Интервью, взятое автором у двух вымышленных персонажей

— Что вы думаете о создании образа документального героя на экране?

Х р о н и к е р. Документальный герой для меня — это вовсе не обязательно отдельная личность. Чаще это какая-то общность людей, будь то завод, стройка или село. Моя камера погружается в определенную социальную среду. Я пытаюсь передать атмосферу этой среды. А отдельная личность — часть всей картины.

Но даже если я делаю портретный очерк, то, откровенно говоря, никогда не ставлю перед собой цель создать образ. Я просто стараюсь показать человека в разные моменты его жизнедеятельности, в разных ситуациях. Он работает, выступает на собраниях, отдыхает, как ему нравится, — а моя задача заключается в том, чтобы естественно зафиксировать все это. Я показываю его лицо, руки. Он может высказаться по тому или иному поводу — в моем распоряжении синхронная камера.

Пока снимаю, стараюсь быть невидимкой. Фиксирую наиболее яркие моменты. Конечно, стараюсь снимать выразительно, даже красиво. Потом выстраиваю материал в логической последовательности. Что-то беру в картину, что-то уходит в отсев.

В общем, я стремлюсь дать о герое побольше информации. Но не считаю для себя возможным (да, по совести, и не умею) анатомировать живую личность. Если бы я хотел заниматься личностью, пошел бы в актерское кино...

— Значит, вы показываете в своих фильмах не личность, а общественное лицо?

Х р о н и к е р. Да, конечно. Для документального фильма этого вполне достаточно. Я не лезу со своей камерой, микрофоном и светом в душевную жизнь человека. У нас, мне кажется, и средств таких нет, чтобы живописать отдельную личность и все тонкости характера. И потом, чтобы узнать человека по-настоящему, надо с ним пуд соли съесть. А хроникер должен снимать — жизнь ведь не ждет.

— Как строятся ваши отношения с людьми, которых вы снимаете?

Х р о н и к е р. Как правило, я знаю о них немногим больше того, что содержится в моем фильме. Я для них некто с телевидения — и только. Конечно, иногда у нас завязываются дружеские связи, но к фильму это отношения не имеет. Нравится мне человек или не нравится — для съемки это безразлично.

Моя забота состоит в том, чтобы зритель увидел героя таким, каким его видят окружающие люди, каким увидел бы его любой, окажись он на моем месте. Пусть иногда говорят, что мои фильмы несколько скучноваты. Зато они правдивы. А жизнь, знаете, не театр...

П у б л и ц и с т. У меня несколько иная позиция. Я не очень понимаю, зачем нужно снимать "картинки из жизни". Так называемые портретные фильмы меня тоже интересуют весьма мало. Для меня главное — проблема.

— Как же вы в таком случае выбираете героя? Публицист. А я не выбираю. Он приходит ко мне вместе с проблемой, которая ставится в фильме. Я предоставляю ему трибуну, он высказывается с экрана как очевидец или как специалист. То, чего не смог сказать он, я дополню.

Конечно, прекрасно, если мой герой — к тому же яркая, запоминающаяся личность. Но, к сожалению, так бывает далеко не всегда. Герой нужен мне по делу, а не сам по себе. Остальная его жизнь меня не касается. По-моему, если проблема взята острая, животрепещущая, то от героя требуется лишь одно — донести ее до зрителей.

Я строю свой фильм как систему доказательств. Стараюсь дать зрителям материал для определенных выводов. Поэтому и от героя добиваюсь ясности мысли и краткости изложения.

— Как же вы поступаете, если человек отстаивает правильную точку зрения, а лицо у него противное, не внушает доверия?

П у б л и ц и с т. Не беда. Мне важно, чтобы герой умел обосновать свое мнение. А какой у него при этом нос или прическа — вопрос второстепенный. В конце концов убеждает не физиономия, а мысль. Вспомните, кстати, Сирано...

— Значит, личность героя вас не интересует?

П у б л и ц и с т. Так сказать нельзя. Я понимаю, что с экрана проблему лучше раскрывать через конкретного человека, тогда она становится ближе зрителю. Поэтому я все-таки ищу такого героя, который может острее других поставить проблему.

— Как вы представляете себе идеальный вариант своей работы?

П у б л и ц и с т. Идеальный? Пожалуйста... Острая, общественно значимая проблема. Борются разные мнения. Весы склоняются то в одну сторону, то в другую. Автор ведет журналистское расследование. Если у него складывается собственный взгляд на пути решения проблемы, он стремится подвести к нему зрителя. При этом фильм строится так, чтобы истина добывалась в споре. По следам публицистического выступления принимается решение.

Считаю высшей наградой, если моя работа публициста приносит конкретный результат.

ЧАСТЬ 2

"ВАШЕ МНЕНИЕ ПО ДЕЛУ"

Я окончил в свое время юридический факультет, но фильмов "по специальности" никогда раньше не делал. Это был мой первый опыт.

...Зал судебных заседаний наполняется публикой.

О т а в т о р а

Процесс должен был открыться в понедельник, в одиннадцать часов утра. Этого дня мучительно ожидали все: одни — с естественным желанием, чтобы все как-нибудь побыстрее кончилось, другие — надеясь получить ясность в этом странном деле.

С у д ь я

Судебное заседание Черемушкинского народного суда открыто. Слушается уголовное дело по обвинению...

На скамье подсудимых сидят мальчишки, только что окончившие школу (один еще учится в девятом классе). На вид симпатичные, милые ребята, они охотно отвечают на все вопросы судьи.

О т а в т о р а

В зале суда посторонних не было. Мест едва хватило для тех, кто действительно был причастен к этой драме.

Здесь были родители, именуемые судом законными представителями несовершеннолетних.

Здесь были школьные учителя.

Здесь были одноклассники подсудимых.

Камера пристально вглядывается в лица сидящих в зале людей, потом в подсудимых.

О т а в т о р а

Следствием по делу установлено.

Вечером первого августа, накануне экзаменов в институт, они впятером собрались на квартире. Примерно в 10 часов вечера двое улеглись спать, а трое вышли на улицу, предварительно захватив с собой клинок топора и нож. Они прошли через весь двор к дому, где жила их бывшая одноклассница Таня. Ни Таниных родителей, ни самой Тани в это время в Москве не было. Впрочем, на суде молодые люди будут утверждать, что они этого не знали.

Они поднялись по лестнице. Якобы звонили, якобы стучали. Естественно, им никто не ответил. Тогда они взломали топором дверь и вошли в квартиру.

П о д с у д и м ы й

Виновным я себя признаю частично. Потому что я не считаю, что совершил кражу личного имущества. Я просто совершил хулиганский поступок.

О т а в т о р а

Вещи они связали в два узла, отнесли на квартиру, а наутро перепрятали их в лесу. Общую стоимость украденного следствие определило на сумму 500 рублей.

По существу, каждый судебный процесс — это непридуманное драматическое действие. Поэтому судебное разбирательство так часто становится сюжетной основой произведений театра и игрового кино.

Строя фильм на материале уголовного дела, мы могли бы ограничиться трансляцией из зала суда, сопроводив ее авторскими ремарками. Получился бы проблемный репортаж, какие часто делает теперь телевидение. Так, возможно, и я поступил бы раньше, руководствуясь теорией безусловного фильма. Но теперь ограничиться трансляцией я уже не хотел. Тем более что уголовное дело, подлежавшее рассмотрению, выглядело с точки зрения юридической несложным: подвыпившие мальчишки, квартирная кража, украденные вещи обнаружены следствием, обвиняемые фактов не отрицают...

Непонятно было другое: как могли эти молодые люди совершить поступки, которые привели их на скамью подсудимых? Вот что казалось неожиданным, требовало объяснения.

Дети росли в благополучных как будто бы семьях. Учились в образцово-показательной школе. Да и сейчас, оглушенные страхом наказания, они вызывали скорее жалость и сочувствие, чем негодование.

Нам представлялось, что рамки судебного разбирательства следует расширить. Это и определило форму картины.

Прежде всего мы собрали одноклассников подсудимых. Они были настолько потрясены случившимся, что разговаривали с нами, не обращая внимания на микрофон и камеру (фильм снимал оператор Игорь Свиридов, звукооператор Константин Ионидис).

П е р в а я д е в у ш к а

Сидишь с ним на уроке — всегда: "Светочка, Светочка..." Ну, бегал на переменах. Подумаешь! Все бегают!

Даже удивительно: недавно бегал на переменах, учителя ругали — и вдруг на скамье...

В т о р а я д е в у ш к а

Ко мне пришла Галя Ануфриева и сказала, что будет суд. Я как-то приняла это сначала за шутку и рассмеялась, говорю: "Да хватит тебе!"

Т р е т ь я д е в у ш к а

Я просто не поверила. Пошла на кухню, стала мыть посуду. Посуду я всю перебила — у меня тряслись руки. Думать я ни о чем не могла. У меня до сих пор такое состояние, как туман какой-то.

Ч е т в е р т а я д е в у ш к а

Не могу... Бывают ребята, у них на лице написано, что на подлость способны, а этот — нет. Не мог он сделать такое сознательно (плачет). Не мог.

Возвращаемся в суд, чтобы выслушать показания родителей обвиняемых.

О т е ц Ж е н и

В пионерском лагере он часто бывал, несколько сезонов подряд ездил. Там о нем всегда хорошо отзывались. Грамоты соответствующие привозил.

В школе у него по стрельбе и по военной подготовке все тоже было хорошо. В соревнованиях участвовал.

Любил на гитаре играть... Книги читал... Я ему рекомендовал литературу. По тем беседам, которые я с ним проводил, мне было ясно, что он на правильном пути. Так что все это неожиданностью для нас является.

М а т ь С е р г е я

Он очень увлекался техникой. Очень увлекался. Все время паял, все время мастерил что-то. Мы ему не отказывали даже в том, чтобы купить схемы для транзисторов. Он сам собирал транзисторы...

Были дни рождения, все эти мальчики бывали у нас на рождениях. Спиртного не разрешалось никогда, ни в коем случае... Даже речи об этом не могло быть. Соки и лимонад, больше соки. Мой сын очень любит соки...

На скамье подсудимых "мальчик" не выдержал и улыбнулся.

Дом, в котором жили эти ребята, — обычная типовая новостройка. Однообразный ряд панелей с дырочками-окнами. Утилитарная архитектура. Вся притягательность — в бытовых удобствах.

Конечно, нелепо взваливать на градостроителей ответственность за чьи-то нравственные изъяны, а тем более — за совершение уголовного преступления. Но мы пытались показать в картине, что такой дом — это не душевная опора для человека. Такой дом — не родные стены, а просто место жительства.

Была ли опора за безликими панелями, в комнатах, обставленных стандартной — что называется, все как у людей — мебелью?

Подробно поговорить с родителями нам не удалось — они не захотели. Но вот, в частности, что рассказал один из приятелей подсудимых:

— Он был обеспеченным. А самостоятельности как таковой его лишили. Привык жить на всем готовом. Знал, что может спокойно скрыться у папы за спиной. Научился изворачиваться, ловчить. Он прекрасно знал, когда есть мама дома, когда ее нет; когда есть папа дома, когда его нет. И что им можно сказать в свое оправдание. Он думал, как ему прожить полегче.

Исследовать отрицательные явления документальной камерой всегда сложно. Ведь никто не заинтересован в том, чтобы предстать перед людьми в неприглядном виде. Вообще при показе на экране "отрицательных" документов особенно строги этические ограничения.

Нас выручила в данном случае публичность суда. Мы действовали как бы от его имени, собирая свои "материалы по делу". Разумеется, нам была важна нравственная, а не уголовная сторона всей этой истории.

Поиск по сайту: