Глава 2. ВЕТЕР ПЕРЕМЕН

Вереница машин и автобусов вытянулась на пару сотен метров вперед.

- Почему стоим? — услышала я голос Ника, который вывел меня из забытья.

Я села и принялась растирать руками затекшую шею. Водитель равнодушно пожал плечами и снова уставился на огромный автобус, разукрашенный шиваистской символикой. В Индии любят ярко разрисовывать грузовики и автобусы — это могут быть огромные глаза с тилокой между ними или знак ОМ. Чтобы избежать влияния дурной кармы, многие водители, включая рикш, устраивают маленький алтарь на передней панели своего авто с изображениями Шивы, Кришны или какого-то святого иогина и подставочкой для воскуривания благовоний. Нам, европейцам, это кажется забавным, хотя по аналогии вспоминаются ладанки, амулеты или иконки, которые встречаются и на Западе.

— Ну что там такое? — снова пристали к водителю наши спутники.

— Я только кручу баранку, а разруливает карма, — добродушно улыбнулся и развел руками сикх. — Откуда мне знать, что там случилось?

В Индии водитель никогда не скажет вам точное время прибытия. Мы решили размяться, а заодно посмотреть, в чем дело. На улице уже стемнело, было около восьми. Впереди дорога делала крутой поворот и выходила на узкий мост, под которым протекала хилая речушка. У поворота стоял огромный автобус, покосившийся в сторону оврага, заднее колесо его съехало с обочины. Вокруг толпились индийцы и с нескрываемым интересом рассматривали место происшествия. Часть мужчин деловито суетилась, снимая поклажу с багажника, что находился на широкой крыше автобуса.

— Давно стоим? — Я направилась к Нику, стоящему у обрыва.

Мне было интересно, глубоко ли там, но одна я боялась приблизиться к краю, поэтому взяла его под руку.

— Да больше часа уже.

Вниз уходил резкий обрыв, от высоты у меня захватило дух, и я потянула Ника в сторону.

— Давай лучше отойдем.

Мы остановились неподалеку от места аварии и стали наблюдать,

— Интересно, что они предпримут? — протянул задумчиво Ник.

Он засунул руки в карманы и застыл в позе, как нельзя лучше выражавшей загадочную рефлексию русской души. Мне показалось это веселым, и я рассмеялась. Он с удивлением посмотрел на меня.

— Да соберут побольше народу и вручную вытолкают его, вот увидишь!

Так и получилось, с помощью найденных в придорожной лесополосе жердей мужчины вытолкали автобус на дорогу, и все тронулись дальше. Через полчаса мы остановились у ближайшего кафе.

- Нам чай и пури, — объяснился Ник с официантом на смеси русского, английского и хинди.

Скоро принесли пресные лепешки, жаренные в масле, и чай с молоком, источающий пряный аромат.

- Что сюда добавили? — я отхлебнула из маленького стакана обжигающий напиток.

Необычное сочетание тонкого сливочного вкуса, вяжущей терпкости и ударившего внос пряного запаха было совершенно необычно и вызвало двойственные ощущения: горячий напиток остро пощипывал язык и одновременно мягко обволакивал небо. Каждый глоток хотелось смаковать как можно дольше, проникая в этот необыкновенный вкус.

- Это имбирный чай, я встречал его только в Индии. Его делают из молока, черного чая и адрака, так называется здесь имбирь.

- Почему ты сказал ему «чай» по-русски? — удивилась я. — Разве они понимают?

- Да, они говорят, как мы, — «чай». А ты не слышала, что на остановках индийцы кричат в окно автобуса; «Чай, чай, чай, чай!».

— Слышала, но не поняла точно, что они горланили — то ли «чай», то ли «тяй»?

Нам передалось настроение окружавших нас индийцев — они, никуда не торопясь, вели беседу, расслабленно попивая чай. В конце концов какая разница, приедем мы на два часа раньше или позже? Было так приятно сидеть в плетеном кресле, смотреть в черноту ночи, чувствовать кожей легкое дуновение теплого ветерка и дышать воздухом, напоенным ароматами экзотических растений! Долгая дорога ломотой отзывалась во всем теле, ведь мы ехали уже больше двенадцати часов.

Наконец-то раскаленный зной сменился бархатным теплом южной ночи. Я вспомнила, что за тысячи километров отсюда дом, работа, город, раскисший в октябрьской слякоти.

Как хорошо, что иногда дом бывает так далеко!

Воспоминания растаяли с последним глотком имбирного чая.

- Идем! — голос Ника вывел меня из размышлений, мы поднялись и направились к автобусу.

Спустя еще пару часов водитель остановился, чтобы высадить на развилке попутчиков. Дальше наши дороги расходились. Автобус подъезжал к спрятавшемуся между холмов селению Хальдвани. Мы вышли у автовокзала -маленькой заасфальтированной площади, со всех сторон тесно облепленной низкими домами. В ночи невозможно было разглядеть ничего, кроме освещенных окон и фонарей. Нас оставалось пятеро взрослых и двое детей, пришлось нанять двух велорикш. С огромными рюкзаками мы кое-как разместились в миниатюрных колясках.

В темноте тяжело было определить возраст нашего возницы, похоже, это был подросток невысокого роста и такой щуплый, что я даже засомневалась, сможет ли он сдвинуть с места свою колымагу. Рикша сел на велосипед и с усилием нажал на педали. Было очевидно, что самое сложное для него, — это преодолеть инерцию покоя и покатиться вперед. Постепенно мы набирали скорость. Было что-то трогательное в самом факте, что тщедушный человечек везет троих крупных, упитанных людей, и мне стало не по себе.

- В следующий раз пойду пешком.

— Твоя жалость здесь неуместна, — возразил Ник, — подумай, может, мы для этого человека первая возможность заработать за целый день. В этом смысле мы проявляем сострадание к нему.

— Пожалуй, ты прав.

- Да, это Восток! — глубоко вдыхая сочный воздух, произнесла наша спутница — пышная дама из Сибири. — Чувствую себя словно в прошлом веке, как будто и машин еще нет.

- Куда ни посмотри, везде одни велорикши с колясками, — подхватил Ник, оглядываясь по сторонам.

Мы ехали по безлюдным извилистым улочкам, дома плотно теснились друг к другу, оставляя свободной лишь узкую полоску дороги. Коляска то с трудом взбиралась вверх, то ныряла вниз. Я пыталась узнать очертания фасадов, поскольку уже бывала в этих местах, а Ник взял на себя роль гида. Он то и дело обращал внимание нашей спутницы на особенности местной архитектуры. Надо признаться, что его комментарии не были излишни и только усиливали впечатления.

Дорога оказалась недолгой, через пять минут мы въехали в освещенный дворик отеля — правильной четырехугольной формы, достаточно просторный и ухоженный. Слева стояло одноэтажное маленькое здание, в котором размещался офис, справа — еще одно в два этажа. Внизу находились номера, а наверху, как я узнала позже, жил хозяин. Гостиницу окружал металлический ажурный забор, вдоль которого росли высокие деревья.

- How are you? — Я повернулась на голос и увидела доброжелательно улыбающегося индийца лет пятидесяти.

- Это хозяин отеля, — бросил нам Ник и пошел ему навстречу. — Спасибо, доехали отлично.

Ник говорил, что в этом отеле селятся все, кто едет в ашрам Бабаджи, хотя раньше я останавливалась в другом месте. Сейчас, в разгар праздника Наваратри, могло не оказаться свободных мест.

Ник был знаком с хозяином, потому что прежде уже останавливался здесь, и владелец гостиницы его вспомнил. Несколько минут они разговаривали. Я слышала, как Ник спрашивал про Мунираджа. Оказалось, настоятель ашрама, в который мы держали путь, как раз находится здесь, в своем офисе. Несмотря на позднее время, мы решили поехать туда поприветствовать его. Договорившись встретиться через полчаса, мы разошлись по номерам, чтобы забросить рюкзаки, освежиться с дороги и переодеться. Когда я вернулась, то увидела, что хозяин уже вызвал рикшу. Мы уселись в коляску и вскоре стояли перед небольшим одноэтажным зданием.

Мунирадж был одним из любимых учеников и последователей великого йога, поэтому, уходя, Бабаджи возложил на него заботу о душах своих преданных, а также управление двумя ашрамами, которые находятся в предгорьях Гималаев, примерно в шестидесяти километрах от Хальдвани и на таком же расстоянии друг от друга. Их построили еще при жизни святого. Там постоянно живут несколько последователей Бабаджи и паломники, съезжающиеся отовсюду, чтобы прикоснуться к великому учению, основой которого являются Простота, Истина, Любовь и Карма-йога. Деятельность без привязанности к плодам своего труда, взаимоуважение и любовь — такой путь служения Всевышнему в этой духовной традиции.

В миру Мунирадж занимается бизнесом, доходы от него идут в том числе на хозяйственные нужды общины, поэтому здесь, в крупном торговом центре, у него есть офис, на пороге которого мы сейчас и стояли. Ник вошел первым, я последовала за ним. Мы оказались в просторной комнате, освещенной неярким светом электрической лампы. Несколько человек окружили стол, расположенный напротив входа. За столом сидел индиец в белой национальной одежде — хлопчатобумажной куртке наподобие русской крестьянской рубахи и свободных штанах, поверх куртки была надета теплая жилетка из плотного сукна. На вид ему было не больше пятидесяти. Мы прошли внутрь и сели на стулья у стены. Убранство комнаты было очень скромным; чистые каменные полы, стулья и стол, на стенах фотографии Бабаджи. На нас никто не обратил внимания. Индусы как ни в чем не бывало продолжали разговор, казалось, нас даже не заметили. До сегодняшнего дня я ни разу не видела Мунираджа в лицо, но почему-то была уверена, что это именно тот благородный индиец со спокойным взглядом и уравновешенными манерами, которого мой взгляд выхватил из толпы при входе. Я хотела было спросить об этом Ника, но решила его не беспокоить, потому что он сидел, сомкнув веки. Наверняка он знает, как нужно себя вести, и тоже закрыла глаза, решив, что, когда придет время, к нам обратятся. Прислушалась к себе — беспокойства нет, суетных мыслей тоже, просто было приятно находиться здесь, ни о чем не думая. Не было ни малейшего желания нарушить воцарившийся в душе покой. Спустя какое-то время внутренний толчок побудил меня открыть глаза.

Удивительно, это совпало с тем, что благочестивый индиец вышел из-за стола и направился к нам. Я мельком посмотрела на Ника, он уже собирался встать. Мы поднялись навстречу, приветствуя Мунираджа наклоном головы. Он тоже поприветствовал нас, затем, ничего не объясняя, пригласил на завтра в пять утра приехать к нему домой на утренний ритуал. Он объяснялся на английском, жестко выговаривая согласные. Сердечное тепло, исходящее от него, проникало в глубину души, и, хотя он говорил совершенно спокойно, даже монотонно, голос был окрашен множеством оттенков и вызывал в ответ прилив радости, доброты и благодарности. Это было чудесное ощущение, сложно передаваемое словами. Беседа оказалась короткой, Мунирадж попрощался с нами легким кивком головы и отошел. Аудиенция закончилась, мы поклонились и покинули офис.

- Это Мунирадж? — уточнила я на улице. — Он не

представился.

- Видимо, полагая, что мы его знаем, — ответил Ник. - Ну что, хочешь прогуляться, зайти в ресторанчик перекусить или поедем в гостиницу?

— Давай лучше пройдемся пешком, хочется размяться, а по поводу ужина даже не знаю. — Я подумала немного, а потом добавила: — Предлагаю купить по дороге сладостей, чтобы в гостинице попить чаю перед сном.

Так мы и сделали. Идти было недалеко, по пути мы купили халвы и жаренного в масле хвороста, пропитанного сладким сиропом.

- Мунирадж пригласил нас завтра утром к себе домой, — сказал Ник ждавшему нас у входа в отель хозяину. — Вы сможете договориться с рикшей, чтобы он отвез нас? Я не знаю, где он живет.

- Хорошо, хорошо! Конечно, конечно! — Хозяин покачал головой из стороны в сторону, радуясь тому, что Мунирадж решил оказать нам такую честь. — Очень редко кто бывает приглашен!

Мы предложили хозяину выпить с нами чаю, и он с радостью согласился. Удобно расположившись в мягких креслах, мы долго беседовали, а когда собрались идти отдыхать, хозяин заверил нас, что договорится с рикшей.

Подняли нас еще до рассвета. Когда я вышла во двор, хозяин сказал:

— Тебе надо быть в сари, у тебя оно есть? -Нет.

— Тогда ты можешь пойти к моей жене и выбрать, что тебе понравится.

Его супруга радушно встретила меня и проводила в пустую комнату, где из всей обстановки было только огромное зеркало и старый, внушительных размеров сундук. «Как в примерочной», — подумала я. Женщина открыла сундук, похожий на те, что были в прошлом веке на Руси, и стала извлекать из него один за другим куски красочной материи. Мы подобрали отрез небесно-голубого шифона, вручную расшитого позолоченными нитками и бисером, с широкой каймой по краям и восточным узором по всей ткани. Полотно, в которое мне помогли завернуться, было метров семь длиной. Под него полагалась короткая, открывающая верх живота и обтягивающая лиф кофточка, называемая чоли, и плотная до щиколоток юбка, скрывающая ноги под прозрачной тканью. Накинув край полотна на голову, я бросила оценивающий взгляд в зеркало — на меня смотрела загадочная восточная красавица. Томный взгляд, манящая улыбка, в движениях появилась утонченная грациозность, казалось, во мне пробудилась скрытая женственность. Хозяйка с одобрением посмотрела на плод своей фантазии. Я сделала несколько шагов и споткнулась, наступив на стелющееся по полу сари. Она поправила его, сделав чуть короче.

- Будешь идти, представляй, что на голове несешь кувшин, а вместо бедер у тебя чаша, наполненная до краев водой. Старайся двигаться так, чтобы не расплескать ее! — улыбаясь, советовала она.

Похоже, ей тоже понравилось преображение, происшедшее прямо на глазах.

— Спасибо, не ожидала, что одежда может так менять внешность, по-моему, мы подобрали то, что нужно. -Я несколько раз прошлась по комнате, привыкая к короткому шагу, который сдерживала прилегающая к бедрам ткань.

Я расплатилась и поспешила во двор, осторожно перебирая ногами и стараясь не упасть с лестницы. Там меня уже ждал Ник. Посмотрев на меня, он замер от удивления, глаза его широко распахнулись, на лице появилось выражение изумления и нескрываемого восторга.

— Ты сразишь любого, кто осмелится бросить на тебя взгляд. Поехали, Шахерезада. — Ник обхватил меня за талию и слегка приподнял, подсаживая в коляску велорикши.

По дороге я спросила, что мы будем делать у Мунираджа дома и как следует себя вести.

— Да я сам не знаю, тоже буду у него впервые, — отмахнулся Ник. Было видно, что он слегка волнуется. — Давай не будем загадывать, скоро узнаем.

Велорикша остановился у крыльца красивого двухэтажного дома, вокруг которого был разбит небольшой сад. Мы зашли внутрь и минуту оставались в нерешительности, пока не появился хозяин дома. Почтительно склонились перед ним, сложи в ладони перед грудью в «намаете» -традиционном жесте индусов. Он приветствовал нас наклоном головы и предложил следовать за ним.

Проходя по дому, я заметила несколько комнат, очень просто убранных. Из одной выбежал мальчуган лет четырех, он громко кричал, убегая от женщины, старавшейся его поймать. Ребенок вихрем пронесся мимо нас и бросился к Мунираджу, обхватил его ноги и попытался спрятаться в полах свободной одежды, но тот отстранил мальчика и строго отчитал. Они говорили на хинди. Мы остановились у незаметной двери на втором этаже, Мунирадж распахнул ее и пропустил нас вперед.

Моему взору предстала крохотная комната без окон, освещенная таинственным светом огня, мерцающего в лампадке. Пол был застелен ковром. Мы прошли внутрь и сели у стены на подушки. В полумраке очертания предметов казались загадочными. Это была молитвенная комната, перед нами находился алтарь, над ним висела большая фотография Бабаджи, украшенная гирляндой из живых цветов.

Мунирадж стал нараспев читать мантру. Он взял в руки блестящий подсвечник с пятью круглыми лепестками, положил на каждый лепесток ватный фитилек, смоченный в масле, и поджег их. На алтаре стояли небольшие мурти: кукольные фигурки Шивы и Шакти, символизирующие в индуизме аспект Божественной силы, разрушающей невежество и созидающей творение, а также Ханумана — олицетворения абсолютной истины Б форме человека-бога] в образе обезьяны, являющегося символом мудрости Всевышнего и силы. Яркие мурти были украшены лоскутками блестящих тканей. Среди них я увидела бронзовое изваяние многорукого Шивы, в танце созидающего Вселенную, и богиню Кали с высунутым языком и стекающими с него капельками крови, в ожерелье из человеческих черепов, с безжалостной яростью разрушающую невежество. Склонясь перед божественными символами, Мунирадж совершал подношение огня. Он сделал несколько круговых движений подсвечником перед каждой фигуркой, жестом направляя исходящий от огня свет в ее сторону, затем обмакнул в воду маленькую кисточку и обрызгал мурти божеств и нас. Несколько раз он провел ладони над пламенем священного жертвенного огня, обращая его тепло и свет на себя и очищаясь, после чего протянул светильник нам, и мы повторили то же самое.

В маленьком домашнем храме было тепло, воздух насыщал сладкий запах воскуриваемых благовоний. Перед алтарем в каменном полу было сделано углубление в форме правильного четырехугольника, ориентированного по сторонам света, — это место на санскрите называется дунья, здесь на жертвенном огне сжигаются подношения. На противоположной от нас стороне дунью венчали Лингам Шивы - символический каменный фаллос и божественная Йони — вагина, в которую он входит. Настоятель сел перед нами, лицом к алтарю, склонился над дуньей и начал читать древний санскритский текст, аккуратно укладывая на дно ямы заготовленные заранее лучинки. Потом зажег их от огня, горевшего в лампадке. Смолистые палочки быстро занялись, и вспыхнул маленький костер. Моментально воздух в комнате уплотнился и стал более насыщенным, как будто наполнился силой.

Тело покалывало, кожа покрылась мурашками. Зачарованно смотрели мы на пляшущие языки огня. Скользящие по стенам тени кружились в замысловатом танце. Мунирадж делал чандан: поставил на каменный Лингам, себе и нам в область межбровья тилоку (точку, символизирующую раскрытый третий глаз, который позволяет ясно видеть истинную природу вещей).

Обмакнув средний палеи в красную густую маслянистую смесь, Мунирадж коснулся им моего лба, нанес в это же место желтую пасту, затем прикрепил к тилоке несколько зернышек риса и провел тремя пальцами вдоль лба, оставляя след в виде желтых полосок. Вероятно, в состав массы входили эфирные масла, потому что кожу в месте прикосновения пощипывало. Паста источала благоухание, межбровье окружил вибрирующий ореол, казалось, неуловимые флюиды проникают в мозг, голова наполнилась легким звоном, мысли окончательно разлетелись, и в сознании воцарилась гулкая пустота.

Я погружалась в транс как в сон, но внимание при этом оставалось ясным. Продолжая читать мантру, Мунирадж поливал из маленькой ложечки Лингам Шивы, а остатки воды стряхивал в огонь. Потом повторил то же со сливками и топленым маслом, осыпал Лингам лепестками цветов и рисом. Каждый ингредиент подношения со словами священной мантры сжигался в огне. С последними зернами риса, брошенными в пламя, Мунирадж закончил мантру, принеся таким образом жертву богам, которые согласно индуистской традиции питаются энергией сожженных приношений.

Какое-то время мы продолжали молча смотреть на догорающее священное пламя. В теле чувствовалась необыкновенная легкость, как будто оно было невесомым, эфирным и не имело границ. Душа стремилась вверх, увлекаемая искрами. Транс нарастал, ощущение реальности полностью исчезло, теперь только малая часть сознания оставалась здесь, другая, большая часть унеслась далеко за пределы привычной формы. Мне казалось, что за чертой восприятия я сливаюсь с неописуемым светом, капля за каплей растворяюсь в бесконечном океане любви, теряя себя в нем. Прекрасные эмоции или то, что за их пределами, затопили собою все вокруг. В этот момент я переживала не испытанное доселе состояние — квинтэссенцию наивысших чувств в самом тонком и сильном их проявлении.

Еще немного — и душа, вероятно, рассталась бы с телом, но резкий звук и яркая вспышка неожиданно вернули меня в комнату — Мунирадж вылил остатки воды в жертвенник. С шипением огненный столб взвился к потолку, поднявшись более чем на два метра, и исчез, оставив вместо себя мириады вьющихся искр. Широко распахнув глаза, я с замиранием сердца смотрела на это мимолетное, но великолепное зрелище. Это был шок, в голове гудело, вокруг все плыло, и в первое мгновение мне сложно было сообразить, где я и что происходит. Кожу покалывало, по телу пробегал легкий озноб, казалось, я физически чувствую тонкие вибрации, полуоткрытыми глазами вижу их, как светящиеся нити, из которых соткано окружающее пространство. Сконцентрированная в алтарной комнате энергия была настолько плотной, что будто жужжала в воздухе и вибрировала в теле, как электрический ток в проводах. В присутствии божественных эманации сердце переполняли высокие чувства: любовь, тоска по Возлюбленному, нестерпимая боль от понимания того, что миг соприкосновения с ним слишком краток...

Мунирадж протянул нам прасад — по кусочку банана и халвы, затем неторопливо встал и, не произнося ни слова, жестом дал понять, что ритуал подошел к концу. Мы бесшумно поднялись. Напоследок я окинула взором это чудесное место, чтобы навсегда запомнить его, и вышла из комнаты со странным ощущением - силы и опустошенности.

Настоятель проводил нас до дверей.

Мы задержались на минуту, я очень хотела обратиться к наставнику с просьбой дать мне духовное имя, которое могла бы носить в этой духовной традиции, поэтому нерешительно остановилась.

— Ты хочешь о чем-то спросить? — уловил он мое настроение.

— Да, — и я задала ему свой вопрос.

Он на несколько секунд закрыл глаза, погружаясь в медитацию.

— Думаю, Ганга! Оно наиболее созвучно с тобой. Ты знаешь Ганг, видела его?

— Да, конечно, знаю. Два года назад я несколько дней провела в Хайдакхане.

- Это священная река, берущая начало в духовном мире, — уточнил он.

— А что вы можете сказать про мою дочь? Мунирадж на мгновение задумался.

— Айша, — произнес он и добавил: — «Айша» в переводе означает распространяющая свет.

Он не уходил, чувствуя, что мы еще не все сказали, и я, немного смущаясь, задала основной вопрос:

- Во мне так много пороков, наставник, скажите, что делать с ними? — Внутренне я вся съежилась, ожидая, что он даст мне какую-нибудь трудную практику или предложит взять обет.

К моему удивлению глаза Мунираджа засветились легкой иронией или, что вернее, лукавством;

— Медленно и постепенно все проходит. Пройдет и это. Мы поблагодарили его, с почтением преклонив головы, и, попрощавшись, вышли на улицу.

По дороге в отель я молчала. Говорить не хотелось, настолько я была под впечатлением от происшедшего. Любое слово, произнесенное вслух, казалось, разрушит переживание, все еще сохраняемое мной. Похоже, с Ником происходило то же самое.

- Каким чистым и необусловленным должно быть восприятие, чтобы с такой точностью интуитивно определить соответствие данного имени сущности человека? Я рыба, по гороскопу это знак воды, в жизни люблю все принадлежащее водной стихии. Да и характер, как замечают близкие, тоже соответствует данному элементу.

- Всегда поражаюсь, с какой точностью он дает духовные имена, — с благоговейным почтением в голосе отозвался Ник.

— А ты заметил, он не спросил, как зовут мою дочь, но дал ей имя, полностью тождественное звуковыми вибрациями родному. И мне сказал именно то, к чему я готова: «Все проходит». — Я была потрясена.

Вернувшись в гостиницу, мы быстро собрали вещи. Тем временем хозяин нанял такси, которое обошлось нам в полцены, поскольку водитель был последователем учения и брал с паломников недорого. Приблизительно в полдесятого утра мы тронулись.

- Если все будет благополучно, то через три часа мы доберемся до Чилинаулы, — сказал Ник после того как наше такси выехало за город.

Мы остановились у заправки, водитель попросил денег на бензин.

- Что за правило выезжать к клиенту с пустым баком? — Ник достал из кармана несколько купюр достоинством по сто рупий и протянул их водителю.

- Знаешь, в прошлый раз я чуть не опоздала на самолет, когда уезжала из Дели! И все из-за этой дурацкой традиции. Как обычно, с вечера заказала в гостинице такси, думаю, худшее, что может быть, — опоздает. Но нет, приехал вовремя. Зато не успели мы отъехать от гостиницы, как машина остановилась. «Что случилось?» — говорю. «Петроль аут!» Оказывается, у него прямо на дороге закончился бензин. Сижу, прикидываю, что делать: то ли плакать, то ли смеяться, то ли бежать на дорогу ловить машину, то ли расслабиться и дать ситуации разрешиться самой. В итоге я решила успокоиться — и будь что будет.

- Ну и что?

— Водитель вышел на дорогу и голосует, думаю, хочет взять пару литров у попутки, но я ошиблась. Вместо этого он тормознул моторикшу и сел за руль.

- Вместо рикши?

- Нет, рикша в своем драндулете, а наш в машине. Окно открыл, и рикша, уперевшись плечом в переднюю стойку автомобиля, дотолкал нас до ближайшей заправки!

— И далеко было?

- Минут пять ехали, если не дольше.

— А я думал, будет, как в том анекдоте, — Ник поднял указательный палец. — На трассе у монашки в машине закончился бензин. Автомобиль остановился в паре километров от бензоколонки. Ни одной машины, ни одного человека поблизости, Она постояла несколько минут и решила сама решать эту проблему. Поскольку в багажнике вместо канистры оказался только ночной горшок, она взяла его и пошла к бензоколонке, налила там в него бензин и вернулась к автомобилю. Открыла бак и стала заливать из горшка бензин. Это увидел другой водитель и с удивлением подумал: «Какая прекрасная женщина! Хотел бы и я так верить, как она!».

Итак, мы двигались по живописной долине, пролегающей между невысокими холмами. Постепенно дорога начала забирать вверх. Внезапно за поворотом открылся неописуемой красоты вид: горы, покрытые зеленым ковром сосен с шикарными кронами, изрезанные лентой блестящего на солнце асфальта. Дорога обвивала серпантином снизу доверху одну гору и перекидывалась на следующую. Она походила на огромную ненасытную змею, раскинувшую стальные кольца.

Мы с Ником разговорились, болтали ни о чем, просто старались уйти от дурноты, после плотного завтрака слегка укачивало. По пути нам попадались огромные автобусы, они ехали медленно, и нам приходилось их обгонять.

Объезжая очередной, мы увидели такую картину: забитый индусами салон, на заднем сиденье расположилась женщина средних лет. В одной руке она держала кулек с младенцем, а в другой большой надкусанный огурец. Ее смуглое до черноты лицо было изрезано морщинами. Она жевала огурец и с равнодушным видом смотрела в окно. На два сиденья впереди, свесившись из окна, ее попутчик извергал из себя утренний завтрак. Брызги относило ветром, и они благополучно размазывались по задним облицовочным панелям и стеклам автобуса. Все это, похоже, нисколько не трогало индианку, потому что на ее жующем лице отражалась полнейшая безучастность,

- Как тебе картина?

Судя по всему, это явилось последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Ник резко побледнел, попросил водителя остановиться и выскочил из машины прямо на ходу. Минуту спустя он вернулся из придорожных кустов.

- У меня слабый вестибулярный аппарат, укачивает, -произнес он, оправдываясь. Его лицо все еще оставалось бледным.

— Да, в космонавты тебя точно не возьмут, — пошутила я, подбадривая его и дружески похлопывая по плечу. — Уж больно взъерошенный у тебя вид.

Мы поехали дальше.

— А если смотреть вдаль рассеянным взглядом, охватывая взором как можно большую площадь? Пожалуй, удастся избежать дурноты?

— Да я стараюсь, но мне все равно... Как бы это сказать? — Он сделал такую гримасу, что стало ясно и без слов

то, что он чувствует.

Серпантин был очень крутой и длительный, мне тоже вначале было нехорошо, но я старалась дышать глубоко и смотреть как бы из живота, так удавалось избегать головокружения.

Мы проехали часа полтора. Дорога правой обочиной вгрызалась в гору, а слева зиял обрыв метров на сто вниз. По расщелине протекала речушка — неглубокая, каменистая горная речка с изумительно голубой водой. Мы миновали маленькую деревушку в пять домов и остановились передохнуть у придорожного кафе. Пока наши попутчики пили чай, мы с Ником решили пойти искупаться. Стоило нам спуститься к воде, как откуда ни возьмись набежали деревенские ребятишки. Они с нескрываемым любопытством весело галдели и показывали на нас пальцами.

- Тебе не надо раздеваться. Женщинам рекомендуется входить в воду только в одежде, которая прикрывает тело от плеч до колен полностью. — Тем временем он разделся до трусов и обмотал свои мускулистые бедра куском ткани, получилось что-то вроде портков. — В прошлом году я видел, как индийцы закидали камнями молодую европейку, что вошла в реку в купальнике. Местные жители ее чуть не убили. — Я вопросительно подняла брови и покачала головой. — Не сомневайся, здесь такими вещами не шутят, — он вошел в воду, осторожно ступая, чтобы не поскользнуться на гладких булыжниках.

— Хорошо, не будем осквернять святую землю, потом придется высушить одежду на себе, — я пошла за ним следом в чем была.

Вода оказалась теплая и чистая, как слеза. Речушка была неглубокая, и вода выше талии не поднималась. Мы плескались, громко смеясь и брызгаясь, все это происходило под пристальным наблюдением детворы.

— Прекрасно! — Ник выбрался на берег. — Можно сказать, получил просто массу удовольствия!

— Дети, судя по всему, тоже, — я показала рукой в сторону потешающейся над нами ребятни и поплыла к другому берегу. Он остался поджидать меня на берегу.

От души накупавшись, я вышла из воды. Тонкие спортивные брюки и футболка облепили мое тело, эротично подчеркивая все изгибы. Взгляд Ника приклеился к нему так же плотно, как и мокрая одежда.

- Пойдем в кусты, мне нужно выжать веши.

Наши глаза встретились, мне показалось, еле уловимая сладострастная улыбка промелькнула на его лице. Настроение было игривым, и я стремительно пробежала вперед мимо Ника, нечаянно толкнув его бедром.

- Ты нарочно дразнишь меня?

- Что ты, это чистая случайность, — самым наивным тоном, на который способна, ответила я и походкой царицы проследовала в самые заросли, высоко держа голову и потягиваясь на ходу, подставляя обнаженные руки навстречу полуденному солнцу.

- Не искушай меня! Ты знаешь, плутовка, что своими формами можешь и в отшельнике пробудить давно забытую страсть, — засмеялся Ник и бросился за мной, стараясь поймать, но я как змейка выскользнула из его объятий и отбежала на безопасное расстояние.

- Ну хватит, давай лучше приведем себя в порядок, -строго, уже не заигрывая, сказала я, снимая одежду и выкручивая из нее воду, — нас уже заждались.

Он не стал ко мне приставать, только искоса бросал многозначительные взгляды. Одевшись, мы выбрались на дорогу. Я залезла в машину и расположилась на заднем сиденье так, чтобы поймать раскаленный солнцем ветерок, залетающий в салон через открытое окно, и побыстрее высушить одежду. По горам ехать оказалось дольше, чем мы рассчитывали. Постепенно меня снова укачало, и я закрыла глаза, чтобы не смотреть на кружащий голову пейзаж. Прилипшая к телу футболка холодила грудь, капли воды стекали с волос и струйкой сбегали по спине, эти ощущения уносили меня в прошлое...

— Пойдешь со мной? Хочу побродить по Питеру, дойти до Петропавловской крепости и узнать, когда работает музей. — Ник стоял у открытого окна гостиницы и смотрел на улицу.

Было светло, как днем, несмотря на то что часы показывали половину десятого.

- Не знаю, еще не думала, как провести вечер. Подожди немного, допью чай и решу, что делать.

Я сидела, откинувшись в кресле за традиционной после ужина чашкой чая.

— Наверное, это неплохая идея, раз мы здесь, то нет смысла проводить знаменитые питерские белые ночи в гостинице.

Прошло уже несколько дней командировки, был четверг, у нас оставалась еще ровно неделя на развитие бизнес-проекта, приведшего нас в этот город.

— А ты чем бы хотел заняться в выходные? — прокричала я из спальни, переодеваясь.

— Лучшее, что можно придумать, — это осмотр местных достопримечательностей. Сегодня я приметил одно! экскурсионное бюро, как раз недалеко отсюда, на Невском. Давай зайдем в него завтра перед работой?

— Хорошо, — я появилась на пороге гостиной, — все готово, можем идти.

Он повернулся и застыл.

— У тебя несколько озадаченное лицо, что-то не в порядке? — Я ощупала себя, проверяя все ли детали туалета на месте.

— Я просто в замешательстве. Вы так великолепны! Позвольте мне подать вам руку, сударыня!

Ник отошел от окна и, помпезно опустившись на колено, протянул руку.

- Белая ночь! — объявила я торжественно. — Дамы приглашают кавалеров! — И, взяв его за палец, грациозно

обошла вокруг.

— Представительницы слабого пола всегда одинаковы — одеваются так, чтобы завидовали все другие женщины.

Я прекрасно знала, что отлично выгляжу, и это поднимало настроение. Легкий макияж освежил уставшее от напряженного дня лицо. На мне был любимый черный шелковый костюм, сшитый на заказ. Он превосходно сидел, аккуратно выделяя те особенности фигуры, которые хотелось показать, и скрадывал другие. Широкие брюки с множеством небольших мягких складочек позволяли двигаться абсолютно свободно. Плотно облегающая, стремящаяся от линии бедер к талии кокетка эффектно подчеркивала изгиб тела, зрительно делая талию еще уже. Верх гармонично дополняла короткая, до пояса, блузка на пуговках с длинными рукавами из расшитого бисером шифона, через который просвечивала матовая белизна рук. Низкий вырез углом оставлял шею и плечи достаточно открытыми и заканчивался глубоко, у самого основания груди. Дизайн костюма был выдержан настолько точно, что притягивал взгляд и заставлял его блуждать по фигуре, пробуждая чувство легкой сексуальности, но не допуская и тени вульгарности.

Взяв направление на Васильевский остров, мы не торопясь пошли по каналу Грибоедова, пересекли Невский проспект и завернули в бар неподалеку от храма Спаса на крови. Сделав заказ, вышли на улицу и сели за столик под полосатым зонтиком. Официант принес нам по кружке пива,

- Как тебе Питер? — спросила я Ника. — Ты заметила, город сырой и как будто все время покрыт легкой дымкой или туманом, это бросается в глаза, даже когда ясно? И люди такие же, словно у них кровь наполовину разбавлена водой, неторопливые, я бы сказал, замороженные слегка.

-Это от сырости.

— А ты обратила внимание, что они все еще насквозь пропитаны духом советского коллективизма? То и дело собираются в кучки — что на работе, что на улице.

- Наверное, взаимовыручка и «чувство локтя» у них остались после блокады и передаются теперь по наследству — своего рода постблокадный синдром.

- Мне кажется, бизнес здесь будет такой же рыхлый. Вот смотрю, как работают наши сотрудники, и вижу, что, пока дождешься от них результата, сам уже сто раз сделал бы.

Мы медленно брели вдоль набережной Невы, собираясь перейти реку по Дворцовому мосту, чтобы оказаться у Петропавловской крепости. Красивый разводной мост с чугунными литыми перилами и причудливыми фонарями соединял Васильевский остров с основной частью города.

- Во сколько разводят мосты?

- Часа в два, по-моему, но точно не знаю, — Ник взял меня за руку. — Хочешь посмотреть?

— Да, ни разу не видела, давай дождемся, а если устанем гулять, зайдем в кафе.

Он не стал возражать. Вечер был тихий, даже слишком, ветра не было совсем. Мы продолжали идти, взявшись за руки, разглядывая выкрашенные в пастельные тона лепные фасады старых домов.

Поднимаясь по мосту, я обратила внимание, что со стороны залива подул пронизывающий ветерок.

- Посмотри, Ник, — я указала рукой вдаль.

Со стороны Адмиралтейства, вдоль по руслу Невы на нас надвигалась огромная черная туча. Казалось, она медленно расползается в стороны и начинает закрывать собой все небо.

- Будет ливень, - предположил Ник.

Мы зашагали быстрее, то и дело кидая косые взгляды вверх, в сторону приближающейся грозы. Ветер, как с цепи сорвавшийся пес, носил тучи песка от одного тротуара к противоположному, задувал мне под брюки. Дойти до конца моста мы не успели - грянул гром. Раскат прокатился над водой, словно пушечный выстрел. Было ясно, что до крепости мы уже не доберемся. Я бегло осмотрела окрестности в надежде найти хоть какое-нибудь укрытие, но ничего подходящего не нашла.

— Ло, давай вернемся на середину моста.

— Зачем?

- Спрятаться все равно негде, нас в любом случае намочит дождем, — он потянул меня за руку в обратную сторону, — может, встретим грозу победителями? Посередине этого разводного моста, с гордо поднятой головой!

«Романтик!» — подумала про себя я, но поддалась его воодушевлению. — Чувствую, сейчас начнется что-то неописуемое! — сказала вслух.

Мы повернули и что было силы бросились обратно. Неожиданно на город опустилось черное покрывало. Все произошло в считанные секунды, как затмение. Окружающее внезапно погрузилось в непроницаемый мрак, лишь необычайной величины молнии кидали в разные стороны огненные расплетенные косы. Гром раскатами поддерживал своих сестриц.

Меня охватило предвкушение чего-то невероятного, со всех сторон с безудержной силой надвигалась стихия. От восхищения спазм перехватил горло, невероятная мощь природы являла взору ужасающее великолепие, но страха не было, только чувство преклонения перед необъятным ее могуществом. Эмоциональный подъем, возникший от ощущения причастности к разбушевавшейся стихии, переполнял нас.

Всполохи зарниц то и дело освещали город. С моста он раскинулся перед нами как на ладони. Озаряемый вспышками, он то появлялся на мгновение, то снова погружался во мрак. Это напоминало мелькающие на экране слайды, прокручиваемые кинопроектором. Вернуться оказалось не так просто. Шквалистый ветер бил в грудь, не давал сделать шагу. Такой силы ветра я не знала до сих пор. Трудно поверить, но нам пришлось идти, сгибаясь почти вдвое, чтобы хоть как-то продвигаться вперед. Дойдя до середины моста, мы остановились.

Забыв обо всем и не помня себя, я раскинула руки и полностью отпустила тело, впитывая силу стремительных порывов, и мне казалось, что я сама этот ветер. Он продувал тело насквозь, срывая, словно одежду, все печали, недуги, слабости, комплексы, унося их бесконечно далеко от меня. С каждым вдохом я впитывала мощь стихии и становилась более сильной, уверенной. Переполнявшие эмоции рвались наружу. Я закричала во весь голос, но он еле звучал, уносимый бушующими порывами. Мои широкие брюки надувались, как паруса. Словно в раскрытые объятия, качнулась я навстречу шквалу. О чудо! Можно было свободно лежать на ветру!

- Ого-го-го-го! — кричал Ник. — Я властелин ветра! Я хозяин своей судьбы! Впитывай это, Ло, впитывай! Чтобы потом возродить эти чувства в обыденности, чтобы потом созидать себя, запоминай их!

Еще один громогласный раскат потряс пространство, и хлынул ливень. Небеса прорвало, и потоки воды окатили нас с неистовой силой. Через мгновения по асфальту текла уже целая река. Вода перехлестывала через край моста и, срываясь вниз, водопадом летела в Неву. В одну секунду мы вымокли до нитки, но, захваченные необыкновенным зрелищем, так и простояли завороженные, пока гроза не стала постепенно стихать. Ливень еще продолжался, но раскаты грома и вспышки молний скоро прекратились. Мрак растаял, и над городом снова повисла белая ночь. Не сговариваясь, мы повернулись и кинулись в гостиницу. Кое-где стремительные реки дождевой воды доходили мне до колен. Воодушевленные порывом, насквозь пропитанные силой разбушевавшейся стихии, мы мчались по ночному городу, не чуя под собой ног. Будто не ноги несли тело, а душа парила и увлекала его на крыльях вперед. Из водосточных труб на нас низвергались настоящие каскады, окатывая с головы до пят. Я старалась забежать под эти бурные водопады специально, было приятно чувствовать, как на разгоряченное тело обрушивается лавина воды и охлаждает его.

Через полчаса мы стояли перед входом в отель. Смеясь и толкаясь, как дети, одновременно протиснулись в дверь, проскочили мимо дежурного администратора, не обращая внимания на то, что за нами тянется мокрый след. Молодая девушка удивленно окинула нас взглядом и что-то сказала недовольно. Мы остановились, и на мраморном полу мгновенно образовалась лужа. Девушка рассердилась еще больше, но скоро понимающе заулыбалась. Едва добравшись до номера, прямо на ходу я начала стаскивать с себя прилипшую к телу мокрую одежду. Шелк холодил кожу, и меня стал пробивать озноб. Наконец одежду удалось снять.

- Ник, смотри! — голос сорвался на хриплый крик то ли оттого, что замерзла, то ли от обуревавших эмоций. — Я вся мокрая до трусов! — И, стуча зубами, бросилась за полотенцем. С кружевного белья стекали ручейки воды.

— А ну марш под душ! — скомандовал он. — Не хватало простудиться! Пока ты будешь в душе, я принесу из бара коньяк.

Обнажившись, Ник интенсивно растирал себя.

— Давай быстро, чтобы к моему приходу ванна была свободна!

Согревшись под горячей струей, я сидела в кресле, кутаясь в большое махровое полотенце, и ждала, когда Ник присоединится ко мне. В руках у меня был бокал с коньяком. Я сделала маленький глоток и закрыла глаза, ощущая его обжигающий шоколадный вкус.

«Все-таки он классный... — в голове крутились обрывки мыслей, — добрый, милый... Его сексуальность заводит и привлекает. Меня манит к нему».

Я перебирала в уме все достоинства Ника. Было приятно находиться рядом с ним, чувствовать его заботу. А эта его манера спокойно говорить и действовать неторопливо, основательно все продумав. Тщательно вспоминая детали, я сопоставляла его с образом того единственного мужчины, которого была готова принять в свою жизнь.

Определенно Ник мне нравился, но был очень далек, будто отстранен. Его забота вполне укладывалась в рамки дружеских отношений. Я ломала голову. Меня настораживало, что близость наша изначально вызвана сложившимися обстоятельствами, а не взаимным притяжением. Бесспорно, он яркий, индивидуальный, сексуально привлекательный, мы понимаем друг друга. В таких случаях говорят: «Они стали бы прекрасной парой, потому что подходят друг другу». Но, боюсь, как бы не произошла подобная подмена понятий в наших собственных мозгах.

Хотя порой он кокетничал, словно заигрывал всерьез. Но как это соотнести с его словами о воздержании? Может, поэтому временами он становился так необоснованно отчужден, и тогда ни намека на личное, то есть доверительные отношения—это да, но не личные. Бьюсь об заклад, здесь что-то не то, будто специально он провоцирует меня, но зачем?

«Если можешь не делать чего-либо, значит, не делай этого», - пришла на ум избитая фраза. Так или иначе мы давно знакомы, и если до сих пор спокойно обходились друг без друга, значит, нечего сближаться!

Я прислушалась к себе. «Сколько можно ходить по одному и тому же кругу? Увлечение, флирт, близость, привязанность, разногласия, боль, расставание, снова боль. — Мысль родилась и обрела реальность, формируя внутреннее намерение. — Ты же вышла с помощью вспоминания из этого замкнутого круга! Стоит ли повторять былые ошибки?»

«Постараюсь не вовлекаться, просто наслаждаться каждой минутой бытия осознанно, не впадая в иллюзии и не делая лишних движений», — решила я.

— Ага, ты уже, похоже, согрелась? — Ник вышел из ванной. Его мужественный торс оставался обнаженным, только бедра и ягодицы плотно обхватывало полотенце. —Да, это было здорово... Такую бурю я вижу первый раз. Правда, стихия наполняет своей мощью? Я будто весь пропитался силой ветра, а дождь смыл накопившуюся тяжесть.

- Ты блестишь, как начищенный пятак, — шутливо бросила я, размышления сделали меня жестче.

— А ты, кошечка, была ослепительна в намокшей одежде, она так сексуально облегала тебя! — многозначительным жестом Ник повторил очертания моей фигуры. — Только большим усилием воли мне удалось уговорить его в ванной не вспоминать о тебе, соблазнительница лингамов!

- Почему тебе так нравится тантрическая терминология, отчего бы не называть вещи простыми и понятными русскими словами? Не лингам, а член, не трансформация, а изменение?

— Потому что так загадочнее и возвышеннее. Согласись, этот язык создает некий уважительный настрой к предмету обсуждения.

Я улыбнулась, а он кинул откровенно масляный взгляд на мои открытые ноги, налил себе коньяку и присел в кресло напротив.

«Да, он обворожителен, но в его смазливой самоуверенности есть что-то фальшивое. Похоже, сегодня он настроен пофлиртовать. Час от часу не легче! Справиться бы со своими эмоциями, не хватало его провокаций». Я не знала, что делать.

Я чувствовала, как во мне борются двое — чувственная женщина и суровый аскет, и, что удивительно, мне казалось, что в своей искренности обе правы.

«На самом деле истина остается посередине. Если подняться над ситуацией и беспристрастно взглянуть на нее, это напомнит мышиную возню в коробке из-под обуви».

— Все, иду спать. — Я сладко потянулась, поднялась с кресла и прошла в свою комнату.

— Не оставляй меня одного так скоро.

- Если тебе нужна компания, расскажи что-нибудь приятное, пока я не усну.

— Боюсь, это растянется на тысячу и одну ночь.

- Насколько помню, в той сказке до постели дело так и не дошло, — саркастично парировала я, — поэтому такой вариант меня вполне устраивает.

— Как и до эшафота, — заметил он, — поэтому не пора ли тебе сменить гнев на милость и не быть такой колючей. По-моему, на твою девственность никто не посягает, и ты можешь расслабиться.

«По-видимому, задела его больное место, иначе с чего бы вдруг он так ощетинился?»

Сама того не желая, не до конца понимая, зачем, я уже включилась в его игру и нарочито медленно стелила на полу постель. Раздевшись догола, юркнула под одеяло и приняла наиболее эффектную позу, желая подразнить его. Делая все это с показным равнодушием, я видела, что изнутри двойственность разрывает меня на части. Но также знала, что, оставаясь в гостиной, Ник не сводит с меня глаз, это интриговало и подстегивало меня. Через пару минут на пороге спальни появился он, торжественно неся на своем вздыбленном лингаме полотенце.

— Посмотри, что с ним происходит. Ты думаешь, эта палка даст мне уснуть? — Ник лицедействовал.

Чеканя шаг, он прошел по спальне от стены до стены, словно римский легионер-знаменосец. Полотенце, то есть

знамя, как с древка, свисало с высоко поднявшегося твердого фаллоса. Мы стали безудержно хохотать. Я смеялась до слез, радуясь тому, что мы можем по-шутовски относиться к таким вполне серьезным вещам, как неконтролируемое половое влечение.

- У тебя отлично получается. В итальянском фильме Челентано колол дрова, святой отец звонил в колокола...

— А я буду ходить по комнате и носить знамя, до тех пор пока охота не пройдет, — заключил Ник.

- И это правильно, — имитировала я голос небезызвестного политика.

Немного поостыв, он снова подступил ко мне.

- Можно я лягу сегодня в этой комнате?

— Надеюсь, ты рассчитываешь на кровать, пол ведь занят? — спросила я, указывая пальцем на свободную постель.

Так или иначе, хоть меня буквально разрывало от вожделения, но с напускным безразличием на лице я наблюдала, как Ник перенес свое белье из гостиной в спальню. Он долго крутился с боку на бок, видимо, стараясь устроиться поудобнее, а я осторожно прислушивалась к нему. Изредка мы перекидывались репликами. Похоже, он не мог уснуть. Мне тоже не спалось, откровенная близость мужчины тревожила меня, и волны сексуального возбуждения будоражили тело, а внизу живота разливалась сладостная истома.

«Ты даешь себе отчет в том, что декларируешь одно, а делаешь другое? — не давал покоя внутренний диалог между мною Женщиной и мною Аскетом, мысли роились наперебой:

Да, но пока еще ничего не произошло (лукаво)?

Не увиливай, ты же понимаешь, к чему идет (вызывающе)!

Да (выжидая)..

И потакаешь этому (возмущаясь)?

Да (искренне уверенная в своей чистоте)! Тогда не говори, что ты... (обвинительно). Просто сегодня, судя по всему, побеждает Женщина, а не Аскет (кокетливо).

Ты выбираешь то, что тебе приятнее, а не то, что важнее (уничижительно)!

Говорят, мудрые совмещают приятное с полезным... (загадочно)».

Какое-то время я лежала просто так, но, убедившись, что само по себе возбуждение не пройдет, стала мысленно собирать энергию внизу живота в теплый комок. Помогая себе вдохом и выдохом, я старалась переместить его через промежность к копчику и посылала вверх по позвоночнику приятное покапывающее ощущение тепла, чувствуя, как оно постепенно доходит до головы и, перетекая в рот, собирается на кончике языка. Одновременно сопровождала вниманием новую порцию сладостной энергии снизу вверх. Ощущения приятной нежной вибрации стекали по груди и заполняли живот.

Разогретая сексуальная энергия двигалась внутренним кругом микрокосмической орбиты, питая все жизненно важные органы. Я настраивалась на каждый: почки, печень, легкие... пыталась установить с ними контакт и получить обратную связь. Наполняясь живительным теплом, они начинали пульсировать. От соприкосновения с дарующей жизнь сексуальной энергией в каждой клеточке тела случался локальный оргазм, и постепенно, следуя цепной реакции, все тело охватило непередаваемое ощущение танца, полета, радости, наслаждения, экстаза.

Я так глубоко ушла в этот процесс, что не сразу обратила внимание на то, что Ник перебрался с кровати на пол, и очнулась от того, что его руки мягко скользят по моему телу, нежно касаясь кожи подушечками пальцев. Не сопротивляясь, я позволила себе принять это. Плавно, словно боясь нарушить звучащую внутри музыку, изогнулась, плотнее прижимаясь к нему. С наслаждением касаясь мускулистого, крепкого тела, бедром скользнула по ноге. Он осыпал мою бархатную кожу каскадом поцелуев, нежно дотрагиваясь до шеи, плеч, рук.

- Ты пахнешь молоком, а я словно младенец. — Ник мягко приник пылающими губами к соску, одновременно накрывая другую грудь своей широкой ладонью.

Постепенно опустился ниже. Я обвила его голову руками и слегка прижала к себе, он интенсивнее задвигал языком. Конвульсивная дрожь пронзила меня от макушки до пальчиков ног. Наши тела извивались подобно змеям, предаваясь наслаждению. В сладострастном порыве я позволяла ему ласкать самые интимные уголки своего тела, и сама откровенно, с удовольствием отвечала ему. Мне нравилось касаться его языком и чувствовать в ответ нежный трепет, ощущать, как он набирает силу, поддаваясь движениям упругого языка. Обжигая плоть скользким, горячим ртом, я следовала его стремлению полностью заполнить меня. И вот, по мере того как приближался финал, он начал пульсировать и излучать тонкую вибрацию. Уловив это, я замерла, а еще через несколько мгновений мы оторвались друг от друга.

- Сядь ко мне, — Ник взял меня за талию, помогая устроиться у него на бедрах, — придвинься ближе. — Я обхватила ногами его торс, обняла руками за шею и блаженно расслабилась, словно стекая всем телом вниз. Мы синхронно дышали глубоко и медленно. Со вдохом я представляла, что вбираю в себя его флюиды, а с выдохом посылаю свои.

«Чтобы изменить качество захлестнувшей тебя страсти, обрати свой взор в сердце», — пришли на ум слова из какого-то древнего трактата.

Я почувствовала легкий укор из-за того, что поддалась порыву страсти и нарушила собственные принципы. Неясное ощущение двойственности смутило разум.

«Созидающим иди разрушающим, грязным или возвышенным делает секс ваше отношение к нему»... — словно падающий из небытия желтый осенний лист, прошелестела другая цитата.

Я вернулась на час назад, критично просматривая всю цепочку мыслей, эмоций и переживаний, и, убедившись в чистоте побуждений, с облегчением увидела, что тень самоосуждения исчезла. Часто яд и противоядие имеют одну природу, главное - сохранить внутри чистоту эталонного состояния — любви, непосредственности и искренности, ибо все есть игра. С этой мыслью блаженство переполнило грудь, внутри воцарились благодарность и ощущение чистоты.

Мы наслаждались внутренним течением энергий, пребывая в медитации и мерно покачиваясь из стороны в сторону, пока не остыли и постепенно не вернулись в реальность.

- Необыкновенная, — прошептал он мне на ухо. — Я едва смог оторваться от тебя, — Ник поцеловал меня и перебрался на свою кровать.

- Сумасшедший, надеюсь, ты не кончаешь?

— В большинстве случаев, но не всегда удается контролировать себя, хотя знаю, что только так я смогу накопить достаточно энергии для перехода в трансцендентное состояние и испытывать в сексе пролонгированный, долинный оргазм.

Он повернулся ко мне лицом: — На Востоке считается, что уважающий себя мужчина обязательно должен научиться этому. Говорят, первостепенным является понимание того, что оргазм и семяизвержение не одно и то же, а два разных процесса. Для большего наслаждения и чтоб лучше чувствовать и удовлетворять партнершу, надо научиться их разделять. Сначала мне было проще делать это во время мастурбации, потому что гораздо легче себя контролировать, когда исключены внешние стимуляторы - тепло и прикосновения женщины. Тут важно уловить момент, когда необходимо прервать стремление к эякуляции, а потом быстрыми сильными сжатиями области промежности избежать извержения семени. Потому приходится напрягать всю мочеполовую диафрагму.

- Главное — ее найти, — пошутила я.

- Просто надо пару раз остановиться, когда мочишься, и запомнить область, где возникают ощущения от сокращения мышцю

— Гениально!

- Не думай, что это шутка, более удачного примера не найти. Интересно, что одни механические сокращения мышц никогда не приводят к полному контролю над семяизвержением. Более важно во время этого вытягивать мысленно сексуальную энергию по позвоночнику вверх к макушке. При этом жесткость полового члена становится барометром.

- Барометром степени возбуждения?

— Способности вытягивать энергию выше. — Ник так увлекся, что давно уже сидел на кровати и даже жестикулировал. — Один знакомый поделился со мной, что при первых признаках к эякуляции он мысленно открывает клапан в копчике — энергия устремляется к макушке, а потом он крутит ее по микрокосмической орбите. Он прав, потому что тело понимает образы и реагирует на них — нужно только подобрать любой, который позволит перенаправлять энергию. Если на первом этапе это трудно, можно помогать себе, создавая в области гениталий кристально чистый, прохладный водопад.

- Послушай, получается, что все время нужно контролировать себя, и в процессе не останется возможности уделять внимание партнерше?

— На самом деле нет. После обретения контроля над мышцами понимаешь, что не надо напрягать мышцы всей мочеполовой системы. Постепенно начинаешь чувствовать ту единственную, которая запирает отток семени. Она находится в середине промежности, в глубине, приблизительно в области проекции предстательной железы. — Он встал и надавил средним пальцем у себя между ног.

— Я же не мужчина, мне не требуется демонстрация!

- В древности, между прочим, наложницы ежедневно массировали эту область своему господину, можешь взять на заметку. Главное — один раз почувствовать, как это работает, и тогда контроль станет автоматическим и не потребует большого внимания, позволяя естественно и непринужденно предаваться любви. Только тогда и начинаешь испытывать истинный оргазм, когда он отделен от физиологических ощущений семяизвержения. В последующем одной силы мысли бывает достаточно, чтобы притормаживать процесс и вытягивать сексуальную энергию в высшие центры.

- Спасибо, если я в следующей жизни буду мужчиной, непременно использую полученные знания.

— Для этого тебе как минимум потребуется вспомнить все.

— Один мой знакомый пытался себя контролировать тем, что отвлекался во время секса на совершенно посторонние мысли — это сдерживало эякуляцию.

- Нет, это совсем другое, ты же понимаешь, что искусственный уход и осознанный контроль — разные вещи. Искусственный уход нежелателен, как и распространенный на Западе прерванный половой акт, — ценное мужское семя сохраняется, но оно может остаться в семенных протоках и вызвать воспаление или будет давить на предстательную железу. Все это болезненно и достаточно опасно. Чисто техническое прерывание резко блокирует течение энергии, принося один вред. В Персии в старину применяли другой вид полового сношения — Каррецу, он заключался в длительном и спокойном лежании. Техника предназначалась в помощь мужчинам королевской крови, чтобы они выдерживали ночные сексуальные игры с гаремом. Конечно, Карреца тоже хорош как метод продления физического удовольствия, но только трезвый контроль и преобразование сексуальной энергии позволяют возникнуть трансцендентному внутреннему оргазму.

— Даже не предполагала, что у тебя есть такая очаровательная способность к чтению лекций!

- На тренерской работе приходилось вести семинары.

- Ты мог бы смело диссертацию написать, — сонно откликнулась я и, поудобней взбив подушку, перевернулась на другой бок. — Будильник завел?

***

Наутро я мыла посуду, оставшуюся после завтрака. Руки механически намыливали чашки одну за другой, за последние дни их скопилось прилично. С детства не любила это занятие. Семья была немаленькая: кроме родителей, две старшие сестры и я, после еды тарелок набиралась целая гора. Чаще всего эта обязанность ложилась на плечи мамы или сестер, поэтому настоящая ненависть пришла позже, когда я вышла замуж. Каждый вечер происходило одно и то же. Притащившись с работы, я должна была крутиться на кухне, подавая ужин, в то время как муж безмятежно располагался у телевизора, а мне еще предстояло все убрать и, несмотря на усталость, вымыть эту чертову посуду.

«Почему нам, женщинам, так не повезло?» — я монотонно, как конвейер, отставляла чистые тарелки в сторону.

Настроение было паршивое.

«Стоп! Совсем забыла, что надо тренировать радость, особенно когда тебе что-то не нравится».

Я расправила плечи и напряженно улыбнулась, считая про себя до ста и не давая улыбке сойти с лица. Как ни странно, дело пошло веселее. Через полминуты появилось чувство легкого удовольствия, я добавила эмоций, настроение улучшилось на глазах.

Мурлыча под нос приятный мотив, я старалась оставаться внимательной и удерживать внутри радость. Эта короткая медитация привела меня в ясное, созерцательное состояние, что, видимо, и послужило причиной удивительного переживания, случившегося после. Внезапно я почувствовала, что струя воды в кране медленно, но неуклонно слабеет, и в то мгновение, когда она самопроизвольно иссякла, на меня снизошло озарение: — Вот так и жизнь независимо от меня прервется!

Словно в замедленной киносъемке, в уме прокрутился повтор: истончившийся и неожиданно оборвавшийся поток воды. Ощущение было так остро! Только что я чувствовала в своей руке нечто сильное и живое, на что рассчитывала, чем могла управлять и, самое главное, в чем была уверена как в само собой разумеющемся, и вдруг все растаяло, как дым!

«Без моего ведома, согласия или участия в любой момент Всевышний заберет жизнь, а я изумленно буду смотреть на это, и ничего, ничего не смогу поделать!»

В голове поплыли картины жизни, начиная с рождения.

«Боже правый! Она оборвется, а я не готова! — я обомлела. — Толком-то ничего не достигла, многого не успела...»,

- Ник! Ник! — я ворвалась в гостиную и бросилась рассказывать, что со мной произошло. - Только почувствуй это! Попробуй представить! Пойди включи воду и поставь под нее руки, — взволнованно тараторила я, срываясь на крик, — закрой глаза, представь, что это течет поток твоей жизни...и кто-то вдруг без предупреждения выключает его!

Спросонок он ничего не понимал и таращился на меня, как на сумасшедшую.

— Чего так орешь? Я не глухой, — и пробурчал недовольно: — Ты меня разбудила.

Он лениво потянулся и сел на кровати, но я не давала ему опомниться, схватила за руку и стала тянуть за собой из комнаты.

- Главное - не думать, что будешь делать это специально, просто забыться и наслаждаться водой, играть с ней, чувствовать струю в своих пальцах — живую, подвижную, мощную, непрерывную...

Он схватил меня за плечи и тряхнул хорошенько, приводя в чувство.

— Ло, опомнись! Сядь спокойно, - он силой усадил меня на кровать, — а теперь давай все по порядку.

Но я не могла больше говорить, комок подкатил к горлу, и эмоции хлынули через край. Я разрыдалась, а потом внезапно чувство восторга сменила ярость, злость на себя за то, что до сих пор бестолково растратила, быть может, лучшую часть жизни и только самую малость действительно любила, посвятила близким людям, молитве, медитации, творчеству. Лишь считанные минуты в день просто радовалась, в редкие мгновения была живым, а в основном механистичным, спящим существом.

- Ник, ты не понимаешь, в одну секунду я вдруг ясно увидела, как безграничны возможности и как мала крупица истинного, которым владею, как мне казалось, владею! Нет, больше того! На самом деле не владею и никогда не смогу! Это... это просто не принадлежит мне! — Опустошенная, я бессильно опустила плечи. - Ничего не понимаю, но, похоже, зря теряю свою жизнь, иначе не испытала бы такого горького разочарования и исступленного желания ухватиться, удержать ее...

Я размазывала по щекам слезы и судорожно хлюпала носом. Тишину нарушал доносившийся с улицы птичий гомон и ритмичный звук скребущей об асфальт метлы. Ник ласково, как ребенка, обнял меня за плечи.

- Дурная, обычно в такие моменты испытываешь облегчение. Завидую тебе, подумай, ведь я все это время проспал?!

— Мне кажется, я больше не имею права беспечно тратить драгоценное время.

- Ты так трогательно наивна! — с доброй усмешкой произнес он. — Помнишь, «простота, истина, любовь»? Процесс осознания, дорогая моя, равно как и процесс духовного роста, бесконечен, и для человека это своего рода кризис. Проще надо быть, легче смотреть на вещи.

— Любовь, мудрость, сострадание. Красивые слова, слишком много слов, а что на деле? И есть ли оно, предназначение?! — В моем голосе слышался укор.

- Ты же у нас продвинутая, тебе лучше знать. Мне помнится, кто-то не так давно за рюмочкой коньяку говорил, что осознанность и сила намерения не дадут сбиться с пути. Эти слова заставили меня взять себя в руки. Ничего не оставалось, как собраться и отправиться следом за ним на работу. Теперь я с горечью думала, что и эта вспышка со временем затрется в памяти рутиной, и на поверхности останутся только жалкие осколки удивительного переживания.

Поиск по сайту: