Глава 12. В понедельник утром Лидия первым делом зашла в приемную генерального директора и отдала заявление его секретарю

В понедельник утром Лидия первым делом зашла в приемную генерального директора и отдала заявление его секретарю. Весь день потом она усиленно взывала к судьбе, чтобы та не дала ей случайно столкнуться с Джейком в коридоре или чтобы он вдруг не вызвал ее. «Пусть он будет занят, ведь столько дел требуют его внимания в этой огромной компании».

Мольбы ее были услышаны, следующие несколько дней Джейк в офисе не появлялся; как Лидия услышала от коллег, он был в отъезде. Начальник юридического отдела Мэтт честно пытался уговорить Лидию остаться, но та была непреклонна. Даже если бы она и не собиралась круто менять свою жизнь и сферу деятельности, все равно после всего, что произошло между ней и генеральным директором, продолжать работать в фирме, было бы для нее невыносимо.

Вечером на мобильный телефон пришло сообщение от Джейка. «У тебя все в порядке?» — интересовался он. Лидии было до смерти жаль себя, но уж кому-кому, а Джейкобу Андерсену признаваться в этом она не собиралась. Да и вообще, он ведь интересуется не ее состоянием, а тем, согласился ли отдел кадров на все ее условия при увольнении. И Лидия написала: «В порядке. В отделе кадров все были очень любезны». Очень хотелось спросить, а как дела у него. Но большого смысла в этом не было, ответ девушка знала наперед: «У меня все хорошо».

В среду вечером Джейк допоздна работал с бумагами в гостиничном номере, в котором остановился на время командировки. Наконец цифры и буквы стали сливаться перед глазами. Он отложил бумаги и задумался.

Он всерьез полагал, что вдалеке от офиса ему будет легче. Ведь здесь он не рискует столкнуться с Лидией. Но оказалось, так только хуже. Не видеть ее — настоящая пытка. И Джейк начал сомневаться, правильно ли он поступил? Что лучше: жалеть о сделанном или о том, что не сделал? Действительно ли слезы от светлых воспоминаний горше слез сожаления об упущенных возможностях?

Джейк долго просидел так, размышляя, и наконец, взял мобильный с твердым намерением позвонить Лидии, но это произошло в два часа ночи, и мужчина быстро набрал и отправил сообщение: «Лидия, я был не прав, прости. Надо поговорить. Поужинаем в пятницу?»

Оставалось лишь надеяться, что Лидия не такая упрямая, как он.

На следующий день в перерыве между совещаниями Джейк созвонился со знакомым ювелиром и сделал заказ. Очень хотелось преподнести Лидии нечто оригинальное — в знак серьезности своих намерений.

То и дело он проверял, нет ли сообщений на телефоне. Но от Лидии так никакого ответа не поступило, вообще никакого, даже отказа. Неужели она до сих пор злится? Снова посылать CMC-сообщение было бы смешно, а заказать ей цветы в офис — значит поставить девушку в неловкое положение перед сослуживцами. Надо проявить терпение. Вот вернется в Лондон — тогда и поговорит с Лидией с глазу на глаз. Найдет какой-нибудь предлог для встречи.

Однако, когда в пятницу Джейк появился в офисе, Лидии не было: Мэтт отправил ее куда-то с поручением. Вот ведь невезение! Можно подумать, весь мир ополчился против него. Но Джейк был серьезным деловым человеком, и думать так не стал. Он решил просто пойти к Лидии домой.

Однако ближе к обеду раздался звонок от матери, после которого Джейк, бросив все дела, сорвался в Тронхейм ближайшим же рейсом.

— Лидия, на тебе лица нет. — Сложив руки на груди, Полли строго смотрела на крестницу, ожидая разъяснений. — Скажи мне, в чем дело.

— Ни в чем. Все нормально. — Девушка пожала плечами.

— Нет, не нормально. Я разговаривала с Эммой, она со мной согласна. У тебя что-то случилось.

— Да ничего не случилось, — упорствовала Лидия, — просто много работы, устала. Кстати, спасибо, что убедила Наташу выставлять мои рисунки.

— Наташа Романофф — самая расчетливая дама из тех, кого я знаю. У нее чутье будь здоров, хоть она и одевается как городская сумасшедшая. И выставлять тебя она будет исключительно потому, что видит в тебе перспективу. И не сомневайся: когда твои работы начнут расти в цене, она своего не упустит. А они начнут. Ведь, во-первых, ты талантливый художник, а во-вторых, умные люди сегодня предпочитают вкладывать сбережения в искусство, а не в акции.

— И все равно спасибо, — произнесла девушка, подливая кофе крестной.

— С родителями больше не общалась?

— После скандала, который закатил отец? Нет уж, спасибо. Но хотя бы теперь все знают правду, можно не бояться говорить открыто. И пусть не надеются, что я приползу к ним умолять о прощении. Думаю, я сделала правильный выбор. И если они не могут с ним примириться, это их проблемы. Я не виновата в том, что родилась девочкой.

Полли удивленно посмотрела на девушку:

— А при чем тут это?

— Ты не хуже меня знаешь при чем. Папа хотел сына, а родилась я. Я умудрилась разочаровать его уже самим фактом своего появления, и это было только начало. Всю свою жизнь я пыталась стать тем, кем хотят они, жить так, как хотят они. И ничего не помогло. Сейчас все будет по-моему. Я есть я, Полли. И отцу придется смириться с этим, принять меня такой, какая я есть. И маме тоже.

— Значит, ты думаешь, твои родители хотели сына... — Полли в волнении кусала нижнюю губу. — Говорила же я Рут, чтобы она не скрывала от тебя.

— Не скрывала что?

Но крестная лишь покачала головой:

— Это не мой секрет. Тебе придется поговорить с матерью.

— Но она со мной больше не разговаривает, — напомнила Лидия.

— Знаю, дорогая, значит, тебе придется заговорить первой. — Полли чувствовала себя не в своей тарелке.

— Не уверена, что мне это нужно.

— Поверь, Лидия, нужно. Это важно, чтобы ты могла спокойно жить дальше. Просто скажи ей: «Я должна поговорить с тобой наедине». А когда увидитесь, расскажи то, что только что поведала мне. Если не поможет, спроси ее про Дэниела. — Крестная вздохнула.

— Кто такой Дэниел? — нахмурилась Лидия.

— Я и так уже лишнего сболтнула. — Полли обняла крестницу. — Но сейчас тебе плохо, и, как твоя крестная, я просто обязана как-то облегчить твою ношу.

— Да мне не плохо. Наконец-то я могу заниматься любимым делом, о чем мечтала всю жизнь.

— Лидия, я не об этом, — тихо возразила Полли. — У тебя кто-то был? Дело в мужчине?

— С чего ты взяла?

— Я уже видела тебя в подобном состоянии и с тем же выражением лица — тогда, после Робби.

— Я в порядке.

Полли взяла девушку за руки и мягко произнесла:

— Нет, не в порядке. Это парень, которого ты рисуешь?

Лидия распахнула глаза:

— Ты заглядывала в мой альбом?

— Нет. Я подумывала об этом, — признала женщина, — так как знаю, что ты склонна изливать свои переживания на бумаге, вместо того чтобы решать проблему. Но я бы не стала столь нагло вторгаться в твою личную жизнь. Нет, просто у тебя есть привычка рисовать, когда ты разговариваешь. И ты нарисовала его в моем блокноте для записей, который лежит на кухне. Он великолепен!

— Не хочу о нем говорить.

— Нежелание говорить на трудные темы обернулось для твоей матери большими проблемами. Не повторяй ее ошибок. — И Полли заботливо обняла свою подопечную.

— Мы договорились с ним, что будем вместе на одну неделю.

— Ту неделю, что ты провела в Норвегии?

Лидия закусила губу и кивнула.

— То-то я никак понять не могла, откуда этот жизнерадостный счастливый тон в твоих открытках. Ты казалась такой восторженной, какой я тебя с шестнадцати лет и не помню.

— Это была всего одна неделя, — повторила Лидия.

— И теперь ты не можешь его забыть.

— Не могу, — жалобно произнесла девушка.

— А почему ты решила, что он тебя забыл?

— Забыл, я уверена.

— Думаю, вам нужно поговорить начистоту. В конце концов, что ты теряешь?

— Все!

— Значит, есть за что бороться. — Полли немного помолчала и добавила: — Слушай, когда я брала у тебя набор открыток на прошлой неделе, то увидела на столе портрет. Уж прости, но я не удержалась и рассмотрела его. И ответственно заявляю: это лучшее из всего, что ты рисовала до сих пор.

Комплимент нисколько не развеселил Лидию. Она лишь пожала плечами и пояснила:

— Я обещала его деду и бабушке, что пришлю им его портрет.

— Ты с ними знакома? — удивилась Полли.

— Ну да, мы останавливались в городе недалеко от них. Он не мог не навестить их.

— И взял тебя с собой?

— Взял. И представил как коллегу.

— А ты как себе это представляла? Что он скажет: «Привет, бабуля, а вот моя любовница»? — Полли убрала прядь волос со лба крестницы и спросила: — Он в хороших отношениях с семьей?

— Да.

— Он не стал бы их знакомить с кем попало, даже просто с коллегой. Потому что они непременно начнут его о тебе выспрашивать, и он это знал. То, что он вас познакомил, — неспроста.

— Но мои родители никогда меня ни о ком не расспрашивали.

— Потому что твои родители — эмоционально ущербные люди, — отрезала Полли, — в нормальных семьях все друг о друге выпытывают интересные подробности. Когда они получат портрет?

— Мастер из багетной мастерской в Тронхейме сказал, что к концу недели.

— Помяни мое слово: как только они увидят рисунок, тут же позвонят твоему ненаглядному, а он — тебе.

— А если нет?

— А если нет... Тогда позвони сама. — С этими словами Полли обняла Лидию.

— Бабуля, ну не можешь же ты всю ночь просидеть у кровати дедушки.

— А вдруг что случится...

— Тогда дежурный позвонит мне на мобильный, и мы сразу приедем. От нас до больницы всего пятнадцать минут. Тебе лучше отдохнуть дома, и дедушке так будет спокойней, он переживает за тебя. А ведь сейчас главное для него — покой, разве не так?

— Я понимаю, что ты прав, Джейкоб. — Астрид позволила внуку обнять себя. — Он должен выкарабкаться. Не представляю, как я смогу жить без него.

— Ну конечно, он выкарабкается, — уверил ее Джейк, — да весной он уже снова начнет разбрасывать детали двигателя от лодки по всей кухне, а ты снова будешь сердиться на него, как обычно.

Вернувшись домой, и убедившись, что Астрид легла отдыхать, Джейк обзвонил всех родственников и сообщил новости о Пере. Покончив с делами, сел и задумался. Ему точно не удастся вернуться в Лондон до конца следующей недели, а значит, он пропустит проводы Лидии. Можно, конечно, позвонить ей и все объяснить, но то, что он собирался сказать, лучше произносить, глядя человеку в глаза. Но и деда сейчас бросать тоже нельзя. Дилемма. Как бы он ни поступил, кому-то будет плохо. Но дедушке он нужен сейчас больше, чем Лидии. Если она все же когда-либо согласится его выслушать, то обязательно поймет.

В конце концов, Джейк написал своей секретарше по электронной почте: «Джудит, я еще какое-то время пробуду с дедом в Норвегии, поэтому пропущу прощание с Лидией. Пожалуйста, попроси, чтобы Мэтт поблагодарил ее за работу от моего имени. И сдай за меня деньги на подарок. Не скупись, пусть это будет приличная сумма, чтобы хватило, например, на большую коробку пастели. Вернусь — все тебе отдам. Спасибо. Джейк».

Они с Астрид навещали Пера каждый день. Джейк следил, чтобы бабушка хорошо ела и отдыхала. А однажды приехали все двоюродные братья Джейка, и, пока они были в больнице, ему пришлось развлекать свору малолетних племянников и племянниц. Он старательно вспоминал все страшилки и истории, которые когда-то слышал от Пера, и в лицах пересказывал их малышне.

Какая ирония: полтора года Джейк избегал всего, что связано с детьми. И вот теперь добрый дядюшка Джейкоб копошится с ними, распевает песни, рассказывает сказки на разные голоса и позволяет им ползать по себе, как обезьянкам по пальме. Точь-в-точь как когда-то сам играл со своими дядями. И как должны бы были играть с ним его собственные дети, о которых он так мечтал когда-то.

В четверг вечером, когда вернулись из больницы, в дверь постучал сосед и передал посылку.

— Я ничего не жду. Может, уже с Рождеством начали поздравлять? — недоумевала Астрид.

Джейк взглянул на обратный адрес и сообщил:

— Это из багетной мастерской в Тронхейме.

— Ничего не понимаю. Дорогой, если не трудно, открой, пожалуйста, посмотри, что там.

Каково же было его удивление, когда он достал собственный портрет в красивой рамке. Джейк, разумеется, помнил — Лидия обещала сделать для его родственников портрет, но не ожидал, что она выполнит свое обещание, да тем более так быстро и так качественно.

Но более всего его удивило изображение. Джейк не позировал для этого рисунка, Лидия работала по памяти. Мужчина на картине сидел, устремив мечтательный взор куда-то вдаль, губы его были слегка приоткрыты, а глаза светились нежностью... Мужчина был влюблен. И понять и так четко передать это мог лишь тот, кто научился читать его мысли и чувства. Тот, кто и сам способен испытывать подобное. Тот, кто и сам влюблен.

Значит, надежда есть!

— Какая красота! — Глаза Астрид наполнились слезами, когда она увидела портрет. — Перу очень понравится.

— Вот еще один повод ему вернуться домой как можно скорее.

— Передай девочке от нас большое спасибо. Скажи, что мы ее любим.

— Непременно. Передам при личной встрече.

Решено, он увидится с Лидией, как только прилетит в Лондон. Главное, чтобы она дала ему высказаться.

В пятницу утром Лидия вошла в кабинет матери.

— Ну что, одумалась наконец? — приветствовала ее Рут, с одобрением оглядывая ее деловой костюм. — Так и быть, помогу тебе с поиском работы.

— Я не ищу работу, — Лидия едва сдерживала эмоции, — просто решила, что костюм более уместен в твоем офисе, чем перепачканные краской джинсы. Как я уже сказала по телефону, нам нужно поговорить.

— О чем же ты собираешься говорить? — поинтересовалась мать Лидии.

Девушка набрала в грудь побольше воздуха и решительно произнесла:

— Я знаю, ты не одобряешь моего решения сменить сферу деятельности. Я всю свою сознательную жизнь старалась быть послушной дочерью, но так и не смогла завоевать вашу любовь. Поэтому сейчас я собираюсь заниматься тем, что нравится мне. Понимаю, вы не можете простить мне, что я — не Дэниел, но ведь...

— Как ты сказала? — перебила ее побледневшая Рут.

— Я сказала, вы не простили мне, что я — это я, а не Дэниел, — нахмурившись, повторила Лидия.

— Откуда ты про него узнала? — Глаза Рут сузились, она вскочила со стула.

— Да я в общем-то ничего и не узнала.

— Это Полли тебе разболтала?

Лидии вовсе не хотелось подставлять свою крестную, поэтому она заявила:

— Нет. Я сама догадалась. Это же очевидно. У вас, кроме меня, были еще дети. Уж не знаю, что там такое случилось: может, выкидыш, а может, Дэниел умер младенцем, не знаю, старше он был меня или младше. Но я уверена: вы с папой всю жизнь жалели о нем. Считали, лучше бы погибла я, а не он. — Девушка изо всех сил сдерживала рыдания, грозившие прорваться наружу.

Рут закрыла глаза.

— Лидия, все было не так, — с усилием произнесла она, и лицо ее было искажено страданием. — Дэниел не был твоим братом.

Лидия нахмурилась:

— Кто же он в таком случае?

— Дэниел... Это твой отец, — тяжело проговорила Рут.

— Что ты такое говоришь? Какой еще отец? — Лидия в изумлении уставилась на мать. — Но ведь в свидетельстве о рождении стоит папино имя!

— Он согласился, чтобы тебя записали на него. Эдвард Шеридан не является твоим биологическим отцом.

— Ты уже была замужем до того, как расписалась с... с Эдвардом? Я думала, вы с ним поженились задолго до того, как появилась я.

— Так и было.

— Но как же тогда... — Лидия никак не могла связать концы с концами. — Меня что, удочерили?

— Нет. — Рут кусала губы. — Это не очень красивая история, не думай, будто я горжусь своим поступком.

Такого признания Лидия уж точно не ожидала услышать. Сколько открытий сразу! Она еще не отошла от шока, узнав, что ее отец — вовсе не отец ей. А тут еще и это. Девушка буквально лишилась дара речи.

Наконец Рут нарушила молчание:

— Я влюбилась в Дэниела, еще когда была студенткой. Задолго до того, как познакомилась с твоим отцом... то есть с Эдвардом. Мы собирались пожениться, но тут он уехал на полгода в Париж, на практику. И там... встретил другую.

По выражению лица матери Лидия поняла, как трудно той дается разговор, как больно ворошить прошлое.

«Наверное, она очень сильно любила этого Дэниела».

— А потом я познакомилась с твоим... — Рут запнулась и поправилась: — Познакомилась с Эдвардом.

«Абсолютно очевидно, что сделано это было назло Дэниелу».

Рут тем временем продолжала:

— У нас были одинаковые взгляды на жизнь, одинаковые цели. И мы решили пожениться.

«А где же здесь любовь? Или она после Дэниела уже не могла никого полюбить?» Вопросы так и роились в голове у Лидии, и она не знала, с какого начать. Хотя лучше было бы молчать, дать матери выговориться, не сбивать ее настрой. Другого шанса может больше и не представиться. А Лидия должна узнать правду. Ей нужно разобраться, кто же она на самом деле такая.

Поэтому девушка молчала. А ее мать продолжила рассказ:

— Сначала все шло хорошо. Потом настала черная полоса, мы ссорились, и как раз в это время в Лондоне снова объявился Дэниел, я случайно столкнулась с ним на вечеринке, — женщина перевела дыхание, — и словно бы и не было никогда никакого Парижа.

— Ты закрутила роман? — Лидия не могла поверить. Такое случается с кем угодно, но только не с ее правильными, сдержанными родителями.

Рут тяжело вздохнула:

— Все должно было сложиться по-другому. Я собиралась уйти от Эдварда и жить с Дэниелом. Но тут он попал в аварию и погиб.

Женщина была белой как полотно. Лидия поняла, что мать на самом деле любила Дэниела и до сих пор убивалась по нему.

— А потом, спустя месяц после похорон, я узнала, что беременна тобой.

Значит, она дитя погибшего любовника. Неудивительно, почему оба родителя отдалились от нее. Ведь Лидия служила живым напоминанием о предательстве матери.

— А ты точно уверена, что я... Ну, что я — дочь Дэниела?

— Ты очень на него похожа. К тому же Эдвард в детстве переболел свинкой.

Когда до Лидии дошел смысл сказанного, ей стало дурно. Получается, у ее отца не могло быть детей. Так же, как у Джейка. Поэтому Лидия являлась не только свидетельством падения матери, но и ходячим напоминанием о том, чего Эдвард был навсегда лишен, о том, чего он никогда не смог бы дать Рут. Но Эдвард Шеридан — не тот человек, кто готов признать себя неудачником. Это с его-то способностями, с его-то карьерой! Поэтому он постоянно и ревностно следил за успехами Лидии, поэтому так высоко поставил планку. Он не хотел, чтобы девочка когда-либо достигла этой планки: ведь она — не его ребенок, она не может быть хорошей по определению.

— Мы с Эдвардом обсудили сложившуюся ситуацию, и он согласился принять тебя, вырастить, как родную.

Лидия даже представить не могла себе, как мог проходить тот разговор. И не могла понять, что заставило Эдварда согласиться. Неужели он так сильно любил Рут? Но девушка не помнила за своими родителями ни одного проявления привязанности, нежности друг к другу, подобного тому, что она наблюдала в доме Андерсенов.

— Только он никогда не воспринимал меня, как родную, — тихо промолвила Лидия, — для него я навсегда осталась ребенком Дэниела.

Рут промолчала, словно подтверждая справедливость замечания дочери. От страшного открытия у Лидии закружилась голова.

— Ты собиралась уйти от Эдварда. Значит, ты планировала... — Девушка не могла допустить мысли, что ее мать, возможно, подумывала сделать аборт. — Ты не думала о том, чтобы растить меня в одиночку?

— Мои родители были уже слишком старыми. Полли обещала помочь, но я не хотела взваливать эту ношу на ее плечи.

— А почему ты не отдала меня в семью Дэниела? Наверняка они были бы рады ребенку погибшего сына.

— Мы с Эдвардом решили сами воспитать тебя.

Лидия скривилась. Все это было лишь для того, чтобы спасти лицо, не подмочить репутацию.

— Значит, у меня есть и другие родственники? Которые, возможно, приняли бы меня такой, какая я есть?

— Они ничего про тебя не знают.

— Может, стоило им сообщить?

— Это ничего бы не изменило.

— Нет? А так лучше? Да я для тебя воплощенное чувство вины, а отец, — или как теперь ей называть этого человека? — а отец, видя меня, снова и снова переживает обиду на свою судьбу.

— Не преувеличивай, Лидия, ты сгущаешь краски.

По тону голоса матери Лидия поняла, что та уже взяла себя в руки, и теперь перед девушкой вновь уравновешенная и неприступная женщина, привыкшая контролировать себя и ситуацию.

— Сгущаю краски? Ты полагаешь? Нет, мам. Я всю жизнь чувствовала, что меня не любят, и из кожи вон лезла, лишь бы завоевать вашу с отцом любовь. И все мои попытки были заведомо обречены на провал.

— Лидия, — заговорила было Рут, но девушка не дала ей закончить:

— Нет уж, сначала ты выслушаешь меня, хотя бы раз в жизни. У меня было ужасное детство. И я убила столько лет жизни, пытаясь угодить вам, изучала в университете право вместо того, чтобы заниматься тем, к чему лежит душа. Сегодня я узнаю, что человек, которого я считала отцом, вовсе таковым не является. И всю жизнь меня окружали ложь и притворство. И я имею полное право немного понервничать по этому поводу, ты не находишь?

— Я не для того тебя воспитала, чтобы ты на меня кричала.

— Разумеется.

Если учесть тот факт, что мать вообще ее не воспитывала. И как можно оставаться столь невозмутимой, раскрывая перед дочерью подобные тайны!

— Ладно, думаю, больше нам говорить не о чем. Последний вопрос. Почему ты была против моих занятий рисованием? Это тоже как-то связано с Дэниелом?

Рут сухо произнесла:

— Он был художником.

Коротко и ясно. И никаких тебе подробностей. Разве можно ожидать от матери большего. Остается надеяться, что подробности знает Полли. Но по крайней мере теперь ясно, почему Эдвард Шеридан был столь категоричен: поступление в Академию изящных искусство означало бы, что Лидия пошла по стопам своего настоящего отца. Этой щепотки соли раны Эдварда бы не вынесли.

Лидия встала:

— Спасибо, что... э-э, просветила меня. Не буду тебе больше мешать. И, думаю, в сложившихся обстоятельствах я лучше не пойду с тобой сегодня обедать.

Не дожидаясь ответа, девушка вышла.

Домой не хотелось. Эмма, наверное, только что вернулась, уставшая после недели в школе. Полли вечером в пятницу, как правило, куда-нибудь выходила. Но Лидия все равно достала выключенный перед разговором с матерью мобильный, чтобы позвонить крестной и успокоить ее. Едва девушка включила телефон, тот заверещал, оповещая, что у нее масса новых сообщений. Да, судя по их количеству, Полли вся извелась, волнуясь за крестницу. Девушка набрала знакомый номер.

— Лидия? Ну слава богу! Как ты? Твоя мать звонила.

— Извини, Полли, я не хотела тебя подводить.

— Главное, что ты в порядке. Где ты сейчас?

— Гуляю по набережной. Нет, Полли, не бойся, я не натворю никаких глупостей. Просто хочу побыть одна.

— Ты лучше приходи, поедим, поговорим.

Лидия подумала, что, если не придет, Полли непременно бросится ее разыскивать по набережным Темзы. Поэтому она быстро спустилась в метро и отправилась к крестной.

Та встретила девушку крепкими объятиями и тут же предложила бокал красного вина.

— Выглядишь ужасно, дорогая.

— Я теперь не понимаю, кто же я такая.

— Я скажу тебе: ты Лидия Шеридан, талантливая художница, добрая, умная и красивая девушка. И я горжусь тобой. Пока я готовлю спагетти, расскажи, что ты узнала.

— Немного. Только что Дэниел был моим отцом. Никаких деталей. Послушай, раз в Париже он сразу увлекся кем-то другим, значит, он был не очень надежным человеком?

— Девочка моя, ему был двадцать один год. В таком возрасте все совершают ошибки. Вообще-то он был очень милым парнем, веселым, добрым. Тебе бы понравился. А он бы тебя просто боготворил.

Удивительно. Лидия только сегодня узнала об этом человеке, но мысль, что он бы ее любил, была крайне умиротворяющей и приятной.

— А что он рисовал?

— Пейзажи. И тоже любил работать пастелью, как и ты. А еще ему нравилось писать отражения. Над камином как раз его картина.

— Неужели? Отражение Тауэра в Темзе! Мне так всегда нравился этот рисунок. А почему она не рассказала родным Дэниела обо мне?

— Не могу сказать, дорогая.

— Я даже полного имени его не знаю. И живы ли его родители...

— Я расскажу тебе все, что мне известно. Но на твоем месте я бы сто раз подумала, прежде чем связываться с его семьей. Пойми меня правильно: любая семья будет рада принять тебя, будет гордиться тем, что вы с ними родня. Но им сейчас за восемьдесят, в таком возрасте люди плохо переносят подобные новости.

— А вот моя семья мною не гордится. И теперь я знаю почему. — Девушка вздохнула. — Не могу поверить, что они столько лет скрывали от меня правду.

— В таких вещах трудно признаваться. И я тоже виновата перед тобой, я ведь тоже молчала, — заметила Полли.

— Ты хотя бы пыталась убедить их. Вы ведь поэтому поссорились с мамой, когда мне было шестнадцать?

— Да, но я поняла, что Рут уперлась намертво, мне не хотелось терять возможность видеться с тобой. Пришлось идти на компромисс.

— Рада, что ты это сделала. — Лидия тяжко вздохнула. — Даже не знаю, как теперь быть. В настоящий момент просто видеть их больше не желаю.

— Пусть все уляжется сначала, — произнесла Полли, — не торопись с выводами, не принимай поспешных решений. Но знай: что бы ты ни решила, я всегда с тобой, любимая моя девочка. — И крестная крепко обняла девушку.

— Спасибо!

— Может, это не мое дело, но скажи, Джейк не звонил?

— Нет, он даже не пришел на мои проводы. — Эта мысль терзала девушку.

— Вероятно, он не мог. Может, он в командировке. Ты не узнавала?

— Нет.

— Дорогая, не повторяй ошибок своей матери. Гордость — вовсе не добродетель. Почему бы тебе не позвонить ему? Все бы обсудили. — С этими словами Полли поставила на стол блюдо со спагетти. — Ладно, утро вечера мудренее. И помни: все, что не убивает, делает нас сильнее.

Лидия не была сейчас в этом уверена, но лишь послушно взяла в руку вилку и вымученно улыбнулась крестной.

Поиск по сайту: