|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Отчаявшиеся люди перешли к действиямПосле того как с помощью «жесткой» тактики не удалось остановить движения, расисты разозлились еще больше, и мы стали ждать от них новых эксцессов. Почти тотчас же после начала движения протеста мы стали получать письма с угрозой расправы, нам угрожали по телефону. Довольно редкие в начале, угрозы со временем увеличились. К середине января их бывало уже до тридцати-сорока в день. В открытках, часто подписанных «ККК» (Ку-клукс-клан. — Ред.) просто говорилось: «Убирайтесь вон из города». Во многих письмах, написанных с грамматическими ошибками и в грубой форме, была представлена религиозная полуправда, с помощью которой авторы хотели доказать, что «бог не допускает, чтобы белые и негры шли вместе; если бы он этого захотел, мы бы тоже захотели». Другие присылали отпечатанные материалы, содержащие антисемитские и антинегритянские выпады. В одном из таких отпечатанных на мимеографе писем была сделана рукой приписка: «Вы, черномазые, плохо кончите». Телефон звонил целый день и почти всю ночь. Часто Коретта была одна в доме, когда раздавались звонки, но хулиганы не щадили ее. Сколько раз человек на другом конце провода просто ждал, пока мы не ответим, и вешал трубку... Иногда мы выключали телефон, но надолго этого делать не могли, так как знали, что нам могут позвонить по важному делу. Когда начались звонки, я подумал, что мы легко перешагнем и через это, что это дело рук незнакомых горячих голов, которые скоро остынут, когда увидят, что мы не реагируем. Но шли недели, и я увидел, что многие угрозы были серьезны. Однажды я вздрогнул и почувствовал страх. Один из моих белых друзей сообщил, что из вполне надежных источников узнал о существовании плана убить меня. Впервые в жизни я подумал, что со мной может что-то случиться. Однажды вечером на массовом митинге я сказал: «Если когда-нибудь вы найдете меня мертвым, я не хочу, чтобы в ответ на это вы применили силу. Я настоятельно требую, чтобы вы продолжали протест с тем же самым достоинством и дисциплиной, которую вы проявляли и поддерживали до сих пор». После митинга я пытался объяснить взволнованным людям, собравшимся вокруг меня, что я не имел в видукакую-то определенную опасность, а что мои слова следует рассматривать как формулировку принципа, которым следует руководствоваться в случае любого несчастья. Но Ральфа Абернети это не удовлетворило. Когда он отвозил меня вечером домой, он сказал: «Что-то у тебя неладно. Тебя что-то волнует». Я старался уклониться от ответа, повторяя то, что уже говорил людямв церкви. Но он сказал: «Мартин, ты говоришь не о возможной случайности вообще. Ты имеешь в виду что-то определенное». Будучи не в состоянии больше отрицать, я сказал ему правду. Впервые я рассказал ему об угрозах, нависших над моей семьей. Я передал ему разговор с моим белым другом. Сказал ему о страхе, закравшемся в душу. Ральф старался успокоить меня, но мне было страшно. Угрозы продолжались. Почти ежедневно кто-нибудь предупреждал меня о готовящемся покушении. Каждую ночь я ложился спать, не будучи уверен, что в эту ночь ничего не произойдет. По утрам я смотрел на Коретту и ребенка и говорил себе: «Их могут забрать у меня в любой момент. Меня могут отнять у них». Но ни разу не сказал я Коретте о мучивших меня опасениях. Однажды ночью в конце января, после напряженного дня, я поздно лег спасть. Коретта уже спала, и я сам начинал засыпать, когда раздался телефонный звонок. Сердитый голос сказал: «Послушай, черномазый, мы получили от тебя все, что хотели. К концу недели ты пожалеешь, что вообще приехал в Монгомери«. Я бросил трубку, но не мог заснуть. Казалось, что на меня напали все мои страхи и опасения. Я был на грани отчаяния. ...Спустя три дня, 30 января, я выехал из дома около семи часов вечера, чтобы успеть на вечерний массовый митинг в Первой баптистской церкви. Одна, из \ моих прихожанок, миссис Мэри Люси Вильяме, пришла посидеть с моей женой, пока меня не будет дома. Уложив ребенка спать, Коретта и миссис Вильяме пошли в столовую смотреть телевизор. Около половины десятого они услышали грохот, как будто кто-то бросил кирпич, и вслед за этим раздался взрыв, потрясший весь дом. Бомба попала в крыльцо. Звук взрыва был слышен за несколько кварталов, и известие о случившемся тут же дошло до церкви, где проходил митинг. К концу митинга, когда я стоял на сцене, помогая собирать пожертвования, я заметил, как сторож подбежал к Ральфу Абернети и передал ему какую-то записку. Абернети бросился к лестнице. Вскоре он вернулся, очень взволнованный. Какие-то люди вбегали и снова выбегали из церкви. Собравшиеся в церкви смотрели на меня и отводили глаза. Несколько человек, казалось, хотели мне что-то сказать, но не решались. Сторож подозвал меня к краю сцены, чтобы передать записку, но С. С. Сей не дал ему сделать это. Теперь я уже знал, что случившееся касается меня. Я позвал Ральфа Абернети, С. С. Сея и Е. Френча и попросил их сказать, что произошло. Ральф посмотрел на Сея и Френча, обернулся ко мне и сказал нерешительно: «В твой дом брошена бомба». Я спросил, живы ли жена и ребенок. Они ответили: «Мы это сейчас выясняем». ...Мэр Гейл, комиссар Селлерс и несколько белых репортеров прибыли раньше меня, и теперь стояли в столовой... Убедившись, что жена и дочь живы, я вышел к ним. И Гейл, и Селлерс выразили сожаление, что «этот несчастный случай произошел в нашем городе». Один из дьяконов моей церкви, работающий в системе образования в Монтгомери, стоял возле меня, когда я разговаривал с мэром и комиссаром. Повернувшись к ним, он сказал: «Вы можете выражать свои сожаления, но нужно смотреть фактам в лицо: ваши публичные заявления создали атмосферу для подобных случаев. Это результат вашей «жесткой» тактики». Ни мэр, ни комиссар не смогли ничего ответить. К этому времени толпа у дома вышла из повиновения. Полицейские не смогли разогнать ее; наоборот, каждую минуту появлялись все новые люди. Репортеры хотели выйти из дома, чтобы передать по телефону сообщения о случившемся, но не решились встретиться лицом к лицу с разгневанной толпой. Мэр и комиссар, хотя и не признались бы в этом, тоже были охвачены страхом. В такой обстановке я вышел на крыльцо и попросил тишины и порядка. Через минуту воцарилось полное молчание. Я спокойно сказал людям, что у меня все в порядке, жена и ребенок целы. «Не будем создавать панику, — продолжал я, — если у вас при себе оружие, отнесите его домой, если его у вас нет, не старайтесь достать его. Мы никогда не решим нашу проблему ответными насильственными действиями. На насилие мы должны ответить ненасилием. Помните слова Иисуса «Тот, кто приходит с мечом, от меча и погибнет»». Я попросил их мирно разойтись. ...Затем к толпе обратился полицейский комиссар. Сразу же начались крики и свист. Полицейские пытались добиться порядка и внимания толпы, крича: «Успокойтесь, комиссар говорит». Толпа отвечала еще более громкими криками. Я снова подошел к краю крыльца и поднял руку. «Помните, что я вам только что сказал. Давайте послушаем комиссара». В наступившей тишине комиссар начал говорить. Он предложил награду тому, кто сможет сообщить что-нибудь о преступниках. Затем толпа начала расходиться. Положение оставалось напряженным всю ночь. Чаша терпения переполнилась. Негры готовы были на насилие ответить насилием. Один полицейский рассказывал мне потом, что если бы какой-нибудь негр споткнулся в ту ночь о камень и упал, начался бы расовый бунт, так как негры были бы убеждены, что это белый толкнул его. Вполне вероятно, что это была самая мрачная ночь за всю историю Монтгомери. Но что-то все-таки предотвратило бунт. ...После нападения на мой дом многие служители моей церкви и другие преданные друзья старались уговорить меня держать телохранителя и вооруженных сторожей, которые бы охраняли дом. Я пытался объяснить им, что не боюсь теперь и, следовательно, не нуждаюсь в защите. Но они настояли, и я согласился подумать об этом. Я также пошел к шерифу за разрешением держать в машине оружие, но мне отказали... ...Меня поддерживали и мои белые друзья. Они часто заходили к Коретте, чтобы подбодрить ее, а когда дом был разрушен бомбой, многие знакомые и незнакомые нам люди приходили к нам выразить свое сожаление. Время от времени мы получали письмо от какого-нибудь белого жителя Монтгомери, в котором говорилось: «Продолжайте, мы с вами на все сто процентов». Часто в конце письма просто стояла подпись: «белый друг»... ...Когда наши противники поняли, что насилием не остановить движения протеста, они прибегли к массовым арестам. 9 января прокурор Монтгомери обратил внимание прессы на старый закон штата, направленный против бойкотов. Он сослался при этом на пункт 14 раздела 54, который предусматривает, что когда двое или более людей входят в сговор с целью воспрепятствовать деятельности законного бизнеса без достаточного на то оправдания и юридического основания, им будет предъявлено обвинение в совершении преступления. 13 февраля было созвано Большое жюри округа Монтгомери, которое должно было решить, нарушают ли негры, участвующие в бойкоте, этот закон. После обсуждения, длившегося около недели, жюри в составе 17 белых и одного негра признало бойкот автобусов противозаконным и привлекло к суду более ста человек. Моя фамилия была, конечно, в этом списке... В тюрьме царила почти праздничная атмосфера. По дороге Ральф Абернети рассказывал мне, как люди накануне смело шли навстречу арестам. Никто не боялся. Никто не старался избежать ареста. Многие негры добровольно пошли в контору шерифа, чтобы узнать, есть ли в списках их фамилии, и если их не было, уходили разочарованные. Когда-то запуганный народ сразу преобразился. Те, кто когда-то дрожал перед законом, теперь испытывали чувство гордости, если их должны были арестовать за участие в борьбе за свободу. Окрыленный этим чувством солидарности, я твердым шагом направился к черному ходу тюрьмы. После того как мне дали номер, сфотографировали и сняли отпечатки пальцев, один из прихожан моей церкви уплатил за меня залог, и я отправился домой. Суд был назначен на 19 марта. Друзья со всех концов страны съехались в Монтгомери, чтобы быть рядом с нами во время процесса. Приехали священники даже из Нью-Йорка. Негр-конгрессмен Чарльз Диггз тоже был здесь. Десятки репортеров, представляющих прессу Соединенных Штатов, Индии, Франции и Англии, приехали в Монтгомери, чтобы освещать события. Более 500 негров заполнили дома и улицы, прилегающие к маленькому зданию суда. ...Пожалуй, наиболее сильные показания дала миссис Стелла Брукс. Ее муж сел в автобус. Когда он заплатил за проезд, водитель приказал ему сойти и снова войти через заднюю дверь. Оглянувшись и увидев, что в конце автобуса полно людей, он ответил, что сойдет и пойдет пешком, если водитель вернет ему деньги, родитель отказался, разгорелся спор, и он позвал ползицию. Подошел полицейский и начал ругать Брукса, который отказывался выйти из автобуса, пока ему не вернут его деньги. Полицейский выстрелил в него. Это произошло так неожиданно, что все замерли. Брукс умер от ран. Миссис Марта Уокер рассказала, как она ехала со своим слепым мужем в автобусе. Она сошла и начал сходить ее муж, но в это время водитель захлопнул дверь, и автобус тронулся. Дверь зажала ногу Уокера. Миссис Уокер начала кричать, но шофер продолжал ехать, и автобус тащил ее мужа, пока ему самому не удалось вытащить ногу. Они сообщили об этом случае, но компания ничего не сделала... В четверг, 22 марта, все взоры были обращены на судью Картера, который без остановки зачитал решение: «Я признаю подсудимого виновным в нарушении законa штата против бойкота». Наказание предусматривало штраф в 500 долл. и судебные издержки или 386 дней принудительных работ в округе Монтгомери. Судья Картер заявил, что он выносит минимальное наказание, так как суд принимает во внимание мою деятельность по предотвращению насилия....В тот пасмурный мартовский день судья Картер признал виновным не просто Мартина Лютера Кинга, подсудимого по делу №7399, он признал виновным каждого негра Монтгомери. Не удивительно, что движение нельзя было остановить. Оно слишком разрослось. Его звенья были слишком хорошо связаны в единую мощную цепь. Удивительная сила таится в единстве. Там, где есть настоящее единство, всякая попытка разобщить его только еще больше усиливает его. А этого и не увидели наши противники... Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.) |