ОСЕЛ СИСТЕМЫ

Сейчас я расскажу то, о чем говорить не хочется, ведь мир любит героев, которые стали ими внезапно, таинственно, непонятно, неизвестно как. Как только люди узнают секреты роста других, то эти секреты, став всеобщим достоянием, превращаются в обыденность. Люди, открывшие их, становятся своими в доску, и каждый рад сказать, что, мол, эта тетка, нынешний мэр Иерусалима, чуть ли не билеты в Пулково продавала несколько лет назад. Так что ей просто повезло. Однако я расскажу вам, как мне довелось побыть «ослом системы» с морковкой перед носом, к которой я все шла и шла.

В школе нас заставляли собирать макулатуру и металлолом. Это был 1986 год. Лазая по грязным дворам, я топтала картонные коробки, тащила из дома газеты и даже те журналы, которые, как я догадывалась, были нужны отцу. Я работала на цифры и хотела быть первой. Позже, много лет спустя, я задумалась: быть первой перед кем? И что давало мне попадание на доску почета? Ради своего имени в списках «лучших» я рвала когти, отыскивая трубы и батареи и «героически» таща их к пункту сбора металлолома. При этом я искренне считала тунеядцами тех одноклассников, которые не желали выполнять эту работу за вымпел и за грамоту.

То, что с нами делали, было типичным использованием ослов системой. Наказанием служил негатив классного руководителя и завуча, замечания в дневнике и осуждение теми ослами системы, которые были наиболее хорошо дрессированы. Чуть позже я примкнула к студентам, которых две недели использовали на сборе урожая за похлебку и называли все это романтикой. Так делают и сейчас. Не строят ли солдаты дачи отцам города? Молодежь уклонялась бы от армии не так злостно, будь в ней больше патриотизма и меньше наглого использования новобранцев, как скота. Если уж зашла речь об армии, то я за службу Родине. Только она не должна превращаться в службу чужим вожделениям.

Я бывала ослом системы не раз. Так, когда я училась в мединституте, мне очень хотелось быть материально независимой; и я не придумала ничего лучше, чем устроиться в систему института, то есть стать его ослом. Я устроилась работать в анатомичку, так что в трудовой книжке появилась гадкая запись «Препаратор морга». Сама теперь не понимаю, на что я надеялась, если моя стипендия составляла рублей двести пятьдесят или около того, а зарплата в анатомичке только сто сорок. Мой рабочий день начинался с того, что я открывала алюминиевую ванну с плававшими в формалине частями трупов. Не буду приукрашивать, расскажу как есть. Мерзкий раствор вонял так, что я уверена: этого не испытывал ни один из жрецов, бальзамируя какого-нибудь Тутанхамона.

Комната для ослов, подобных мне, находилась за перегородкой, рядом с ваннами. Окон не было, вместо двери дыра. Для ослов в самый раз. Похоже, они не только смирились со своей участью, не только привыкли, но даже гордились ею. Они, видите ли, такие крутые, трупов не боятся. А на фоне омерзительной вони пьют чай. Типажи были странноватые. Одна девица занималась етукачеством, доносила заведующей анатомичкой, кто в каком углу пернул (хотя это невозможно было почувствовать); один тип был лет двадцати восьми, прикидывался панком: ему, дескать, на все плевать, а в особенности на то, как одеваться. Он носил ботинки времен Второй Мировой войны, задрипанную кожаную жилетку с оторванными пуговицами, сальные волосы и черные ломаные ногти. Если бы Сальвадор Дали писал с него портрет, то мог бы назвать его «Типичная задница неудачника, вызванная полетом осла вокруг таза с кишками». Этот тип был вечно мрачен, озлоблен на весь мир и хвастался тем, что завел себе черного как смоль ворона. Он обучал его говорить и сидеть на руке, вцепившись когтями в специально сделанную для этого перчатку. Зачем он приносил в анатомичку ворона? Ну как же! Он демонстрировал свое единственное достижение; других ведь не было, а выделиться хотелось. (Демонстрация богачом своих денег — тоже своего рода публичная истерика: «Обратите, ну обратите же на меня внимание!») Так и тот тип из анатомички хотел хоть чем-то привлечь внимание остальных. Если это от недолюбленности, то подобные виды истерики есть вымогательство суррогатных форм любви.

Ведь внимание — один из атрибутов любви. «Суррогаты — неудачникам!» — словно написано у них на лбу.

Еще одна девица словно отбывала в анатомичке срок. Она устроилась на полторы ставки. Дело в том, что эта ленивица не первый год не могла поступить в институт, и потому пошла работать лаборантом, да там разведала, что год в анатомичке, всего лишь год, — и ты поступаешь; начальство гарантирует, ослы очень нужны. Ну, подумаешь, одним бюджетным местом больше и еще один тупой врач будет не в силах запомнить норму сахара в крови и лейкоцитов в моче. Подумаешь! Зато год он будет вкалывать на систему за зарплату, на которую можно купить только одни приличные трусы. Потом, скорее всего, этот же осел все оставшиеся шесть лет будет торчать в анатомичке. Почему? Привычка — раз. Тусовка с заведующим — два. А через него — выход на преподавателей. Авось пощадят на экзаменах!

Я тоже пыталась по-своему отличиться и обратить на себя внимание тем, что могу работать «лучше всех», как я и привыкла. В то время я и не подозревала, что для некоторых ослов вроде меня это великий стимул. У меня золотые руки; я всегда могла не только починить цепочку, но и заклепать у велосипеда цепь. Пугачи я изготовляла лучше мальчишек, для чего всегда умела раздобыть резину от велосипедной камеры и медную трубочку из какого-нибудь унитазного бачка. Вырезать фигурку из дерева, сделать отменный массаж и даже выложить фундамент дома с гидроизоляцией — все это давалось мне легко. Сам процесс изготовления всякой всячины доставлял мне удовольствие. В то время я страшно гордилась открытием, что руки мои росли не из тазобедренного, а из плечевого сустава (намного позже я заподозрила, что растут они из головы). А тогда я принялась с фанатичным рвением изготовлять препараты.

Мне легко удавалось расчистить мелкие сосуды на поверхности сердца, оголить рельеф мышц и даже изготовить препарат спинного мозга, удалив костными кусачками позвоночный каркас. Иногда я сама удивлялась тому, как мне удавалось делать столь сложные вещи. Что же я пыталась доказать?.. То, что я несомненно лучше прочих и заслуживаю большего. Что же я заслужила? Некоторые препараты забирали в музей, другие куда-то уносила заведующая. Хвалила она меня скудно, но по выражению ее лица я понимала, что она не верит своим глазам, видя мои способности. Мне же хотелось раскачать ее остолбенелость! Ах, на что я тратила время, молодость и талант! На то, чтобы потом написать эти строки? Не только. Я постигла, как система использует, пожирает и перерабатывает ослов вместе с хвостом и копытами. Прямо вместе с навозом.

Очень скоро заведующая стала контролировать мою работу каждый день, давая все новые задания. Она почуяла, что осел хорош и из него можно многое выжать. Кому рапортовала она о «своих» достижениях? Не знаю. Но ее рвение и повышенный интерес к моей работе были очевидными, а не на одном из препаратов, мастерски изготовленных мной, не было даже моей фамилии; премий мне тоже не давали, да и зарплата не росла. Росла только нагрузка. Так я постигла истину: стегают ту лошадь, которая везет. Все это меня достало. До сих пор не могу понять, на что же я надеялась? Через несколько лет я объяснила себе это словами, что большинство ослов бредет по утоптанной дорожке, а привычка пожирает все силы. Не остается сил для перемен.

Я долго сидела в однообразной позе, склонившись над мраморным препаровочным столом. Сидела до темных кругов под глазами и до самых сумерек. Думая над тем, каковы мои внутренние мотивы променять весну и общение на трупарню, я вдруг поняла, что во мне невероятно развит эффект завершения действия. Он дан всем целеустремленным людям. Именно так я подходила ко всему, приходилось ли белить потолок или стирать вещи. Я трудилась, пока не падала. Мне нужен был результат! Это удивительное свойство мозга вложено в меня самим Создателем. Неужели для того, чтобы я распылялась и продавала молодость за чаевые?

Осознав это, я почему-то не смогла сразу уйти, а вместо этого стала избегать работы, приходить с огромными опозданиями и всячески отлынивать от нагрузки. У меня исчезла мотивация. И если раньше меня терпели за то, что я пахала за всех, то теперь стала открыто проявляться озлобленность. На меня постоянно жаловались, что я не вписываюсь в коллектив, критикую начальство, прихожу, когда сочту нужным, и все такое. Получив очередную зарплату, я уволилась. Выбыла из системы.

Я купила у жизни ценнейший урок! Формалин, пожиравший мои глаза, словно кричал: «Разве ты не видишь?». Я сделала массу наблюдений. Вот они. С трупами работают, как правило, люди, не состоявшиеся в жизни, с большим уровнем цинизма, который только усиливается. Все, что им остается, — считать трупные пятна и хвастаться количеством вскрытий. Они считают себя служителями науки, но подавляющее большинство из них не могут выдумать ничего лучше фразы: «Кто-то ведь должен этим заниматься!». Одно дело, имея цель, постигнуть что-то важное для жизни; рыться на кладбище, как это делал Леонардо да Винчи. И совсем другое — идти в трупную мастерскую только потому, что она подвернулась на пути. Сколько нам всего еще подвернется? Даже делать гробы должно быть служением из сострадания к чужому горю. Стоит ли становиться гробовщиком оттого, что им был твой дед, который завещал тебе свою мастерскую? Или оттого, что гробовщик никогда не разорится? Служить смерти имеет смысл только тогда, когда это призвание, а не надругательство над собой, не то зловоние распространится и через твои шутки, и анекдоты, и даже запах.

Наша преподавательница по патологической анатомии производила впечатление некрофилки: она искренне радовалась тому, как ей привычно и легко в морге. «Как дома!» — говорила она, а видя раздувшееся тело, сладострастно приговаривала: «Как все запущено! Кто хочет быть первым сегодня?» — имея в виду вскрытие для определения причины смерти. «Не все же такие!» — скажете вы. Ну что же, и книга моя не для всех, а только для тех, кто уже задыхается от затянувшихся похорон своего потенциала. К моим наблюдениям относится также и то, что, выбирая работу, люди не думают, а берут первое подвернувшееся. Это случается по причине низкой самооценки. Довольно быстро человек превращается в то, что делает, и становится ослом системы. Господь Бог уважителен. Он уважает любой выбор, в том числе и выбор стать ослом.

СНО

В большинстве вузов есть так называемые СНО — студенческие научные общества. Это, на мой взгляд, тоже своего рода системы для ослов. В высшей школе я провела в общей сложности десять лет: три года на химическом факультете Большого Университета (бывший ЛГУ), шесть лет в Первом меде имени Павлова на лечебном факультете и год в ординатуре института мозга РАН на нейрохирургии. За все эти десять лет я достаточно насмотрелась на «сношников». Подавляющим большинством из них двигало честолюбие и соображения престижа. Никто из них не только не сделал ничего выдающегося, но даже и не пытался. Так, приходили на скучнейшие дополнительные лекции, отмечали друг друга, выдавали отсутствующих, ничего толком не учили, так же списывали, как и все. Им нужны были, главным образом, галочки. Например, для того, чтобы получить автоматом зачет по предмету, который изучался столь «углубленно». Я не утверждаю, что такими были все, но я говорю о тенденциях.

Ослы разных систем есть повсюду. Они делают то, что предписывает им система, и за то вознаграждение, которое она предлагает. Почти во всех системах ослы находятся за признание их стадом и вожаком «своими», и при этом лучшими, чем остальное окружение, по каким-то соображениям не примкнувшее к стаду. Что касается их научной «деятельности», это всего лишь высокая фигня. Ни о чем. Стадо не совершает открытий.

Если бы тогда мне сказали, что я не думала, выбирая работу в анатомичке, то я возмутилась бы, и еще как! Однако это правда. Я не думала, делая выбор. Разве можно считать размышлениями залетную мысль о том, что видишь под самым носом? Так же не думает большинство, делая выбор. А потом их несет, время летит и — некуда деваться. Лучше потоптаться у ворот да войти в нужные, а не влезть в первые попавшиеся и потерять изрядный кусок жизни. Акцентирую: время равно жизнь. Ослы системы не думают о будущем. Поэтому у них его нет. Они в буквальном смысле слова идут, куда глаза глядят. Их жизнь заканчивается на какой-нибудь из стадий ослиного похода. Некоторые возмущаются: «Меня все устраивает!». Ну и прекрасно! Это книга для тех, кого не устраивает ослиная участь.

Всегда неизбежно будут люди, жаждущие примкнуть к системе, влиться в нее, стать полноправными членами. Для чего им это нужно? Ответ может показаться странным. Не для чего, а потому, что так делает большинство, почти все. Вливаясь в систему, человек словно выполняет какую-то программу, без которой он чувствует себя ущербно, неполноценно.

Те из них, которые поамбициознее, лелеют надежду подсидеть заведующего или занять его место, «если что случится». Подсиживание занимает обычно не один год, а то и весь период работоспособности. Шансы невелики, есть лишь смутная надежда на позицию чуть более высокопоставленного осла системы. Люди бездарные, «просто» живущие без поисков смысла жизни, толпами отправляются работать в системы. Они стараются не перенапрягаться, работать вполсилы; главное для них — стабильность выплаты оклада. Они стараются не думать о своем будущем; без них не развалится ни одно дело; их дети не учатся ничему выдающемуся. Они действительно живут «просто так».

Есть люди, бегающие из одной системы в другую, часто меняющие рабочие места; они собирают шишки, лезут с предложениями, пытаются взять ход событий в свои руки, навязать инициативу. Это несостоявшиеся лидеры. Они пока еще не поняли, что эффективнее будет не пытаться менять чужую систему, а создать свою. Создавать системы могут единицы людей. Некоторые системы возникают не столько по воле конкретного человека, но как ответвления систем, уже действующих. Так, вначале один человек создал какой-нибудь университет, а затем развиваются его филиалы в других городах и открываются все новые факультеты.

Крупные системы поглощают людей. Вливаясь в Систему, человек становится больше похожим на часть системы, чем на себя самого. Он утрачавает свой личный стиль и облачается в корпоративный костюм. Когда он поет гимн корпорации, в которой уже семнадцать лет шьет кроссовки, то кем он должен себя ощутить? Заведенной куклой? Выкидышем системы? Ну зачем же, Наталья Евгеньевна, описывать все так грубо? Да затем, что понять — значит огрубить. Один человек создает, а толпы людей потом канонизируют созданное.

Я знаю одну преподавательницу, которая посвятила всю свою жизнь изучению творчества Блока (заметим, это был ее выбор). При этом она, как цепная собака, набрасывалась на студента, если тот читал блоковские стихи не с той интонацией или, тем более, запинался:

— Что вы можете понимать в поэзии Блока? — было ее любимой фразой, которая сопровождалась утомленно-раздраженным выражением лица и гримасой превосходства.

Она посвятила свою жизнь Блоку, стала идейно близка с ним, как ей, наверное, казалось, и уже стала чуть ли не считать личным оскорблением, когда кто-то не испытывал к Блоку столь нежного пристрастия. Если огрубить, она отождествляла себя с Блоком и тем самым себя приподнимала. «Мы с Блоком» — это уже намного весомее. И чтобы быть «с ним», она готова было прясть связи, исследуя его творчество. Не из любви к нему, а из желания себя им украсить. Эта система примазывания к великому поглотила ее.

В каком случае имеет смысл примкнуть к системе?

Я выделяю четыре основания для вступления в систему, если вы (пока) не намерены создавать свою.

• 1. Если для тебя это этап профессионального становления. Побыть у мастера подмастерьем, чтобы затем открыть свою мастерскую.

• 2. Если тебя устраивает финансовая зависимость и самореализация по чужим правилам чужой системы.

• 3. Если на самореализацию тебе наплевать. Минимум потребностей. Минимум возможностей.

• 4. Если вступление в систему для тебя — осознанное служение какому-то человеку или идеям, в которые ты влюблен.

ЛИТЕРАТУРА, ПОМОГАЮЩАЯ НЕ ДУМАТЬ

Огромное множество людей читает только затем, чтобы себя чем-нибудь занять. Вспоминается по этому поводу английское выражение killing time — время, которое неплохо было бы убить. Напрасно ли жизнь помещает нас в очереди и залы ожидания? И длительный авиаперелет — разве не жизнь тоже? Убивать время — убивать жизнь. Для многочисленных толп вся жизнь — словно затянувшееся killing time.

Помогает не думать любая литература, которая проглатывается и тут же забывается, поскольку изначально не ставилось цели что-то в ней отыскать. Так, скоротать время. Эта литература чем-то сродни курению. Куришь — вроде чем-то занят. Словно некое самооправдание: не зря время провожу, что-то делаю. От такого чтива остается чувство еще большей опустошенности, чем до него, может даже появляться усталость. Но только усталость эта всегда лишена удовлетворения: ничего ценного не сделано, новых мыслей нет, а мозг ч -то жевал, словно мастурбируя.

Модные журналы рекламируют новые виды удовлетворения всевозможных мещанских похотей. Цель этих журналов — вызвать у людей желание покупать все более шикарные вещи и видеть в этом смысл существования. Это не только отупляет, но и разрушает. Даже простой просмотр рекламы отвлекает от главного, так что сил и времени совсем не остается на какие-то там размышления о смысле бытия.

К литературе, помогающей не думать, я не отношу всякие там «Спид инфо», «Криминальные новости» и прочие помои. Они активно разрушают психику. Вы не порадуетесь, когда я скажу, что помогает не думать любая книга, которая отвлекает отрешения назревшей проблемы. Такая книга может даже говорить о вашем утонченном вкусе и при этом помогать не думать. О чем, собственно, речь?..

Живет, скажем, какая-нибудь Люся, работает в министерстве. Лет ей сорок с небольшим. В молодости была красавицей, да и сейчас по-прежнему хороша собой. Здоровье ей Бог дал крепкое; не то чтобы лошадиное, но ничто особенно не беспокоит; так, по мелочи. В одной квартире живет, другую сдает. Сын благополучно заканчивает вуз. Муж деньги в дом приносит. Отчего же Люсе не радоваться? Все, как будто бы, ничего. Вот именно, что «ничего». Ни-че-го. Понимаете? Замуж она по любви вроде выходила, но только муж ее постоянно унижал. За двадцать с лишним лет совместной жизни он превратился из стройного парня в безобразно разжиревшего брюзгу, который без одышки не в силах подняться на второй этаж. Кирилл Семенович, назовем его так, был когда-то талантлив. Разбирался в музыке, занимался спортом, мечтал стать предпринимателем. Душевная лень, в чем-то трусость и бесконечный дрейф по течению окончательно убили в нем веру в себя. Он давно уже перестал двигаться и все больше проводит времени на кухне, стараясь «заесть» проблему нереализованное™. Недовольство собой он выливает на жену, так что теперь она не может поверить, что это тот самый Кирилл, с которым они когда-то встретились.

Как только Люся себя ни переключала: то ремонт затеет, то дополнительную работу себе найдет. Но ничего не меняется, муж тупеет, толстеет и делается все более озлобленным на жизнь. Сын скоро улетитиз гнезда, и смысла совсем не останется. Несколько лет до пенсии в министерстве и — сдавать квартиру да с бабками грибы солить! Вот дрянь... И Люся стала читать классику, не что-нибудь. Это дает ей иллюзию, что она занята чем-то ценным. Время проходит, а время равно жизнь. Классика великолепна, но положение дел не меняется.

Реальные изменения наступают, только когда в литературе человек ищет ответы или, как минимум, четко сформулированные вопросы, которые он интуитивно почти уже сформулировал сам. Если вы чувствуете, что время утекает сквозь пальцы, то ищите литературу по тайм-менеджменту (управление временем). Если хотите руководить, то штудируйте материал по лидерству. Если хотите начать свое дело, то просите совета у предпринимателей, спрашивайте: что они посоветовали бы вам прочесть? То, что называется бизнес-попсой, содержит иной раз мысли более ценные, чем даже деньги, которые эти мысли принесут. Чтобы приблизиться к эпицентру своего предназначения, читайте книги на такие темы:

позитивное мышление;

скорочтение;

мозговой штурм;

ораторское мастерство;

постановка цели;

повышение самооценки;

улучшение памяти;

философия богатства;

Поиск по сайту: