ГДЕ МЫ?

I

6 августа 1965 г. кабинет в Капитолии едва смог вместить собравшихся в нем белых и негритянских руководителей. Было отмечено хорошее настроение президента Джонсона, переходившего от одной группы гостей к другой. Все они должны были стать свидетелями исторического, по его твердому убеждению, события — подписания Закона об избирательных правах 1965 г. Этот закон призван был вернуть, наконец, неграм на Юге избирательное право спустя столетие после того, как у них отняли его с помощью террора и различных махинаций.

Законопроект, лежавший на полированном столе красного дерева, появился на свет в результате яростного протеста в Сельме (Алабама), где обращение твердолобого шерифа с неграми в духе южных традиций натолкнулось на сопротивление. Во время демонстрации ненасильственных действий за избирательные права шериф отдал приказ разогнать ее участников дубинками и слезоточивым газом. Народ узнал об этом, и последовал взрыв негодования. В знак протеста негры и белые прошли маршем более пятидесяти миль по Алабаме и прибыли в столицу штата г. Монтгомери уже организованной колонной, насчитывающей свыше 5 тыс. демонстрантов. Президент Джонсон обратился тогда к совместному заседанию обеих палат федерального конгресса, которое передавалось по телевидению. Он торжественно заверял, что «мы преодолеем все трудности и что правительство должно в соответствии с законом обеспечить каждому негру все его права как гражданина». В результате появился законопроект об избирательных правах 1965 г. Теперь, подписывая его, президент сказал: «Сегодня мы являемся свидетелями триумфа свободы, не уступающего по масштабу любой победе, одержанной на поле битвы... сегодня мы разрубаем и отбрасываем последние звенья тяжелых старых цепей»,

Спустя год некоторые из тех, с кем так жестоко расправились в Сельме и кто затем присутствовал в Капитолии на церемонии подписания этого законопроекта, шли во главе демонстраций в пригородах Чикаго под градом камней и бутылок, среди горящих автомобилей навстречу улюлюкающим толпам, размахивающим фашистскими флагами¹.

Спустя год некоторые негритянские лидеры, которые участвовали в демонстрации в Сельме и на церемонии в Капитолии, больше не возглавляли свои организации. Они оказались не у дел в результате радикального изменения тактики действий.

Спустя год препятствия со стороны белых стали решающим фактором на выборах в Калифорнии, Мэриленде и других местах. В некоторых южных штатах люди, которых долгое время считали политическими клоунами, стали губернаторами; этого они достигли с помощью «охоты за ведьмами», различных предрассудков, демагогии и просто лжи.

В течение года в нескольких южных штатах были убиты белые и негритянские борцы за гражданские права негров. Последовавшее затем быстрое оправдание обвиняемых потрясло большую часть народа, но в сегрегационистских кругах Юга царило неприкрытое торжество. Многие из нас плакали на похоронах убитых, на похоронах демократии.

В течение года в некоторых северных и западных городах, особенно в Лос-Анджелесе — в Уоттсе², молодые негры, охваченные гневом, на насилие ответили насилием...

Спустя год журнал «Рэмпартс» писал: «Прошло более 10 лет с начала подъема движения за гражданские права, но положение американских негров, жителей Гарлема, Хейнсвилла, Балтимора и Богалусы, стало хуже, чем десять лет назад... Руководители движения знают об этом, и это является причиной их беспокойства... Движение находится на грани отчаяния, тугому что приходится признать негритянскую революцию не более, чем мифом».

Разве негры не смогли воспользоваться возможностями, о которых говорил президент? Разве движение было безнадежно? Почему широкие симпатии среди белых американцев к негритянской революции внезапно перешли в безразличие у одних и совершенно исчезли, перейдя в неприкрытую враждебность, у некоторых других? Почему произошло такое смятение идей?

Самое простое объяснение гласит: негры подняли мятеж в Уоттсе, голос «власти черных»³ услышала вся страна, и на свет появилось белое предубеждение, люди пришли в негодование, и симпатия исчезла. Такое объяснение основывается на том несомненном факте, что изменению в настроениях предшествовали события в Уоттсе и лозунг «власть черным». Более того, белое предубеждение всегда существовало где-то подспудно, лишь иногда выходя на поверхность американской жизни. Нет, ответы на все эти вопросы сложны и в конечном счете менее пессимистичны.

События в Сельме и закон об избирательных правах ознаменовали конец одной фазы развития движения за гражданские права. Начался новый период, но мало кто увидел и понял это или был готов участвовать в нем. Для подавляющего большинства белых американцев прошедшее десятилетие — первый период — был борьбой за приличное, вежливое обращение с негром; это не было еще борьбой за отношение к нему, как к равному. Белая Америка в большинстве своем готова была потребовать, чтобы негры были избавлены от жестокого, грубого и унизительного обращения, но она никогда не выступала за то, чтобы помочь им выйти из тисков нищеты, эксплуатации и всех других форм дискриминации. Возмущенный белый был искренен, когда вырывал хлыст из рук шерифа и запрещал ему жестокое обращение с негром. Но, когда все это уже стало затихать, чувства, которые так внезапно воспламенили его, стали успокаиваться и постепенно совсем исчезли...

Когда негры нащупывали вторую фазу развития движения за гражданские права — осуществление равенства, — они увидели, что многие из их белых союзников исчезли. Негры Америки поймали на слове президента и прессу, говоривших о свободе и справедливости в широком смысле этого слова. Ведь отсутствие грубости, жестокости и зла еще не говорит о наличии справедливости. Воздерживаться от убийства — еще не значит верить во всеобщее братство. Слово было нарушено, и большие ожидания негров разбились о каменную стену сопротивления белых. В результате появилось чувство опустошения. Негры почувствовали себя обманутыми, в особенности на Севере, тогда как многие белые считали, что, поскольку негры и так добились слишком многого, с их стороны было просто неблагоразумно требовать так скоро еще чего-то.

Пути белых и негров, которые до этого времени сходились, пересеклись в Сельме и, подобно большой букве «X», начали расходиться. До событий в Сельме существовало единство в борьбе с варварским отношением к негру. Это единство основывалось на соблюдении равенства, при отсутствии же его — пути их начали неумолимо расходиться.

II

Почему же белые выступают против такого равенства? Почему белая Америка так заблуждается, и как можно оправдывать зло, которое она же поддерживает?

Большинство белых американцев искренне считают, что они способствовали установлению справедливости для негров. Они полагают, что американское общество особенно подходит для «честной игры» и осуществления утопии средних классов, олицетворяющей расовую гармонию. Но, к сожалению, это — фантазия самообмана и самодовольного тщеславия, В подавляющем большинстве своем Америка все еще борется с нерешительностью и противоречиями. Она искренне и горячо приветствовала изменение существующего положения. Но когда нужно сделать следующий логический шаг, слишком быстро появляются апатия и безразличие. Законы оказались в критическом положении после событий в Сельме и Бирмингеме; никакие реальные усилия не могут соперничать с подписанием закона. Закон рассматривается как залог осуществления реформы.

Этот ограниченный интерес есть не что иное, как отражение внутреннего конфликта, при котором осторожно взвешивают воздействие любого изменения на статус-кво. Когда страна переходит от сопротивления поведению экстремистов к более глубоким и всепроникающим элементам равенства, белая Америка вновь подтверждает свою связь со статус-кво.

Практическая цена изменений для страны вплоть до этого момента была невысока. Ограниченные реформы обошлись весьма дешево. Для того чтобы негры могли делить с белыми стойки в кафе, библиотеки, парки и гостиницы, не требуется никаких налогов и никаких затрат. Даже психологический момент устранить легче. После того как в течение десятилетий всячески преувеличивались эмоциональные трудности, когда теперь стало неизбежно новое поведение белых на Юге страны, они дрожат от напряжения, но не сдаются.

Еще более важные изменения в области регистрации избирателей не потребовали ни огромных денежных ассигнований, ни психологических жертв.

Истинную цену мы узнаем позже. Об этом свидетельствует упорство, с каким сопротивляются белые. Недостаточное образование, которое получают негры, можно дополнить в будущем, если будет осуществлено равенство в области образования. Гораздо труднее и дороже будет найти для негра работу. Уничтожить трущобы гораздо сложнее, чем добиться интегрированных автобусов и столиков в кафе.

Заместитель директора Управления экономических возможностей Хаймэн Букбиндер в откровенном заявлении, сделанном 29 декабря 1966 г., сказал, что долгосрочные ассигнования для осуществления программы борьбы с нищетой, невежеством и тяжелыми жилищными условиями потребуют одного миллиарда долларов. Его не пугает подобная перспектива, наоборот, он указывает, что рост национального дохода делает вполне возможным подобные расходы. Он сказал: «Бедные могут перестать быть бедными, если богатые будут медленнее богатеть». Далее он предсказал, что, «если американский народ не согласится пойти на существенные жертвы», следует ожидать ухудшения положения в больших городах, усиления антагонизма и беспорядков. Он утверждал, что народ недостаточно информирован и подготовлен к тому, чтобы оказать поддержку программе борьбы с нищетой, и часть вины возложил на правительство, так как «оно должно довести до сведения народа истинное положение вещей».

Давайте посмотрим на эту проблему через призму положения негров в 1967 г. Когда была написана конституция, в ней оказалась странная формулировка определения налогов, по которой выходило, что негр — человек лишь на 60% ⁴. Сегодня другая формула говорит, что он — человек уже только на 50%. Во всем, что есть хорошего в жизни, негру достается приблизительно половина того, что имеет белый; из плохого он имеет в два раза больше белого. Так, половина всех негров живет в условиях, не соответствующих установленному стандарту. Их доход составляет половину дохода белого. Когда мы обращаемся к отрицательным сторонам жизни, негр получает двойную долю: негров-безработных в два раза больше, чем белых; детская смертность (широко принятый показатель народного здоровья) среди негров в два раза выше, чем среди белых. Даже на войне продолжается это неравенство. Во вьетнамской войне к началу 1967 г. участвовало вдвое больше негров и вдвое больше их (20,6%) в ней погибло, чем белых, по отношению к удельному весу тех и других в населении страны.

В остальных сферах жизни — подобная же картина. В начальных школах негры отстают от белых на два-три года, их фактически сегрегированные школы получают значительно меньше денег на каждого ученика, чем школы для белых детей. Доля негров, обучающихся в колледжах, вдвое меньшая, чем белых, причем половина из них учится в плохо оборудованных колледжах на Юге страны.

Большинство занятых негров работают в сфере услуг. Тяжелые условия жизни негров — не просто следствие нерадивости. Их нельзя также объяснить мифом о врожденной неспособности негров. Они являются неотъемлемой частью всей экономической системы Соединенных Штатов. Некоторые отрасли промышленности и отдельные предприятия держатся целиком на низкооплачиваемом, неквалифицированном труде негров. Фабрики, на которых применяется ручной труд, больницы, сфера обслуживания, домашняя работа, сельскохозяйственные операции, т. е. области применения ручного труда, окажутся в тяжелом экономическом положении, если вообще не на грани краха, при увеличении заработной платы неграм.

Экономическая дискриминация особенно глубоко укоренилась на Юге. В одних и тех же отраслях промышленности на Севере и Юге страны существует огромная разница в заработной плате. Более низкая зарплата на Юге является непосредственным следствием дешевого труда негров. Новый Юг, претерпевающий довольно заметные изменения в результате индустриализации, приспосабливается к формам дискриминации, которая держит негра в подчиненном положении и сводит его заработную плату до минимума.

Как дискриминация сказывается на каждом отдельном человеке, показать невозможно, но достаточно привести данные опроса белых американцев, чтобы стало очевидным истинное положение вещей. 88% из них возражают против того, чтобы их дети встречались с негритянскими. Почти 80% возражают, если их близкий друг или родственник женится или выйдет замуж за негра, и 50% не хотят иметь негров своими соседями⁵.

Эти факты показывают ширину пропасти, сущест-' вующей между действительностью и подлинным равенством. Они могли бы казаться менее тревожными, если бы не один момент. Дело в том, что мы говорим на разных языках, когда употребляем слово «равенство». Негры и белые совершенно по-разному определяют его.

По мнению негров, равенство означает то, что и подразумевает само это понятие, и они поймали белых на слове, когда те говорили о нем, как о цели. Но большинство белых в Америке в 1967 г., включая многих людей доброй воли, исходят из того, что равенство — просто общее выражение для обозначения улучшения условий. Белая Америка даже психологически не готова перебросить мост через эту пропасть. Она в основном стремится только сделать ее менее широкой и очевидной, но во многих отношениях сохранить ее. Большая часть всех расхождений между неграми и белыми либералами происходит из-за этого.

Белая Америка испытывает беспокойство из-за несправедливости и считает, что в течение десяти лет она исправляет ее. В борьбе участвовали лучшие люди Америки. Сознание человека вспыхивает особенно ярко в момент опасности. Никогда нам не забыть дни, когда жестокие расправы в Сельме побудили тысячи людей со всех концов страны перейти на нашу сторону, независимо от расовых, классовых и религиозных различий.

После похода на Монтгомери в аэропорту произошла задержка, и несколько тысяч демонстрантов прождали более пяти часов. Люди сидели и стояли в залах и на лестницах здания. Когда я стоял с ними и видел вместе белых и негров, монахов и священников, адвокатов, врачей, домохозяек и продавцов, оживленно беседовавших и испытывавших редкое чувство товарищества, я знал, что передо мной в этот момент предстало в миниатюре человечество будущего.

Здесь была лучшая часть Америки, но не вся Америка. Где-то еще сознание было затуманено, душа находила легкое успокоение в мягко выстланных тайниках самодовольства. Справедливость нашла лишь немногих стойких защитников.

Наблюдатели замечали, что, даже если бы равенство наступило сразу, негры не были бы к нему готовы. Я полагаю, что белые готовы к нему и того меньше.

Негры много делают, чтобы преодолеть свои недостатки, свою неприспособленность. Где бы ни создавались курсы по обучению разным специальностям, негры всегда спешат туда. Те, кто работает, обнаруживают горячее желание узнать что-то новое, продвинуться вперед. Почти в каждом негритянском доме чувствуется тяга к культуре. Тираж газет, журналов и книг, написанных для негров, составляет сейчас много миллионов экземпляров, тогда как десять лет тому назад он едва достигал 100 тыс. Б школах все чаще и чаще уче-пики-негры хотят пройти курсы, которые позволили бы им поступить в колледж и идти дальше, отказываются получать только профессиональную подготовку, которая раньше ограничивала возможности столь многих из них.

Большинство же белых, надо честно признать, отнюдь не прилагают столько же сил, чтобы перевоспитать себя, выйти из состояния расового невежества. Это объясняется их чувством превосходства, которое позволяет им считать, что белым в Америке нечему особенно учиться. Возможность существенно помочь неграм активно участвовать в жизни XX в., жить рядом с неграми и учить своих детей в интегрированных школах — все это является еще кошмаром для слишком многих белых американцев.

Белой Америке хотелось бы надеяться, что за прошедшие десять лет был хорошо отработан механизм, с которым теперь нужно аккуратно обращаться, чтобы перемены, вызванные им, были безболезненны. Однако это как раз то, чего им не удалось добиться. Законы о гражданских правах все еще не соблюдаются. Десегрегация школ в стране в 90 случаях из 100 так и не достигнута; осуществление избирательного права на Юге скорее является исключением, чем правилом; закон о запрещении дискриминации в области труда теоретически применяется в населенных пунктах с общим населением в десятки миллионов человек, но картина мрачных гетто противоречит языку закона. Несмотря на закон, равные возможности при найме на работу все еще остаются далекой мечтой.

Свод законов на практике оказался ни статусом, ни законом. Законодательство, которое не соблюдается и сводится фактически к нулю, является насмешкой над. законом. На пути прогресса встали хитроумные преграды сегрегационистов, увертки и отступления правительства — того самого правительства, которое добивалось политического доверия, чтобы ввести законы в силу.

В свете этого мы видим теперь, почему решения Верховного суда о десегрегации школ, которые мы в свое время описывали как исторические, на самом деле отнюдь не сделали истории. Спустя 12 лет на всем Юге было интегрировано только 12% школ, а на «старом» Юге — едва 2%. И даже в этих немногих школах интеграция чаще всего выражалась в приеме туда горстки негров. Эти решения санкционировали определенную степень подлинного равенства; но по этой самой причине они и не были претворены в жизнь. С точки зрения белой Америки, они были своего рода исторической ошибкой.

Да и сам Верховный суд, вопреки своей первоначальной смелости и стойкости, спустя год с лишним после решений 1954 г. изменил свою прежнюю позицию и принял решение о распределении учеников, фактически передав штатам власть определять темпы изменений. Это решение стало тем камнем преткновения, который затормозил десегрегацию школ и почти свел ее на нет. Таким образом, Америка в обстановке обструкции со стороны сегрегационистов и безразличия большинства белых постепенно молча вкушала по кусочку от данного преждевременно обещания настоящего равенства.

Таковы основные причины современных разногласий между белыми и неграми. Хорошие общие слова о равенстве и громкие резолюции о братстве приятно ласкали слух, но для негра осталась пропасть, перешагнуть которую он не может. Он помнит, что на каждый его скромный шаг вперед белый реагирует по-прежнему: негры ведь и так получили слишком много.

Это — самая общая характеристика положения. Было бы несправедливо не сказать ни слова о признании наших проблем со стороны меньшинства белых, которое действительно хочет добиться подлинного равенства. Их желание искренне и выражается в сотнях дел и поступков. Но их деятельность уравновешивается активностью ничем не сдерживаемых сегрегационистов, которые заявляют, что не стоит иметь у себя демократию, если под ней подразумевается равенство для негров. Цель расистов — отмена всех реформ, восстановление неприкрытого угнетения, а если нужно — и чистый фашизм. На рабовладельческом Юге Америка имела «расу хозяев» — белую элиту. Возрождение ее с помощью Ку-клукс-клана и полное лишение негров всех гражданских прав было бы осуществлением мечты многих реакционных экстремистов.

Огромное большинство американцев колеблется между этими двумя противоположными точками зрения. Они испытывают стыд при виде несправедливости, но тем не менее им не хочется платить большую цену, чтобы ликвидировать ее.

Живучесть расизма где-то в глубине сознания и поднимающаяся уверенность, что требования негров неизбежно повлекут за собой изменение всего общества, создали новую фазу сопротивления белых на Севере и Юге страны. Нелепое суждение, будто негры получили достаточно много, создает предпосылки к тому, чтобы приостановить движение за гражданские права. Требования негров, вчера еще вызывавшие восхищение и поддержку, стали сегодня нежелательными, надоели и нарушили обычный уклад жизни многих. Но требования «власти черных» и мятежи в гетто отнюдь не являются причиной сопротивления белых, они — его следствие.

III

Между тем разочарование и утрата доверия к власти белых породили у многих негров неверие в свои силы. Но они не осознают двух очень важных моментов.

Во-первых, прогресс никогда не развивается по прямой. Всякое движение какое-то время развивается по прямой линии, но, встретив препятствие на своем пути, сворачивает в сторону, подобно тому как петляет в горах дорога, ведущая к городу. Часто создается впечатление, что идешь в противоположную сторону, что цель удаляется от тебя, но в действительности ты идешь вперед и вскоре снова увидишь город, но уже гораздо ближе.

С подобным явлением мы и столкнулись сегодня. Вслед за периодом поступательного развития неизбежно начинается движение вспять. Не осознав этого, некоторые негры впадают сейчас в ничем не оправданный пессимизм и отчаяние. Не видя ничего, кроме конечной цели, которая все еще слишком далека, они утверждают, что никакого движения вперед не было и нет.

Такие настроения свидетельствуют о непонимании еще одного важного момента. Конечная победа достигается в результате длительной борьбы, состоящей из многих коротких схваток. Не принимать во внимание каждый достигнутый успех лишь потому только, что он не возвещает полного торжества справедливости, значит не понимать того, как достигается полная победа. Такие настроения свидетельствуют также о недооценке значения конфронтации и подрывают уверенность, порождаемую отдельными победами, которые дают всякий раз новый толчок борьбе.

Утверждение, что негры не добились якобы никакого прогресса за целое десятилетие яростных усилий, основано на внешне убедительных фактах, которые рисуют картину застоя во многих областях, включая уровень доходов, жилищное строительство и образование. Однако при внимательном рассмотрении напрашивается совсем иной вывод. Увеличение числа сегрегированных школ и рост трущоб характерны только для северных штатов, тогда как на Юге был достигнут некоторый прогресс. В последнее десятилетие борьба велась главным образом на Юге, а не в масштабе всей страны. Основная цель этой борьбы состояла в том, чтобы изменить жизнь на Юге, тогда как Север играл лишь вспомогательную роль. Было бы поэтому серьезной ошибкой оценивать успешность избранной движением стратегии по результатам, достигнутым на Севере, поскольку средства, применявшиеся на Юге, пригодны только для южных штатов.

Историческое значение этой борьбы состоит в том, что движение на Юге глубоко потрясло всю систему сегрегации. И последствия этого теперь ощущает каждый негр на Юге в своей повседневной жизни. Практически невозможно перечислить те общественные учреждения, в которые открыт доступ неграм. Упорство, с которым кое-где еще осуществляется сегрегация, — уже не столь характерный факт для жизни Юга. Новым положительным моментом является расширение тех районов, где негры получили свободу передвижения.

Юг всегда был оплотом расизма... Расовые предрассудки, дискриминация и фанатизм искусно свили себе гнезда во всех институтах в политической, социальной и экономической жизни Юга. Нельзя было и помышлять о каких-либо радикальных изменениях где бы то ни было до тех пор, пока оставалась в неприкосновенности сегрегация на Юге. Десятилетний штурм ее основ подорвал всю систему. Это была первая лобовая атака против расизма в его цитадели. И этим нынешнее десятилетие отличается от всех предыдущих,

Еще до гражданской войны, так же как и после нее, союз расистов Юга и реакционеров Севера всегда был основной преградой на пути социального прогресса. Этот союз и сложившаяся благодаря ему политическая структура Юга помогли расистскому меньшинству наложить отпечаток своей идеологии на национальное законодательство. Это, в частности, объясняет, почему Соединенные Штаты так далеко отстают от европейских стран во всех формах социального законодательства.

Таким образом, наступление на расизм на Юге принесет пользу не только неграм, но и всему американскому народу. Пока не будет положен конец системе непропорционального представительства реакционеров южных штатов в федеральном конгрессе, социальный прогресс в Соединенных Штатах имеет под собой зыбкую почву.

С начала движения за гражданские права регистрация негров для участия в голосовании почти во всех южных штатах возросла на 100%, в штате Виргиния — на 300%, в Алабаме — на 600%. Расисты на Юге не строят никаких иллюзий по поводу того, что означают эти важные завоевания. Почва уходит из-под ног старого порядка; он отступает, о чем достаточно красноречиво свидетельствует уход в отставку шерифа Кларка и «Быка» Коннора⁶. И что еще более важно — расисты перекроили старые партии так, чтобы более успешно противостоять этому новому вызову. В некоторых штатах, таких, как Джорджия и Алабама, белая верхушка пока еще господствует в местном конгрессе, но лишь глупый и недальновидный политик мог бы почивать на лаврах только на этом основании. В обоих названных штатах наиболее серьезным претендентом был бывший белый губернатор, который во всеуслышание призывал негров принять участие в голосовании, в соответствии с этим осуществлял свою предвыборную тактику и сотрудничал с негритянскими политическими организациями во время предвыборной кампании. Уже само по себе это — небывалое явление. И такой удивительный сдвиг произошел всего за одно десятилетие борьбы после целого столетия фактически полного лишения негров гражданских прав. Теперь уже местная политика в южных штатах никогда не будет строиться без учета новой важной силы — избирателя-негра.

Даже в штате Миссисипи, где в области осуществления неграми избирательных прав пока что нет заметных успехов, новые веяния тем не менее также дают о себе знать. Когда негры решили организовать марш свободы и пройти через весь штат, их колонны, вступившие в столицу штата, насчитывали 30 тыс. человек. А всего лишь десять лет назад негр в Миссисипи, встретив белого, покорно сошел бы с тротуара, чтобы уступить ему дорогу. Десять лет назад для того чтобы устроить собрание, негры стали бы собираться ночью в лесу, как заговорщики.

Десятилетие назад ни один негр не переступал порога ни одного южного законодательного органа, разве что как носильщик или шофер. А сегодня в конгрессе штата Джорджия — 11 негров.

Какой-нибудь десяток лет назад негр оставался за пределами интересов широкого общества, и его тяжкая жизнь была почти неизвестна большинству народа. Сегодня гражданские права негров — проблема номер один для любого штата, ей посвящаются страницы газет, о ней говорит изо дня в день вся белая Америка.

За эти десять лет перемен негры выпрямились во весь рост и лицом к лицу сошлись со своими угнетателями; их запугивали, убивали, травили собаками, пытались остановить слезоточивым газом, но они грудью шли на злобствующую толпу расистов, демонстрируя свою силу и достоинство, и заставили ее отступить.

На протяжении более чем двух столетий — сначала рабства, а затем сегрегации — негры не могли объединиться ни тем более подняться до массовых выступлений. Поработив негров, белая Америка разъединяла их и держала в полной изоляции. Но в последнее десятилетие негры объединились и начали поход за гражданские права. Единство действий породило великое чувство достоинства, выковало мужество и придало реальность надеждам.

Почти сто лет негры боролись лишь за то, чтобы выжить, учась переносить горе и нужду. В нынешнее десятилетие негры выступают уже в новой роли. Они не будут больше безропотно терпеть, они будут сопротивляться и победят. Они все еще сохранили вековую привычку жить в голоде и нужде, но уже не желают признавать их своими постоянными спутниками жизни. Негр может перенести унижение и презрение, но теперь он вооружен чувством собственного достоинства и непокорности, а его противник испытал горечь поражения.

Впервые в истории неграм не нужно прибегать к мелким хитростям, чтобы избежать наказания или молить о милосердии. Долготерпение негров означало не примирение с социальным злом, а накапливание сил для беспощадной борьбы с ним.

Негры вышли из этой борьбы тесно сплоченными. Это явилось первой победой, которая делала возможными последующие успехи.

Негры заставили правительство принять новые законы, чтобы изменить жестокое и несправедливое отношение, от которого они страдали. Они заставили индифферентную, равнодушную страну очнуться от летаргического сна, увидеть угнетение, которому подвергаются негры, признать их право на борьбу. Они заново пробудили совесть страны. Те, кого еще совсем недавно называли не иначе как «бой»⁷, получили право именоваться взрослыми мужчинами.

Эти завоевания и вселяли надежду в негров, даже несмотря на то, что слишком медленное развитие событий не изменяло существенным образом ни количества, ни качества их дневной порции хлеба.

Все то, что негры завоевали в области духовной жизни, и все то, чего они не добились в области материального прогресса, показывает.сильную и слабую стороны жизни негров в 1967 г. Но они увидели, что какие бы препятствия ни воздвигались на их пути к прогрессу, уже ничто не сможет их остановить.

Борьба далеко не закончена, потому что главная битва еще не выиграна, как утверждают одни, и отнюдь не проиграна, как это заявляют другие, упавшие духом...

Негритянское движение непоправимо подорвало са-_ мые устои сегрегации на Юге. Объединяясь в различные организации и союзы, негры сплотили силы для того, чтобы поставить свои требования в повестку дня национальной жизни. Более того, они накопили силу, достаточную, чтобы изменить и характер, и существо этих требований. От отдельных вопросов, касающихся человеческого достоинства, они ушли далеко вперед — к программе, затрагивающей основы социальной и экономической жизни. На данном этапе развития негритянского движения его программа затрагивает вопросы экономического неравенства, в чем бы оно ни выражалось, далеко выходя за рамки чисто расовых отношений. В эту борьбу включаются и белые бедняки, создавая возможность организации нового мощного союза белых и черных американцев.

Еще одно важное завоевание прошедшего десятилетия теперь воспринимается как само собой разумеющееся. Негры создали свою собственную теорию прямых ненасильственных действий. Она родилась в Монтгомери (штат Алабама). И некоторое время считалось, что она может применяться лишь ограниченно, лишь в отдельных случаях. Но когда эта теория стала достоянием широкого движения негров, включающего сидячие забастовки, бойкоты и массовые марши, стало очевидным, что на свет появился новый метод борьбы.

Когда решение конфликтов в судебном порядке было единственной формой борьбы, рядовой негр оставался сторонним, пассивным наблюдателем. Это будило его интерес, но он по-прежнему оставался бездеятельным. Массовые марши превратили его из созерцателя в активного деятеля, включившегося в широкое движение. В то же время ненасильственное сопротивление не давало повода для вспышек гнева, не вызывало никаких беспорядков, оно сдерживало и направляло страсти с тем, чтобы добиться максимального эффекта. Там, где оказались бессильны петиции и мольбы о правосудии, сделали свое дело марши, эхо которых разнеслось на тысячи миль. Когда в 1963 г. Южная конференция христианского руководства начала действовать в Бирмингеме, она намеревалась изменить только этот город. Но результат организованной ею кампании превзошел все ожидания: президент Кеннеди вынужден был признать необходимость введения нового законодательства, и в 1964 г. был принят новый закон о гражданских правах негров. Тактика прямых ненасильственных действий принесла с собой такие изменения, каких не знала до того история негритянского движения, и к 1965 г. она получила признание со стороны всех организаций, борющихся за гражданские права.

В прошлом году тактика прямых ненасильственных действий — в который уж раз — объявлялась похороненной. Предлагалось заменить ее новой тактикой. Лозунг «власть черным!» представлялся доктриной, столь притягательной для негров, что с пей не могла соперничать никакая другая. Мятежи и беспорядки были провозглашены новой формой борьбы, в результате чего всякая организованная демонстрация оплевывалась и превозносилось необузданное сопротивление.

Однако оказалось, что лозунг «власть черным» не имеет ни программы, ни реального будущего. И если очевидно, что спор о тактике борьбы еще не решен, то столь же очевидно и то, что еще не найдена никакая другая форма борьбы, которая могла бы с успехом соперничать с тактикой прямых ненасильственных действий. Это породило замешательство, но не рассеяло силы борцов и не ввергло их в отчаяние.

IV

К 1967 г. эхо негритянских выступлений рассеяло усиленно создававшийся миф о «благоденствии негров». Мужество и отвага, с которыми негры встретили разъяренные толпы расистов, заставили забыть образ доброго и покорного «дяди Тома». В самом деле, к концу этого бурного десятилетия негры стали другими. Они более не пассивны и хотят сами решать свою судьбу. Их движение ширится, набирает силу, их поступь становится все более твердой.

В то же время стало ясно, что хотя оппозицию белых и можно преодолеть, она все еще остается грозной силой, способной оказать самое упорное сопротивление, когда цена изменений покажется им слишком высокой.

А сейчас негры, как и прежде, влачат жалкое существование на самом дне «великого общества»⁸, по-прежнему остаются в большинстве своем на нижней ступени общественной лестницы. Даже для тех, кому улыбнулось счастье и кому удалось подняться на несколько ступеней выше, возможности еще очень и очень ограниченны. Часто у них нет точки опоры, а если она и появляется, то путь наверх для них почти всегда закрыт.

Обитатели гетто на Севере все еще живут в кошмарных социальных условиях. В прошедшее десятилетие они поддерживали борьбу негров на Юге и гордились их успехами. Казалось даже, что в результате быстрого роста движения за гражданские права на Юге иссяк источник энергии на Севере, где застой, словно покрывало. навис над негритянскими общинами. Но энергия не исчезает — она широким потоком устремилась на Юг, чтобы изменить там жизнь.

Это было десятилетие, когда Юг и Север поменялись ролями. На кипучем Севере наступило затишье, а обычно инертный Юг взорвался с необыкновенной силой. В лучшем случае на Севере огонь лишь тлел, тогда как на Юге он быстро разгорался.

Руководители движения за гражданские права всегда считали, что и Север извлечет для себя пользу из борьбы Юга.

Они полагали, что коренные изменения неизбежны и без массовых выступлений, поскольку страна заговорила об этом и обратилась к своей совести. Это был просчет,

Он явился результатом убеждения, что оппозиция белых на Севере не была непримиримой и что она была готова, если не полностью, то хотя бы частично, пойти на уступки. Мы забыли то, о чем Юг не уставал напоминать нам каждый день: свободу не даруют — ее завоевывают. В интересах общего дела нельзя было медлить более с активизацией борьбы в крупных городах Севера, полагаясь только на действия в южных штатах. Необходимо объединить усилия.

При оценке результатов негритянского движения на данном этапе можно сделать вывод о том, что у негров имеется лишь отправная точка в их борьбе и ничего больше. Мы написали Декларацию независимости, что уже само по себе большое достижение, однако нас ждет нелегкий труд, прежде чем нам удастся воплотить в жизнь то, что в ней записано.

Горькая истина состоит в том, что ни негры, ни белые не приложили достаточно усилий для того, чтобы приблизить зарю нового дня. То положительное, что было достигнуто, — результат усилий лишь немногих. Слишком узок был размах борьбы за столь великие цели. Свобода не достигается покорным приятием страдания. Она достигается неприятием страдания, борьбой против него. И если мерить наши усилия этой мерой, то следует сказать: негры еще не заплатили полной цены за свободу, а белые еще не узнали, во что им обойдется справедливость.

Главный удар во всех прошлых сражениях наносился очень небольшой ударной группой. Хотя миллионы негров оказывали ей горячую и страстную поддержку, лишь считанное число негров активно включилось в борьбу. А этого было слишком мало, чтобы повести широкое наступление против расизма, нищеты и дискриминации. Негры боролись и побеждали, но это были победы в мелких стычках, а не в решающих сражениях.

Без активного участия в борьбе всего народа нельзя одержать великих побед в войне за преобразование страны, за создание нового общества, в противном случае это будет лишь видимость победы. Негры глубоко заблуждались, когда оптимистически предполагали, что сломить сопротивление белых расистов не составит большого труда. Но придется еще приложить немало усилий, прежде чем удастся заставить белых выработать новые принципы и нормы поведения. Эти две силы — негры и белые приходят в столкновения всякий раз, когда чаяния негров угрожают твердыне освященного веками порядка.

Это не следует понимать как предсказание насилия. С одной стороны, потому, что политика ненасильственных прямых действий примет новые формы и будет проводиться в более широком масштабе. Если 100 тыс. негров — участников марша — войдут в большой город и расположатся там лагерем, то муниципальные власти ничего не смогут с ними поделать, так как силы негров будут далеко превосходить все то, что смогут противопоставить им местные власти, и так будет повторяться всякий раз, если это понадобится. Не причиняя никому ни физического, ни материального ущерба, негры смогут, таким образом, привлечь не меньшее внимание к чинимым им обидам и несправедливости, чем это сделали известные события в Уоттсе, и тем самым они подтвердят свою непоколебимую решимость действовать, сохранив в то же время порядок и чувство человеческого достоинства.

С другой стороны, нельзя полагаться на то, что негры в любых условиях и при любых обстоятельствах будут придерживаться ненасильственных действий. Когда негр-проситель, наткнувшись на твердокаменную непреклонность, подвергался насмешкам и с помощью хитроумных уловок выпроваживался с пустыми руками, гнев брал верх над разумом.

Ненасильственные действия — мощное оружие в борьбе за разум и справедливость. Но если они встречают грубый отпор, они отнюдь не превращаются в покорность и бездействие. Поборники сегрегации на Юге слишком хорошо осознали, что будет означать альтернатива, и во многих случаях шли на уступки. Власти на Севере слишком полагаются на суррогатные меры и на долготерпение негров. Дальнейшее развитие событий предельно ясно. У сплоченных, всегда готовых взорваться негритянских общин на Севере очень короткий запальный шнур и очень длинный перечень обид. Те, кто считает, что предупреждение насилия может спровоцировать насилие, глубоко ошибаются. К насилию прибегали слишком часто и всегда потому, что необходимые меры не были приняты своевременно.

Не трудно понять, что белые американцы опасаются новой волны негритянских мятежей. Такие выступления не могут служить надежным средством борьбы, и негры могут понять состояние тех белых, для кого они представляют опасность. Действительно, негры сами подвергаются не меньшей опасности — негритянские гетто в первую очередь страдают от разрушительных последствий таких мятежей.

Однако и рядовые белые американцы несут свою долю ответственности. Они должны сдержать желание наброситься на участника мятежа как на единственного виновника беспорядков. Они должны с гневом подняться против городских властей, властей штата или всей страны и потребовать осуществления необходимых реформ, которые одни только и могут оградить их от опасности. Если же они затаят обиду и зло только на негров, то сами окажутся жертвой, позволив главным виновникам избежать ответственности.

Социальная справедливость и прогресс — единственные гарантии, способные предотвратить мятежи. Другого ответа быть не может. Конструктивные социальные изменения обеспечат спокойствие; уклонение от решения проблемы лишь усилит беспорядки.

Путь к мирным переменам заперт на два замка. У негров есть ключ лишь от одного из них; ключ от другого — в руках белых американцев...

[М. L. King. Where we go from here: chaos or community. New York, 1967 (глава из книги М. Л. Кинга «Куда мы идем: к хаосу или сообществу?»)]

¹ Имеются в виду марши и демонстрации борцов за гражданские права, направленные против расовой сегрегации в жилищном вопросе, в период проводимой летом I960 г. М. Л. Кингом в Чикаго кампании «войны трущобам». Расисты всех мастей, в том числе члены нацистской партии Рокуэлла, пытались терроризировать и запугать демонстрантов.

² Имеется в виду восстание населения Уоттса — негритянского гетто Лос-Анджелеса в августе 1965 г., жестоко подавленное полицией и войсками.

³ Летом 1966 г. во время известного «похода против страха» негра Д. Мередита по штату Миссисипи на одном из митингов лидер Студенческого координационного комитета ненасильственных действий Стокли Кармайкл бросил в толпу лозунг «Власть — черным!», быстро завоевавший популярность в негритянских массах. Именно поэтому правящие круги США стремятся всячески извратить смысл этого лозунга с целью запугать и натравить на негров часть белых американцев.

⁴ Раздел 3-й первой статьи принятой в 1787 г. конституции США гласил, что «члены палаты представителей и прямые налоги распределяются между отдельными штатами... пропорционально численности их населения, для определения которой к числу всех свободных людей... прибавляется три пятых всех прочих лиц». Под последними имелись в виду рабы-негры, и это обстоятельство подразумевает М. Л. Кинг, говоря, что по конституции США негр долгое время считался человеком лишь на 60%.

⁵ Эти данные, опубликованные еженедельником «Ньюсуик» 22 августа 1966 г., были получены в результате опроса, проведенного корреспондентами журнала в различных районах США.

⁶ Кларк и Ю. Коннор — руководящие полицейские чины в Сельме и Бирмингеме, отличившиеся особенно жестоким подавлением демонстраций негритянского населения и выступлений борцов за гражданские права.

⁷ «Бой» («малыш», «парень») — презрительное обращение белых к неграм в южных штатах США.

⁸ Демагогический лозунг о создании в США «великого общества» был выдвинут президентом Л. Джонсоном перед началом его выборной кампании 1964 г. и имел целью завоевание на его сторону симпатий максимальною числа американских избирателей, в том числе и негров. В данном случае М. Л. Кинг употребляет этот термин иронически.

Поиск по сайту: