уроков я перебирал и сортировал его драгоценные гербарии в душной каморке за классной комнатой, и буду, похоже, этим заниматься до конца своей жизни. Рону досталась работка поинтереснее – он сидит в библиотеке и делает специализированный каталог работ по зельеделию с аннотациями и развернутыми комментариями. Снейп не принял у него еще ни одного комментария.

Спина болит – я несколько часов сидел, не меняя позы. Девиз нашей школы начинается с его имени. Draco dormiens numquam titillandus. Лежу на теплой крыше, Охотник рядом сыто нахохлился, переваривает ужин. У меня такое чувство, будто я выдыхаю самого себя в воздух, пустею на глазах, лень пошевелиться.

Я ни к чему не готов, ничего не учил, мне все время хочется спать. Белоснежке пора в свой хрустальный гробик. Макгонагалл не смогла сдержать напор общественности и завтра у меня две пресс-конференции и шесть интервью. Прижать его к стене, только внезапно, чтобы не успел вывернуться, на его коже тогда обязательно останутся синяки. Это все время со мной, на границе сознания, за гранью, где-то там еще.

Никогда бы не подумал, что способен на такое. Мне уже надоело постоянно думать о нем, я держусь за него, как слепой за свою тросточку, это раздражает. Еще немного, и я выпущу сборник сонетов под названием «И мое сердце поет, о, так горестно». Или под утро, когда все спят особенно крепко, часа в четыре, подойти к его кровати и… Дотронуться до его волос? Приподнять край одеяла и изящно скользнуть к нему в объятия? Придушить его гриффиндорским галстуком? Измазать зубной пастой? Поцеловать в мягкие, сонные губы? Нет, лучше придушить. Сначала измазать, потом придушить.

Запись шестьдесят вторая

Сижу на нумерологии. Интересно, если эрекция длится больше часа, это нормально? Не идти же с этим к мадам Помфри. Снейп сегодня сделал доброе дело – спас меня от последней пресс-конференции, заявив Скиттер, что не намерен отпускать меня с практического занятия. Дальнейшие кулинарно-химические мучения прошли бы, наверное, безболезненно, если бы не одно но… Профессор поставил меня в пару с Невиллом, который занимается за одним столом с Малфоем. Хорек настолько крут, что не нуждается в партнерах на практике. Все сам делает, Мерлин, о чем я думаю? Точно, не про зельеделие. Так эрекция никогда не спадет.

Картина: я в панике режу корешки, Невилл пытается измолотить в пудру какой-то желтый сгусток, похожий на застывшую смолу, а Малфой рядом с каменным лицом уже помешивает нечто, очень похожее на зелье Мгновенного запечатывания в последней стадии готовности. Сзади очень символично пристроился Эмилио. Он, пользуясь тем, что Снейп вышел из класса, наклонился ко мне и методично подсказывает очередность закладки компонентов, иногда ласково проводя рукой по моему плечу. Потом он, увидев, что обе мои руки заняты колюще-режущими предметами, стал отводить мне волосы от лица, сказал, что может сегодня вечером сделать мне «стильную стрижку», так как «нельзя прятать за волосами такие красивые глаза». Я периодически уклоняюсь от длинных рук Эмилио, заваливаясь на хорька. Вы услышали краткую историю появления эрекции у Гарри Поттера на уроке зельеделия.

Дальше было все чудесатее и чудесатее. Я заметил, что Малфой наблюдает за тем, как Эмилио игриво щекочет мне шею веточкой вербены. Мои руки были по-прежнему заняты, но я уклонялся от поползновений как мог, иногда я использовал весь подаренный мне высшими силами запас хитрости и прятался за хорька, который уже закончил зелье. Пару раз он легонько оттолкнул меня, потом, раздражаясь все больше, стал отпихивать Эмилио, вырвал у него из рук ветку, подошел к окну и выкинул ее в форточку. Эмилио понимающе усмехнулся, перегнулся через свою парту и стал шептать, прижимаясь губами к моему уху:

- Хочешь, я вызову его на дуэль? Как хорошо от тебя пахнет, - и еще какую-то чушь, часть из которой явно услышал Малфой.

Я в растерянности пытаюсь хоть как-то закончить зелье, от Невилла никакой помощи – но это даже к лучшему, Эмилио устраивает показательные игрища, а Малфой медленно накаляется, нервно дергая под столом ногой. Сначала я думал, что он опять бесится оттого, что приходится сидеть почти вплотную со мной, но потом я заметил, как странно он смотрит на Эмилио. Почти как на Петтигрю. Почтенная публика, конечно же, знает, что Малфой сделал с Петтигрю. В газетах не печатают таких фотографий. Я уж думал, сейчас прольется литров пять горячей испанской крови, но положение спас, как всегда, профессор Снейп. Он вошел точно в тот момент, когда:

1. Невилл упрашивал Гермиону налить немного ее зелья в нашу колбу, чтобы подсунуть ее Снейпу на проверку вместо светло-фиолетового недоразумения, плескавшегося в нашем котле;

2. Эмилио пытался сделать мне массаж шейно-воротниковой зоны;

3. Малфой, от ярости зеленоватый, как вечернее небо Прованса, взял в руки свой котел с готовым зельем и уже прицеливался им в Эмилио;

4. Я тупо уставился на леденцово-розовые губы Малфоя, почему-то думая, что мне очень хочется конфет. Сосательных.

Какое буйство красок, какие нежные оттенки, не правда ли? Плюс темное пятно мантии Снейпа, который одним взглядом умудрился пресечь зарождающееся насилие в мирных студенческих рядах. Длительность моей эрекции немного меня смущает. Неужели придется выйти посреди урока?

Запись шестьдесят третья

Хорошо, что мой позор на нумерологии остался незамеченным. Онанизм в туалете, во время урока, из открытого окна дует, вода шумит в трубах – есть в этом во всем что-то тоскливое. Но когда я прислонился отдышаться к двери кабинки, на меня снизошло озарение. Я самого себя наматываю на катушку, я уже скоро кончусь, от меня ничего не останется, но у меня же еще есть мои хваленые удача и везение. Забавно рассуждать об этом со спущенными штанами, мокрой рукой и вспотевшим лбом. Я не буду ничего планировать, просто мне надо застать его в одиночестве и будь что будет.

Запись шестьдесят четвертая

Персиковый пирог Кикимера прошел на ура. Удивительно, как мало надо этому эльфу, чтобы перестать стонать: «Я никому не нужен, обезглавьте меня, хозяин!»

Подкараулить Малфоя в одиночестве у меня не получилось. Зато получилось кое-что другое. Я назначил ему свидание. Сделал из пергамента рыбку и сунул ему в карман мантии. Большим идиотом я себя никогда не чувствовал, а если он в карман сегодня вообще не полезет? А если он сегодня отдаст мантию в стирку или выбросит ее на помойку?

Попробуем рассуждать здраво: у меня всегда есть шанс опять свалить все на состояние аффекта. Я ведь на самом деле не очень хорошо помню, что я ему там написал. И гениально сложил свое творчество в форме рыбки, куда уж романтичнее? Только сердечко на бархатной бумаге, надушенное жасмином: «Ты держишь в руках мое сердце, осторожней, не разбей!» Какая гадость. У меня один выход: пока не поздно, оглушить хорька и выпотрошить его карманы.

Запись шестьдесят пятая

Опять на крыше. Тепло, звезды, лежать в кои-то веки удобно. И сердце больше из ребер не выламывается. Не откажу себе в удовольствии расписать всю экзекуцию поэтапно.

Часов с шести я засел в зарослях боярышника возле самой дальней теплицы, которая своим боком почти соприкасалась с границей Запретного Леса. Немного погодя, хотя встреча (я больше никогда не произнесу вслух слово «свидание») была назначена ровно на девятнадцать часов, на дорожке показался Малфой. Он медленно шел к пункту назначения, загребая ботинками гравий. Еще он в задумчивости жевал бумажный рыбий хвост, то есть, записку мою жевал. Мне нестерпимо захотелось потихоньку убраться куда-нибудь подальше, и пусть хорек стоит тут в одиночестве до темноты, но я мужественно вылез из кустов. И тут – сюрприз, смотрите, кто заговорил! Вернее, зашептал:

- Поттер! Ты чего так рано? – это были его первые слова.

Я даже не нашел, что ответить, только подошел к нему ближе. Он говорит! Тихо, хрипло, но говорит.

- Чего уставился, давно не видел? – хорек начал нервничать.

- Давно. Соскучился очень.

- Ночей не спишь? В подушку рыдаешь? – он самодовольно улыбнулся. – Мальчик-об-которого-я-вытер-ноги. Нравится, когда тебя используют?

- Да, - говорю, - нравится.

Тут он даже слегка затрясся от ненависти:

- Я тебя ни о чем не просил, никогда ни о чем. Я бы сам со всем справился. Чего ты вечно везде суешься? Спешите видеть, новая разработка: Гарри Поттер – удобная анальная затычка. Какого черта ты полез со своими показаниями и обмороками в Уизенгамот? Я тебя ненавижу, - он отвернулся и отхлебнул чего-то из бутылочки.

- Что это? – я попытался через его плечо рассмотреть флакон.

- Лечение, идиот. От шепота связки сильнее напрягаются, чем от крика.

- Тогда, - говорю, - лучше кричи.

- Не могу, - он пожал плечами.

Я подготовил для такого случая целую речь. О том, что делал это совсем не для него, что он зря трясет передо мной своим оскорбленным аристократизмом, что это был мой долг и так далее. Но вот он стоит передо мной, такой обычный, хмурый, прилизанный, рассматривает свои ботинки. Куда делись все мои слова?

- Давай рассуждать здраво, я это не для тебя сделал. Ты мне ничего не должен, я позвал тебя не за этим. У меня всего один вопрос. Что было там, в палатке? В лесу, когда мы прятались от комиссии, - сумбурно начал уточнять я.

- Ты о чем? – он отвернулся и сунул руки в карманы брюк.

- Ну, вот об этом, - я постарался сделать так же, как он тогда. Может, у меня получилось хуже, я сильнее прижался губами к его губам, еще я совершенно зря схватил его за рубашку и нечаянно оторвал верхнюю пуговицу. Зачем я полез к его пуговицам?

Сейчас я пытаюсь все восстановить посекундно, но ничего не помню. Губы у него были сухие, немного царапались сначала. Кожа прохладная. Он меня схватил за плечи и оттолкнул, я даже о стену стукнулся. Я не смогу описать, что почувствовал. Просто не смогу. Обычный психический шок, он же эмоциональный паралич – таких красивых слов я в Св.Мунго набрался. Слышал, как шуршит гравий под его ногами. Сидел возле стены и крутил в пальцах травинку.

Он сейчас утверждает, что вернулся ровно через минуту, но я думаю, что прошло гораздо больше времени.

Он вернулся, красный, как спелый помидор, сел рядом, схватил меня за руку и начал чего-то хрипеть, я еще подумал: «Мерлин, хоть бы он заткнулся!» Весь смысл его монолога сводился к тому, что себя он ненавидит больше, чем меня, что он устал смотреть исподтишка по утрам, как я одеваюсь, что сегодня ночью он чуть не придушил Эмилио подушкой, и что он тысячу раз не просил моей помощи. Я пробовал вставить хоть слово, но его будто прорвало. Тогда я снова поцеловал его, подумав, что если он и на этот раз толкнет меня, то я ему просто нос сломаю. Но Малфой, по-видимому, только этого и ждал. Он сразу дал волю не только рукам, но и губам, языку. Мы довольно долго возились на земле в нелепых позах. До меня опытным путем дошло, что тогда, в классе зельеделия, он вовсе не хотел откусить мне нос. Затем я узнал, что он любит щекотку – не сильную, нежно губами за ухом, спускаясь ниже к шее, любит все, что я делаю, и как я это делаю. Ему нравится, что я не подстригся. Тогда ночью в душе он хотел запереть дверь и вылизывать меня, пока я не закричу. От такого обилия новостей у меня голова пошла кругом.

Я сижу сейчас, прислонившись спиной к его спине, и мне удобно, как никогда раньше. Не думаю, что буду продолжать писать свой дневник. Это отнимает слишком много времени, он сказал, что я запустил учебу. Он смеялся, уткнувшись мне носом в живот, когда я рассказывал, как Рон кривлялся перед Снейпом. Он не признается, но я думаю, что это он дотащил меня до кровати. Он… Драко.

Поиск по сайту: