Богемный стиль: история возникновения

Художник так или иначе всегда противостоит обществу, являя собой символ протеста как в идеологическом смысле, так и в плане внешнего облика.

Анри Мюрже. «Сцены из жизни богемы»[6]

Первым богемным творцом по праву считают знаменитого поэта Байрона[3] (рис.3). Уникальная красота его лица послужила темой для множества изображений, начиная с миниатюр и кончая парадными изваяниями. Внешнее совершенство облика было в глазах поклонников непременным атрибутом кумира, и Байрон благодаря своей красоте оправдывал культурные ожидания публики. Но, будто подтверждая известный тезис романтической эстетики, гласящий, что одухотворенная красота неизбежно связана с легкой деформацией пропорций, Байрон сочетал в своей внешности божественную красоту лица и тайный телесный недостаток – хромоту. Рис.3. Поэт Байрон

Именно благодаря Байрону сложился и поныне актуальный образ богемного поэта – романтического индивидуалиста, харизматического творца-визионера, ведущего вольный образ жизни. В первые десятилетия XIX столетия быть красивым означало быть похожим на Байрона – иметь глубокий выразительный взгляд и бледный цвет лица, культивировать меланхолию. Болезненность облика здесь уже прочитывалась как эстетическая привилегия.

Однако по-настоящему образ богемного художника оформился еще в эпоху позднего романтизма во Франции. Слово «богема» приобрело популярность в 1845 году благодаря сборнику «Сцены из жизни богемы» Анри Мюрже[4], по которой позднее была создана опера «Богема» Пуччини. В этот период и возникает богемная мода как особый стиль, включающий несколько основных вариантов.

Слово «богема» имеет очень интересную этимологию. В 1427 году Париж был оккупирован. На этот раз не свирепыми норманнами в устрашающих рогатых шлемах, не ордами кривоногих диких всадников-гуннов, не жестокими англичанами в стальных доспехах. В городе поселилось племя, предпочитавшее жить не в домах, а под открытым небом, в кибитках - цыгане (рис.4).

Это был народ странников, и это был воистину странный народ. Их языка никто не понимал. Они не промышляли торговлей, но в искусстве обмана превзошли признанных тогда по всей Европе купцов-хитрецов: венецианцев, евреев и даже греков. Они брались предсказывать будущее, и у них это получалось. Англичане считали, что эти смуглые пришельцы владеют тайнами египетских жрецов и явились из Египта. Потому-то по-английски и прозвали их джипси (gipsу), т.е. египетские. Но французам было известно: цыганское племя пришло с восточного края Европы, из Богемии (Чехия). Вот и стали по-французски их звать богемцами (les bohémiens).

Первоначально термин «богема» использовался для определения стиля жизни кочующего народа. А жили цыгане совершенно неустроенной, но вместе с тем беззаботной и веселой жизнью. Впоследствии «богемой» стали называть людей творческих (и, как правило, молодых), чьи таланты еще не востребованы обществом, а значит, заработки их случайны и мизерны. Живут они более чем скромно, зато приобщены к «высокому миру искусства».

Расцвет богемной моды в Париже начинался с пестрой карнавальной избыточности, вполне соответствующей «цыганскому» духу: молодые люди праздновали свою свободу, черпая источники вдохновения и в историческом костюме, и в творениях литературных кумиров. На улицах, в салонах и на театральных премьерах можно было наблюдать столь редкое доселе разнообразие костюмов: по свидетельству очевидца, «феминистки ходили в мужских костюмах а-ля Жорж Санд[5] (George Sand); ученые дамы – в тюрбанах а-ля мадам де Сталь[6]. Обожатели лорда Байрона отличались нарочитой бледностью и буйными шевелюрами. Любители романов Вальтера Скотта покупали себе шотландские вещи, своим детям и женам – клетчатые юбки. Почитатели Дюма носили бархатные береты и шпаги в средневековом духе.

Увлечение черным не миновало и богемных дам: не только подруги вольных художников XIX века, но и позднее французские интеллектуалки с левого берега в середине XX века облачились в черные водолазки, подражая богемному классу. Это уже воспринималось не как «отказ от гедонизма[7]», а скорее как претензия на утонченный строгий вкус.

Позднее черный костюм перекочевал и в гардероб академических гуманитариев, став своего рода знаком профессии. До сих пор униформа искусствоведов – черные костюмы, нередко асимметричных деконструктивных фасонов, в сочетании с оригинальными аксессуарами: так достигается искомый «утонченный, изысканный образ». Историки костюма, подбирая свои туалеты «на выход», всегда балансируют на очень тонкой грани, ибо, занимаясь одеждой, они не могут по определению быть жертвами моды. Так черный костюм обрел новый смысл: отказ от цвета при таком ракурсе подчеркивает заявку на позицию свободного критика, стоящего «над схваткой». К сходным приемам, кстати, часто прибегают и дизайнеры, которые никогда не носят вещи из собственных коллекций, а после показа появляются на поклон в чем-нибудь черном, чтобы подчеркнуть различие между художником и моделью.

Не случайно знаковой фигурой для юных и необеспеченных творцов стал семнадцатилетний английский поэт Томас Чаттертон (рис.6), погибший в нищете. Классический облик бедных студентов подразумевал не только широкополые шляпы и длинные волосы, но и потертый сюртук, и живописные прорехи и пятна на износившихся блузах, и шотландские пледы, заменяющие теплые пальто. Небрежная смелость ансамбля вновь напоминала о цыганской «родословной» богемного стиля, однако смешение разнородных компонентов здесь во многом имело вынужденный характер. Эклектика богемной моды нередко возникала из необходимости, когда человек просто надевал на себя все, что было пригодно к носке в его гардеробе, – а уже позднее это стало переосмысляться как особый шик, протест против надоевших буржуазных условностей.

Как видно, основные приметы богемного стиля – увлечение старинными костюмами, черный цвет, подчеркнутая бедность облика, эклектика – сложились уже в XIX веке и затем с незначительными изменениями повторялись в истории моды.

В конце XIX века в рамках богемного стиля на волне романтического культа Средневековья развилось особое направление – «эстетический» костюм. Это было связано с прерафаэлитизмом[8], а чуть позднее – с культурой европейского декаданса[9] и экзотической модой в духе начала XX века, когда артистические дамы увлекались Востоком, тюрбанами, многослойными свободными одеждами и глубокими оттенками лазурного, бордового и фиолетового бархата. Красивая драпировка складок считалась делом чести. «Эстетический» костюм возник как часть женского движения за реформу платья в Англии в конце XIX века. В 1881 г. Rational Dress Society (Движение за рациональную одежду) наконец отменило обязательное ношение корсета.

Особый вариант реформированного костюма был принят в артистических кругах – группа художников и литераторов во главе с одной из писательниц романисток пропагандировали «эстетические» платья свободного покроя с широкими проймами, пышными рукавами и высокой талией, которые носились без корсетов. Материи для этих нарядов отличались насыщенными цветовыми оттенками естественной гаммы – темно-зеленый, индиго, коричневый, – поскольку эстеты были против искусственных анилиновых красителей. На таких платьях хорошо смотрелись украшения из янтаря.

Пылким пропагандистом «эстетического» костюма был Оскар Уайльд (рис.7), сам с удовольствием практиковавший «старинный» богемный стиль. Костюмные воззрения Оскара Уайльда нередко находили воплощение в туалетах его жены Констанс. По настоянию мужа она отказалась от турнюров и корсетов, традиционных для обычных нарядов модниц того времени, и предпочитала свободные струящиеся платья из узорчатых набивных шелков. Сохранились описания костюмов Констанс в уайльдовском вкусе: «На Констанс было греческое одеяние, сочетавшее в себе нежно-желтый цвет примулы и темно-зеленый цвет яблоневого листа» – это попытка воспроизвести античный образец, а в другой раз ее видели в большой широкополой шляпе.

Вариации на тему «эстетического» костюма до сих пор можно постоянно видеть в художественных и искусствоведческих кругах, как в России, так и на Западе. Среди интересных дизайнеров, работавших в этом русле, на первом месте стоит, разумеется, Поль Пуаре; любопытны и эскизы костюмов художника Василия Кандинского, которые он делал для своей возлюбленной в 1900-е годы. Наиболее яркий образец практического богемного стиля – «сельские» наряды обитательниц нью-йоркской Greenwich Village[10] в 1920-е годы: расшитые льняные блузы, пышные юбки, серые хлопчатобумажные чулки, сандалии.

Сочетание программной бедности с демонстративным презрением к буржуазным потребительским страстям оказалось очень плодотворным для альтернативной моды. Американские битники[11] 1950-х дополнили образ богемных интеллектуалов кожаными куртками, джинсами и клетчатыми рабочими рубашками, что недвусмысленно свидетельствовало о левых политических взглядах. Другой традиционный мотив богемной моды, популярный в тот же период – пестрые этнические юбки, жилетки и рубахи в цыганском духе, самодельные украшения, – уже предвещал стиль хиппи семидесятых.

Не столь популярный в последующие три десятилетия, богемный стиль обрел новых последователей после мирового экономического кризиса 1998 года. Представители творческих профессий, впрочем как и обычные люди, вынуждены урезать свои расходы по всем статьям. Обновки теперь приобретают в секонд-хендах и сочетают со своим «докризисным» гардеробом. Теперь «налет бедности» не вычурный, а вынужденный. Чтобы оставаться модным, представитель богемы вручную доводит свой образ до совершенства – вышивка, аппликация, переделка старой одежды – все идет в ход.

Поиск по сайту: