Глава седьмая. В ней герои много и на разные темы разговаривают

В ней герои много и на разные темы разговаривают. Прежде всего, они выясняют, кто есть кто.

Скорее всего, Гарри к этому моменту все же не вполне проснулся; видимо, из-за этого он около минуты обдумывал вопрос, пытаясь найти в нем тайный смысл… И только потом его сонный мозг, наконец, воспринял всю фразу целиком:

– Как ты меня назвал!?

Блондин усмехнулся:

–А что такое?! Я всего лишь назвал тебя по фамилии. Твоя же фамилия – Поттер, не так ли, Гарри?

Казалось, тысяча мыслей промчалась в голове у Поттера, но ни одну он не смог толком ухватить, чтобы сформулировать. Он выкрикнул лишь наиболее очевидное:

– Так ты – Др… Драк…

– Да, я – Драко Малфой. Только не кричи так громко. У меня в голове все еще полная каша. Я вот уже два или три часа, наверное, пытаюсь уложить все по полочкам, но пока плохо выходит. От твоего крика только хуже…

– Так ты только сейчас?.. То есть, ты не специально?..

Малфой непонимающе посмотрел на черноволосого парня, потом он, видимо, что-то понял, усмехнулся:

– Какие же вы, гриффиндорцы – параноики! Или это только твоя персональная отличительная черта характера? Отвечаю. Нет, я не специально. Все было по честному. Все эти два чертовых года я себя считал маглом. Хотя, впрочем, я и слова-то такого не помнил. И познакомиться я с тобой захотел, не понимая, кто ты такой. Но об этом, впрочем, немного позже… Сегодня ночью… Сам понимаешь, каким для меня было шоком, после первого в моей жизни настоящего оргазма обнаружить, что голова наполняется всевозможными воспоминаниями, которые поначалу казались посторонними. А после этого я отчетливо понимаю, что лежу в постели с тем самым Гарри Поттером, который... Ну, ты и сам знаешь… И именно с ним у меня был тот самый оргазм. Ты, конечно, немного изменился, стал лучше одеваться, избавился от очков. Где они кстати?

– У меня контактные линзы. Я подобрал неплохое заклинание, плюс использую особое зелье, так что могу их носить больше суток. – На автомате пояснил Поттер.

– Но и без них узнать тебя было не трудно. Так что можешь представить мои смешанные чувства.

– Так ты это… уже жалеешь?

Сердце в груди Гарри, казалось, остановилось в ожидании ответа. Драко усмехнулся и покачал головой:

– Заметь, я ничего подобного не говорил. Это не более чем твои досужие домыслы. Но прежде чем я дам тебе развернутый ответ на твой вопрос, думаю, будет справедливым услышать твою часть истории. Меня интересует пока только один момент. Ты понимал, с кем общался все эти дни? Или ты специально меня здесь искал? С какой целью? Изменилось ли для тебя что-нибудь после того, как ко мне вернулась память? Не жалеешь ли ты о случившемся?

– Нет, никогда! – возможно, излишне эмоционально выкрикнул Гарри. – Это были лучшие дни моей жизни. Все это время я говорил тебе практически только правду. Разве что не всю… Я действительно приехал в Америку для работы в архивах. Только архив этот в магическом университете. Встретил я тебя совершенно случайно. Ты тоже изменился за эти два года, но не настолько, чтобы я тебя не узнал. Но вот только ты вел себя так, словно мы никогда прежде не были знакомы. Я не знал, что и думать. А потом мне уже стало все равно, Малфой ты или нет. Ты мне очень нравился… и даже больше, чем просто нравился…

С минуту Драко молчал, обдумывая услышанное. Потом он вздохнул и начал говорить:

– Значит, теперь моя история. Заодно это поможет мне привести в порядок мысли. Остатки ложных воспоминаний о моем магловском детстве все еще остаются в памяти, соревнуясь с реальными воспоминаниями о родителях, нашем поместье и Хогвартсе. Должен отметить, что Северус – а я уверен, что это был он – откорректировал мою память очень умело. Снейп не стал в моих воспоминаниях заменять моих мать и отца на других посторонних людей. Он даже многие события из моего прошлого сохранил в памяти, просто придав им магловскую окраску. Мэнор, к примеру, Северус заменил на дом в американском стиле. Он оставил в воспоминаниях мою разбитую в шестилетнем возрасте коленку, но только мать лечила ее не при помощи волшебной палочки, как было на самом деле, а мазала зеленкой, как и положено маглам. Да, боюсь, процедура по коррекции моих воспоминаний длилась часов шесть, не менее.

– А ты не помнишь ее?

– Нет, целый кусок моей жизни – дня два или три – стерт полностью. Последнее что я помню из прежней жизни, так это то, как я стоял в Хогсмите и ждал, когда появится отец. Я в то утро получил от него сгоревшую после прочтения записку, где он предлагал встретиться и обсудить важные вопросы.

– Я видел тебя в тот день.

– Я помню. Тогда это заставляло меня дополнительно нервничать.

– Ты ненавидел меня?..

– Кто это тебе сказал?!

Поттер удивленно посмотрел на блондина:

– Но ведь ты…

– Ну да, я весьма остро на тебя и твоих друзей реагировал. Но давай вспомним, с чего все началось. Мы с тобой встретились в ателье мадам Малкин. Ты был маленького роста, худющий, в нелепых очках и магловских тряпках не по размеру. Но мне впервые в жизни почему-то жутко захотелось познакомиться с этим странным мальчиком – тобой. Заметь, я понятия не имел, кто ты такой…

– А ты показался мне таким самовлюбленным, избалованным. Ты напомнил мне моего кузена, которого я терпеть не мог.

– Мне было одиннадцать лет. И до этого момента все, с кем мне доводилось встречаться – теперь-то я понимаю, что это был довольно ограниченный круг людей – все искали моего расположения, им льстило, что я с ними общаюсь. Я очень хотел тебе понравиться, но, оказалось, делал все не то и не так.

– Мне тоже было одиннадцать, я первый день находился в магическом мире, и твоя осведомленность о том, как он устроен, заставляла меня почувствовать себя ущербным.

– Вот видишь! Не только я во всем виноват… Но потом в поезде ты совершил совершенно жуткую вещь.

– Я выбрал себе в друзья Рона Уизли.

– Ну да! Я мог бы простить тебе кого угодно – Майкла Корнера или Терри Бута, да хоть Невилла Лонгботтома или даже ту самую Гермиону Грейнджер. У каждого из них я мог бы отыскать достойные уважения качества. Но Рон Уизли!.. Это было так унизительно! Я пытался и не мог найти в этом рыжем парне ничего такого, что можно было хотя бы просто одобрить.

– Он показался мне проще и понятнее.

– Ну, разве что так… Позднее, через несколько лет, когда я стал чуть умнее, я понял, что моя реакция на случившееся была в корне неверной. Я должен был с самого первого дня в школе держаться с тобой ровно и независимо, при каждом удобном случае мягко и ненавязчиво демонстрируя свои сильные стороны. Ты должен был в результате понять, кого потерял. Возможно, со временем ты изменил бы мнение обо мне. Вместо этого у меня гораздо сильнее оказалось желание сделать тебе так же больно, как было больно мне. Но даже это я делать толком не умел, скатившись в отношениях с тобой к мелочным придиркам и дурацким перебранкам. Инерция вражды захватила нас, груз ошибок увеличивался, как снежный ком. Ты тоже никогда не делал ничего, что бы мне помогло измениться. Часто новые столкновения провоцировали твои друзья, в особенности Уизли. Но летом после четвертого курса я дал самому себе клятву, что стану другим. По крайней мере, научусь сдерживать свои отрицательные эмоции, никогда не буду начинать ссору первым, не стану отвечать на провокации. Если ты помнишь, в сентябре и начале октября у нас не было ни одной серьезной стычки.

– Но времени нам не дали…

– Да, начался магловский отрезок моей жизни.

– А когда ты понял, что тебя… интересуют мальчики? В этом смысле… Это случилось уже здесь, в Питтсбурге?

– О, это произошло довольно давно. Если не считать наших с тобой отношений, я обычно довольно честен с собой. Лгать самому себе – последнее дело. Я умею анализировать свои поступки, делать из них выводы. Я заметил, что с самого раннего возраста с особым интересом смотрю на парней. У вас же, наверняка, в общежитии Гриффиндора тоже общая душевая, а там много на что можно посмотреть. Вообще на нашей мужской половине общежития довольно свободные нравы. По вечерам по коридору снуют едва одетые или даже голые парни разного возраста. Я, конечно, действовал осторожно, совсем уже откровенно на них не пялился, но с тех пор, когда я начал познавать прелести мастурбации, впечатлений для сексуальных фантазий у меня было предостаточно.

– А как же Панси Паркинсон? О вас ходило много слухов…

– О, она в определенном смысле тоже мне помогла в понимании своей сексуальной ориентации. С Паркинсон мы дружим со времен начальной школы. И когда мы доросли до этого, Панси стала играть со мной в разнообразные полуэротические подростковые игры. Всякие там поцелуйчики, объятия… Но я быстро понял, что мне от них ни жарко, ни холодно. И дело не в Паркинсон. Проделать тоже самое с другой девчонкой мне не приходило даже в голову. Я смотрел совсем в другую сторону.

– А что же ты думал о…

– О тебе? Прости, но Гарри Поттер в те годы занимал совершенно особое место в моей жизни. Ты не подлежал классификации. В школе со мной вместе учились мальчики и девочки и еще Гарри Поттер. Были слизеринцы, гриффиндорцы, и был Гарри Поттер. Были умные и тупые, и был ты. Были уроды и красавцы, и был ты – не принадлежащий ни к какой категории. Возможно, со временем я бы смог оценить тебя с точки зрения сексуальности. Прекращение нашей вражды очень бы этому помогло. Хотя я был близок к этому на четвертом курсе. Помнишь, во время турнира ты стоял одетый только в плавки на берегу озера.

– А кто тебе нравился больше всех? В плане внешности…

– Каких-то особых любимчиков у меня не было. Но первым, кто произвел на меня впечатление, был наш капитан – Маркус Флинт. Если я правильно помню, именно он был героем моей первой фантазии в процессе онанизма. Нравился мне, кстати, и ваш Вуд. Несколько раз я мастурбировал, думая о моем приятеле – Блейзе. Забини жуткий бабник, хотя, как мне кажется, он из тех, кто не против экспериментов в постели, в том числе и с мальчиками. Другие мои ровесники из Слизерина меня в этом смысле не интересовали. Что касается Гриффиндора, из твоих соседей по спальне я могу выделить Финнигана, хотя у него и светлые волосы. А это для меня минус. О! Сейчас, Поттер, я выдам тебе страшную семейную тайну Малфоев. Всем известно, что Малфои женятся на блондинках. Но на самом деле почти всем моим предкам больше нравились обладатели темных волос. Я знаю точно, так как беседовал с их портретами. Такая вот жизненная драма! А вот мой отец отличился. Они с мамой до сих пор безумно друг в друга влюблены. Это вторая наша семейная тайна. Как ты, возможно, слышал, на публике они демонстративно холодны друг к другу. Цени доверие. Раз мы теперь вместе, ты тоже обязан ее хранить.

Гарри было приятно услышать это сказанное, словно невзначай, «вместе». Но он решил уточнить:

– А почему они скрывают свои чувства?

– Большая любовь делает уязвимой. У твоих врагов возникает соблазн воздействовать на тебя косвенным образом через твоего возлюбленного. Очень тяжело переживать страдания близкого тебе человека, когда будто бы ты являешься их причиной. Ведь только из-за твоей несговорчивости твой возлюбленный все еще страдает… Чтобы освободить его, надо сделать так, как просит шантажист – поступиться принципами, пойти на подлость… Так что нам тоже придется что-то придумывать в плане поведения на публике. Нельзя допустить, чтобы все знали, что мы чувствуем друг к другу.

Поттер в очередной раз убедился, насколько мастерски Драко может говорить о самых невероятно интимных вещах. Вот и сейчас он не говорил ни слова о том, что испытывает к Гарри. Это были абстрактные рассуждения об абстрактных возлюбленных. Но тем сильнее был эффект от, казалось бы, скучной рассудочной фразы о том, как им вести себя при посторонних. Он попытался что-то сказать, хотя от эмоций спазмом сдавило горло. Но Драко перебил его:

– Я понимаю, что я рано начал задумываться о таких вещах. Но ты спросил, я ответил. Вернемся к моему рассказу. Я остановился на том, что, как настоящий Малфой, я предпочитаю темноволосых парней, хотя во время учебы в Хогвартсе это проявлялось лишь в виде фантазий во время мастурбации. Я не знаю, заметил ли Северус, копаясь в моих воспоминаниях, что меня влечет к представителям моего пола. Скорее всего, да. Такое трудно игнорировать… Так или иначе, когда я очутился здесь в Питтсбурге, моя ориентация оставалась со мной. И даже парни мне по-прежнему нравились темноволосые. Вот только отношение к гомосексуалам в моем районе было не самое радужное.

– Ты тогда в клубе…

– Да, я не преувеличивал. Америка очень пестрая страна. И отношение к геям – или, как их называют в некоторых штатах, содомитам – весьма разнится, в зависимости от штата, населенного пункта или даже района отдельно взятого города. Штат Пенсильвания в этом плане не из самых худших. А вот с районом мне не очень повезло. Так что я решил пока не светиться в этом плане. Торопиться мне, в принципе, было некуда.

– Так у тебя еще ничего не было? Ну, до меня…

– Точно так же, как и у тебя, если я правильно понял.

– Я позже тебя стал анализировать свои сексуальные предпочтения. Другим голова была забита. Пожалуй, только в начале этого лета я более-менее четко понял, чего я на самом деле хочу. До этого у меня были эксперименты с девочками. Как у тебя с Панси, дальше поцелуев не дошло.

– Небось с Джинни Уизли. Она с самого начала смотрела на тебя с восхищением.

– И с ней тоже. А первой была Чжоу Чанг.

– А… Китаянка… Ладно, мне теперь немного уже осталось рассказать. Когда в начале этой неделе, во вторник я увидел тебя, то, как уже говорил, я даже не догадывался, что это мир магии вновь настиг меня. Я не подозревал, что мы уже знакомы. Я просто увидел хорошо сложенного темноволосого парня, и сам для себя сделал мысленную отметку – «вот парень абсолютно в моем вкусе». Каков же был сюрприз, когда этот мой идеал стал проявлять ко мне недвусмысленный интерес. А тут еще он оказался иностранцем. Буду честен. Это меня жутко обрадовало. То есть, у меня появилась возможность приобрести некий, я надеялся, приятный опыт, не опасаясь за последствия. Ты здесь чужой, и тебе просто некому было проболтаться о порочащих меня фактах… Но прошел один день, другой… И, как ты удачно выразился, мне уже стало все равно, кто ты такой, и станет ли известно кому-нибудь о наших отношениях. Меня больше интересовало сами эти отношения. Ты был такой…

Гарри смутился:

– Я очень неловкий. Я не мастак в плане общения с людьми. С тобой я почти все время молчал.

– Зато как ты слушал! Как ты на меня смотрел! Не так часто попадаются, настолько внимательные собеседники. И прости – твое лицо, как открытая книга, на нем легко прочесть твои чувства, эмоции. Я с таким удовольствием ее читал. Еще никто ТАК меня не воспринимал. Я просто купался в исходившем от тебя тепле, уважении, нежности, чувственности. И в этом твоем отношении не было ни тени фальши или какого-то двойного смысла. И – парадоксальным образом – не было грязи, хотя вроде бы все дело шло к предполагаемому сексу.

– Но ты реально заслуживаешь уважения и всего остального. Я все еще путаюсь, я не могу пока понять, с кем я провел эти несколько дней – с Драко Малфоем или с Дрейком Блэком. Я еще немного боюсь, что тот прежний слизеринец выкинет, как ненужный мусор, образ магловского танцора и его характер. А я так привык к нему!.. Того белобрысого парня с отличной фигурой, которого я увидел, когда он с приятелями танцевал на асфальте, я всего лишь сексуально желал. А того Дрейка, который мечтал стать в этой жизни кем-то неординарным, который умел заводить друзей и отстоять свою честь и достоинство, я…

Гарри так и не сумел произнести этого слова вслух, но Драко все понял. Не прошло и нескольких секунд после того, как брюнет замолчал, как они уже целовались. Не так, как это происходило с вечера – страстно и жадно, а медленно и нежно, без суеты и спешки. Когда они все же прервали поцелуй, блондин прошептал, глядя Гарри в лицо:

– Я могу только надеяться, что ты дашь мне шанс доказать, что Дрейк Блэк и Драко Малфой – это один человек, только повзрослевший, окрепший благодаря жизненным испытаниям. Я стал умнее и, может быть, даже немного мудрее. Но я все тот же Малфой, которого с самого раннего детства учили, что следует, как бы не менялись обстоятельств, всегда оставаться собой. В любых условиях требуется выжить и уцелеть, ухитрившись в максимально возможной степени не изменить самому себе. Цель Малфоев не власть, как многие думают, а самореализация и самосовершенствование. Власть, влияние для нас – лишь одно из средств на пути достижения этой цели – и даже не главное.

Драко еще раз поцеловал Гарри, усмехнулся:

– Меня потянуло на философию. Значит, пора ложиться спать. Нам надо бы еще обсудить наши планы, но это лучше сделать на свежую голову утром. Ты должен мне многое рассказать. За два года в магическом мире много чего могло произойти. Пока что я спрошу тебя об одном. Знаешь ли ты о судьбе моих родителей?

– Э… Впрочем, ты все равно должен это знать. Одним словом, твой отец сейчас в Азкабане. Попался в каком-то рейде примерно через пару месяцев после твоего исчезновения. Ничего особенного сделать он не успел. Я даже удивился, когда услышал, что его посадили – не помню на два или на три года. С твоей матерью, ходили слухи, он якобы поссорился, и она уехала во Францию. К своей матери, то есть, к твоей бабушке. Это странно, раз ты говоришь, что твои родители любят друг друга.

Малфой улыбнулся:

– Нет ничего странного. Потом поймешь. Я тебе объясню. Но уже завтра. Я ведь вчера накануне нашей поездки, так вышло, почти не спал. Так что идем в постель.

22.04.2012

Поиск по сайту: